Счастливый дом, глава 1-8

ГЛАВА I

ПИСЬМО

Тишину сонного июньского дня нарушил звон
библиотечного колокола, отбивающего час.

Три головы быстро поднялись, прислушиваясь. Три пары глаз встретились,
одна и та же мысль промелькнула в трех головах.

"А мы не пропустим этот звонок? Я видел выпускников, когда они возвращались
они стояли совершенно неподвижно и слушали это с заплаканными глазами
смотрели. Вот так мы будем чувствовать себя со временем, - медленно произнес один из них.

- А раньше колокольный звон вызывал у меня ужасную тоску по дому! Разве те морозные
дни не кажутся вечностью?"

Третья девушка захлопнула крышку сундука, стоявшего в центре
беспорядочной комнаты. Она подошла к окну.

По зеленой полосе между общежитием и кампусом медленно прогуливалось множество
людей. Их пышные платья, яркие зонтики,
бесцельность их блуждающих шагов выдавала в них посетителей.
девушка в окне нахмурилась, наблюдая за ними.

"Я всегда ненавижу, когда кампус заполняется таращащимися
людьми! Это должно быть сохранено - священно - только для нас!"

Один из троих весело рассмеялся в ответ.

"Как эгоистично это звучит, Клэр! Разве все эти люди не пришли посмотреть,
кто-то из нас закончил школу? Это их день - наш прошел ". Она остановилась
резко. "Ты видел сестру Тельмы Кинг на утренних занятиях?
Она _пич_! Она собирается поступить следующей осенью. Она лидер во всем
в школе, куда она поступает. Из нее получится хороший колледж.
девушка; в ее лице можно было разглядеть правильный настрой. Как я ей завидую!
Это ужасно, когда думаешь о новых, которые придут и займут наши места! Я
хотел бы я только начать свой первый год обучения - я бы даже был готов
терпеть математику для первокурсников ".

Третьего из группы, который сидел на полу, уставившись в окно
поверх верхушек деревьев с мечтательной серьезностью человека, который - не далее как
вчера - окончил великий университет, внезапно прервали.

"Дорогие девочки, перестаньте ныть! Что означают эти куски овчины, которые
валяются где-то в беспорядке на том бюро? Помните
что сказал тот человек вчера - что мы не должны думать, что это Начало
конец чего бы то ни было - это только начало. Да ведь этот новый мир
, рожденный в результате ужасной войны, полон работы для наших
тренированные умы и руки! Мы не должны ни на минуту оглядываться назад - мы должны
смотреть вперед!" Взволнованная собственными словами, она бросила укоризненный
взгляд на двух своих спутников.

Клэр вздохнула. "Я никогда не мог черпать вдохновение в вещах, которые, как мне кажется, черпаешь ты
Энн. Наверное, я неправильно сложен! Я не мог заставить
себя слушать _half_, что сказал этот человек. Я ничего не могу придумать правильно
но какая это будет работа - запихивать все в этот багажник.
Мама была бессердечной, не оставшись на ночь и не сделав это для меня! "

"Ничего, Клэр, мы тебе поможем. Конечно, мы с тобой не видим
все так масштабно, как может Энн, потому что она нашла себя
а мы нет. Но когда наша работа будет выполнена, мы сделаем это! Это может быть не
где-нибудь в Сибири, Китае или Африке - как у Энн, - но где бы это ни было,
Я думаю, нашей Альма-Матер не будет стыдно за нас! " Глаза девушки
смягчились от страстной нежности нового выпускника к ней
Университет.

Еще на первом курсе любопытная случайность свела этих троих
вместе. Затем, в течение четырех лет, лет полных надежд усилий, устремлений
и юношеских проблем, течения их юных жизней изменились.
тесно переплелись; теперь каждый должен идти своим путем. Этот момент принес
острую боль, которая приходит к молодежи при таком расставании. Их связывало нечто
более тесное, чем дружба. Позади были месяцы самой сладкой
близости, которую может познать молодежь, - впереди были жизни, которые они должны прожить порознь
в мире, которому было наплевать на идеалы колледжа и вдохновение,
где каждая должна найти свою "работу" и выполнять ее, чтобы "ее Альма-матер
могла гордиться!"

Статистика, даже в университете, была бы скучной, если бы время от времени Судьба
не играла с ними злую шутку. В списке слушателей
В тысяча девятьсот девятнадцатом были внесены два имени: "Энн Ливитт, Лос
-Анджелес, Калифорния; Энн Ливитт, Нью-Йорк".

Если подумать, что во время великой мировой войны армия состояла из,
примерно семидесяти пяти тысяч одних только Смитов и целой дивизии
что касается Джона Смита, то не стоит удивляться, что две Энн Ливитт пришли сюда в тот
Октябрьский день в старом университете. Несомненно, в те первые испытательные
дни они часто встречались и не знали друг друга, но неделю спустя,
когда профессор Невин на первом курсе французского медленно читал из своего маленького
книга в кожаном переплете: "Мисс Энн Ливитт", две девушки вскочили на ноги и
в изумлении уставились друг на друга.

