Убить клоуна

ПРОЛОГ

Когда, возвратившись из недельной командировки на Мальдивы, куда я был сослан, по служебной надобности, для создания образа ловеласа и подонка, что у меня всегда получалось безукоризненно, я вошел в свою квартиру, то сразу носом почуял неладное. Да не только носом, но и всем своим существом! Запах духов Climat. Я легко отличу его от запаха говна. Нескладно как-то! В квартире явно был, или есть - чужеродец.
Я, принципиально никогда не пользуюсь женскими духами, даже в гастрономических целях. А моя, регулярно приходящая и уходящая экономка, кухарка, стряпуха, услада чресл моих, предпочитает «1 Million Luxe Edition By Pako Rabanne». Это показатель, а также имитация, моей щедрости.

На коврике - мокрый след женской туфли 38 размера. Из гостиной доносятся чарующие звуки  «I can’t stand still» AC/DC. Я осторожно и бесшумно снял свой Glock 47 с предохранителя и взвел курок. Дверь в комнату была приоткрыта. Заглянул в узкую щель. Посреди комнаты, в моем кресле, нагло сидела уличная, вульгарная девка. Неестественно взлохмаченные ярко-красные волосы, как у коверного из балаганного цирка, в густом, безвкусном макияже, с серьгой в носу, в брендовых джинсах, инконгруэнтных её эклектичному луку…. Она сидела, раскрашенным лицом ко мне, с бокалом в руке, бесстрастно и бесстрашно глядя мне прямо в глаза.

- Я от Феди. – сказала она хриплым, пропитым голосом простуженного Луи Армстронга, и улыбнулась сладострастно, обнаружив отсутствие двух передних зубов. Похоже, она думала, что после этого сообщения я в ужасе бухнусь перед ней на колени. «Я - от Феди!» прозвучало так горделиво и властно, как «Я - от Бога!».

Я достаточно смело, вошел в родные апартаменты полностью. Но пистолета не опустил.

- Ты бухаешь мой абсент, - заметив распечатанную бутылку Jaque Senaux Black, укорил я её, убедившись, что она одна в моем доме, спрятал пистолет в кобуру.
- Не будь жлобом, Александр. – ухмыльнувшись, ответила гостья тоном накануне откинувшегося уголовника, и сделала большой, шумный глоток из бокала, не поморщившись. Следует заметить, что крепость данного абсента 85 градусов. А стоимость 3 тысячи!

- Что тебе надо? – прямо спросил я.
- Федя тебе передал вот это, - она полезла в сумочку, и вытащив оттуда пластмассовую коробочку, от какого-то ювелирного изделия, протянула её мне. Я сразу открыл её. Там была флешка.

- Федя сказал, что ты мне, за доставку, дашь пять штук баксов.
- Пять штук? А кто это такой – этот Федя? – спросил я.
- В несознанку играешь, Александер? Мы с Федей лечились в центре реабилитации нариков и алкашей. Гони баксы. Мне еще в два места надо успеть….
- А то – что?
- Я тогда могу слить и Федю и тебя.

Я прекрасно знал, кто такой Федя. «Федей», мы, курсанты пятой роты, воздушно-десантного училища, нарекли Илюшку Дубровина, нашего любимца и кумира. Мы, с ним, плечом к плечу, пять лет овладевали наукой убивать людей.

Мы стали назвать Илюху - Федей, после очередного просмотра в нашем клубе фильма «Операция «Ы». Там был такой эпизод: «Может не надо, Шурик?» «Надо, Федя, надо!». Илюшкин лозунг был: «Надо, Илюша, надо!».

Это был железный, упертый, непобедимый, целеустремленный, твердый, негнущийся супермен! Смуглый потомок цыган. Мастер спорта по стрельбе и боевому самбо, музыкант, писатель (он, будучи еще безусым курсантом, на зависть мне, публиковался в центральных, литературных журналах!), бретер, ловелас, лучший снайпер училища. И, ко всему прочему, самое главное - мой лучший друг!

Мы с Илюхой умудрялись даже при строгом, закрытом режиме, сибаритствовать, вести разнузданный, разгульный, образ жизни. Частенько сбегали из казармы, через забор, в самоволку, на наши целомудренные ****ки. Я время от времени расплачивался за эту свободу триппером и гауптвахтой, а Илюха – всегда выходил безболезненно чистым из воды! Он был невероятный везунчик и авантюрист!

После училища его сразу забрали в специальное подразделение. Я пришел туда только спустя семь лет службы в горячих точках. Согласно служебным требованиям, нам строго запрещалось общаться между собой. Таким образом, Илюша Дубровин исчез из моего поля зрения на двадцать лет. Но наш мир, слишком тесен. И не пересечься в нем, двум друзьям, почти невозможно. Но мы все же пересеклись с ним при весьма трагических для него обстоятельствах.

ххх

В тот день меня вызвали к генералу Х. Это со мной бывает очень редко. Только в самых тупиковых ситуациях. Я у него был всегда «на крайний случай».
Генерал положил передо мной на стол фотографию.
-  Это твой друг?
- Учились вместе. – сдержанно ответил я, почуяв сердцем грядущее, страшное задание. Я подобные уже выполнял не раз, и не два.
- Он предал наше общее дело, Саша. Предал нашу с тобой Родину. Он, уже давно – агент ФБР! – с преувеличенной печалью сообщил генерал Х. Губы его предательски задрожали. Но ни я, ни, тем более, Станиславский не стали бы ему аплодировать и вызывать на бис. – Ты понимаешь, о чем речь?
- Так точно, товарищ генерал.
- Сейчас, он залег в реабилитационном, наркологическом центре, в селе Нижние Уды, под Рязанью. Руководить операцией будешь ты. Сделай все тихо. Помни: Дубровин всегда был очень умен, хитер и опасен. А сейчас, перед лицом возмездия, он просто бомба! Будь осторожен. Возьми с собой Чугунова, Ротова, Баскакова, и Альтшуллера. Они молодые, но крепкие и безбашенные. Они не должны знать, кого берут. И еще, запомни: Никто не отдавал нам приказ, брать его живым. Он, наверняка, будет отстреливаться! А он все-таки снайпер….  Ты меня понял?

- Так точно, товарищ генерал! Разрешите идти?
- Все инструкции получишь в штабе, у капитана Бухова. Ступай, - устало вздохнул старый воин, генерал Х. Мы с ним еще с Карабаха и Сирии, понимали друг друга без слов.

Я выполнил это задание не совсем так, как мне приказал генерал. Ночью я стрелой, на своем любимом Corvette C6 смотался в Нижние Уды, без труда проник через забор на территорию неохраняемого центра реабилитации наркоманов, и крупными, кривыми буквами написал на внутренней, стороне металлического забора, аэрозольной черной краской:
 
(;;;;;)! ;;;;;!


Когда мы, раним летним утром, с вооруженной группой захвата, ворвались с дикими криками в центр реабилитации алкашей, Ильи Дубровина (он там проходил реабилитацию под именем Аркадий Фуфлов) давно след простыл и кашлял. Алкаши и наркоманы, сидя в помятыми, испитыми рожами на двухярусных кроватях, явно пребывали в шоке. Прояснить исчезновение Аркадия Фуфлова они так и не смогли. Они же – наркоманы! Впрочем, как и сотрудники ЧОПа.

ххх

Вечером я закопал раскрашенную куклу-курьера в заброшенном карьере, в пятидесяти километрах от моего городка. Федя меня бы не осудил, он поступил бы так же. Чувство жалости при нашей работе постепенно притупляется, пока, в, конце концов, не исчезает совсем.
А на флэшке, которую передал мне Илюшка, была его исповедь. Сегодня, спустя годы, я уже могу предоставить читателю. Думаю, он на это и рассчитывал.



УБИТЬ КЛОУНА

(откровения киллера)


1.

Не помню уже, когда я в последний раз ездил на электричке. В студенчестве – каждый день, из Быково в Альма Матер. Потом, после окончания учебы, главным транспортом моей жизни стало метро. И наконец – автомобили стали неотъемлемой частью моей шикарной жизни. Я отвык от электричек, как отвыкают от нищеты мгновенно разбогатевшие Звезды Попа. Но жизнь тем и удивительна, что в один миг может перевернуть привычное, сибаритское бытие вверх тормашками. Тормашками? Тормашки – это то, что тормошат, теребят, теребонькают мужики. Тормашка. Мошонку. Мошна – значит сумка, кошелек, калита, Иван Калита, калитка, кал, граф Калиостро… Всё это одного поля ягоды?...

Такие сумбурные, идиотские мысли обуревают меня, сегодня в подмосковной электричке. Я специально увожу свой разум от страшных событий сентября.

Я очень хотел увидеть сына. Своего первого сына. Он родился в мое отсутствие. Никто не должен был знать об этом! Никто не должен был знать о моей Аленке! Никто. Но только не в моем случае. Меня уже ждали. Я предвидел это, но надежда умирает последней. Поэтому купил для звонка новый телефон.

