et la revolution s eteignent. часть 5

Как только документы подписали, за обвиняемыми выслали полицию. Мирабо и Робеспьер ушли с закрытием заседания, а Антуан задержался буквально на несколько минут. Попытался узнать у Карно, когда сможет вернуться на фронт, но он, собирая второпях свои бумаги, ушёл от прямого ответа, сказав, что не знает, и на данный момент его помощь не требуется.

Наглая ложь. Но прежде, чем Сен-Жюст успел возмутиться, Лазар уже скрылся в коридоре. Догонять его не было ни смысла, ни настроения. Закралась догадка, что то влияние Максима, который изначально и являлся виновником возвращения Антуана в Париж. Гадать привычки нет – спросит – узнает. Но позже, раз ему нездоровилось. И лучше не задерживаться, ведь друзья дожидались в экипаже.

Когда Сен-Жюст покинул зал, там оставался лишь Бийо-Варенн, остальные разбежались по своим кабинетам, либо отправились домой. Минуя просторные коридоры дворца, улавливались приглушенные голоса – совещания других комитетов часто затягивались до поздней ночи. Эхо шагов отскакивало от некогда блестящего пола. Задумавшись, Антуан засмотрелся на истертый паркет, не заметив маякнувшую впереди фигуру. Внимание обратил, когда поравнялись, и чужое отражение проползло тёмным пятном по поверхности.

–Кого я вижу! – Сен-Жюст прошёл на несколько шагов дальше и остановился, когда до него долетели последние слова. – На кого Комитет общественного спасения открыл охоту в этот раз?

Он обернулся, в растерянности интересуясь.

–Вы обращаетесь ко мне?

–А вы видите здесь кого-то ещё?

Опознав в сокрытом полумраком человеке Моро, губа Антуана непроизвольно вздёрнулась. Как не повезло в огромном полупустом Тюильри столкнуться именно с ним.

–Мне не ведомо сколько голосов звучит в голове безумцев. – спародировал манеру Армана, чтобы вызвать раздражение у оппонента, – Но то, что им свойственно говорить с ними вслух – данность. Так что пардон, гражданин. Впредь изъясняйтесь яснее.

И двинулся дальше, надеясь, что на этом разговор окончен. Но собеседник так не считал.

–Не смейте убегать, Сен-Жюст!

Кристиан быстро догнал его. Успел угрожающе занести руку в сантиметрах от плеча, как Антуан, развернувшись, отступил, избегая непозволительной тактильности.

–Не забывайтесь, Моро.

Тот примирительно убрал руки за спину, но словесных нападок не прекратил.

–Что обсуждали Комитеты?

Сен-Жюст не без доли скептицизма оглядел парня. Всерьёз ли думал, что ему всё расскажут или… мигом отбросил прочие варианты. Всегда считал Кристиана недалеким.

–Не осведомлён, что в мои обязанности теперь входит докладывать о подобном кому-попало. – для пущего эффекта уколол ещё раз, – Очередное бредовое распоряжение Конвента?

В медовых глазах блеснул огонь. Парень хотел было ответить, но Сен-Жюст взмахнул рукой.

–У меня нет времени. Оставьте свой яд до следующего раза.

Скрывая за напускной усталостью злорадство, он ушёл. И в этот раз за ним не погнались. Цокот каблуков заглушило биение сердца. Не пристало игнорировать факт, что любое столкновение с этим человеком вызывало необъяснимую злобу. Антуан порывисто оглянулся, но коридор уже пустовал. Оно и к лучшему.
Выйдя на улицу, парень приметил единственный экипаж неподалёку, и направился к нему. Его, как и обещано, ждали.

–Надеюсь, я не слишком задержался? – обеспокоенно спросил он, аккуратно закрывая дверь кареты.

Робеспьер похоже спал, устроив голову на плече Армана. Тот же покачал головой и хлопнул по стенке, давая сигнал извозчику. Как тронулись, заговорил.

