Ловушка Хроноса

- Здравствуйте. То есть, я хотел сказать, добрый вечер! Скажите, Вы сдаете комнаты?

Хозяйка дома номер сорок по Покровской улице с подозрением рассматривала молодого человека, который, умильно улыбаясь, топтался у порога. Его внешний вид совершенно не внушал женщине доверия. Молодой человек был высок и тощ, как фонарный столб, одет в клетчатое пальто наизнанку, широчайшие желтые штаны и ярко-малиновый берет, лихо заломленный на одно ухо. Из-под берета торчали по-модному разлохмаченные светлые волосы и глядело лицо — круглое, толстое, все в веснушках, с крючковатым носом, нависшим над плотно сжатым ртом. Носил он и очки, но без стекол — просто массивная, огромных размеров пластиковая оправа.

- Ну, допустим, сдаю, - неохотно отвечала женщина. - Документы?

- Документов у меня нет. Но есть то, что придется Вам по душе куда больше…

- Ты мне зубы-то не заговаривай! - крикнула она, внезапно попытавшись захлопнуть дверь перед самым носом у молодого человека. - Я сейчас полицию вызову!

- Не надо, - вкрадчиво отозвался гость. Сунув руку за пазуху, он вынул оттуда пригоршню жемчужин, необычайно крупных и блестящих. Хозяйка завороженно наблюдала за тем, как отблески заходящего солнца играют на глянцевитой поверхности жемчужин, как они перекатываются, исчезая и вновь появляясь между пальцев ловкого мошенника, точно он был фокусником и демонстрировал ей один из своих знаменитых номеров.

- Ишь ты, прыткий какой! Своровал небось? - женщина недоверчиво прищурилась.

- Это не должно Вас волновать. Никто ничего не узнает, клянусь. Ответственность Вам не грозит.

Хозяйке дома номер сорок по Покровской улице в нынешнем году исполнилось шестьдесят. Она страдала от ревматизма и сильнейших головных болей. Врачи выписывали ей импортные лекарства, но они не помогали. Из-за болезней характер ее год от году становился все хуже и хуже. Она начала подозревать окружающих в том, что они будто бы крадут ее вещи; много раз боялась, что ее отравят. Мнительность и подозрительность истощили эту женщину, обозначились на ее лице десятком лишних морщин, желтоватостью кожи, краснотой век. Она стала почти уродлива, хотя в молодости отличалась редкой красотой. Ради того, чтобы не отпугивать своих жильцов, приносивших ей немалый доход, она была вынуждена наносить на щеки толстый слой пудры и румян, обматывать вокруг шеи шерстяной платок, а также носить парик из искусственных жестких волос, которые стояли дыбом, несмотря на все попытки пригладить их расческой. Благодаря всем этим ухищрениям хозяйка дома номер сорок походила на немолодую куклу с застывшим, точно маска, лицом, на котором изредка отражались гнев, недоверие или удовольствие. Прочие чувства были ей неведомы.

- Комната на первом этаже свободна, - бесцветным голосом произнесла она. - Пойдемте, я Вам покажу.

Она провела молодого человека через полутемную прихожую, заставленную грязными ботинками разных размеров (новый постоялец при этом брезгливо поморщился). Затем оба вступили в в уже более освещенный коридор. Иногда здесь скользили, неясно перешептываясь, какие-то тени. Дойдя до конца коридора, хозяйка остановилась и указала молодому человеку на дверь — единственную из дверей, за которой не слышались шорохи, брань и смутные бормотания. Молодой человек дернул ее на себя.

Комната оказалась небольшой, но очень уютной. У огромного окна располагалась изящная бежевая софа, рядом с ней — журнальный столик, который раньше, по-видимому, использовался в качестве обеденного: на нем все еще стояли блюдце с остатками сухого печенья, белая чашка с отбитой ручкой и пузатый чайник в цветочках. Перед софой стелился немного потертый, но до сих пор не выцветший, яркий оранжевый коврик. С подоконника свешивал свои ветви-руки погибающий плющ; здесь ему было мало света, и потому он медленно чах. Листья его осыпались прямо на пол, тихонько шелестя. Прошлый жилец, как шепнула молодому человеку хозяйка, был образованным, но нищим настолько, что продавал свои книги, чтобы хоть как-то прокормиться. Несколько ему сбыть так и не удалось: они валялись в дальнем углу — затрепанные и никому не нужные.