- Илья! Ты где? – спросила Аленка, чужим, низким голосом, едва подняв трубку. Голос её дрожал. Я все понял. Обычно он называла меня Илюшенька. И голос её был звонок, весел, тонок, как у колибри.
- Все в порядке, - сказал я. – Я тебя люблю!
И бросил телефонную трубку, вместе с Надеждой, в мутные воды реки Москва. Ищите! А теперь – бежать!!!!


ххх

Я уже в раннем детстве догадывался, что мой врожденный авантюризм заведет меня, в хорошем случае в тупик, а в худшем – прямиком в Ад!
Я до сих пор отчетливо помню многие свои невинные, детские, авантюристические выходки. Вот с чего эта зараза начиналось.

В первом классе школы-интерната, куда отдала меня матушка, в наказание за тайное курение и бухание с дворовыми, беспризорными хулиганами, я однажды на уроке чистописания, высунув от усердия язык, при написании слова «мама», нечаянно поставил жирную кляксу в конце слова. (Мы в те далекие времена писали гусиными перьями и чернилами!)
 
Во избежание учительского наказания (а нас за шалости ставили в угол на горох, и били логарифмической линейкой и вычислительной машинкой «Феликс» по башке) я локтем, (якобы это не я!) толкнул сидящую рядом девочку со странным именем Сара, и взревел тонким голосом: «Ты что, сучка, толкаешься? Смотри что ты наделала!» Ну, хорошо - примерно – так. Обиженная подлым поклепом, наглой инсинуацией, Сара взвыла как сирена. А учитель стал нас успокаивать. Ну, бывает, ну успокойтесь, улыбнитесь, поцелуйтесь! Все! 

В третьем классе, я, уставившись преувеличенно внимательным взором на учителя, уже легитимно лазил ей под юбку на уроках. Сара, стиснув зубы, молча сносила эти сладкие, оскорбительные действия. Опасаясь новой провокации.



А однажды, суровым зимнем утром, перед Новым годом, мы, с мои лучшим другом Ленькой Каменским, совершил дерзкий побег из унылых стен интерната. Ориентируясь по карте обоих полушарий, вырванной из учебника географии, рванули в Турцию (там тепло) на перекладных электричках. На вопросы пытливых пассажиров: С кем мы едем, такие очаровательные малыши в казенных, одинаковых пальтишках? Мы отвечали неестественно, с преувеличенным весельем: «С папкой и дядей. Они в карты играют с дядей Васей в соседнем вагоне». До Турции мы в этот раз не добрались. Нас сдали ментам проводники на станции Лихая.


Именно мой авантюризм сыграл в моей судьбе главную роль: меня, новоиспеченного, энергичного лейтенанта, чемпиона страны по боевому самбо, направили для прохождения службы в самый засекреченный отдел КГБ. После годичной подготовки в учебном центре меня, как «отличника боевой и политической подготовки», непревзойденного снайпера, сразу направили в самое пекло, в самую гущу тайной, полной интриг и опасностей, политической жизни Планеты.

Я прошел Осетию, Сирию, Грузию, Йемен, Иран, Британию, устраняя заигравшихся политиков, клеветников, подонков и предателей нашей Родины, не оставляя следов, и зарабатывая этим небезопасным, квалифицированным трудом себе, на обеспеченную сытую, спокойную старость, в шале, не берегу Карибского моря.

Ради такой старости, Я не брезговал ничем. Понятие Родины для меня всегда было размытым. Я испытал на себе много несправедливости со стороны моего государства, но и не видел себя предателем Родины. Все детство и юности я провел в казенных казармах, в одинаковых казенных ризах, и впитал в себя с кровью великое чувство Патриотизма. Оба моих родных деда погибли в боях в июне 1941 года.

Я по миру немало хаживал, много путешествовал (по службе!) и видел вокруг себя много прекрасных, добрых, позитивных людей, но почему-то мерзавцев встречал намного больше. Но это было только мое личное, засекреченное от всех, мнение, которое хранилось в тайнике моего сознания, поскольку декларировать его я не имел права.

Моя, не совсем уникальная работа по жизни, была – убивать врагов. А кто из них законопослушный брат, кто – настоящий, скрытый, враг – знает только Бог. В те времена, по законам военного времени, расстреливали тайно, без суда и, недолгого, порой небрежного и целенаправленного следствия.

Шла непримиримая, мировая, внешняя и невидимая, внутренняя, гражданская война. А я воевал одновременно на этих, двух, войнах.
Но была еще одна война – внутри меня. На ней я воевал в одиночку против себя самого.

Спустя годы опасной и преданной службы Отечеству, я стал гораздо избирательнее, и изобретательнее. У меня появилось неписанное право, иногда отказываться от некоторых заданий. Я слишком любил жизнь и, особенно, себя в этой жизни. Даже больше, чем Родину. Если я сдохну от пули вероятного противника, то кто будет любить Родину сильнее, чем я?

Перед крайним заданием (я для себя так решил, что оно будет последним!) у меня было плохое предчувствие. Я убил достаточно подонков, для блага человечества, чтобы на Земле наступил мир. У меня была объективная причина, тихо уйти в отставку: сильно упало зрение, после контузии в Йемене. Я подал рапорт об отставке. Я тайно мечтал завершить свой земной путь, в стране моих грез – республике Суринам! Впрочем, мне вполне подошла бы и Гваделупа!

2.
 
Когда пиндосы заказали мне Клоуна, я оторопел, обомлел, ментально обосрался, и сразу машинально сказал свое твердое «Нет!». Почему, собственно, – Я? Есть же в наших рядах много молодых, энергичных, изворотливых, хитрых и метких киллеров. У меня сейчас зрение + 2. Но мой суровый куратор Ульрих, был настойчив и убедителен.

- Я знаю про зрение! Успокойся! Это твое последнее задание, Илья! Как у вас говорят: «дембельский аккорд!» —с императивными нотками сказал он, пристально наблюдая за моей реакцией.
- Деньги мы уже перевели на твой счет! Тебе хватит на роскошную жизнь до конца твоих дней! Ты же любишь Роскошную жизнь, я знаю! Можешь безбедно жить в любой стране!! Ну?
 
Я сразу тогда подумал, что конец моих дней после этой операции, на которую согласится только самоубийца, может наступить очень скоро! Пиндосы никогда не оставляют свидетелей! И Ульрих отлично знает, что я это знаю! Я, лично, убрал четырех добросовестных и честных киллеров, которые успешно выполнили задание ФБР.

Но моя реакция, в данном случае и должна выглядеть, псевдо конгруэнтно, и, соответственно, быть драматичной, и агрессивно-негативной. Я должен показать пиндосам, что мне страшно брать на себя такую опасную ответственность. У Клоуна очень много фанатично-преданных, безумных сторонников, как среди военных, так и среди толпы. И спрятаться от их мести, после ликвидации Клоуна, будет очень сложно. Да и оставлять меня живым и здоровым будет опасно и заказчикам – самим пиндосам!

- Не беспокойся! – твердил Ульрих, - Мы подготовим тебе безопасный отход. Сделаем пластику. Обеспечим всеми документами. Никто не будет знать, где ты живешь! Даже мы! И последнее. Убрать Клоуна - это, Илья, не просьба….
Не трудно догадаться, что после такого веского аргумента, я сбавил тон и драматические обороты:
- Хорошо, Ульрих. – ответил я, после тяжелых раздумий, - Только мне нужны твердые гарантии, что вы меня не сдадите!

- Самая главная гарантия, Илья, в твоих руках! После выполнения задания, ты можешь спрятаться в какой-нибудь глуши, на твой выбор! Никто, даже ФБР, не будет знать – куда ты исчезнешь! Уничтожим всю документацию, все файлы, подчистим все следы твоего пребывания на Земле. Спрячешься в джунглях Амазонки, в каком-нибудь племени… Или сядешь в тюрьму… Придумай, у тебя есть мозги и время. Не знаю, как русские, но ФБР не будет тебя искать!  Даю слово офицера. 
Более ненадежной гарантии, чем слово офицера ФБР, мне трудно представить.

3.

В вагоне электрички - человек десять. Напротив меня, на скамейке, спит пьяный, седой и смрадный бомж, неопределенного возраста в вязаной пидорке, с большой клетчатой сумкой, в коих в прошлом веке челноки имели обыкновение возить ширпотреб из Турции.

Худощавый паренек, в линялой майке и мятых портках, раскладывает по лавкам визитки. Читаю: «Наркомания. Алкоголизм. Помощь людям, находящимся в зависимости от наркотических веществ и алкоголя, а также освободившихся из мест заключения. Упрощенный прием и бессрочное пребывание. Возможность отправки в любой регион. Бесплатно. Анонимно.». То есть: и святой и лиходей, приходи, мы тебе поможем и имени не спросим? Это то, что мне нужно!

Лихорадочно набираю указанный в визитке номер реабилитационного центра. Спрашиваю слегка заплетающимся языком:
- У вас лечат от наркомании и алкоголизма?
- У нас не лекарствами помогают, а молитвой. – отвечает мне приятный мужской тенор (как у Баскова. Я тогда еще подумал: не он ли?!) Лже-Басков поведал мне адреса реабилитационных центров, расположенных в Подмосковье, Ярославской области, и априори посоветовал немедленно приезжать. Это был хороший вариант!