–Мы едем ко мне. Останешься?

Сен-Жюст кивнул, устремляя взор в окно, за которым особо и не разглядеть улицы. Мирабо продолжать диалог не стал. Про себя отметил, что после возвращения из Бельгии он вёл себя отстранённо почти каждый раз как они виделись.

– «Избегал встречи с Максимом. Спорить меньше стал. Мыслями где-то в другом месте. Часто нервный. Что-то случилось».

О причине пришлось бы только догадываться. И беспокойство постепенно за эти недели возросло. Антуан мало когда сообщал о своих переживаниях и прочих проблемах. Как и Робеспьер, как и сам Мирабо. Так уж сложилось, что их троица не была привычна изливать душу даже друг другу. По крайней мере, за последние пару лет.Появилось чёткое убеждение, что сегодня с этим вопросом должно разобраться. Недосказанность в их положении пагубна до безобразия.

Арман внимательно всматривался в темноту улицы, будто надеясь разглядеть что-то в мутных пятнах. Тряхнуло. Он придержал друга, спасая от падения. Тот ухватился за его предплечье, вдруг обронив.

–Мне кажется, я слишком устал.

Фраза угнетающе повисла в последующей тишине, оставив мужчин в недоумении. Возможно, Максим и сам не заметил, как произнёс это вслух, так как вид его оставался безмятежным. Он глаз-то не разомкнул, будто и не ожидал продолжение диалога.

Антуан растерянно глянул на Мирабо. Есть ли смысл что-то отвечать? Или проигнорировать? В этом не был уверен никто из них. Но Арман всё же спросил.

–От чего? – он склонил голову набок, задев щекой висок.

–От всего, друг мой. Абсолютно от всего.

Максим сжал в пальцах выглядывающее из-под чужого плаща кружево манжеты. А Сен-Жюст, подмечавший каждый раз столь незаметные жесты, нахмурился. Подобное не сказать, что редкость, но в такие моменты всегда жалила ревность. Неразумно отрицать тот факт, что Мирабо Робеспьеру ближе, чем кто бы то ни был, но… 
Уголок губ дёрнулся. Парень выпрямился, сложил сцепленные руки на колене. В этом мерзком инфернальном чувстве не было смысла. И он вечно его подавлял. Иное считал непозволительным и неуместным. Как писал Вольтер: «Бурная ревность совершает больше преступлений, чем корысть и честолюбие». Он был выше этого.

–В тебе говорит усталость, – наконец выдавил парень, стараясь держать спокойный тон, – Если бы ты действительно отдыхал и лечился…

Максимилиан недовольно выдохнул и отстранился от друга, зажимая переносицу.

–Я не о том, – эта тема раздражала, и продолжать он её намерен не был. –Я считаю, что сделал всё что было в моих силах. – голос прозвучал решительно, хоть и тихо, – Я не могу жить в постоянном сомнении. Мы собрали вокруг себя паноптикум, и моя мнительность не даёт покоя. Я в каждом втором вижу потенциального предателя. – поджал губы, но всё же добавил, – Даже в тех, кого считал друзьями.

Зелёные глаза невольно обратились к Антуану, и его сердце в панике заметалось. Неужели речь о нём? Разумеется, он полагал, что настанет день, когда его попытки отдалиться заметят. Но неужели всё свелось к подозрениям в заговоре? К подобному раскладу план действий составлен не был. В голове мелькало множество вопросов. Что делать? Что говорить? Объяснить? Оправдания не привнесут ли больше подозрений? И прежде, чем парень успел ляпнуть какую-либо глупость, вмешался Мирабо.

–Сомневаешься в Демулене?

Лицо мужчины помрачнело. Он кивнул, а Сен-Жюст с трудом сдержал облегчённый выдох и перевёл взгляд на спасителя. Тот загадочно улыбнулся, давая понять, что прекрасно заметил его испуг. И сложно определить, хорошо это или потом аукнется.
 