"Я - Энн Ливитт!" - сказала более крупная из двух.

"И Я тоже Энн Ливитт!" рассмеялась та, что поменьше.

По комнате пробежал смешок. Профессор Невин нахмурился и
уставился сначала на свою маленькую потрепанную книжечку, а затем на двух оскорбительниц
молодые женщины. Конечно, он был бессилен исправить то, что было сделано
много лет назад! И пока он хмурился, в другом конце класса некая Энн Ливитт
улыбнулась другой. Когда час чтения закончился , они ушли
ушли, держась за руки, смеясь над нелепой ситуацией.

На ступеньках библиотеки к ним присоединилась еще одна девочка с французского
класс. Она бежала, горя желанием догнать их.

- Вы действительно обе Энн Ливиттс? спросила она, затаив дыхание.

Они торжественно заверили ее, что да, и что они просто не знают,
что с этим делать - старый профессор Невин был таким забавным и расстроенным.
Они все трое снова рассмеялись над всем этим. И там, в золотом
тепле того октябрьского дня, началась дружба этих троих - ибо
третьей девушкой была Клэр Уоллес.

Студенты университета находили бесчисленные способы различать
двух Энн Ливитт. Одна была высокой и серьезной, с
задумчивым взглядом глубоко посаженных глаз; у другой, на голову ниже, была
легкость, как апрельский день, рыжеватые вьющиеся волосы и
вздернутый нос. Одну Энн Ливитт никогда не называли иначе, как
Энн, другую с младенчества звали Нэнси. Более
близкие девушки из колледжа называли их Большой Энн и Маленькой Энн.
Профессора, поневоле исполненные достоинства, читали по своим спискам: "Мисс Энн
Ливитт, Калифорния - мисс Энн Ливитт, Нью-Йорк".

Две девочки были похожи только по названию. Энн родилась с
легендарной "серебряной ложкой" и ее мифическим богатством. Когда умерли ее отец и
мать, друг ее отца в качестве опекуна продолжил
строго регламентированное поведение, которым было отмечено ее детство. Потому что она
обладала железной волей и рано приобрела серьезность и достоинство
не по годам она всегда была лидером в каждом интернате
школы, в которые поступала. Чем бы Энн ни хотела заниматься, она всегда
занималась, и все же, несмотря на это, она закончила колледж
неиспорченная, направляющая свою сильную волю только к лучшему и одержимая
страстным стремлением к служению, которое означало бы самопожертвование.

Она думала, что теперь нашла это! Через две недели с этого самого дня она
отправится в далекую деревню в Сибири, чтобы учить тамошних крестьян
детей и нести в жалкий плен русского невежества
просвещение американскими идеалами. Это казалось таким большим и чудесным
приключением, что она, как девчонка, не обращала внимания на мелочи
детали. Нэнси и Клэр Уоллес волновались больше, чем она!

"Ты никогда не будешь есть досыта, и как ты вообще сможешь содержать свою одежду в чистоте
", - вздохнула Клэр, которая любила красивые платья.

"И мы также не можем посылать вам вещи, потому что они никогда не дойдут до вас - кто-нибудь
из этих ужасных большевиков наверняка украл бы их!"

Мадам Брешковски, младшая бабушка русской революции,
несколько раз посещала университет, и Энн вместе с остальными
снова и снова слушала ее яркие, душераздирающие истории о
страдающие дети настоящей России. Это было после
такого вечера, когда Энн посвятила себя делу. Так что,
когда Нэнси и Клэр взволнованно обсуждали трудности и опасности
предстоящего предприятия, она только посмотрела на них с вопросом в
ее серьезные темные глаза: "Какое это имеет значение, если, возможно, Энн Ливитт действительно
не хватает одежды, еды и некоторых глупых предметов роскоши, если она делает
самую малость, чтобы помочь своим ближним?"

Нэнси Ливитт, как и всеми любимая Топси, только что "повзрослела". Своим
подругам она однажды по-своему вдохновенно описала, как это произошло: "С тех пор, как
Я помню, что там всегда были только мы с папой , когда он хотел уйти .
где бы он ни был, он забирал меня, как багаж, и мы уезжали.
В половине случаев я не ходил в одну и ту же школу два года подряд.
И он тоже учил меня. О, как я скучал по дому, когда приехал сюда
здесь - без него. Мы просто как приятели!"

