Ангел

  Ирина попрощалась с женихом. Буркхард, невысокий блондин в очках, то и дело обнимал пониже талии, показывая всем сидящим в автобусе, что, мол, моя, хотя ничего у них не было. Тощую сумку – кандидат в мужья пока не торопился обновлять гардероб невесты – запихнули в отсек под автобусом.
  Ирина взглянула на первое место за водителем. Около окошка сидел старый дед в бейсболке. Немец ещё раз облобызал Рину, как все коротко её называли, и покинул автобус. Иринино место было у окна, но она не стала сгонять старика с места. Не всё ли равно? Будет смотреть в стекло водителя. Так даже лучше. Она плохо переносила автобусы. Слабый вестибулярный аппарат. Когда была маленькой, то очень страдала. Расстраивалась. Поездка в пионерский лагерь превращалась в кошмар, и пока она, бледная, мысленно моля о скорой остановке, мучилась на переднем сиденье, грызла спички, остальные пионеры заливали в себя литрами лимонад и лопали, чавкали, чмокали всю дорогу до лагеря, который находился под Михнево. Как будто их год не кормили. Как только автобус останавливался коротко, она пулей вылетала и бежала в сторонку.
  Карусели с головокружительными виражами были ей недоступны. Она с завистью смотрела на празднике, как визжали от восторга другие дети, переворачиваясь вверх тормашками и взмывая к небу на новых чешских аттракционах. Сама она, прогулявшись с родителями по парку, со вздохом лезла в кабинку чёртова колеса. Только его и могла выдержать.
  С возрастом организм окреп, и она стала легче переносить поездки. И всё же больше всего на свете она любила метро. Но на метро из Германии не уедешь. Рина улыбнулась, вспомнив старый анекдот. В вагон забегает явный сумасшедший, наставляет на машиниста перочинный нож и кричит: «Шеф, гони в Копенгаген!» Машинист пожимает плечами, закрывает двери и объявляет: «Осторожно! Двери закрываются! Следующая станция Копенгаген».

  Жених Буркхард купил ей билет только на автобус. Дешевле намного, и в аэропорт не надо ехать. Автобус отходил от городского вокзала.
Ирина поздоровалась с водителем – его звали Дима – и уселась в своё кресло.
Автобус тронулся. Она без энтузиазма помахала Буркхарду, облегчённо вздохнула и откинулась в кресле. Автобус проезжал безликий индустриальный район, слева тянулась унылая железнодорожная насыпь. Салон был переполнен, и в летнем разморенном воздухе смешивались запахи кресельной обивки, пота, мужских носков, дешёвого дезодоранта, еды, и добавлялось ещё амбре из туалета, если плотно не прикрывали дверь. Аппетита, впрочем, это путешественникам не портило. Они накинулись на принесённые котлеты и курицу гриль, не успел автобус отъехать от стоянки. «Оголодали здесь, что ли?» – подумала усталая Ирина и вспомнила своё пионерское детство. Шуршали газеты и целлофановые мешки, разрывались упаковки и пшикали пробки от теплой газировки. У водителя работал добавочный вентилятор, и поэтому всё это не так било в нос, как в середине и в конце салона.
– Прости, дочка. Пропустишь?
  Дед в смешной бейсболке, по бокам которой были нарисованы маленькие крылышки, привстал и ждал, когда она тоже встанет со своего места.
– Да. Конечно.
  Ирина поднялась. Постояла, улыбнулась водителю. Дед вернулся. Уселся. Она чувствовала, что дед исподтишка разглядывает её. Попутчик немного погодя спросил:
– Ты, дочка, тоже домой едешь?
– Тоже.
– А сама откуда? Из Казахстана?
– Почему из Казахстана? – обиделась Ирина. – Из Москвы.
– Из Москвы? А здесь что делала? Родню навещала?
Словоохотливый дед, казалось, был настроен пообщаться.