Вот такой крутой поворот судьбы: еще вчера я был элитой, селебрити, бомондом, истэблишментом. Кутил в Эмиратах и на Сейшелах, жрал устриц, пил текилу, эль, самбуку, абсент, попирал элитных жриц порока во все дыры, а сегодня еду, как безродный бомжара, в таинственное никуда, на пригородной электричке, и собираюсь продлить свою жизнь, надежно укрывшись от беспощадных, профессиональных коллег по цеху, киллеров, в центре реабилитации наркоманов и алкоголиков. Собираюсь тщательно и креативно, как в эфемерной юности, нас учили в разведцентре.
Сидящий напротив меня смрадный бомж, храпит. Из носа сверкающей каплей свисает изумрудная сопля. Я, предварительно стерев все номера, осторожно положил в карман его кардигана, свой айфон, и вышел в тамбур. Пусть порадуется парень дорогому гаджету. Может, успеет продать его и выпить за мое здоровье.

Убедившись, что за мной нет хвоста, выхожу на следующей станции. На местном, привокзальном рынке покупаю самые дешёвые, беспонтовые, винтажные ризы, в коих имеют обыкновение работать на огороде старички.

В небольшой рощице переодеваюсь. Наряжаюсь в, злобно разорванную, тут же мною, майку-алкоголичку, дедовские треники с чужой жопы, пиджак, без карманов, с чужого плеча, предварительно, усердно сплясав на них, в грязи, фламенко, джайв и чечетку. Обуваюсь в резиновые боты.
Натираю свой, еще недавно, прекрасный лик, шею, волосы, сухой землицей, как снайпер-спецназовец перед дозором. Ерошу шевелюру. Добросовестно и непринужденно накатываю из горла (исключительно для создания образа!) бутылку зловонного Портвейна (до дна! За Родину!), заедаю луком, чесноком, для придания образу характерного крепкого духа и пурпурного оттенка кожи лица, и превращаюсь в спившегося, опустившегося гопника.

Тщательно заворачиваю в пакеты свой любимый Smith&Wesson SW99 (подарок командира подразделения в День военной контрразведки 19 декабря), коробки с патронами, два загранпаспорта, три пачки долларов, складываю все богатство в пластиковый кейс для электродрели, и закапываю рядом с гнилым пеньком, забросав клад листьями и ветками. В завершение – совершаю акт обильной дефекации прямо на схрон. Все! Я готов к длительной засаде, в обители вынужденной трезвости. Заодно подлечу свою душу и тело от алкоголизма.

Я доехал на следующей электричке до живописной деревеньки, в которой располагался один из многочисленных центров реабилитации. Кругом леса, поля, луга. Волшебный, целебный, чистый воздух. Коза пасется на газоне. Гуси ищут пищу в луже. Пёс безродный деловито и целеустремленно, словно доставщик пиццы, пробегает мимо, даже не взглянув в мою сторону. Птицы в вышине поют оду засухе. Рай для нас: беглецов и убийц!

- Где тут у вас алкашей лечат? – просто спрашиваю бабулю в платке, со сморщенным, бурым, как печеная картошка, личиком, торгующую возле станции травкой: укропом и петрушкой.
- А туточки рядышком за магазином у забора увидишь там ворота железныя звони туда милок иди-ка подлечись здоровьичко-то поправь – скороговоркой доброжелательно пропела хриплым баритоном она, зачем-то сунув мне в руки пучок поникшего, увядшего укропа.


4.

Мой тактичный куратор Ульрих, сложив руки на груди, как при  молитве, поклялся памятью матери, что никто не будет меня искать! Правда, он не уточнил, памятью чьей матери он поклялся? Матери Усамы, или Саддама? Так я ему и поверил! Тем более, слову офицера ФБР!

В августе прошлого года, пиндосы отправили меня в Суринам, с ответственной миссией: ликвидировать гражданина Суринама - Переса Мендосу, (по российскому паспорту – Эраста Соломоновича Штокгаузена, профессионального миллиардера) Ульрих тоже клятвенно обещал, что это последнее задание.

Этот Эраст, как Корейко, забрав из Российского бюджета миллиарды, принадлежащие моим соотечественникам, и мне, в том числе, вместо того, чтобы, как честный вор, передать их Клоуну, подло сбежал, и благополучно залег на дно в столице Суринама - Парамарибо.
Но от ФБР очень трудно скрыться. Особенно так незамысловато! На его месте я бы уехал в Оймякон, в Ухту, в Норильск, в Нерчинск…. 

Я взялся за это дело с легкой радостью лишь только потому, что я ненавидел воров с детства. И, в отличии от лояльного, жалостливого Глеба Жеглова, не считаю, что вор должен сидеть в тюрьме. Вор должен элиминировать из популяции Земли!


В Парамарибо, связной ФБР, Франсуа Кальдерон, крупье в казино Ла Перла, передал мне швейцарскую модель, снайперской винтовки OM 50 Nemesis. Простенькая, но надежная машина. Я уже работал с такой в Сирии и в Йемене.

По конструкции OM 50 Nemesis является стандартной «болтовкой», где затвор имеет продольно-скользящую поворотную конфигурацию, а механизм перезарядки ручной. Коробчатый магазин под 5 патронов. Патроны я взял свои. Хэнд мейд! Созданные лично мной! Не люблю сюрпризов.

Тайный миллиардер Эраст «Корейко», жилистый, поджарый, пятидесятилетний мужчина, работал в центре Парамарибо скромным сомелье в ресторане Garden of Eden, и ничем не отличался от других скромных эмигрантов, новых граждан Суринама. Он нарастил себе пегие волосы на лысую прежде голову, сделал неудачную пластику и стал похож на певицу Любовь Успенскую.

Наивный ворюга Эраст рассчитывал, что через пару лет о нем забудут, положат его мутное дело в архив, и тогда он сможет начать легитимно вести роскошную жизнь безумного миллиардера.
Кутить Эраст не торопился. Вел скромную жизнь. По воскресеньям – католический костел – нехарактерно для еврея. По выходным - курсы испанского языка.  Иногда посещал бордель. Я неприметно следовал его примеру.

Я тоже не торопился. Я никогда не тороплюсь. Да меня никто и не торопил. Неделю зависал в Garden of Eden, на открытой террасе, под соломенным навесом, наслаждаясь видом невероятно красивого тропического сада, суринамским ромом и блюдами креольской кухни: пироги Pastei, с начинкой из мяса, картофеля и различных овощей.

О! А соленая треска – Вacalhau – это просто чудо какое-то! А какие тут креолки! Недорогие, страстные, улыбчивые и неприхотливые! Я будто оказался в раю, с простой целью: отправить в Ад мошенника, миллиардера, вора, и бывшего агента Пентагона, с помощью ФБР успешно секвестировавшего российские бюджет.

Эти ворованные деньги предназначались Клоуну, для ведения войны. Но Клоун не дождался инвестиций. Эраст сбежал с деньгами, оказав нам неоценимую услугу. Ту можно сказать смело, без натяжки: «Хорошо, когда воры воруют у воров! И когда их убивают по заданию воров!»

Перес-Эраст был настолько уверен в своей безопасности, что легкомысленно пренебрегал охраной. Я ликвидировал его с пятисот метров, из зарослей виролы и агавы, во время его традиционной утренней пробежки вдоль пустынного берега океана.  Эраст выбегал из своего скромного шале очень рано. Зря, конечно. Пустынный пляж удачно облегчил мою задачу. Я обогатился на сто тысяч. Это немного по сегодняшним меркам. После этой миссии, я целый месяц предавался неге в этом райском уголке планеты.   

Кровавая заря окрасила багрянцем морской горизонт. Щебетали колибри в кустах агавы и пинии. В теплых водах Атлантического океана игриво плескались голодные парапаимы, акулы и пираньи.

Запомните воры, шпионы, предатели моей Родины, расхитители её богатств, и пронесите сквозь лета: «Здоровый образ жизни не всегда приводит к долголетию, если ты враг моей родины!».

3.

Ярославская область. Центр реабилитации наркоманов.

ПРИМИТЕ МЕНЯ В КОМПАНИЮ

Нажимаю на кнопку звонка, на двери металлического забора. Артиллерийским затвором грохочет засов. Открывает мне вход в новую жизнь, интеллигентный мужчина в очках, с небольшим пузиком, топлесс. Взгляд, с ласковым прищуром, сканирует меня.

- Принимаете алкашей? – заискивающе спрашиваю.
- Проходи, - мужик, сморщившись от моего амбре, поворачивается и идет в избу.
- Разувайся! – грозно взревел он, увидев, что я собрался пройти в хату обутым. Иду дальше босой. Башмаки, умело начищенные лесной грязью, в руках. В кабинете еще один мужчина в белой рубашке, хмуро кивает мне. Со стены на меня смотрит сам Президент моей страны. Мне становится спокойнее с ним-то. Если бы там висел портрет Геббельса, я бы гордо покинул бы этот центр.