- Располагайтесь, - сухо произнесла хозяйка.

- А сервис? - с нахальством отъявленного мошенника поинтересовался молодой человек. - Чай там, кофе, конфеты?

- Обойдетесь, - грубо возразила она и поспешила удалиться.

Молодой человек вздохнул. Судьба, по его мнению, обходилась с ним в высшей степени несправедливо. Она посылала ему трудных людей и трудные обстоятельства. Конечно, со временем она научился элегантно выкручиваться из любой, даже самой опасной переделки, однако претензий к судьбе у него не уменьшилось. Злой рок безжалостно преследовал его, не давая свободно вздохнуть. В конце концов эта жестокая сила загнала молодого искателя приключений в захолустный город Энск, на улицу Покровскую, в дом сорок, принадлежавший сварливой больной старухе, в тесную и бедно обставленную комнатушку.

Этого злополучного странника звали Скарр О'Райли. Он относился к тому типу людей, которых в Новой эпохе становилось все меньше и меньше. Определенного рода занятий Скарр не имел, образования — тоже. Проучившись года два на факультете футуромеханики, юноша бросил учебу. Его дядя, действующий председатель регионального Совета Времени и Пространства, устроил племянника своим секретарем. Но и это положение Скарру вскоре наскучило. Он стал вызывающе вести себя на собраниях, а один раз от скуки решился перенести родного дядю на восемьсот восемьдесят лет назад, в параллельный временной поток А-601. Ну и шумиха тогда поднялась! Дядю, разумеется, вернули, его проказливого племянника уволили, а потом еще оштрафовали, лишив права пользоваться любыми хроноаппаратами в течение года. С той самой минуты Скарр начал вести жизнь довольно беспорядочную, веселую и неопределенную. Но порой он все же скучал по своим родственникам.

Заметив на подоконнике красный телефон, новый постоялец тотчас же набрал один из известных ему номеров, покрутил диск и сказал в трубку:

- Алло.

- Кто говорит? - зазвучал на другом конце линии женский голос.

- Мам, это я, - обрадовался Скарр. - Твой сын.

Голос на другом конце внезапно переменился и из спокойно-мелодичного сделался надрывно-истеричным:

- Помолчи! Помолчи, ей-богу… И не звони больше на этот номер!

- Что случилось, мама? - растерянно спросил он.

- Тебя объявили в розыск. Господи, а я ведь предупреждала! Попомни мое слово, ты окончишь жизнь в тюрьме!

- Очень мило с твоей стороны, мама.

- Да! И не смей мне перечить. Ты сгниешь на полу в какой-нибудь грязной камере, истекая кровью.

- Прекрасно, - перебил ее молодой человек. - Считайте, что я уже в тюрьме, маман. Хорошего Вам вечера!

В сердцах бросив трубку, он заметил на полу газету. Подобрал ее. Вчерашний номер «Периодики», за двенадцатое октября. Так-так, посмотрим.



БЕЗНАДЕЖНО УСТАРЕЛИ: ВЛАСТИ ЦВЕЙГА ПРЕДЛОЖИЛИ ОТМЕНИТЬ

КАЛЕНДАРИ И ЧАСЫ



УЧЕНЫЙ ИЗ ДАЛЫНИ ДОКАЗАЛ, ЧТО ЧЕРНОЕ ПРИ ОПРЕДЕЛЕННЫХ

УСЛОВИЯХ МОЖНО НАЗВАТЬ БЕЛЫМ



ТЫСЯЧИ ДЕТЕЙ ИЗ ГИЛЬДЕРРЫ ПЕРЕДАЮТ ПРИВЕТ СВОИМ

РОДИТЕЛЯМ, ОСТАВШИМСЯ В ПРОШЛОМ



ГРАЖДАНИН ТАРОГОНЫ НЕ МОЖЕТ СЕСТЬ В САМОЛЕТ ДО КАРРЫ ИЗ-

ЗА ВРЕМЕННОЙ ПЕТЛИ



ОФИЦИАЛЬНО ЗАРЕГИСТРИРОВАНА НОВЕЙШАЯ БОЛЕЗНЬ MEMORIA

NONEXISTA, ПРОВОЦИРУЮЩАЯ У ПАЦИЕНТОВ ПОВЫШЕННУЮ

ЗАБЫВЧИВОСТЬ



Полнейшая неразбериха. Впрочем, ничего особенного.