– Нет. Замуж приехала выходить. – Так устала, что врать не хотелось. Да и видит она этого незнакомого деда первый и последний раз в жизни.
– Замуж? – дед, казалось, был разочарован. – За кого? За нашего немца?
– Нет. За ихнего, – в тон ему ответила Ира, потихоньку начиная раздражаться на приставучего соседа. С таким ни книжку не удастся почитать, ни подремать, ни прокрутить в голове всё, что с ней случилось за последний месяц, а это было ей ой как надо.
  В начале 90-х газеты запестрели объявлениями: «Найдём мужа в любой точке земного шара!» Подруга Галя нашла одно объявление. Поехали. Сотрудник брачной конторы открыл захламлённый подвал. На цементном грязном полу возвышалась гора писем.
– Письмо – сто рублей, – предупредил устало барыга и зевнул, придерживая тяжёлую стальную дверь подвала.
  Взяли по пять писем. Написали. Галине, которая была намного старше Рины, достался швейцарец, а вот Рине не повезло. Приехав в город Ланген на западе Германии, она позвонила претенденту – Андреасу. Он примчался на вокзал. Рина забежала в туалет. Помылась и подкрасилась. Стояла, ожидая. Ввалился толстый тип. При ближайшем рассмотрении Рина заметила, что штаны были сзади не очень удачно расставлены. Внешность – тоже полный провал. На старой раздолбанной «Ауди» с давно не чищенным салоном он привез её в свой дом, заваленный старым хламьём, где он жил с матерью. Предложил перекусить. Есть у него совсем не хотелось. Когда дело дошло до дела, Рина сказала без обиняков: «Прости, Андреас. Ты мне не понравился. Но если ты поможешь мне дальше поискать мою судьбу, хорошего парня, то я тебе тоже помогу. Я могу у вас убираться. Помогать по хозяйству. Ну что? Договорились?»
  Делать нечего. Стала трудиться по дому. У Андреаса была чуднАя мать. На половине постели она спала. А на другой половине лежала гора тряпья. Дом был запущен. Рина вымыла окна, работала в саду. Жила она в маленькой комнатушке. Спала на кресле-раскладушке. Иногда смотрела с Андреасом телевизор. Мало что понимала. Она осунулась, но это даже хорошо, раньше туго натянутые на ней джинсы спадали, можно просунуть кулак. Ей часто говорили, что она симпатичная. Большие глаза, высокие скулы, полные от природы губы, чуть вздёрнутый нос. Свои светлые волосы она собирала в хвост. На улице на неё оглядывались. А что толку? Немцы не знакомятся на улице.
  Первый раз в этой хвалёной Германии. Деньги она поменяла на дойчмарки ещё в Москве неудачно, по низкому курсу. Сумма получалась небольшая. Хотелось ей, конечно, попробовать немецкой еды, разбегались глаза при взгляде на витрины кондитерских, где стояли шварцвальдские торты с прослойкой из вишен, пирожные с желе и фруктами, слоёные сердечки с творогом и клубникой внутри. Но, налюбовавшись на сладкое изобилие, она шла в «Альди», где покупала упаковку самых дешёвых булочек, сыр и колбасу. Заходила Рина и в большие магазины одежды, запоминала модели. Примеряла, рылась в уценённых вещах прошлого сезона. Но и из этого ничего купить себе не могла. Увидела в киоске пару журналов «Бурда» с выкройками. Она хорошо шила. Вот приедет домой и сошьёт себе сногсшибательный комбинезон и платье-чулок с маками и с оборками понизу. Ткани у неё в Москве были. Бродила по немецким старинным улочкам, фотографировала своим аппаратом-мыльницей фахверковые постройки с коричневыми балками, церкви, маленькие магазинчики-бутики, где прямо на булыжную мостовую продавщицы выкатывали кронштейны с дорогой одеждой и аксессуарами. Гуляла мимо уличных кафе, ресторанов. Под большими полосатыми навесами немцы весело пили кофе или звенели вилками и ножами, пробуя свежую жаренную на гриле рыбу с пёстрым рисом басмати, стейки с картофельными поджаристыми клёцками или шницели с картошкой-фри, и к этому – благоухающими рукколой и базиликом салатами. Она была чужая на этом празднике жизни. Пока она себе этого позволить не могла. Пока…
  Андреас расщедрился и на выходной повёз её на фломаркт. На этой барахолке немцы, итальянцы, турки продавали подержанные вещи: посуду, велосипеды, микроволновки, ковры, лампы, книги и ещё много всякой всячины, от старинного угольного утюга до современных электроприборов. И всё это в разы дешевле, чем в магазинах. Она гуляла по развалам, смотрела, приценивалась. Нашла там подарок для мамы – измеритель давления на руку. Только без батареек. Андреас обещал ей поискать батарейки дома.