- Садись, – кивает мне хозяин, - Паспорта, конечно, нет. – не спрашивает, а говорит за меня он, вручая анкету и авторучку.
- Потерял, - соглашаюсь я.
- Срок мотал?
- Мотал,- виновато вздыхаю я.
- Чувствуется, - заметил он. – Сам к нам пришел или кто направил?
- Сам, по объявлению, - отвечаю я, заполняя анкету: «имя, отчество, место фактического проживания, адрес родственников, судимости, творческие способности». Здесь я написал: «Пою, танцую». Вдруг пригодится. 

- Можно про судимости не писать? - спрашиваю «смущенно».
- Как хочешь. Родственники знают, где ты?
- Знают, - а всякий случай отвечаю. Мало что? Вдруг тут меня на органы пустят? Хотя кому они, мои органы, нужны, пропитые, просроченные, старослужащие?

- Иди на третий этаж, отдыхай… - говорит мне хозяин. – Постой! Дай-ка сумку посмотрю! Спиртное есть? Нет? Наркотики? Сотовый телефон? Сигареты давай сюда… Деньги тоже. Сколько тут? Пятьсот? Не положено. Будешь уходить - получишь…. Одежду свою сдай стирать!

- Да она ишшо чистая… - неуверенно возразил я.
- Сдай, я сказал…. Воняет!
Я сдал все свои неликвидные активы и пошел ассимилироваться.

НОВЫЙ ПОРЯДОК

Поднимаюсь на третий этаж. На двери – два листочка с буквами. На одном листке – распорядок, на другом – правила проживания в центре. Читаю, чтобы не попасть впросак. А вдруг они мне не подойдут? А вдруг, тут положено представляться, называть статью, перед паханом кланяться, полотенце под ноги кидать? Или роман двигать? Может, не поздно еще убежать?
- Запрещается употреблять алкоголь и наркотические вещества. (Это меня почему-то нисколько не удивило!)
- Запрещается выходить из помещения центра
- Запрещена ложь, сплетни, интриги (словно какой-то телеканал тут побывал!)
- Запрещается пользоваться сотовым телефоном. И правильно! Не х…я!
- Запрещается нецензурно выражаться (Ну, это уж слишком сурово!)
- Запрещается вступать во внебрачные половые связи.

Оп-пачки! Значит, тут и дамы предполагаются?! А дружить можно вообще? А с кем тут можно вообще-то во что-то вступать? А был ли прецедент? Тысячи вопросов осиным роем закружились в моей голове.

Читаю распорядок: подъем, собрание, завтрак, общественно-полезный труд, обед, личное время, собрание. А где дискотеки, спортивные состязания, танцы, кружки художественной самодеятельности. О каких внебрачных, порочащих связях может быть вообще речь при таком невыразительном распорядке?

5.

Москва. Месяц назад.

На срочной встрече, на секретной явке, в отеле Мариотт, Я последовательно и обстоятельно доложил о своём новом задании от ФБР, своему куратору, полковнику, Тимофею Валентиновичу (хотя, может быть, и Агафону Соломоновичу?), и передал им флешку с записью нашего разговора с куратором ФБР, Ульрихом. Сдерживая себя, чтобы не пуститься в пляс, с трудом скрывая торжество, полковник Тимофей Валентинович крепко пожал мне руку, отчего хрустнули кости:

- Наконец-то! Очнулись! – воскликнул он в восторге, - Я знал, я верил, что они выберут для этого задания именно тебя! Мы все правильно с тобой делали! Им важно списать убийство Клоуна на русского агента КГБ! В нашем случае - на тебя, Сашка!

Только Я не особо веселился по этому поводу. То, что пиндосы найдут способ списать гибель Клоуна на меня, я не сомневался. Доказательства склепать это проще простого! Народ всего капиталистического мира, с радостью в это поверят! В этом и был смысл того, что выбор пал на меня. Они непременно попытаются убрать свидетеля и участника. И защищать меня особо никто и не будет. Наши, после моего тихого исчезновения, присвоят мне почетное звание героя, по скорбят втихую, выпьют на закрытом заседании, вздохнут облегченно, и забудут.

- Илья, мы должны это сделать! Нельзя упускать такую уникальную возможность! Ведь самое главное,  мы уберем Клоуна руками ФБР! Мы докажем – что это они заказчики! У нас есть записи! А в данный момент это твои руки! Они не смогут свалить вину за смерть подонка на нас! Убрать Клоуна – это непростой, но очень важный шаг на пути к миру. Он всех уже заебал!
- Так, получается, что Я уже дал своё согласие? – задумчиво спросил, нет - констатировал я.

- Конечно дал! У тебя даже нет выхода. Отказ – это еще один обязательный повод ФБР убрать тебя. Даже не раздумывай! Мы тебя не сдадим! Мы тебя так спрячем – что сами не найдем! Пиндосы тщательно подготовили уже всю операцию.
Стратегия такова: Клоуна через неделю отправят отдыхать в Гваделупу. Плановый медосмотр показал опасное для психического здоровья переутомление. Он уже не спит без снотворного. И не бодрствует без кокса! Бредит и во сне и наяву. В Гваделупе для таких клоунов есть охраняемая база отдыха ФБР.

В это время двойник Клоуна, будет смело мелькать по экранам новостей издалека, вероятнее всего, где-то на линии огня. Для нашей операции ФБР уже забронировали через подставное лицо скромную комнату, в бывшем замке, сейчас это – отель, в километре от виллы, где Клоун в течении недели будет предаваться неге, блуду и наркоте. Тебе останется только произвести свой коронный выстрел! После задания, мы тебя надежно спрячем! Ни одна контрразведка не найдет!

Я тогда с грустью подумал, что обе стороны этого глобального, геополитического противостояния, правы! Ни одна падла меня не найдет. И те, и другие заинтересованы в том, чтобы я исчез с Земли.  Кто-то из них первый уберёт меня вслед за Клоуном, и сотрут все признаки моего пребывания во Вселенной!

И тогда я, спустя неделю, после нашего разговора, тайно, через своего секретного источника, кипрского сексота, имя которой я не назову, даже сгорая в пламени Ада, перевел все свои деньги в коммерческий банк Лефкоши в ТРСК.

Теперь я точно знал, что я остался в полном одиночестве на этой планете. Да! Я выполню свой долг перед землянами. Я уберу нелепого, кукольного вояку, тряпичного Рембо, Клоуна. Но главная задача, цель моей жизни - спрятаться от моих вероятных, будущих палачей!

4.

Ярославская область. Центр реабилитации наркоманов.


СМОТРИТЕ, КТО ПРИШЕЛ!

- Здравствуйте! – открыв двери, привычно приветливо говорю я в пространство. Молчание было мне ответом. В просторной комнате совсем не оживленно, хотя в ней, как минимум, три человека. Один суровый мужчина, с руками толщиной с мои ноги (в месте, откуда они растут), гордо, с достоинством, выдающим в нем, патриция, развалившись в кресле, сосредоточенно, словно пытается разгадать тайну гипотезы Пуанкаре, смотрит сериал «Папины дочки».

(Там, в это время, самая маленькая очкастая дочка – слово по заказу почему-то пьяная, словно биндюжник! Ей, похоже, место в нашем центре!) Другой парень, высунув язык, словно художник миниатюрист, старательно, с любовью, делает себе обрезание ногтей большими, слесарными ножницами, сидя на подоконнике.

Третье существо, неподвижно лежит на диване лицом к стене, задом ко мне. По едва уловимым признакам (грубый храп с присвистом, узкий таз 44 размера, черные пятки, ноги 45 размера) определяю, что это тоже наш брат - мужчина. Какие уж тут танцы! На шкафу - иконы Николая Святителя, Богородицы. На полках Библия, Евангелия. На стене – листок с Молитвой Оптинных старцев.

 ПОЙ, ГИТАРА!

Душно. Окна открыты, но все равно пахнет нелегкой бездомной жизнью, несвежим бельем, трудовым потом, струящимся из-под наших подмышек.
-Дайте мне денег! Я хочу купить себе холодной минералки! – жалобно простонал я, войдя в комнату администрации. – У меня обезвоживание и тяжелый бодун!
- Какая минералка! Вон на камбузе чай пей! – с ехидной улыбкой ответил мне начальник.

Двери нашего центра закрыты изнутри! Здесь созданы все условия, чтобы не сорваться в пропасть хмельной фиесты! Чу! В углу, эротичным символом торжества женского начала, стоит гитара со струнами. Сколько раз в моей жизни она выручала меня, избавляла от кабалы и мордобоя! Вот и сейчас я нежно, словно, новорожденного младенца, беру ее на руки. Легким прикосновением пробую звучание. Подстраиваю третью и пятую струны. Волшебные звуки «Аве Мария» Франца Шуберта наполнят пространство. Я представил, как сейчас эти суровые парни, уставшие путники жизненного тракта, приглушат телевизор, и, зачарованные, потянутся на гимн торжества красоты, как сказочные крысы на звуки дудочки, сядут возле моих ног, прикрыв от удовольствия глаза, словно Владимиры Ленины, слушающие «Аппассионату».