–Камиль определённо сблизился с Дантоном. – Максимилиан скрестил ладони, прижимая к подбородку, – Меня беспокоят разговоры о том, что Жорж готовит восстание. Я не могу сказать, что верю в эти слухи, но также не могу быть уверен, что он однажды не пойдет против меня.

–Однако продолжаешь защищать. – с иронией заметил Арман, водя пальцами по оконной раме.

–Дантон сильный союзник. – и с этим поспорить не мог никто. – Пока наши взгляды направлены в одну сторону, нет причин устранять друг друга.

Сен-Жюст, нервничая, поправил складки на одежде, напомнив:

–Комитеты видят в нём угрозу. Они в любом случае попытаются от него избавиться. Это вопрос времени. Если опасаешься его, думаю, не стоит.

Выдержав несколько секунд, Максим отвернулся к окну и со снисходительной улыбкой произнес.

–Сейчас меня волнует лишь Камиль. Он ведом. А Дантон прекрасный оратор. В последние визиты мой друг был слишком обеспокоен. Мало того, ставил под сомнения мои решения, что на него не похоже. Уверен, к этому приложил руку Жорж. Он ведь тоже считает, что я чрезмерно радикален. Пытается ли повлиять на меня через Камиля, или настраивает против меня – не могу знать. Но если так, события могут пойти по совсем другому руслу. Я этого не допущу.

Каждое слово вбивалось гвоздями в кожу. Слышать от него подобное было больно. Ведь Антуан прекрасно знал, о каких «решениях» шла речь. К великому сожалению, он и сам разделял мнение Камиля и Дантона. Робеспьер становился всё более жестоким и кровожадным. Но как оспорить его действия, если всё в итоге закончится подозрениями в предательстве? Раньше с ним можно было спокойно обсуждать неоднозначные моменты и принимать более рациональные варианты. А сейчас? Что произошло за эти полгода?

И он не сдержался, возразив.

–Не говори так! Демулен не столь глуп, чтобы не понять, что им манипулируют. Разве он не был таким же борцом за свободу и справедливость, как все мы? Может, стоит хотя бы прислушаться к его мнению?

Но мужчина был непреклонен.

–Что за детский лепет, Антуан? Его слова лишены смысла. Там не к чему прислушиваться.

–Если бы Камиль услышал твои слова сейчас, уверен, он бы огорчился.
 
Тот, вздрогнув, посмотрел на товарища. На лице не удалось уловить ни тени ожидаемого недовольства. Наоборот. Глаза, до того отражавшие холод и непоколебимость, блеснули лукавым огнём. Он не пытался его скрыть. И вместо слов, вырвалась пугающая своей коварностью ухмылка. Сен-Жюста охватило странное чувство. Перед ним будто оказался совершенно другой человек, мысли которого на толику угадать не выйдет.

–Ну а ты, милый мой, огорчился?

Взгляд успел стать вновь жёстким и сосредоточенным. Казалось, всё его внимание сейчас сфокусировано на парне. На каждом лицевом мускуле, на дыхании, на малейшем жесте – всём том, что могло выдать его истинные эмоции. Повисло молчание. Неприятное, липкое. Антуан старался не выдавать волнение, но поведение друга сбило с толку.

Он, несомненно, знал правильный ответ, но по какой-то причине не мог издать и звука. Хотелось отвести взгляд, но тело не слушалось. Лёгкие разрывало, воздух грозил вылиться наружу. Сердце, словно совершая последний рывок, заколотилось с такой силой, что явно намеревалось пробить грудь. Каждый вздох стал пыткой. Тело наполнила свинцовая тяжесть. Максимилиан пробился сквозь завесу мучений, повторяя вопрос:

–Так, огорчился бы?

–Конечно нет! Я ни за что не…! – голос задрожал, отчего Антуану самому сделалось страшно. – Ты же знаешь, я доверяю тебе, как самому себе.