  С разрешения своего «друга» звонила иногда на минутку в Москву. «Мам, у меня всё хорошо. Скоро приеду и всё расскажу», – скрывала Ирина своё непонятное положение. Зачем маму расстраивать?
 Андреас откопал в какой-то из местных газет номер телефона для знакомств, и она наговорила стандартный текст своим голосом, которому попыталась придать нежный доброжелательный тембр. Андреас помог с немецким: «Здравствуйте! Меня зовут Ирина. Я русская. Стройная. Мне 20 лет. Светлые волосы. Ищу мужчину для серьёзных отношений!» Потом прослушивала сообщения. Ничего интересного. Сексуально озабоченные типы.
  Наконец позвонил вроде приличный. Представился. Сказал, что ищет серьёзную девушку для женитьбы. Увиделась с ним всего три раза. Андреас ревниво охранял свою подопечную. Сам привозил и увозил со свиданий. Придя на первую встречу в какой-то бар, она огляделась. Помятый тип в шортах и растянутой футболке вскочил из-за маленького столика и махнул ей рукой. «Ну почему мне так не везёт?» – в отчаянии подумала Ирина, подходя к нему. Предложил присесть. Угостил её гамбургером и колой. Так она познакомилась с Буркхардом. Виза заканчивалась. Он быстренько предложил ей руку и сердце. Ирина обещала подумать. Купил ей билет на автобус.
– Я пришлю тебе приглашение, ты приедешь, и мы поженимся.
  Вроде неплохой парень. В банке работает. Марафон бегает. Вполне симпатичный, только неухоженный. Жена изменила и ушла к другому. Осталась дочка. Только одно терзало Ирину… Она его не любила. Ничего не ёкало. Разве можно так замуж выходить? С ума она сошла, что ли? А где её нравственность? Где читанные ею Тургенев и Чехов? Рина не чувствовала в новоиспечённом женихе ни романтики, ни, уж тем более чего-то похожего на интеллект. Это её раздражало. Может, она его просто мало знает? Зацепиться бы за что, да не за что… Их общение пока сводилось с его стороны к рассказам о предательнице-жене и об успехах дочки в бальных танцах. Она тоже много о себе не говорила. Нельзя же после этого вдруг начать целоваться с человеком, но нового знакомого это не смущало...
– Ты прости меня, дочка, если пристаю с расспросами. Дорога длинная. Хочешь, и ты меня о чём спроси? Раньше ведь все люди разговаривали друг с другом. А сейчас я в этой Германии насиделся молчальником. Как воды в рот набрал. И такая тоска. С этими говорить не хочется.
  Рина улыбнулась.
 – «С этими»... Они же вам по крови один народ.
  Дед хмыкнул.
– Твоя правда. Когда-то были один народ, да уж мои предки – немцы с Волги. Сослали нас в Казахстан. Там потихоньку обосновались. Голые, босые. Русские очень помогали. Всё несли нам и одежу и валенки, и избу помогли срубить. И вот приехали мы туда чужими, а стали они нам своими, ближе некуда. Да какие мы немцы? – Он помолчал. – Говорим на старонемецком, да и то только старики. Молодёжь уже нет. Эти-то понимают с трудом и за своих нас в Германии тоже не считают. Вот так, дочка.