Проснется спящий паренек, изумленный моей игрой. С других этажей потянутся другие обитатели этого скорбного дома. Бросив тяпки и грабли, лопаты и вилы, стаканы и ложки, заспешат с огородов, амбаров, закромов и околиц, сюда аборигены, старики и старушки, дворня, пожилой конюх, молодой виночерпий, задорный звездочет, ловелас, пидарас, да так и замрут все у дверей, потрясенный моей виртуозной игрой. Кто-то, неожиданно для себя, затянет задумчиво до боли знакомое: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». И в ту же секунду, словно разбуженные солнцем ручьи, песню подхватит другой, третий, пятый…. Она будет звучать над просторами Родины, ширясь, затопляя своими чистыми звуками окрестности и веси, наполняясь голосами, словно равнинная речка притоками…

- Ты заепал, Мужик! Дай кино посмотреть! Не слышно же ни х… - бестактно обломал мои чистые и наивные мальчишеские грезы ногорукий телезритель. Да. Увы! Ушло романтичное время гитары, тумана, пустого кармана, стихов, комаров, комбатов, пиратов, матросов, бесконечных вопросов, запаха тайги, костра! Безнадежно кануло в бездну светлого прошлого… Пришло прагматичное время бездумного и всесильного ЯЩИКА. Так я сидел, сидел, пока не заснул….

МЫ - БРАТЬЯ

Проснулся от непонятного шума. В комнате было многолюдно. Мужчины от 20 до 30 лет расслабленно сидели в креслах и возлежали на расстеленных, на полу матрацах, будто римляне во время трапезы. И было их двенадцать. Вошел тринадцатый, усатый иноземец в одном тапке.
- Кто взял моя тапок? – строго обратился он к присутствующим, внимательно изучая их обувь. Вопрос не предвещал ничего хорошего: похитителя тапка ожидало возмездие. Тапок за тапок, зуб за зуб! Воцарилась неловкая пауза. Не дождавшись чистосердечного признания, мужчина вышел. Ногорукий брат вдумчиво отжимался от пола, накачивая мышцы, не отрываясь от экрана телевизора.
- Тут хоть и клопов полно, зато телевизор! В других центрах такая тоска!  - поделился он со мной. – Только молитвы да пахота!
- Так это у тебя не первый реабилитационный центр? – воскликнул я, потрясённый многообразием жизни.
- И не второй! И даже не третий! – довольно рассмеялся мой новый брат Василий, из Пензы – «центрист» со стажем. Ему минуло тридцать, из них пятнадцать он регулярно бухает, похмеляется и периодически лечится. В центрах реабилитации он отсиживается постоянно после тяжких длительных запоев. А зимой пережидает холода. Это для него вроде бы санаторий, бесплатная оздоровительная гостиница с питанием, баней, одеждой.

- Я тут оклемаюсь, отосплюсь, гардероб постираю, и потом снова на свободу в чистых труса и чистой совестью. – шутит он. – Беда всех этих центров в том, что в них заставляют бесплатно работать!  Не люблю я того! Не для этого я пришел на эту землю! Я если уж работаю, то чтоб все по-честному!


КУШАТЬ ПОДАНО!

- Братья! Идите кушать! – волшебной музыкой раздается женский крик снизу. Ага! Значит, танцы, все-таки, хотя бы, гипотетически возможны!!! Братья неспешно и безразлично, поднимаются со своих мест, словно их в очередной раз пригласили на расстрел. «Опять!», как бы говорит весь их безразличный вид. Никто не бросился на камбуз, опрокидывая и круша мебель на своем пути. Они спустились в столовую с достоинством, словно приглашенные к столу члены царской фамилии. Вскоре я пойму природу этой неспешности. На кухне уже сидели еще три брата, возникшие из небытия. Под ногами крутится серая, в яблоках, кошка, пытаясь томно погладить себя об наши натруженные ноги. На стуле у окна сидит девочка, двух лет с плюшевым мишкой в руках. Широко открытыми глазами смотрит на нас, как на инопланетян.

У плиты царствуют две дамы. Одна лохматая, взъерошенная, худенькая, безгрудая, с лиловым синяком под глазом, с замедленными, плавными движениями, словно существовала в замедленной съемке. Ее подруга, крупная, могучая, суровая, словно изваянная Вутечичем, для устрашения потенциального врага – стоит на раздаче. Природа сполна наделила ее тем, чего многие мужчины пытаются добиться годами усиленных тренировок и неумеренным потреблением анаболиков. Мужественный, покоцанный шрамами, лик ее, свидетельствовал о том, что не из всех схваток в своей жизни она выходила победительницей.
- … Он пришел обдолбанный, и с порога мне по голове – хрясь!  - продолжает начатый рассказ худенькая, - Зуб выбил и щеку порвал…
- А за что? – спрашивает Большая сестра, наливая некую сложную субстанцию из макарон, морковки, и лука в тарелки и подавая на стол.
- Да просто так. Приход у него такой…

В своей порции, я обнаружил, осколок сосиски, величиной с ноготь младенца. В данной ситуации я рассматривал этот факт, как завуалированное приглашение к брачному танцу, поскольку, краем глаза успел заметить, что худенькая изучает меня на предмет запрещенного в данном заведении блуда. И, как покажет время, она – не ошиблась в своих расчётах….

ПИР ПО-ИТАЛЬЯНСКИ

- Братья! Сегодня хлеба по три куска! - строго предупредила Большая Сестра. Макароны с хлебом – это по-нашему, по-советски! Это, по ее мнению, видимо, должно было с лихвой компенсировать недостаток сосисок в организме. Брат, сидевший по соседству, заботливо положил на стол, рядом с моей тарелкой, ровно три куска. Мои личные три куска! Как я понял, ни о каком аперитиве тут не может быть и речи.

- Так мы скоро по-итальянски начнем говорить, - остроумно возроптал один из братьев, латентный гурман, бунтарь, и буревестник, но поддержки в нашей покорной среде не нашел.
- Почему по-итальянски то? – не поняла Большая сестра, перехватив покрепче черпак. В ее голосе зазвучала плохо скрытая угроза.
- Ну, постоянно макароны едят только итальянцы… - неубедительно пытался разъяснить смысл своего «гэга» гурман.
-  А что ты хотел за 250 рублей в день? На жратву 250 рублей в день выдают! Иди начальству скажи!
- И скажу! – пообещал смутьян. Порцию он, тем не менее, умял, как миленький. То есть, как я.
- Кто брал мой тапок? – раздался знакомый, грозный голос. В дверях камбуза стоял грозный кавказец, пристально оглядывая нашу обувь. Взгляд его стал еще грознее, но количество тапков на его ногах за истекшие полчаса не изменилось.
- Новенький! – строгим, командным баритоном обратилась ко мне на выходе худенькая дама с синяком, - Сегодня ты моешь посуду!
Я не ошибся в ней. Она была именно той, которой было суждено судьбою скрасить унылые будни моего вынужденного заточения.
- Приходи после отбоя сюда, - просто сказала она мне, с чарующей улыбкой. Даже отсутствие двух передних зубов меня не остановило перед сладким запретным плодом, в этом земном Аду. 

НОЧНЫЕ СПУТНИКИ ЛЮДЕЙ

Одежды ветхие свои я сдал в стирку сестрам. Мне же взамен выдали из кучи старой одежды секонд хенд: старую майку, и винтажные узкие портки, в которых я стал похож, на спятившего модельера. Мне определили место для ночлега у окна, возле неработающего кулера, куда я и бросил свой матрац. Простыни мне не досталось. Ночью я проснулся от странного, забытого резкого зудящего покалывания в некоторых членах своего тела. Я узнал бы это покалывание из сотни других болевых ощущений. К моему удивлению, в нашей палате бодрствовал не только я один. Несколько человек сидели на матрасах, уставившись в темноту.

- Что – клопы заебли? – добродушно хохотнул сидящий на соседнем матрасе брат. – Ничего! Привыкнешь!

Да, братцы! Так кусать могут только клопы, древние спутники людей, милые обитатели матрасов и диванов. Кусают они не больнее блох или вшей, но спать не дают.

Утром мы складываем в угол свои, полные клопов, матрацы. В комнату отдыха входит загадочный толстячок лет двадцати, с баллончиком подмышечного дезодоранта в руках. Он освежил дурманящим ароматом сначала воздух вокруг себя, потом, пшикая баллончиком в разные стороны, прошел по комнате взад-вперед, словно усердный моритель тараканов. Эффект превзошел ожидания: ощущение было такое, будто мы оказались в парфюмерной лавке, после жестокой схватки сантехника с золотарем.

- Собрание, Братья! – возвестил поклонник дивных запахов. Братья оживились. Восстали дремлющее. Братья придвинули кресла на середину зала и взяли в руки священные книги.
- Тапок, суки, сперли!  - прошептал мне слева усатый тапкоискатель. – Ты не видел ни у кого в таком? – он показал мне свой одинокий шлепанец.
- У меня вообще нет тапок! – успокоил я его и показал ему свои босые, бестапочные, ноги. Спрос на тапки здесь явно превышал предложение.
- Помолимся, братья! – объявил староста. Мы встали в круг.