За физическим здоровьем Нэнси следили медсестры почти
всех рас и цветов кожи. Она немного знала индуизм, и от старого индуса
"айя" она уловила частички индуистского мистицизма. Она резвилась и
каталась с японскими младенцами; она жила на ранчо в Мексике, пока
бандиты прогнали их; она тащилась за своим отцом
по многомильной тропе на Аляске. И единственным местом, которое она когда-либо называла
"домом", была крошечная квартирка в Нью-Йорке, где ее отец хранил красивую
мебель, которую мать Нэнси купила, когда была невестой. Возвращаясь к этому
они приезжали через большие промежутки времени, чтобы немного отдохнуть от своих
скитаний, и для Нэнси возвращение домой всегда было волнующе счастливым
один - с того момента, как она побежала к двери миссис Финнеган за ключом от
когда она снова вытащила два маленьких сундучка, что означало внезапный
отъезд в какую-то далекую страну.

Колледж внес большие перемены в ее цыганскую жизнь и вызвал горе из-за
разлуки с "Отцом". Но шли недели, и ее письма
для него прочитанное все меньше и меньше походило на вопль тоски по дому, и было наполнено
все больше и больше событиями из колледжа и целыми отрывками, посвященными
девичьим описаниям ее новых друзей.

Последние два года ее отец был за границей в качестве старшего корреспондента газеты
корреспондента Американского экспедиционного корпуса, и пройдут
недели, прежде чем он сможет вернуться. Эта мысль добавила теперь одиночества
у Нэнси защемило сердце, когда она посмотрела на своих приятелей и подумала, каково это
жить день за днем, не видя их!

Эти трое вместе шли по Пути Познания, пока не оказались
проходя сейчас через Врата Жизни; и все же, прямо в тот момент, все они
все они, даже Энн, чувствовали себя по-детски одинокими и тосковали по дому, по убежищу
университету, который они покидали.

Вот почему бой библиотечных часов, ознаменовавший
окончание счастливого времени не для одного поколения молодежи, отбросил
тень на каждое из трех юных лиц.

В голосе Нэнси послышалась легкая тоска. "Твоя жизнь полностью оборвалась
для тебя, Энн. Это действительно захватывающе! Хотя я бы устроил
ужасный беспорядок в любом подобном начинании. И у Клэр есть ее семья.
Я просто поеду в Нью-Йорк, возьму ключ у матушки Финнеган и буду работать
как сумасшедшая над "Ребенком". Я хочу закончить его до того, как папа вернется домой. Я
тогда отправлю это самому Теодору Хоффману - с таким же успехом я мог бы прицепить
свой фургон к самой крутой звезде - или что там у вас еще получается! Конечно,
это не так грандиозно, как поездка в Россию, но я собираюсь работать, и некоторые
когда-нибудь, может быть, я прославлюсь на весь мир!"

"Маленькая Энн Ливитт, великая драматург!" - нежно прошептала Большая Энн.

Клэр Уоллес, не столкнувшаяся ни с чем более серьезным, чем запихивание
своих вещей в огромный багажник, была охвачена завистью. У Нэнси был
ее "Ребенок" - не юноша, а растущая стопка рукописей, у Энн был
ее "крестовый поход" среди несчастных детей Сибири - у нее был
впереди ничего, кроме как присоединиться к своей семье в их летнем доме, поместье
которое занимало сотни акров на Лонг-Айленде.

- Я бы хотел, чтобы ты сначала поехала со мной домой, Нэнси! Ты слышала, как мама сказала
как сильно она хотела, чтобы ты пришел, и мы прекрасно провели время, и
потом ты сможешь увидеть Барри.

Нэнси сурово нахмурилась. У нее было несколько причин хмуриться, - подумала она
. Конечно, она действительно хотела бы поехать в Мерриклифф с
Клэр; она любила порезвиться, и последний семестр был довольно тяжелым
но все ее будущее зависело от того, закончит ли она свою пьесу и
Клэр просто не должна _not_ уговаривать ее! Тогда другой причиной был Барри.
Барри был братом Клэр, недавно вернувшимся с продолжительной службы в
Франция, награжденная каждой из союзных стран. По отношению к нему Нанси
и Энн, совершенно втайне, испытывала к нему необоснованную и растущую неприязнь.
Ни один из них никогда не видел его в глаза, но, игнорируя несправедливость,
основывали свою антипатию исключительно на том факте, что "Клэр говорит ни о чем
кроме Барри, пока тебе не захочется заткнуть уши!"

Нэнси не раз заявляла, что "она просто могла видеть его
расхаживающим со всеми своими медалями, позволяя всем выставлять себя на посмешище"
он, а она все равно ненавидела красивых мужчин - им не хватало характера" и
Энн сказала : " ее сердце болело за тех мальчиков , чья каждая минута в
окопы были непризнанным и незарегистрированным актом героизма ". Конечно,
конечно, они оба тщательно скрывали свои настоящие чувства от маленькой Клэр,
который был слишком дорог им, чтобы когда-либо как-либо обидеть, так что, когда она
говорила "Барри", если они были только вежливо внимательны, в своем гордом
энтузиазме она этого никогда не замечала.