Такого с ним ещё никогда не случалось. А Робеспьер только шире улыбнулся, откидываясь на спинку сидения. В этом действии чётко прослеживалось довольство происходящим. Что вгоняло Сен-Жюста в большее смятение.

–Как неубедительно. – на лицо его вновь вернулась усталость. – Надеюсь в Конвенте ты выступаешь не так же? Или растерял свой ораторский гений на фронте?

Эти слова ранили в самое сердце. Но Сен-Жюст не мог злиться. Максим был прав, как и всегда. Нельзя показывать свою уязвимость. Не им. Парень опустил голову. Под маской бесстрастия проступил обжигающий стыд. Стыд за самого себя. За своё бессилие. За страх разоблачения. За все те чувства, которые ещё секунду назад снесли ударной волной всё самообладание. Нет. Лучше умереть, чем испытывать их вновь…

Мирабо, ставший свидетелем нелепой, по его же мнению, перепалки, от комментариев воздержался. И остальное время друзья провели в утомлённом молчании. Каждый думал о своём, наблюдая за пролетающими мимо домами. А по приезду так же без лишних разговоров добрались до апартаментов.

Двери им отворила недовольная Трис. Загнав в прихожую, отругала за то, что заявились так поздно. Робеспьер из её слов понял мало, перед глазами всё расплывалось. И только когда холодные руки женщины обхватили его лицо, стало легче.

–Ужас, тебя эти Дюпле не лечат что ли совсем? – возмутилась она и, буркнув себе под нос пару очевидно обсценных слов на родном языке, приказала Мирабо увести больного с глаз долой. Антуана же потащила за собой на кухню.

Тусклый свет прихожей сменился полумраком холодной спальни. И та прохлада отрезвила, как только голова опустилась на подушку.

–Арман, – мужчина позвал друга, наугад вытянув руку. – не уходи.

–Не ухожу. – он поймал его ладонь и опустился на край кровати.

Замолкли. Один собирался с мыслями, другой терпеливо ждал. Тишину заполнили далёкий скрип, звон посуды за стеной и свист ветра, гуляющего по чердаку. Знакомо, от того уютней находиться в стенах этой квартиры. Навевало воспоминания о доме в Аррасе, когда там было тепло и радостно. Когда ещё все были счастливы.

–Знаешь, у меня было достаточно времени, чтобы задуматься о вещах, о которых не желал думать прежде.

Робеспьер поднял взгляд на Армана, но разглядеть вышло лишь нависший над ним размытый силуэт, который не сливался с тьмой только потому, что лунный свет, бивший в окна, очерчивал его контуры. Тот свободной рукой убрал спавшие на бледное лицо пряди. Так же делал отец, когда укладывал маленького Максима спать.

–О чём, например?

Мужчина постарался отогнать наплывшие воспоминания. Не время, не сейчас. Прикрыв глаза, крепче прижал прохладную ладонь ко лбу.

–Как часто тебе пишет Орлеанский? И пишет ли?

–Разве ты сам не знаешь?

–Я не настолько одержим, чтобы контролировать такие пустяки.

Пустяки ли? Мирабо уверен, что тот лукавил, однако и врать бы не стал. Правда была где-то посередине. Первое время он определенно следил за перепиской с герцогом, возможно позже перестал, кто знает.

Честно ответил.

–Иногда. За этот год от него пришло только одно письмо. Ответ не от моего имени, не на его имя. Сам знаешь, ведение переписки с представителями королевской семьи могут расценить как контрреволюционные действия.

Робеспьер отстраненно кивнул, и только слепой не заметил бы, что его что-то гложет. Пришлось уточнить.

–Почему спрашиваешь?

Он отвернулся, надеясь, что мрак смажет позорные эмоции с лица.