ТЕОЛОГИЧЕСКИЕ ДИСПУТЫ

Молитвенные собрания проводятся у нас регулярно. Начинаются они с молитвы о реабилитационном центре. Читает старожил-ветеран, остальные за ним повторяют. Благодарим Господа за то, что указал нам путь, чтоб руководству центра Бог дал здоровья и терпения, чтобы побольше новых братьев пришли к нам, сюда, в центр. Потом братья и сестры, согласно очереди, читают главы святого Евангелия, и трактуют его в соответствии со своим личным восприятием.

- Ну я так понимаю, - пересказывает прочитанную главу первый теолог, - что фарисеи, эти которые, типа, хотят побольше бабла срубить с верующих. И разводят их на бабки. Они говорят, ты чего в субботу работаешь? Штраф плати. А Иисус, он лечил людей в субботу не за бабки. Он вообще от хавки отказался. Он и не бухал никогда. Насчет того, что в субботу нельзя работать, он говорил, что лечить, это не работа. Что вылечится только тот, кто истинно верит в него. А если просто прикинуться веником, то фокус не проканает. И если милостыню даешь, то левая рука не должна знать, что творит правая. То есть, не фиг пальцы гнуть и всем трепаться об этом. Типа, какой я крутой и добрый!

- А вот там сказано, к нему расслабленных приводили. Это как?

- Ну, расслабленные, типа паралитиков. – поясняет староста, - Я когда ширялся, был типа расслабленный. Дня три мог лежать без движухи после мульки. Это когда эфедрин и аспирин смешаешь с марганцовкой.

- А приход какой? – спрашивает невысокий, вихрастый человечек.

- Приход недолгий, зато потом ноги ватные. Только поссать выходил. Отходняк тяжелый. Потом нюхну, вторяк впрысну и снова понеслась! До тридцати уколов в день доходило. Одним шприцем впятером втирались. Колдакт во всех аптеках бесплатно продавался…. А потом, гляжу: один кореш потух, второй помер, третий из ломки не вышел. И как будто голос свыше мне говорит: Стоп! Остановись! Надо соскакивать! Пожить-то еще надо! Детей родить! Соскочил вот…. Год уже. Бог помог! Мать вчера звонит, говорит, Серега, друган твой, умер от передоза. А как его определишь передоз-то? Сейчас кокс кругом голимый везут. А на пошлой неделе Мишка кони нарезал. Каждый месяц кто-то умирает…

Братья и сестры долго молчат, уставившись в пустоту. У каждого своя история, чем-то похожая на эту.


ЛОГИЧНЫЙ КОНЕЦ КЛОУНА

Я прибыл в столицу Гваделупы, в уютный городок Бас-тер, с его замысловатой, колониальной архитектурой. Здесь можно снимать сериал о бесчеловечных, полных любви и блуда, временах конкистадоров, черного рабства, колониального ига.
В отелях мне светиться нельзя. Поэтому я арендовал скромную, одиноко стоящую, виллу на берегу Карибского моря (Если кто-то вдруг, вздумает насладится жизнью в моей вилле, в пересчете на рубли – ночь в ней стоит 15 тысяч) неподалеку от столицы, в местечке Palulie. Открытый аккуратный сад, терраса, полный холодильник местного рома. До ушей моих доносится шум прибоя. Эх!  Если бы не война! Я бы не прочь провести в этом раю, прекрасный и беззаботный шматок своей жизни. Но, кому война, а кому и мать родна!

Отправляясь сюда, я узнал, важную для меня, статистику: на каждых 100 женщин архипелага приходится 86 мужчин. Гваделупа испытывает трудности от нехватки действующих представителей мужского пола, приводящие к постоянному сокращению численности местных жителей. Это Я удачно попал. Я готов абсолютно бескорыстно, беспрестанно, поправлять демографическую ситуацию этой прекрасной страны.

Вечером позвонил Ульрих, прервав мои сладкие грёзы.
- Работать будешь с наблюдателем. Она свяжется с тобой сегодня.
- Она? – содрогнулся я в сладкой истоме предчувствия блуда.
- Обломайся, чувак! Она страшная и свирепая! Но зато виртуоз своего дела! Зовут её Киаохуи, что, в переводе с китайского, означает – Опытная и Мудрая.
- Киаохуи? Она что - еврейка?
- Сам ты – еврей. Она из города Хайнань. Ты там работал в позапрошлом году.

Меня эта новость слегка огорчила. Китайцы – признанные мастера искусства убийств. Опасность в том, что наблюдателю, согласно инструкции, также положено боевое оружие.  Он является бойцом поддержки и, как правило, вооружен либо марксманской винтовкой, либо автоматическим оружием для огневого контакта на короткой дистанции, где винтовка снайпера окажется неэффективной.
Обычно, я работаю один. Но, когда-то, в начале моей службы в спец. подразделении ФБР, мне частенько доводилось работать и в паре. Когда расстояние до цели предполагается больше километра. В сегодняшнем случае, наблюдатель был однозначно, уместен. Но н для меня!

Пендосы арендовали для нашей операции комнатку в двухэтажном доме, расположенном в миле от Базы. 
Начнем с того, что для меткого выстрела на большую дистанцию необходимо учесть множество параметров: рассчитать баллистику пули, учесть влияние ветра и прочих метеорологических условий. Именно этими вещами и занимается наблюдатель.

Придя на позицию и оборудовав ее для стрельбы, я мог спокойно кочумать, пока наблюдатель не рассчитает все параметры и не даст команду на стрельбу. В мои обязанности же входит лишь настройка прицела под вычисленные наблюдателем данные и непосредственно стрельба. Но я и сам прекрасно могу производить необходимые расчёты! Но спорить с Ульрихом я не стал! Пускай, пусть они наконец-то поймут, что я тупой лох, и не догадываюсь об их коварном, жестоком плане. 
Моя китайская напарница, наблюдатель, будь она неладна, Киаохуи, позвонила мне в полдень.
- Хай! Алекс? Это – Киаохуи! – услышал я в трубке приятный женский баритон.
- Да уже догадался. Привет. 
- Алекс! Я пливезла инстлумент!

ххх

- Да не такая уж она и страшная! И страшней бывали!  – воскликнул я (про себя, конечно) когда увидел сквозь стеклянную дверь, стройную, крепко сбитую, метр с кепкой, китаянку, в шортиках, с футляром в руках. Китайская легкость и миниатюрность обманчива: вырубить её без пистолета будет непросто.

Она приветливо улыбалась ослепительной, чарующей улыбкой, во весь рот. Я, незамедлительно, непроизвольно, мысленно заполнил её орало своим вздрогнувшим, проснувшимся Приапом. Но, взял себя в руки, отворил двери, и ответил ей своей знаменитой, кривой ухмылкой. Мы пожали друг другу руки. Для начала - руки. Это ритуал перед боем. Лиха беда – начало!

- Киаохуи – прекрасное имя! – сказал я, едва сдерживая смех, от своей натужной учтивости.
- Оставь ненузные серемонии, сювак! Я прекрасно знаю, сто оно ознасяет на русском языке! Я усилася в Мосве! – сурово обрубила мой комплемент напарник, - Дерзи свой инстлумент! Пловеряй!

Я открыл футляр. О! Инструмент для меня был выбран весьма достойный. Британская, легендарная винтовка L96A1. Это, как альт Гварнери, для музыканта моего класса, лауреата международных конкурсов, исполнителя чардаша Монти и каприса ля минор Паганини.
Из этой винтовки поставлен мировой рекорд по дальности поражения врага в прицельной стрельбе – 2475 метров. Ориентировочная поражающая дальность точной стрельбы составляет 1,5 км. В нашем задании - чуть больше мили – 1612, 49 м. Стоит такая игрушка около 10 тысяч долларов. Не так много, но и не мало.

- Выпьем за знакомство, напарник? – все еще надеясь на внезапное, международное соитие, спросил я.
- Выпьема рома  многа, посли операсии, сювак! – смеясь, многообещающе ответила Опытная и Мудрая, - Завтыра в 08 утра я заеду за тобой.


хххх

Но, увы, милая Киаохуи, не всем суждено будет завтра выпить многа рома! Мы приехали с ней в снятый отель рано утром. Цветной паренек на рецепшен приветливо улыбнувшись, выдал нам ключи от номера. Номер был роскошный. Для молодоженов, под которых мы в этот день косили, с Киаохуи. Ждали приезда Клоуна целый день, неспешно готовясь к работе.

Мой китайский наблюдатель, Киаохуи, не спеша, произвела все расчёты, необходимые для моей работы. Их немало. Дистанция – самое простое в подготовке выстрела – лазерным дальномером. Или – та же гравитация. На определенном расстоянии пуля снижается, и это снижение в зависимости от дистанции стрельбы вычисляется с помощью баллистического калькулятора, а затем я вношу поправки с помощью маховика прицела.

