Его первый рейс Глава восьмая

Его первый рейс

Жизнь судового механика

Глава восьмая

Утром, у причала там, где швартовались баржи, нас ждал «КРАЗ». Его кузов, сделанный под автобус, специально сконструировали для Чукотки. Он оказался утеплённым, комфортным и с мягкими сидениями, так что передвигаясь по тундре в нём абсолютно  не замечались перепады погоды.
Приехавшие, дружно загрузились в «КРАЗ», который рыкнув мощным мотором, без труда выехал на дорогу, ведущую в тундру.
Дорога оказалась сложная. Её даже трудно было назвать дорогой. Это было направление, отмеченное ржавыми бочками, как столбиками с обеих сторон в бескрайней тундре.
Автобус кидало из стороны в сторону, когда он объезжал громадные валуны или россыпи камней, а то и проваливался в глубокие промоины, из которых с натугой выбирался.
Я представил себе, какой путь преодолел Грязнов на тракторе и что для него стоили эти двадцать километров.
Крепко держась за сиденье, я с трудом удерживался на нём. Впору было пристегнуть привязные ремни, которых почему-то отсутствовали. Но вскоре, привыкнув к такой езде, я спросил у водителя:
— А что это за бочки стоят вдоль дороги? Они, вроде бы, как столбики?
— Это у нас так дорога обозначена, — не отрывая взгляда от сложного рельефа дороги, весело выкрикнул водитель.
— А почему бочки тут стоят и никто их не убирает? Откуда они тут взялись? — не унимался я.
Водитель уже серьезно оглянулся на меня:
— Да эти паразиты, тут всю окружающую среду загадили. Смотри, ведь вся ржавчина с этих бочек в тундру идёт.
Он ловко выруливал по извилистой дороге, объезжая большие валуны и рытвины.
— Это зимой машины, когда едут из Лорино в Лаврентия, соляркой по пути заправляются. Заправятся, а бочку с собой тащить не охота, так её тут и оставляют. Поэтому они тут вдоль дороги и стоят. Так что зимой легко можно определить, где эта дорога и как по ней ехать, — и водитель весело рассмеялся.
Я удивился:
— Ты говоришь, загрязняют окружающую среду — а кто эти люди?
— А кто их знает, кто они, — отмахнулся водитель. — Водители… Да все, кто ни попадя их и бросают тут.
Но я не отставал от водителя:
— И ты тоже, что ли оставлял их тут у дороги?
Водитель обреченно выдохнул:
— Бывало, что и я.
— А сколько лет ты тут живешь на этой Чукотке? — продолжал я спрашивать.
— Да тридцать лет тут и живу, — гордо известил меня водитель.
Тогда пришла и моя очередь удивляться:
— Ну и сколько бочек ты лично выкинул?
— Ой, не считал я их, — водитель в очередной раз преодолел каменный подъём.
— Так, может быть, тут половина и твоих бочек? — рассмеялся я.
— Может быть и половина, — водитель пожал плечами, продолжая преодолевать препятствия.
Тогда пришла и моя очередь возмущаться:
— И что ж ты тогда жалуешься, что тут везде ржавчина и она разъедает тундру?
— Все так делают, — рассмеялся водитель.
Больше я с ним разговоры не затевал, а только смотрел на суровую природу Чукотки, безжалостно изуродованную рукой человека.