- Я, собственно, ни в чем не виноват, - сказал Скарр, обращаясь непонятно к кому — не то к дереву, шуршавшему за окном узорчатыми листьями, не то к автомобилю на обочине, не то к памятнику. Памятник был отсюда хорошо виден: он возвышался в центре площади, которую в Энске называли Главной, и изображал крылатого сфинкса с земным шаром на голове.

«Чересчур монументально для такого жалкого города», - подумалось Скарру.

- Я не виноват, - повторил он вслух. - Просто-напросто цепь определенных событий, роковая случайность… Одним словом, мне не за что оправдываться. Я чист, словно ангел; благороден, точно средневековый рыцарь. По крайней мере, так считает закон.

Никогда еще Скарр О'Райли не ощущал в себе потребности оправдываться. Совершая разнообразные и часто сомнительные в моральном отношении поступки, он ни разу не задумался об их последствиях. А зачем оправдываться, если не чувствуешь за собою вины?

Но в тот вечер Скарра упорно грызла непонятно откуда взявшаяся тревога. Природу ее трудно было объяснить. Словно бы в комнате, кроме него, находился еще кто-то и наблюдал за ним. Один раз Скарру даже почудилось, что он слышит приглушенный смех. Его сознание, привыкшее находить каждому необъяснимому явлению вполне лаконичное и безупречно-логическое обоснование, списало эти странности на проблемы с желудком и черствость окружающих.

Беспокойство нового постояльца усилилось, стоило лишь ему перевести взгляд с подоконника на картину. Это была репродукция, вставленная в золоченую рамку и с виду не заключавшая в себе ничего пугающего. Но чем дольше вы в нее всматривались, тем яснее обнаруживались неприятные и жуткие подробности.

Картина изображала бескрайнее поле, в котором росло одно-единственное старое дерево, раскинувшее свои дряхлые скрюченные ветви во все стороны. Под деревом сидела, слегка наклонившись, девочка лет десяти, босая и в платке. Рядом с нею, положив голову ей на колени, лежал ягненок — невинное, кроткое создание. Одной рукой девочка гладила ягненка, а в другой сжимала острый нож, незаметно занося его над бедным животным. Вокруг них сияли россыпи ярко-алых цветов, похожие на реки крови.

Этот шедевр символизма окончательно расстроил Скарра. Он улегся на софу, спиной к картине, долго ворочался и, наконец, заснул.



Дверной звонок надрывался так, что было слышно даже на втором этаже. Хозяйка, едва успев запрятать в ящик письменного стола кассету со временем, пошла открывать.

- Свободных комнат нет, - с недовольным лицом заявила она. И тут же онемела от неожиданности: на пороге дома номер сорок стоял мужчина в серебристой форме.

- Эль-Гран, - представился он. - Служба по отслеживанию и предотвращению хронопреступлений. Разрешите пройти?

Он показал ей удостоверение.

- В чем дело? - слабым голосом осведомилась женщина, отступая на шаг назад — в прихожую.

- Пожалуйста, не беспокойтесь. Я из потока С-451, здесь по поручению Центра. Мне приказано самым тщательным образом проверить жильцов, которые поселились у Вас недавно, менее двух месяцев назад.

- В последнее время я никого не пускала, - вздрогнув, возразила хозяйка. Она не собиралась сдавать позиции.

Новоявленный посетитель, кажется, ей не поверил. На лице его отразилась не поддающаяся описанию смесь скептицизма и саркастического подозрения.

- Я обязан осмотреть этот дом, - объявил он насмерть перепуганной хозяйке. - И жильцов тоже. Приказ Центра. Вы позволите?

Женщина посторонилась, пропустив Эль-Грана в дом. При появлении сотрудника СОПХ тени в коридоре всполошились, забегали по стенам, по потолку, замельтешили, точно мотыльки у горящей лампы. Кто-то уронил кастрюлю, и пронзительное звяканье гулко разнеслось по всему дому. Хозяйка, семеня рядом с неожиданным посетителем, угодливо распахивала перед ним двери комнат. Наконец, они добрались до комнаты в конце коридора.

