Эхо войны

Неужели вы не знаете,
что, кому вы отдаете себя в рабы для послушания,
того вы и рабы, кому повинуетесь,
или рабы греха к смерти, или послушания к праведности?
  (Мат. 10,42).
        Набат гудел где-то совсем далеко, а черные люди подбирались все ближе. Огонь. Выстрелы. Стоны. Тяжелая удушливая музыка становилась все  громче.
Я просыпаюсь в холодном поту, опять снилась война, где солдаты шли с криком в настоящий бой, только  меня все тревожат не реальные, а панические атаки.
Доктор говорит, что это -  эхо войны, а я вспоминаю свое детство.
       Нет,  родился после двухтысячного года, и у моей Родины мирное небо не застилали бомбы или снаряды, просто  отец — военный.
Старшая сестра (у нас разница в три года) говорит, что раньше, когда я только родился, мама еще улыбалась. Действительно на стареньком фото счастливая семья: папа, мама, Таня и я.
Однако жизнь военных совсем не проста, и вскоре отца отправили в первую боевую командировку.
Вернулся он совершенно нормальный, разве что выпивать стал чуть больше и чаще, но его друзья и без войнушек не отставали.
 Так и зажили мы новой жизнью.
Я мало что помню из тех лет, мне тогда только минуло два. Разве что бесконечную дорогу до автостанции, там стояла телефонная трубка, и мы ходили пять километров пешком, чтобы позвонить родственникам.
— Нужно растить настоящих героев. Кем ты хочешь стать, Танюша?
И моя маленькая чумазая сестренка бойко тараторила:
— Хочу стать настоящим солдатом!
— А что делают настоящие солдаты?
— Спят в лужах.
Все смеялись, только идти мне было трудно — я плакал, а папа ненавидел эту слабость- ведь мальчик должен быть сильным, поэтому  носила меня на руках  иногда мама( ее принципам это не противоречило).
     Так эхо войны потихоньку вползало в нашу жизнь.
После следующей командировки отец приехал загорелым и очень бодрым. Огромные бицепсы мы с сестрой трогали с уважением и небольшим страхом. Конечно я все еще плакал при нем, но только без мамы - уже боялись, ведь папа начал делать из нас настоящих солдат.
 Если мы ходили в баню, то меня зажимали его сослуживцы и держали, пока «уши трубочкой не свернуться; , так они говорили, а потом полуживого бросали в снег.
Сначала я жаловался и сопротивлялся, но позже перестал —  души людей не могли поверить, что настоящий герой с орденами и медалями может стать "глухим" душой.
Вскоре я, как взрослый таскал  кирпичи и мусор мешками, хотя учился еще в первом классе, был совсем худым и сутулым, но высоким как каланча. Многое, что заставлял  делать отец становилось с годами  мне обыденным, но непонятным.
 Как сейчас помню один день. После нескольких бутылок спиртного отец с другом выкопали огромную выгребную яму, два метра в глубину, и когда я, пробегая мимо, удивился сооружению, меня погрузили вниз и заставили выбираться самому. Это оказалось очень трудно сделать: земля крошилась, пальцы сдирались в кровь, а папа снимал фотоотчет на тему: «Будь настоящим мужиком!»
Измученного и уставшего с зареванными глазами меня достали из ямы пыток, только вечером, когда поехали домой, обещая всем показать мой позор на телефоне.
Я тихо плакал, потирая ушибленные места. Только теперь я понимаю — это не издевательство, а Эхо войны.
    Опять гудел набат где-то далеко, а страшные черные люди с кровавыми руками подбирались все ближе и ближе. Огонь. Выстрелы. Стоны. Только тяжелая удушливая музыка становится все громче, а дыхание перехватывало. Это мои панические атаки не дают заснуть ночами. Доктор говорит, что это эхо войны, а я снова вспоминаю свое детство.
      В классе третьем отец взял меня в лагерь «Хочу быть десантником», хотя там находились, в основном, трудные дети и малолетние преступники, они меня почему-то не обижали, только поглядывали с жалостью, ведь их командир был мой отец. Однажды, когда я не справился с боевой задачей - ходьба на лыжах, папа избил меня лыжными палками. Мол, бей своих, чтобы чужие боялись.
Вот тогда первый раз я сдался окончательно -  решил покончить со своей жизнью навсегда. Привязал в кладовке шарфик к перекладине и повис. Как ребята тогда почувствовали — я не знаю, но, неожиданно вернувшись с занятий, они спасли меня от этой ужасной смерти, так ничего и не заподозрив, только вот синяки на моей шее их сильно беспокоили.

Опять гудел этот ужасный набат где-то в голове, и страшные черные люди тянут ко мне свои кровавые руки, подбираясь все ближе и ближе.
Огонь. Выстрелы. Стоны. Уши заложило, только тяжелая удушливая музыка становится все громче. Почти нечем дышать. Это мои панические атаки не дают жить. Доктор говорит, что это - эхо войны, а я снова вспоминаю свое детство.
Вскоре командировки на войну участились. А мы, прижавшись друг к другу, с ужасом ожидая возвращения на Родину.
Война в Сирии неожиданно принесла не только боль, но и предательство.
Отец вернулся счастливым и объявил, что мусульманство разумно внедряет многоженство, и теперь у нас будет еще одна мама.
Тут терпение наше совершенно растаяло, а услужливость даже настоящему герою превратилась в фарс. Мы, конечно, понимали, что на войне все можно и правил нет, но это выходило за все рамки человеческой совести.
Так началась  партизанская борьба, которая заканчивалась бесконечными слезами матери, согнувшейся почти до земли от непосильной ноши, у сестры — синяками от тумаков отца, а меня, за то, что я взял его телефон — избивал огромными кулаками долго и беспощадно, однако в травмпункте сказали, что только незначительные ушибы и вывих челюсти, после этого я стал ходить на бокс, осознавая, что весовая категория неравная и понимая, то отца бить — это последнее дело настоящего человека, а солдатом уже  не захочется никогда, и все же это было единственно верное решение...
 Опять гудел в ушах этот ужасный набат, а страшные черные люди лезут ко мне своими кровавыми руками, терзая мою душу.
Огонь. Выстрелы. Стоны. Уши заложило, я задыхаюсь, только тяжелая музыка становится все громче и громче. Опять панические атаки не дают жить. Доктор говорит, что это детские травмы, а я думаю, что - эхо войны.
   Да, много всего было в нашей мирной жизни,  на переднем крае войны. Перелом носа у сестры, словно невзначай, тяжелая болезнь сердца у матери, а я бежал, как последний трус, сразу после окончания школы. Бежал, не оглядываясь назад, пытаясь спастись во чтобы-то не стало. Инстинкт сохранения жизни взял надо мной верх.
Трудно было: голодал, ночевал на улицах, пел песни про войну под гитару, понимая лишь одно — Служат родине не только военные, но и их семьи, иногда теряя свое здоровье или даже жизнь.
 А война — это опасная женщина, попав к ней в услужение, ты становишься рабом жестокости и убийства, и не важно кого: своих или чужих, она сметает всех на  пути и остаются только звуки набата и атаки, да и то уже очень редко.
Прошло много лет, и я иногда возвращаюсь на пепелище своего детства, смотрю на отца и понимаю, что он не виноват -просто - это ЭХО ВОЙНЫ. И тогда мне становится его жалко, и больно - ведь мирное детство или счастье маленькой семьи не вернешь.