Потом - сопротивление воздуха. Оно тормозит летящую пулю, и это необходимо учитывать при расчете поправок. Влияют также влажность и температура воздуха. Ну, и конечно же – стекло! Это понятно даже школьнику, стреляющему из рогатки. Ничего, что я гружу ваш мозг своими знаниями? Внимайте! Пригодится!

Но гораздо более важен аэродинамический снос пули боковым ветром. При стрельбе на большие расстояния (несколько сотен метров) вдоль траектории полета пули ветер может поменяться несколько раз — как по силе, так и по направлению. Высотные здания (как гостиница, в которой расположился наш объект) создают мощные потоки воздуха, серьезно затрудняющие мою работу. Скорость и направление ветра приходится определять по колебаниям восходящих потоков воздуха, как мы их называем, миражей. Учти, новичок! Если ты читаешь эти строки!

В нашем случае (дальнее расстояние) важно учитывать такой показатель как деривация. Мало кто знает, что точка приложения силы тяжести к пуле не совпадает с точкой приложения аэродинамических сил. Но поскольку пуля вращается и представляет собой гироскоп, ее ось вращения отклоняется перпендикулярно плоскости. То есть, если пуля вращается вправо, происходит отклонение вправо и возникает прецессия — колебания оси вращения пули. Ось этой прецессии будет отклонена вправо, аэродинамические силы отклоняют полет пули в том же направлении. Это явление называется деривацией.
Потом – учитывайте эффект Мангуса и много, много всякой другой фуйни…..
- Алекс, винимание!! Приехаль! – тревожно прошептала китаянка, перебив мои профессиональные спекуляции.

Объект приехал в 00.47, по местному времени, с внушительным эскортом охраны и с длинноногой бабой, судя по вызывающему наряду - эскортница. Охранники кольцом окружили Клоуна, подло мешая моей работе. Я его на время потерял из виду. Зашли в отель. Поднялись на лифте. Рядом со мной, с биноклем у глаз, нервно дышала Киаохуи.

Охрана расположилась в гостиной. Клоун с бабой прошли в спальню. Я наблюдаю за передвижениями сквозь оптику прицела!  Вот баба, скинув красные ризы, идет в душ в одних стрингах. Хороша, чертовка! Клоун, не спеша расположившись у журнального столика, на котором никогда не было журналов, любовно насыпает себе дорожку. Я поймал его в прицел и…. И…. О! Ужас! Этот подонок нажимает пульт и жалюзи закрываются!!!! Скотина! Это конец! По крайней мере на сегодня!
- Ты что – заснул? – злобно проворчала сидящая рядом китаянка, и выругалась по-китайски.
- Заткнись, - вербально заткнул я её.

Спали мы с Киаохуи по очереди. Один раз, я как-бы, невзначай, положил ей руку на маленькую грудь, рассчитывая на то, что и она, с участившимся дыханием, положит мне свою руку на что-нибудь. Но Китаянка с гневом, неучтиво, шлепнула меня по руке.

- А? Что? – как бы очнулся я от глубокого сна.
- Даже не думай! – сказала она, - Все будите завтла.
- Знаю я ваше «завтра»! - с грустью подумал я, - Похоже, о минете мне можно забыть.
Разбудила она меня только на рассвете!
- Алекс! Готовность номел один! Там севеление!

На этот раз я не стал медлить ни секунды. Мне достаточно было одного короткого мгновения, когда жалюзи едва открылись, чтобы кряжистый силуэт Клоуна, в труселях отлетев на три метра, грохнулся на журнальный столик (в нашем случае – кокосовый), сокрушив его. Баба выскочила из душа без трусов через секунду. И тут же - вбежала охрана.
- Все! Молодес! – вздохнула облегченно Киаохуи. Это были её последние слова. Я опередил её всего на секунду. Еще мгновение и, отважная китаянка, сама бы застрелила меня. Она медленно сползла по стене, удивленно глядя на меня, не выпустив из рук пистолета. В китайском, женском лбу черной, вселенской дырой зияла последняя, жирная точка моей прошлой Жизни.

Я был уверен: внизу, у входа, меня с нетерпением ждет эскорт пиндосов, который проводит меня в последний путь на этой Планете. Но я вовсе не желал подарить им повод для такого грустного торжества. И, стремглав, проскочив через кухню, распугав двух китайских поваров, выбежал на задний двор. Там, меня ждал мой новенький конь Harley-Davidson Road Glide Ultra, дальновидно купленный мною, за три дня до заключительного, дембельского аккорда в этой прекрасной стране - Гваделупе.
На нем я за полчаса домчался до Guadeloupe P;le Cara;bes Airport, где меня ждал частный самолет до Канкуна. Теперь я гражданин Мексики - Хавьер Карденос. Прощай, милая Гваделупа! Увидимся в новой жизни!
 

БЛУДНЫЕ СЫНЫ ОТЧИЗНЫ

1.

Третью неделю живу в центре и начинаю понимать, что человек, в самом деле, может ко всему привыкнуть. Наша небольшая община делится на бывших наркоманов и бывших алкоголиков. Есть «деды» и «салаги». Деды, это те, которые лечат душу тут уже более полугода. Они у нас вроде «бугров», живут отдельно, пользуются полным доверием администрации, получат какие-то деньги и водят нас на работы. Им разрешается пользоваться мобильными телефонами, что они и делают, практически не отнимая трубы от уха. Особой дружбы в наших рядах не наблюдается, хотя общение все-таки присутствует. В основном общаются меж собой бывшие наркоманы. Они держатся с видимым превосходством. Алкаши в их понимании, это лохи, которым никогда не понять истинного кайфа.
Я, как «алкаш»  и вдобавок, «салага» - драю палубу. У меня испытательный срок. Ко мне доверия нет: я могу сбежать и надраться. «Ветераны» ездят на работу, разгружать вагоны на грузовую станцию «Москва-3». Заработанные деньги идут в «общак» центра, на оплату помещения, услуг и жрачку, ну, и, в основном, конечно – в бездонный карман «хозяину».

Вечерами, после работы, мы собираемся в общей спальне. Идет обмен мнениями, кто чего грузил, кто чего видел. Но потом все равно накатывают воспомнания…
- Мы сегодня за три часа управились. Муку грузили. – говорит усатый гражданин.   
- А я чего только не перепробовал! – подхватывает юноша с крепким носом, выдающим в нем человека с богатым духовным миром. – И панадол, и эфир, и БФ, и демидрол, и бамбутират, хренобитол….. Однажды завис на пару недель, пришел в больницу, а у меня рука разбухла, как у слона. Медсестра говорит, еще один день промедлил бы, и тебе бы ее отрезать пришлось! Я у нее оксибутиратом разжился нахаляву… Вот зависали!!!!

Рассказывает он это с плохо скрываемой гордостью. Ну, что может вспомнить пусть даже самый умудренный алкаш? Водка! Вино! Одеколон? Стеклоочиститель! А тут такие слова! Поэзия!

Я смотрю на этот взвод крепких, молодых парней и думаю, о том, какую бы огромную пользу они могли бы принести обществу, стоя у мартенов, за штурвалами комбайнов, бороздя просторы Вселенной, сея разумное и вечное в школах, исполняя ариозо Фигаро или танцуя антраша на подмостках больших театров, создавая произведения литературы, шедевры хип-хопа или той же поп-культуры, или же, на худой конец, охраняя супермаркеты страны.
К счастью, я замечаю, что положительный эффект от пребывания здесь, несомненно есть. Мне, например, совсем не хотелось промочить глотку стаканом бухала в этом трезвом царстве. Ведь в большинстве-то своем эти споткнувшиеся на жизненном ухабе люди настроены позитивно и в них не умерла надежда. Они действительно, хотят что-то изменить в своей жизни... И ведь изменят! Чую, изменят!

- Блин! Не могу больше здесь! Бежим, отсюда брат! – с мольбой обращается ко мне изнуренный, клопами, бессонницей, воздержанием и святостью, небритый верзила, ранним утром, когда вся наша паства неспешно спускается в трапезную. – Нет сил моих, жить так дальше: ни баб, ни водки! Неужели тебе здесь нравится? Ведь не живем - существуем! Я себе так ад представлял!

- Да ладно! Нормально тут! – убедительно возражаю я. – Кормежка, крыша над головой, одежда чистая, спи - сколь хочешь. Куда бежать-то, из этого рая? На вокзал?
- Да в розыске я, как ты не поймешь! – в отчаянии стиснул парень свои сильные руки. – Меня вычислить могут, каждую минуту…
- Так иди с повинной! Тебе скосят за явку с повинной! – ляпнул я, не подумав.
- Дурак ты, что ли? Я думал, ты человек, а ты – животное! Да что может заменить свободу! – в порыве презрения и отчаяния восклицает вольнолюбец, - Ну, и сиди тут, в этом болоте, - с презрением смачно сплюнув мне под ноги, восклицает он и выскакивает прочь. Я спускаюсь в столовую.   
- Сбежал! – с искаженным от гнева лицом в трапезную вбегает через минуту хозяин. – Ну, разве это люди? Скоты! Оттолкнул Наташу, гад, и бегом к воротам!
Наступает зловещая тишина. Слышно, как над огромной кастрюлей буревестником вьется большая, зеленая муха.