- Здесь уже давно никто не живет, - пробормотала женщина, - незачем и проверять.

Эль-Гран мягко улыбнулась, очевидно, стараясь успокоить этим взволнованную хозяйку.

- Верю. Но нужно убедиться. Откройте, пожалуйста.

Хозяйка в сердцах распахнула дверь настежь. Петли с натугой скрипнули.

«Хоть бы под столом спрятался, паразит!» - понадеялась она.

Сотрудник СОПХ заглянул в комнату, внимательно обшарил глазами потолок, стены и пол и заключил:

- Приношу извинения за доставленные неудобства, госпожа Зарецкая. До свидания.

Хозяйка дома едва не лишилась рассудка. В первую минуту случившееся показалось ей бредом. Она так же, как и гость, внимательно осмотрела комнату Потом, с яростным усилием протерев глаза, все-таки осознала непреложный, хотя и невероятный факт.

Комната была абсолютно пуста.



Вначале был хаос. Мелькали черно-белые картинки, как кадры в старом кинофильме, который крутили задом наперед, ревела и сотрясалась земля, гремели неистовые ураганы… Все это безобразие продолжалось бессчетное количество времени. Маленькие смешные создания, вроде антропоморфных белок, возводили диковинные сооружения, те тут же рушились со страшным грохотом. Оглушительная какафония звуков разбудила Скарра. После пережитого ночного кошмара его, как и обычно, мутило. Он с трудом разлепил веки.

В глаза ему ударил яркий свет. Видимо, наступило утро. Или, возможно, даже день. В комнате все было по-прежнему, за исключением поразительной тишины за стенкой. Соседи Скарра почему-то не скреблись, не гремели посудой, не ругались. Наверное, ушли по делам.

Скарр медленно, осторожно приподнялся на локте и прислушался. Нет, ему не показалось.

«Тихо, как на кладбище», - подумал он. Это сравнение неприятно поразило Скарра. В глубине души его зрело нехорошее предчувствие. Встав на ноги, он обошел всю комнату кругом.

Софа и стол. Чайник, чашка, блюдце с теми же засохшими крошками печенья. Стопка книг в углу. Плющ — еще более несчастный, чем накануне. Картина…

У картины Скарр помедлил минуту. Она отчего-то произвела на него впечатление менее тягостное, нежели вчера вечером.

«Символизм», - мелькнуло у него в голове, когда он рассматривал острие хорошо заточенного ножа и покорно-тупое выражение глаз ягненка.

Затем Скарр подошел к окну. Вырывавшийся оттуда сноп яркого света слепил его. Он зажмурился, потом сделал попытку на секунду открыть глаза. И, потрясенный, вдруг отшатнулся.

За окном ничего не было. Ничего. Ни улицы, ни автомобиля на обочине, ни памятника. Даже сам Энск исчез. Он словно перестал существовать.

«По-моему, я сплю», - размышлял Скарр, вновь улегшись на софу. «Ну да. Бывают же кошмары наяву, такие...правдоподобные! Вот сейчас полежу и-и-и...оклемаюсь. Обязательно оклемаюсь. Боже ты мой, что ж со мной такое происходит-то...»

Подремав еще некоторое время, он вновь открыл глаза и осмотрелся. Проклятый свет и не думал никуда исчезать.

- Ну все, - заявил Скарр, направляясь к двери, - с меня хватит! Не собираюсь я терпеть эти издевательства. Нашли дурака! Ну подождите, вот выйду я…

«Старушке, кстати, тоже достанется», - мысленно прибавил он, уже заранее взвалив на хозяйку дома номер сорок вину за все свои невзгоды.

Воодушевленный этим порывом, Скарр дернул дверь, но она не поддалась ни на миллиметр. Тогда он дернул сильнее. Дверь по-прежнему была совершенно неподвижна. Скарр озверел и принялся рвать дверь на себя с такой силой, что задрожали стены. Но его усилия не увенчались успехом: дверь продолжала оставаться закрытой. Чуть позже Скарр обратил внимание на то, что она не только не меняла своего положения, но не желала изменяться в принципе, что вообще-то свойственно почти каждому материальному объекту, даже неживому. На двери же не было ни вмятин, ни царапин, хотя Скарр, обливаясь потом, безостановочно молотил ее и кулаками, и ногами.