–Когда пребываешь в бреду, и приходит во снах… – оборвался на полуслове, ненароком увидев в темноте пугающий образ. Стоило моргнуть – и он растворился, осев липким подобием страха внутри. – Я задумался над…

Прекрасно видно, как сложно ему произнести свои тревоги вслух. Опасения тому причиной или что другое, но Максим по обыкновению своему сомневался: нахмуренные брови, поджатые губы, сдерживающие рвущиеся наружу слова, замедленное дыхание, потому как, опускаясь в пучину размышлений неосознанно его задерживал. А ведь сомнения так губительны. Сколько раз ни повторяй, эта истина звучит в умах снова и снова.

Тем не менее, он продолжил:

–Есть ощущение, что я совершил много грубых ошибок, которые вряд ли смогу исправить. Как считаешь, может, для тебя было правильней уехать в Италию вместе с ним? Ты был бы счастлив?

Любого другого этот вопрос бы насторожил, заставляя усомниться не проверка ли. Но не Армана. Он догадывался, что подобные мысли беспокоили Робеспьера ещё с момента побега Филиппа.

–Мне казалось, мы давно прояснили эту тему, – тот не ответил. Слова излишни. Арману было известно, что именно он ждал сейчас от него, –Если бы этого хотел, уехал в любой момент. – говорил уверенно и спокойно, словно отдавал отчёт, – Первое время колебался. Всё же, служил Орлеанским двадцать лет. Но я не мог покинуть Францию. Даже за те давние мысли о побеге я чувствую вину перед республикой. И перед тобой. Ведь мы шли к революции вместе. – сменив тон, шёпотом продолжил, – Я остался. Ради революции, ради будущего Франции, ради народа. Какой смысл был начинать этот путь с тобой, чтобы, не пройдя и половины, бросить? Если тревожишься, что я жалею, то нет. Не жалею.
 
Слова прошлись ознобом по коже. Максимилиан, взволнованно выдохнув, зажмурился, скрывая блеск в намокших глазах.

–Я хочу в это верить, Арман, – пальцы поползли по мягкому покрывалу, словно что-то ища, – Но мне страшно, – очертив край царги, схватился за неё. – что однажды потеряю. – далее не озвучил, надеясь, что тот и так поймет, – И всё больше кажется, что такой исход с каждым днём очевиднее.

Пугала происходящая в его уме фантасмагория. Обречённей становилось и от незнания, что с этим делать. Это переутомление, лихорадочный бред или нечто серьёзное, долгие годы прогрессирующее? Что бы то ни было, оно навязчиво преследует, убеждает, внушает. И чем дальше, тем больше логики и ясности Максим видел в тех идеях, что нашёптывало нечто из тени. А так ли оно являлось на самом деле?

Может, он давно находится под влиянием сидящего внутри монстра? Что если добродетель, к которой он яро стремился, не добродетель вовсе? Вдруг то чудовище извратило понимание, и он творил невообразимые зверства, не видя картину со стороны? Может, оправдано его называют тираном? Вдруг все близкие ему люди находятся рядом не потому, что искренне любят, а боятся? Неужели им правит Чудовище, заразив чистое сердце гниющей скверной? Тогда где настоящий Максим?

Внутренние тирады оборвал хриплый голос из глубины комнаты.

–Слёзы раскаяния не окупят горы отрубленных голов. – оно тогда не исчезло, и затаившись в углу, всё это время наблюдало. Теперь же, не в силах сдержать смех, застонало, –Не пытайся свалить с себя вину! Единственный монстр тут только ты!
Увидев, как долговязая фигура рывком поползла в их сторону, Робеспьер в тот же миг вскочил и, вцепившись в друга, испуганно зашептал.

–Скажи, что ты тоже это видишь! – он порывался спрятаться, убраться подальше, пока оно не дотянулось своими грязными лапами, но из-за упавших ему на плечи рук, не смог.

–Конечно вижу.

Спокойно, с каплей нежности произнёс Мирабо, словно обращался к маленькому ребёнку, что проснулся от ночного кошмара. Однако это только напугало.