Через час петляний по тундре, «КРАЗ» подъехал к радоновым источникам.
Справа находилась небольшая сопочка, наполовину покрытая снегом, а под ней блестело озерко, от которого шёл пар.
Около озерка стояло два барака с полустёртой надписью на одном: «Лагерь», а на другом — «Пионер». Окончание этого плаката непреодолимая стихия сорвала и что означало слово «Пионер», оставалось только догадываться. Скорее всего, это название возвещало, что здесь находится пионерский лагерь.
Ну, а если бы не слово «Пионер», то всё выглядело точно, как лагерь, потому что бараки, обозначающие, что это лагерь, больше походили на бараки для зэков. Узкие, маленькие оконца, стены, оббитые чёрной толью, да покатые крыши, дыры в которых прикрывались то ли фанерой, то ли досками.
Но, там сейчас отдыхали дети и они стайками бегали вокруг этих бараков.
Водитель нас предупредил, чтобы в воде мы долго не находились. Ну, а если кто водки выпьет, то тому в озере вообще нельзя купаться. Концентрация радона очень сильная, как пояснил водитель.
Я поинтересовался у него:
— А как мне быть с моей ногой?
Тот посоветовал:
— А ты возьми досточку, — он кивнул на груду каких-то досок около ручья, — перекинь её через ручеёк, одень телогрейку и садись на неё. Ноги опустишь в водичку и сиди себе напевай, да на природу посматривай, — пошутил он. — Вода, правда, в нём горячевата, но ноги скоро привыкнут. Не ты первый тут лечишься, — добавил он и пошёл к остальным парням.
Откуда-то сверху и вправду тёк небольшой ручеёк, впадающий в озеро. Он проложил себе дорожку и шумно струился вниз. Берега в его течении оказались узкие, так что через него и в самом деле можно было перекинуть доску.
Я вернулся к автобусу, надел телогрейку и в плавках, и в кирзовых сапогах прошёл к ручью с горячей водой.
Сапоги снял и сел на доску, брошенную поперек ручейка, а потом попытался окунуть в воду ноги. Но с первого раза это не получилось. Вода оказалась температурой градусов под пятьдесят.
Сначала я с трудом окунул в струящийся поток воды только пятки, а потом, когда ноги начал привыкать к температуре, то полностью опустил их в воду.
Водитель подошёл ко мне, посмотрел, как я устроился и посоветовал:
— Ты много-то не увлекайся, — он постучал себя по груди. — Сердце-то не каменное. Может и не выдержать.
А кое-кто из парней уже купался в озере. Алёша от них не отставал. Я крикнул ему:
— Лёш! Попроси водителя, чтобы он тебя сфотографировал в воде! На, возьми фотик.
Алёша забрал у меня фотоаппарат и с матросами направился к озеру.
Кто-то даже начал нырять. Водитель, увидев такое веселье, вновь прокричал им:
— Больше десяти минут не плавайте! А то на прошлой неделе пацаны купались, так одного с приступом сердца увезли в Лорино.
Это возымело действие. Парни вылезли из воды, оделись и пошли в тундру, чтобы насобирать дров.
А вокруг валялись оленьи рога. Олени, наверно, скидывают их или ещё что… Я толком не знал. Да это меня и не интересовало. Главное – это то, что я полоскал ноги в горячей воде. Может быть, чудо и произойдет и коленка перестанет болеть?
Матросы притащили к костру с десяток рогов.
Водитель всё удивлялся:
— Да на что они вам нужны? — но парни не обращали на его замечания внимания и затащили их в автобус.

***

Уже потом, после завершения выгрузки многие из них пилили ручки для ножей, а кое-кто даже и поделки делал из этих рогов.
Я тоже сделал себе нож из рессоры с ручкой из этих рогов.
Лёвик отжёг кусок рессоры, а Жорик ковал. Потом они её закалили и, таким образом, получилось лезвие, а я уже сам обрабатывал ручку на фрезерном станке, а на токарном выточил рукоятку. Когда выдавалось свободное время, то полировал лезвие нового ножа. Получилось очень даже красиво.
Этим я заниматься уже в конце рейса, когда судно шло после выгрузки домой.
А на выгрузке об этом даже подумать было некогда.

***

Когда я почувствовал, что боль в колене стала исчезать, то вынул ноги из горячего ручья.
Алёша, увидев, что я вылезаю из ручья, сбегал в автобус и принёс мне одеяло.
Пройдя к костру, запаленному парнями для жарки шашлыков, я закутал ноги тёплым одеялом и сел вместе с ними, разглядывая окружающие сопки, кое где ещё покрытые снегом, дымящееся озерко и слушая тишину тундры.
Алёша ходил с парнями по тундре и собирал разбросанные доски. С одной из них я его даже сфотографировал.
Мне казалось, что вся Чукотка завалена брошенным деревом, железом и металлоломом. Куда ни кинь взгляд — везде один металлолом, везде всё разбросано.
Хотя то тут, то там из нор выглядывали любопытные евражки. Кое-где слышалось трели каких-то птичек. Алёша даже нашёл птичье гнездо, в котором лежало несколько яиц.
Вокруг стояло яркое разнотравье, из которого то тут, то там выглядывало множество цветов. Они ярко выделялись на фоне мшистых кочек всеми цветами радуги. Тундра жила своей жизнью.
Ох! И вкусные же получились шашлыки! На свежем воздухе. В тишине тундры, под неярким полярным солнцем, они уплетались за милую душу.
Но, что-нибудь, когда-нибудь заканчивается. Вот так и закончилось это путешествие к радоновому озеру.