Наконец, он устал. Повернулся лицом к стене и опять окинул взглядом комнату. Лишь теперь он понял, что насторожило его в первый раз, при пробуждении: здесь ничего не изменилось. Ни капли. Казалось, лишней пылинки не село на чайник с тех пор, как Скарр вчера вечером улегся подремать.

Время замерло.

Вернее сказать, его попросту не было.



- Мама! Забери меня отсюда, - сбивчиво умолял Скарр, вцепившись изо всех сил в красную телефонную трубку. - Я тебе клянусь, больше никаких краж, никаких налетов! С дядей - это я нечаянно...шутка...ерунда! Мама! Я опять поступлю в университет, куплю галстук. Что угодно сделаю. Только забери, я тут погибаю!

Трубка молчала. От нее веяло пугающей безнадежностью. Скарр набрал еще несколько известных ему номеров, но дозвониться хоть до кого-то ему так и не удалось.

Телефон полетел в стену, но, конечно, не разбился. Более того, спустя каких-то две минуты вновь оказался на подоконнике - целый и невредимый.

Скарр впервые в жизни испытал сильнейшее желание повеситься. Но веревки не было. Да если бы и была, в этом временном вакууме он бы не умер. Естественные процессы не могут протекать без участия времени.

По той же причине Скарр до сих пор не испытывал ни голода, ни жажды, хотя ничего не пил и не ел со вчерашнего дня. Спать тоже не хотелось. Он мог только лечь и прикрыть глаза, что и делал впоследствии довольно часто. Но самой возможности заснуть он был лишен.

Лежа на софе, сложив руки на груди, Скарр думал о том, как судьба в очередной раз подвела его. А ведь все только-только начинало налаживаться. Не без эксцессов, естественно. Перескочив в поток Э-451, он с шайкой тогда еще верных ему приятелей ограбил ювелирный магазин, а затем совершил хитрый маневр, рванув на десять потоков назад, в Т-125, где рассчитывал укрыться от преследования Службы по отслеживанию и предотвращению хронопреступлений. На беду, один из сообщников Скарра - Шон Зальц по прозвищу Свиное Рыло, решил в последний момент сыграть в благородного разбойника: все свои цацки раздал нищим, а сам явился в полицейский участок и сделал чистосердечное признание. После такого поворота Скарру, разумеется, пришлось срочно улепетывать в поток, отстоящий от Т-125 на целых два года. Раздумывать было некогда. Полиция и СОПХ гнались за ним по пятам.

...С другой стороны, Зальца понять можно: у него-то, кажется, семья и даже дети есть. Двое. Само собой, наличие детей не превращает гада м мерзавца в добропорядочного гражданина, но все-таки гад и мерзавец с детьми в глазах общественности выглядит как-то достойнее.

А вот у него, у Скарра - ни жены, ни детей. Была Вельма Аблок, яркая девица, эксцентричная диско-королева из потока Г-312. Но уж чересчур, помнится, легкомысленная. И капризная.

"Дорогая, ты невыносима!" - сказал он ей, обнаружив, что Вельма вымазала кетчупом его парадный белый пиджак. После этого они расстались. Пиджак, кстати, предназначался для будущей свадьбы. Подумать только, а ведь Скарр чуть было не предложил экстравагантной идиотке руку и сердце...

"Целее будут", - подумал Скарр и, хмыкнув, поразился собственным мыслям. В его положении следовало бы поразмышлять о чем-нибудь более серьезном. О вечном. О смысле жизни, наконец.

Скарру вспомнился преподаватель философии из университета, в котором он проучился два года. Студенты дали этому преподавателю прозвище Кант. "Что первичнее - дух или материя?" Скарр усмехнулся в ответ на прозвучавший в своей голове гнусавый голосок философа. Да уж, Григорий Иванович... Окажись Вы в такой...неоднозначной ситуации, сей вечный вопрос сразу же решился для Вас безо всякого труда. Ах, кто бы знал, что существует на свете такое место, где человек избавлен от необходимости испытвать естественные, так сказать, материальные нужды, а мог только думать и размышлять?
Ну, еще читать.