–Как? – изумился мужчина и невольно задрал голову.

Чудовище уже возвышалось над ними. Сутулое, покрытое мокрой шерстью, с проплешинами, словно поражённое лишаем или другой заразой. В огромных чернеющих пустотой глазницах горели маленькие точки. Как две далёкие звезды в небе, они мерцали, гипнотизируя, лишая всех мыслей, что могли зародиться в разуме при виде подобного ужаса. Сплющенная морда растянулась в широком оскале.
 
–Я не плод твоего воображения, Робеспьер, – снисходительный тон не показался враждебным. Оно наклонилось совсем близко, – Я существую само по себе, – и выдохнуло, от чего спутанные волосы колыхнулись.

Максима обдало чем-то сладким, цветочным, насыщенным. Затошнило. Существо же занесло лапу, намереваясь ткнуть когтем в его лицо, но Арман осторожно прижал друга к своей груди.

–Не смотри, – попросил он, поглаживая его по голове, – И не бойся. Оно тебе не навредит.

Во что верить? Происходящее казалось сном. Может провалился в небытие, как только привели в комнату?

Мужчина уткнулся носом в пропахшую пряным дымом ткань рубашки, чтобы не видеть. Но присутствие монстра ощущалось, хоть смотри, хоть нет. Он ведь не может в самом деле стоять тут? В миллиметрах от них. Огромный, уродливый, непостижимо-невозможный.

–Ты не можешь его видеть, – тихо, словно боясь, что чудовище услышит, проговорил Максим, – Тут никого нет.

–Раз так, значит нет. – Арман снова согласился.

Легче не стало. А существо зашуршало рядом. Его дыхание ощутилось над самым ухом.

–Не думал, что твоего дознавателя тут нет? Может, он ненастоящий, и мы в этой комнате вдвоём?

Нет. Как бы то ни было, здравомыслие до конца не растеряно. Это сюр. Кто реальней – человек или тварь из сказки? Решив полностью игнорировать создание, Максимилиан обратился к другу.

–Ты слышишь что-то?

Тот невозмутимо улыбнулся.

–Дословно цитировать? – Робеспьер шутки не понял, и была ли она вообще. Но Мирабо продолжил более серьезно, – Ты не монстр, Максим. И никогда им не был.

В тот миг пробил ужас – неужели действительно…? Как такое возможно? Он и догадаться не мог, что сам едва различимо проговаривал реплики чудовища, которые Арман, несомненно, и слышал.

–Забудь обо всём хотя бы на эту ночь. Обещаю, тебя никто не потревожит. Даже если оно стоит рядом.

От каждой фразы пробирал озноб. Что с этим делать? Как объяснять своё безумие? Однако сил выяснять происходящее не было. Мужчина обмяк в чужих руках, окончательно сдавшись. Ничего не понимая, ничего не различая.

–Я не сошёл с ума.

–Ты не сошёл с ума.

Тишина.

На этой неоднозначной ноте дверь приоткрылась. Трис, стуча каблуками, прошла в комнату, неся за собой полосу спасительного света. Робеспьер с трудом обернулся, всё так же крепко держась за Мирабо. Стройный силуэт женщины разбил видение, и на глазах стоящий позади монстр буквально рассыпался пылью в воздухе.

–Ну что, больной, – бодро улыбнувшись, она опустила поднос на прикроватную тумбу, – Госпожа Гейзенхаймер тебя сейчас вылечит.

Что-то опасное просочилось в голосе. Жестом приказав Арману исчезнуть, протянула Максиму чашку. Один без лишних слов ретировался, другой покорно принял горячий отвар.

Столб пара умыл лицо приторным цветочным ароматом. Подозрительно знакомым.





примечание: данный рассказ сугубо фантазия автора. здесь присутствуют вымышленные персонажи и события, не происходившие в реальности.