Проснувшись ранним утром, я пошел пописать в сортир, бросил беглый взгляд во двор, и вдруг увидел надпись на заборе:

(;;;;;)! ;;;;;!


«Федя! Беги!» – можно так перевести это послание. И это не Бог написал, как могли бы трактовать это чудо теологи! То, что я не Илья, а «Федя» – знали только курсанты пятой роты моего прославленного, военно-политического училища! А то, что я, перед заброской в Сирию, в лагерь боевиков «Джаиш аль-Ислам» изучал арабский, знал только один человек. Он тоже его изучал!

Уже подбегая к железнодорожной станции, я встретил изнуренного жизнью, худого, небритого, мужичка, от взгляда которого физиономист Ломбразо пришел бы в ужас, одетого, несмотря на 30-ти градусную жару, в потертый вельветовый пиджак на голое тело. Сделав руку козырьком, он издали, слегка заикаясь, обращается ко мне.
- Не подскажешь, брат, где тут, у вас, приют для алкоголиков?
- Там! – махнул я рукой в сторону клоповника.
Ну, что ж! Идет нормальная ротация! Он сегодня займёт мой матрац с клопами!


7.

ЭПИЛОГ

КЛОУН МЕРТВ! ВОЙНЕ – КОНЕЦ?

Однажды в почтовом ящике обнаружил квитанцию. Я был немало удивлен. Для меня это было как… Ну, как, допустим, получить поздравление с Днем Проктолога от Президента! Это было извещение от моего почтового отделения. Мне пришла заказное письмо! Я пока еще ни разу не был в нашем почтовом отделении. Все сообщения приходят мне в электронном виде.  Я даже не знал, где расположено это отделение древней связи.

Я, сгорая от любопытства ринулся стремглав туда. Оказалось, что там очередь! Отделение связи было к тому же и магазином! Широкий ассортимент: мыло, вакса, щетки, швабры, гуашь, замки, молотки, свитера, лопаты, штаны, пейджеры, колготки, стринги, охотничьи с

В обмен на квитанцию, мне выдали ценную бандероль: коробочку, размером с коробку от часов. Обратный адрес на ней был, а вот имени отправителя нет! Бандероль была отправлена из столицы Бангладеш, города Дакка. Сердце мое дрогнуло. Может быть, там у меня объявился какой-нибудь дальний родственник, дядя-миллионер и оставил мне наследство? Другой версии я придумать, вот так, с ходу, не мог. А, может быть, в коробочке кусок Полония, или яд Кураре?

Перед тем, как вскрыть коробочку, сгорая от нетерпения, я замерил дозиметром уровень радиации, на случай, если там – уран. Но уровень радиации был ниже, чем в говне. Дрожащими руками я, разорвал обертку, и… вскрыл коробочку. И….. Взрыва не последовало! Это уже хорошо. В коробочке, был бумажный сверточек. В нем – яйцо, в яйце игла? - наивно подумали вы. Ошибаетесь! В сверточке были комочки пурпурного цвета.

Ха-ха-ха! – торжествующе расхохотался я в душе своей. Я моментально узнал, эти комочки! Это комочки смолы Драцены киноварно-красной, или, как её называют: «Драконово дерево». В естественной среде Драконово дерево произрастает только на далеком Йеменском острове Сокотра, неподалеку от Сомали. Смола этой драцены обладает уникальными свойствами быстро заживлять  раны.
Свежую древесную смолу (её местное название на сокоторийском языке — эмсэло) варят, затем формируют из неё лепёшки для хранения (местное название — и Уаха).

Эта смола имеет для местного населения достаточно большое значение, активно применяясь и как лекарственное, и как косметическое средство. Этот порошок также смешивают с горячим молоком и пьют для восстановления сил при кровотечениях. Кроме того, «драконову кровь» применяют при болях в желудке. В общем – очень нужная в хозяйстве штука!

Шесть лет назад, Я был ранен в плечо на Сокотре при выполнении спецзадания. За неделю рана зажила, благодаря драцене! Я тогда привез с собой несколько кусочков.

Вообще, я был поражен первозданной природой Сокотры, который находился, как бы, в изоляции от всей планеты. Такого я еще не встречал. Мгновение хода эволюции природы здесь замерло, и осталось прекрасным, в том причудливом виде, в каком е видели неадертальцы. Секрет Сокотры состоит в том, что около шести миллионов лет назад, остров откололся от Африканского материка, в результате произошедших в регионе природных катаклизмов. Вследствие этого, его флора и фауна остались, словно законсервированными во времени.

Конечно! Это только Федя мог придумать: прислать мне смолу Драцены, через Дакку. 


ххх
 Через две неделю, ранним утром, я спускался по трапу самолета в Socotra Airport. Через час был в столице Хадибо. Разыскал своего человека, сексота, работавшего со мной в Адене, узнал, что мой друг купил себе домик в селении Фербина. Куда я, немедля, и отправился.

Федю я нашел на берегу океана. Он был бородат и гриваст, одет в бежевую кандуру до пят. Легкий бриз шевелил, лохматил его черные патлы. Он сидел на большом, удобном, круглом камне, спиной ко мне и задумчиво смотрел на волны.

- Скажите пожалуйста: как пройти в библиотеку? – спросил я, присаживаясь рядом, на камень. Шум волн был мне ответом.
- Ты чё так долго? – через пять минут, спросил он не строго, глядя в океан.
- Война идет, - пояснил я. – Ты же знаешь…. Тебя как зовут?
- Исмаиль Аль Оде. А тебя?
- Меня - Оливье Вийон. Я – француз.
- Похож, - одобрил Исмаиль, оценивающе смерив меня взглядом.

Мы крепко обнялись. От Исмаиля пахло морем, мускусом и рыбой.
Мне захотелось кушать. Я достал из сумки бутылку абсента Jaque Senaux Black, дальновидно купленную впрок в дьюти-фри Socotra Airport на завтрак.
- Ну, Исмаиль? За встречу? Тебе Вера твоя позволяет?
- А то! Рекомендует!

Я достал пластиковые стаканчики, шоколадку Amedei. Каменный стол был теперь вызывающе  изыскан, от обилия яств.
- Ты зачем, дурик, поперся после Гваделупы в Москву? – спросил я Федю, аппетитно чавкая шоколадкой, после «первой». Он нахмурился.
- Сына хотел увидеть хоть разок! Напоследок.
- Напоследок! – дурным голосом передразнил я его, скорчив безобразную рожу, показывая, как он в эту минуту выглядел, - Я, Федя, должен был тебя по приказу убрать! А если бы послали не меня? А?
- На все Воля Бога и случая! – ответил Федя, загадочно улыбаясь, - Похоже, тебя послали не случайно!

- Случайно, не случайно…. На! Смотри! – сказал я, доставая из сумки телефон. Нашел фотку улыбающегося крепыша-мальчишки, протянул телефон Феде. Он взял телефон в руки и долго-предолго смотрел на малыша, изображенного на фото, при этом часто-часто хлопал ресницами.
- Большой уже…. – сказал, наконец, он.
- На тебя похож!  Такой же носастый…
- Правда? – счастливо рассмеялся Федя, - Взгляд умный... Он уже разговаривает?
- Не умолкает. 
- Я приеду к нему, - уверенно пообещал Федя, возвращая мне телефон.
- Я знаю, - согласился я,и спросил, на всякий случай, - Так ты, Исмаиль, получается, все время, на две разведки работал?
- Обижаешь! – ответил Илюха-Федя-Исмаиль Аль Оде, и, приложив палец к губам, шепотом добавил, - На три!
- А кто третий?
- Разведка планеты Нибиру. Они – главные кураторы моей Земной миссии.
- Вона как! – восхищенно покрутил я головой, - Так ты, получается у нас - Анунак?
- Выходит так – Анунак!
- Да ну нах!
- Наливах!

Махнули еще по одному пластиковому "бокалу". И тут, Я, вспомнив главную цель своего визита на свой любимый остров Сокотра, спросил у этого бородатого, кряжистого, местного Анунака:
- А скажи мне,кряжистый Анунак. Невесты тут у вас, на Сокотре, есть? Кряжистые, сисястые, дородные! Как я люблю...
- Кому и верблюдица невеста, - туманно ответил Федя, провожая взглядом кряжистую, сисястую верблюдицу, величаво бредущую по берегу в ста метрах от нас.
- Так чего же мы сидим? – воскликнул я, вскакивая с каменного стула. – Анунаки - Вперед! Мы должны наращивать наше присутствие на этой Планете!

Далеко, в океане, качались на волнах рыбацкие лодки. Солнце уже собиралось на покой. Сверкающая дорожка от солнца вела прямиком к нам. Кричали чайки. Волны пели свою вечную, шуршащую, хлюпающую песнь. Жизнь продолжалась. Она была прекрасна, и сулила всем нам счастье. Каждому своё…

КОНЕЦЪ