Девочка с зелёными волосами. Гл. 3

                Глава 3.

На мосту Русалочка заметила свесившиеся с парапета, похожие, как отраженья в зеркале, две миленькие девчоночьи головки. На них были одинаковые розовые, с кружевами и лентами капоры, одинаково завязанные под подбородками шёлковыми бантами. Отличались отражения лишь приколотыми к их капорчикам брошами. У одной красовалась у височка жёлтая, как солнышко, искусственная ромашка, у другой - синяя как небо фиалка.               

– По человеческим поверьям ромашка – признак нежности и добродетели. А фиалка - невинности и чистоты, - объяснила старшенькая и добавила с завистью: - И у обеих малахитовые бусы – лучшая защита от порчи и сглаза!

«Скорее дело не в поверьях. Скорее цветочки нужны, чтобы отличать близняшек, – подумала Русалочка. - Они ведь похожи, как две капли воды».

Двойняшки опускали вниз, к решётке, привязанную к верёвочке коричневую бумажку. А когда старик натруженной, морщинистой рукой пытался схватить её, дёргали бечевку вверх и звонко смеялись – так дети играют с котёнком.

– Дай я его подразню!

– Нет я! – нежными как колокольчики голосочками, спорили малышки.

В конце концов всклокоченный старик, воспользовавшись их распрей, сумел ухватить милостыню.

– Что же вы мне подали? – тут же горестно возмутился он. – Это же разрисованная бумажка! А я надеялся три рубля!  Зачем вы обманули меня?

Но близняшки не слушали его. Они с кулачками в длинных, до локотков белых лайковых перчаточках, набросились друг на друга.

– Это ты виновата!

– Нет ты!

– Девочки, если будете драться, я вас накажу! – окликнула спорщиц из окна стоящей на мосту кареты, с умилением наблюдавшая до этого за их шалостями, мама. – И не дам вам карандашей, чтобы нарисовать ещё одну денежку – сторублёвую, разноцветную и с портретом. И завтра вы не поедете к этому долговому цугундеру играть в добрых самаритянок.

Закрывающая почти всё окно кареты мамина шляпа напоминала цветочную клумбу. На ней можно было обнаружить и такие же, как у дочурок тканевые свидетельства нежности и добродетели, а также невинности и чистоты. А в дополнение к ним на полях и тулье были раскиданы и жёлтые розы, означающих ревность и неверность, и гроздья пурпурной сирени, указывающие на неистовую страсть, и тут же - белой, намекающие, по всем поверьям о цветах, на презрение. По четырём сторонам шляпки, будто криком кричали, исходя из тех же поверий, о нестерпимой душевной боли, ядовито-лимонные гвоздики. А вблизи каждой из них, приютился почему-то скромный синий василёк, несущий на языке цветов кроткое и жалостливое послание: «Не смею выразить свои чувства». Ну, а из середины шляпы, из-под трёх высоких, красных, как на киверах гусарских трубачей страусиных перьев, словно трубным гласом взывали «Обратите на нас внимание!» самые крупные, а значит и главные цветы клумбы – нарцисс и белая лилия, символы самовлюблённости и смерти.