Читать Скарр начал не тотчас же, а спустя некоторое время (хотя прошло ли оно на самом деле, то время?) после своего заточения. Читал он книжки, оставленные, по легенде, образованным нищим постояльцем госпожи Зарецкой. Среди них обнаружилось немало толковых, но все до единой были написаны таким туманным, вымученным языком, что ему стоило большого труда вникнуть в их содержание.

"Ого, уже книжки начал читать потихоньку. Человеком, значит, становишься", - припомнил Скарр насмешливо-пренебрежительную реплику отца - проклятый осколок детства, затерявшийся в памяти, и скривился. Отец никогда особенно не проявлял участия в его жизни и лишь иногда мимоходом позволял себе отпускать колкие обидные замечания по поводу изменений во внешности или умственном развитии сына.
Мать же, напротив, его любила...слишком. Скарр мог при всем честном народе показывать ей язык, скандалить, лежа на полу, да хоть на голове стоять - а она лишь умилялась, радуясь его капризам так же сильно, как действительным или мнимым успехам на учебе и в жизни. Она будто бы не замечала (или не желала замечать), что сын над нею попросту издевается.

Скарр вспомнил, как однажды на его день рождения мама купила ему торт. Красивый такой, с шоколадными розочками. Спустя каких-то пару мгновений эти розочки оказались на полу, стенах и даже на мамином праздничном платье. Пол был измазан кремом так густо, словно на него постелили ковер. Сам Скарынский, однако, чувствовал себя тогда невероятно счастливым. Ругали ли его? Наказывали? А вот и не угадали. На следующий день мать сунула ему в руки кулек шоколадных конфет. На том и закончился праздник.
Шелест страниц вернул Скарра к действительности. Он положил раскрытую книгу на софу и призадумался.

"А гений и злодейство - две вещи несовместные..."

Еще как совместные, подумал Скарр. Взять хотя бы того, кто запихнул его сюда, в этот чертов вакуум. Наверняка человек ужасно талантливый. Ведь он, Скарр, улизнул даже от Службы по отслеживанию и предотвращению хронопреступлений. Недаром его все знакомые из потока Э-991 кликали "пронырой".

"Ну вот, - с огорчением размышлял Скарр, - я прям как в сказочке: от зайца ушел, от волка ушел, от медведя укатился, а в итоге лиса меня слопала. Интересно было бы взглянуть на того, кто весь этот цирк устроил. Ух, я бы ему..."

В перерывах между планированием кровавых расправ он продолжал читать классическую литературу. И смягчался.

"Конечно, он тиран и деспот, - мысленно рассуждал Скарр, - но, видно, человек великодушный. Иначе бы запихнул меня в какую-нибудь грязную дыру. А здесь все вполне себе цивилизованно, чистенько. Я - жертва обстоятельств. Несчастный анахорет. Благородный рыцарь в плену у неизвестности".

Подобные странные мысли приходили Скарру в голову все чаще и чаще. Он никогда прежде не предполагал, что может свихнуться. Сумасшедшие казались ему пришельцами с других планет. Но сейчас он внезапно осознал: еще чуть-чуть, час несуществующего в этом потоке времени - и он начнет рычать, лазить по стенам и гомерически хохотать.

Скарр лежал на софе, обхватив самого себя за плечи, чтобы ненароком не сорваться, не пуститься в дикий пляс, и бездумно таращился в потолок.
Время не двигалось. Даже не шевелилось.
Один или два раза он разбивал чайник. Через мгновение (если вообще можно было говорить о мгновениях в хроновакууме) чайник вновь неведомым образом появлялся на журнальном столике. То же происходило с телефоном, чашкой и блюдцем.
У Скарра с собой был ножик. Перочинный. "Для самозащиты", как он объяснял каждому встречному и поперечному. Скарр изрезал этим ножиком софу.

И она (стоило ожидать!) чудесно возродилась.

После Скарр резал коврик, бил стекла, ломал рамку картины, изображавшей девочку с ягненком. Однако всякий раз отсутствие времени возвращало все на круги своя.