– А чего же вы там живёте, если не нравится и за своих вас не считают?
– А я и не живу. – Дед воздохнул. Покашлял. – Домой еду.
– Как домой? Куда?
– В Казахстан. – Дед посмотрел на неё, лукаво прищурившись.
– А кто у вас там?
– Никого. Все сдуру сюда уехали. Русаки-соседи там дом наш купили. Говорят, обратно продадут. Эх, дочка. Знаешь, там какое приволье? Выйдешь на вечерней зорьке, сядешь на скамеечку. Один сосед идёт. Побалакает. Другой присядет, бабы остановятся, новости принесут. Всё своё, родное. А здесь… – дед досадливо махнул рукой. – Все лыбятся, а без сердца.
  Рина изумилась.
– А жена у вас есть?
– А как же. Есть старуха. Полвека уж вместе. – Он усмехнулся. – И дети есть, и внуки.
– А они назад поедут?
– А кто ж их знает? Это их дело. Я домой еду.
– А жена поедет? – не отставала Рина.
– Поедет. Куда она денется! – Дед махнул рукой, показывая что на этот счёт даже не волнуется. – А что жена? – дед насупился. Немного погодя взорвался: – Ну что это за жизнь? Посадили в квартиру тесную. Даже балкона нет. Какая-то решётка вместо балкона. Обставились, дети помогли. И сидим. Бабка к окну. Я к балкону. Бабка на балкон этот дурной – я к окну. Как волк в клетке. У детей своя жизнь. Заняты. Работают. Учатся. Редко приезжать стали. Некогда. И чужие какие-то стали. Вроде мы дураки деревенские и только им мешаем.
– Ну вы даёте! Такое решение принять одному?
– А кого мне спрашивать? Я мужик. Один раз решил и уехал. Я вот немец, дочка, а ты, видать, русская. Самая что ни на есть. Зачем ты в каторгу эту уезжаешь? Посмотрел я твоего жениха. Он тебя старше лет на десять!
– Как вас зовут? Меня Ирина. Рина.
– А я Кристоф Энгель.
– Рада познакомиться! – потрясла его Ирина за руку. – Какое у вас имя интересное! И фамилия.
  Рину удивило и как-то даже расположило к деду то, что его так звали. «Надо же! Кристоф Энгель! Кристоф... Энгель... Христов ангел?!»
– Такое при рождении дали, – смущенно произнёс старик.
– Да сейчас и дома каторга. Продуктов нет, работы нет. Жизни никакой нет, – продолжила Рина.
– Ну уж и в Москве жизни нет? Не поверю.
– А вот и нет, и жить не на что, и одни бандиты и олигархи.
– Я тебе так скажу. Девушка ты красивая. Ищи на родине хорошего парня. А этих оставь. С ними свои только жить могут. Послушай меня. Не возвращайся к нему.
– Почему вы так говорите? И откуда вы всё знаете? – немножко обиделась Рина.
– Да уж знаю. Не один год промучился и много повидал, многого наслушался.
  На дорогу опустилась ночь. Водители Дима и Толик менялись каждые четыре часа. Сопровождающая группы договаривалась, носила паспорта то немцам, то полякам, чтобы пропустили через границу. Так и ехали. Дед что-то весёлое рассказывал, в основном про своё деревенское житьё-бытьё ещё в Союзе, про немецкую реальность вспоминал неохотно. И чем больше она его узнавала, тем больше он ей нравился, простой русский дед. И правда, он совсем не похож на немца.