Через пару дней выгрузку в Лаврентия закончили и судно снялось на Чаплино.
Чаплино находилось на мысе, круто выдающимся в море. На нём размещалась пограничная застава.
Груза туда было немного. Всего-то на несколько часов работы.
После постановки на якорь две баржи загрузили различными ящиками и они сразу пошли к берегу. На одной из них поехал и я.
Меня разбирало любопытство, что же тут находится в этом Чаплино.
От судна до берега одну из барж вёл Алёша, правда, под присмотром третьего помощника. Но тот только наблюдал за его действиями, ни во что не вмешиваясь.
Алёша ловко подошёл к берегу, плавно ткнулся в него и опустил аппарель.
Трактора начали вытаскивать волокуши с грузом, а я сошёл на берег, наблюдая за ходом выгрузки и работой тракторов.
Потом крикнул Алёше:
— Лёш! Пошли, сходим к казармам, посмотрим, что там у них есть.
Алёша сказал что-то третьему помощнику, подбежал ко мне и мы пошли к строениям, расположенным неподалеку.
Там находилась казарма для солдат и ещё пару зданий, а за ними раскинулась свалка металлолома.
Для интереса я прошелся к ней. Чего там только не было!..
Я нашёл даже один перевернутый вездеход. Крутанул колесо у него, а оно легко, без скрипа закрутилось и продолжало долго вращаться.
Такое количество брошенного железа, да ещё и в рабочем состоянии, меня поразило, поэтому я прошёл к казарме, чтобы хоть что-то прояснить для себя.
Навстречу мне попалось пару солдат, у которых я поинтересовался:
— Ну и как вы тут живете? — для начала задал я первый вопрос.
— А как! — весело и доброжелательно ответил один из них. — Тут ветер дует со всех сторон круглый год. Но сегодня вам повезло. Ветра нет, но уходите побыстрее, а то он может скоро опять подняться. Хотя сейчас конец июля… — он почесал под пилоткой. — Ветров особых-то и нет.
Чувствовался дефицит общения людей, долго живущих в тесном маленьком коллективе. Им требовались свободные уши и хотелось услышать какие-нибудь новости.
— Вы только тут, смотрите, осторожнее, тут железяки, — солдат кивнул в сторону свалки, — упасть и распороться можно запросто.
— Спасибо, парни, я уже туда не пойду, — кивнул я на свалку, но с неподдельным интересом всё-таки спросил: — И за сколько же времени эти железяки вы тут собрали?
— Да, я не знаю … — протянул всё тот же разговорчивый солдатик. — Я тут служу уже второй год, а сколько эти железяки тут валяются — никто мне никогда не говорил.
Чтобы перейти на другую тему, я вновь спросил:
— А зимой как вы тут живете?
— А как зимой? Тут как задует… С ног сдувает. Тогда мы веревку между домами натягиваем, чтобы с пути не сбиться. Только по этой веревке и ходим. А что тут больше делать? За локаторами следим. На электростанции вахту стоим. Сведения передаем…
— А воду вы где берете? — прервал я его.
— Воду нам завозят, — он осмотрелся и показал в сторону берега рукой. — Вон, видишь, едет водовозка. Это она воду нам везет сюда.
А другой солдатик, что поскромнее, тоже встрял в разговор:
— А весной приезжала к нам одна старая чукчанка с острова Святого Лаврентия. Она тут детство провела. Так она рассказывала, что тут и голубика с брусникой росли, и морошки было много, и деревца росли, и пресная вода была тут. А сейчас у нас ничего тут такого нет. Всё потеряно. Вот видишь, даже воду сюда завозим. И еда нам тоже тут завозится. И ничего-то у нас своего здесь нету, — горестно посетовал он. — Мы тут даже рыбу сами не ловим, а завозим с берега.
Над его последними словами мы дружно рассмеялись.
— Да, занесло нас, русских, сюда на эту землю, чукчи-то лучше жили, — посочувствовал я парням.
— Ну, что ж делать, — вздохнул старший из солдат. — Кто-то должен и здесь служить. Тут надо суметь выжить.
Алёша молча слушал наши разговоры и наматывал всю эту историю на ус.
Поговорив с солдатами, мы с ним вернулись к баржам и уехали на судно.

Конец восьмой главы

Повесть «Его первый рейс» опубликована в книге «Ромас»: https://ridero.ru/books/romas/