Потом Скарр устал. Чувствуя сильнейшую измотанность - как физическую, так и моральную - он лег, теперь уже прямо на пол.

"Боже, только бы выбраться отсюда, - подумалось ему. - Только бы выйти..."

Вскоре он прикрыл глаза.



Спустя некоторое неопределенное количество времени Скарр начал (пока еще смутно) догадываться, что он оказался в чем-то вроде хронологического тупика. Хотя существование такого феномена, безусловно, противоречило всем положениям Теории параллельных временных потоков. Но если, например, есть потоки (Скарр самолично побывал в паре подобных), где направление времени абсолютно противоположно так называемым "базовым" потокам - то есть, проще говоря, время течет наоборот. Существовали еще ложные потоки и временные петли, в которых время бежало по кругу - совсем как белка в колесе, и человек, попавший туда, бесконечное количество раз возвращался в одну и ту же точку. Но вот чтобы времени совсем не было - о таком в хрононауке до сих пор не слышали.

Впрочем, самого Скарра все эти умствования заботили мало. Он понимал, что попал в поистине безвыходную ситуацию. В прямом и переносном смыслах. Никто, даже при большом желании, не смог бы вытащить его из этой ловушки, подстроенной стариной Хроносом.

Порой Скарр удивлялся, как он вообще умудрялся вляпаться в эту передрягу. И почему именно он? Что, не нашлось других кандидатов на роль козла отпущения? Например, тот же Шон Зальц. Чем он его лучше, спрашивается?

Ах да. Жена. И дети...

Скарр со вздохом отложил книгу в сторону.

Неожиданно ему захотелось курить. Сигарет, конечно, не было; он вырвал из книги страницу, вынул из кармана остатки дрянного табака и щелкнул зажигалкой.
Огонек робко вспыхнул, но сейчас же погас. Выругавшись, Скарр хотел было попробовать поджечь коврик, но от этого необдуманного поступка его отвлек телефон.



Телефон надрывался истошным звоном, казалось - вот-вот соскочит на пол и начнет прыгать, как кролик. Скарр схватил трубку.

- Алло! Алло, это я, Скарр О'Райли! Вы меня слышите? Слышите?! Я здесь! В тупике!

- Простите, пожалуйста, в каком именно тупике? - вежливо ответили на другом конце. - Уточните адрес.

- Я не знаю! Вернее, раньше знал...до всего случившегося. Я был в Энске, на улице Покровской, дом сорок...

- Все ясно, - заметили на том конце провода. - Мы постараемся Вам помочь. Непременно.

- Спасибо, - обрадовался Скарр, а потом вдруг, спохватившись, поинтересовался:

- А с кем я говорю?

- Бюро необъяснимых странностей, - отчеканил металлический голос, и некто на другом конце положил трубку.



"Будущее туманно, - писали в одной книжке, которую Скарр перечитывал уже в третий раз, - будущее темно и непроглядно. Быть может, его и вовсе не существует? Как знать... Я проблуждаю целую вечность, пока не найду выход".

"Легко ему так рассуждать! - мысленно заметил Скарр. - Будущего у него нет. А у меня вот ни будущего, ни прошлого, ни настоящего - ничего нет! Я даже, тьфу, человеком называться не могу, наверное".

Он с тоской поглядел на жуткую картину, висевшую на стене. Неожиданно глаз его выхватил что-то необычное: кажется, рамка, в которую было вставлено полотно, слегка посерела с одной стороны. Скарр прищурился. Затем подошел ближе, потрогал рамку. Еще не веря до конца, поднял палец, провел им по рамке и уставился на пятнышко пыли.

Пыль! Раньше ее не было. Ибо если времени нет, то и пыль образовываться не может. А теперь?

Скарр замер. Ему почудились отдаленные шорохи, скрипы, вздохи... Вот кто-то в очередной раз уронил кастрюлю, и она оглушительно звякнула. Вот по коридору разнеслось чье-то пение, и чьи-то туфли прошаркали по истертому ковру за дверью.

Затем дверь распахнули - резко и без предупреждения.

- Скарр О'Райли, Вы арестованы за неоднократные нарушения Кодекса межвременной этики.

Когда его уводили, Скарр отчего-то громко смеялся. Заливисто и весело, как обычно смеются дети.