  Было часа четыре утра. То просыпаясь, то вновь проваливаясь в сон, она видела, как они едут по Польше. По очень узкому шоссе, обсаженному здоровенными тополями. Сквозь стволы деревьев виднелись зеленеющие поля в предрассветной туманной мгле. Рина задремала. Вдруг она открыла глаза и увидела в окно, как на их автобус со встречной полосы на всей скорости мчался огромный грузовик. Они сидели с левой стороны, прямо за водителем. Это были секунды. Казалось что столкновения не избежать. И пришлось бы оно как раз на кабину водителя и на них. От ужаса она открыла рот и посмотрела на старика. Дед Кристоф не спал. Он поднял руку, и летящая на них фура резко ушла от них влево. А их шофёр Дима, тоже, видно, задремавший, вильнул вправо. Дед обернулся к ней и сказал:
– Спи. Всё хорошо.
   И она тут же уснула. Наутро она плохо всё помнила. Было это или ничего не было? Может, это ей привиделось в сидячей дрёме? Укачало её? Голова мотается из стороны в сторону. От частых пробуждений не знаешь, где ты и куда едешь. Но нет. Не может быть. Она точно помнила фары страшного огромного тягача, на манер американского, его блестящие хромированные трубы, решётчатую пасть над бампером. И особенно тот момент, когда дед выставил руку вперёд и из неё будто пошёл свет.
Весь последний день Рина пыталась разговорить старика. Ему ещё надо было пересаживаться на автобус в Казахстан и ехать почти неделю. Чем больше она всматривалась в его лукавые глаза, румяное лицо, которое время украсило добрыми морщинками, слушала его речь, шутки-прибаутки, тем больше она проникалась к нему симпатией, и ночное происшествие не могла забыть.
 – Дедушка Кристоф? Хотите, побудьте денька два у нас, отдохните. Я вас на Красную площадь свожу, в Кремль. А? – завлекала она его. Ей как будто не хотелось с ним расставаться.
– Нет, дочка. И так долго ехать. Друг ждёт. Полдеревни меня ждут. Сказал им, какого числа приеду.
  Водители делали редкие остановки на заправочных станциях, чтобы залить бензина, дать возможность пассажирам размять ноги и купить какой-нибудь немудрящей еды там же, в кафе с яркими зонтиками. Дед Кристоф не выходил. А Ирина выбегала. Вернувшись, угощала его пирожками. Пили чай из пластиковых стаканчиков, который разливал Толик из титана, находящегося в конце автобуса.
…Полетели родные просторы. Рина с волнением узнавала пейзажи, словно ожившие картины Поленова, Шишкина. Так стосковалась. Проплывали за окнами в хороводах белоствольные берёзы на пригорках, мелькали церковки с голубыми куполами, придорожные неказистые деревеньки с летними террасками и покосившимися заборами, поленницами дров во дворах. Ближе к Москве по обеим сторонам начались новостройки, склады, запестрели автомобильные магазины с кричащими вывесками «Mersedes-Benz», «Audi», мебельные салоны. Чувствовалось, что всей мощью, кутерьмой людской надвигается на них столица. Пышет жаром.
  Автобус остановился на площадке у Ярославского вокзала, недалеко от метро. Приехали. До людей вдруг дошло. Все засуетились и полезли вон из салона. Пассажиры стояли гуртом и один за другим, надрываясь от тяжести, вытягивали из усталого, не остывшего ещё чрева автобуса свои огромные баулы и чемоданы, среди которых затерялась Иринина тощая сумка. Получив её и вынырнув из толчеи, она оглянулась и стала искать глазами старика. Его нигде не было. Ни в автобусе, ни около. Он как будто испарился.
– Толик! – кричала она шофёру. – Ты не видел здесь дедушку, с которым я ехала?
– Какого дедушку? – Дима и Толик были заняты. Собирали документы с маршрута диспетчеру.
  Так жаль, что она с ним не успела попрощаться. Вроде он мелькнул в толпе с рюкзачком за спиной и пропал.
А вдруг это был ангел?