Теперь Нэнси, вместо того чтобы честно сказать, что "_ она_ не собиралась
провести лето, помогая сделать из льва домашнего любимца", просто
покачала головой и нахмурилась.

"Клэр, не дразни меня! Конечно, я знаю, как здорово было бы поплавать
и танцевать, и играть в теннис, и еще много чего, но я должна работать!"
и она закончила решительным тоном, похожим на голос Энн.

Клэр выглядела несчастной. "_ Я_ не хочу идти танцевать, плавать и
играть, хотя это и приятно, но я не могу писать и не могу пойти на
Россия, так что я просто _have_ пойду и сделаю то, что делают другие в моей компании
все делают, и я полагаю, вы подумаете, что я бабочка, когда я на самом деле
совершенно несчастный!"

Нэнси сдержала улыбку. "Благослови тебя Господь, мы не будем думать, что ты кто-то такой
но просто зеница наших очей. Миру нужны бабочки, чтобы сохранить его
красивая и веселая. Возможно, твое приключение, Клэр, ждет тебя
не за горами. Так всегда говорит матушка Финнеган! И
после того, как мой "Ребенок" будет закончен, я обещаю, что приду и поиграю с тобой! "

Клэр лишь немного приободрилась.

"Но тогда Барри, возможно, там нет. Мама говорит, что он ужасно
беспокойный. Возможно, он уже ушел!"

Стук в дверь избавил Нэнси от необходимости отвечать.

Это был старый Ноа, привратник. В руке он держал письмо.

"Это моя сестра Энн Ливитт, и я буду счастлив, если узнаю, которая из вас
итак, я говорю, я просто отнесу это вам двоим и позволю вам подбросить это
!

Для двух девушек не было ничего необычного в том, что они перепутали свою почту. Они
обычно различались по почерку или почтовым штемпелям. Но теперь
они оба уставились на письмо, которое взяли из рук Ноя.

Адрес был написан красивым старомодным почерком.

"Я не могу узнать это", - воскликнула одна из них, Энн Ливитт.

"Я уверена, что _ Я_ никогда раньше этого не видела!" - воскликнула другая.

"Разве это не захватывающе? Позвольте мне взглянуть на почтовый штемпель. Ф-р-е-е-д-о-м!"
по буквам Нэнси. "Я никогда о нем не слышала", - заявила она.

"Я верю, что это мое! У меня есть родственники - или были - двоюродная бабушка
или что-то в этом роде, которые жили недалеко от такого места, на острове Северный Герой
. Я совсем забыл о них. Открой, Клэр, и давай посмотрим
что это."'

"Ты никогда не рассказывала _us_ ни о какой тете ни с какого Северного острова Героев! Это
звучит как романтика, Энн, - обвинила Нэнси, которая думала, что знает
все о своей подруге.

Энн рассмеялась. "Неудивительно, что ты так думаешь. Я просто с трудом помню,
отец говорил о ней. Прочти это, Клэр!"

Клэр схватила письмо и открыла его. - Оно подписано "Ваша любящая
тетя". Разве это не самая нелепая загадка? Почему _не могло_ быть
была кем-то еще, кроме тети!"

"Ну, я ужасно боюсь, что это _ для меня. У нас обоих никогда не могло быть
тетушек на острове Северный Герой. Продолжай, благословенное дитя - я готов к
худшему!"

Клэр резко поднялась.


"Моя дорогая племянница", - прочитала она и добавила: "Я хочу, чтобы ты знала, Энн, что
она оказывает тебе честь, написав это с большой буквы". "В последующие годы это
вызывало у меня глубокое сожаление, что, хотя в наших жилах течет одна и та же кровь
, мы как незнакомцы, и что тебе было позволено
вырастите до женственности, не зная дома ваших предков на этом
исторический остров. Именно по этой причине сейчас, после продолжительных
споров со своей совестью, я пишу вам по адресу вашего колледжа
который я случайно узнал из статьи в газете Олбани
("это была рецензия на пьесу для выпускников", - взволнованно перебила Нэнси.) чтобы
настоятельно призвать вас воспользоваться первой возможностью навестить меня в
старом доме.

"Я чувствую бремя и ответственность моих преклонных лет, и я
знаю, что скоро меня позовут в ту землю, куда до нас отправились наши предки
. Вы, я полагаю, мой ближайший родственник - семья, как
ты должен знать, вымирает, и я бы предпочел, чтобы ты был
был мальчиком - Скажу тебе откровенно, что я подумываю изменить свое
завещание и что от твоего визита зависит, будешь ли ты моим
бенефициар. Я бы хотел оставить дом и свое мирское богатство -
богатство прошлого Ливиттам, одному Ливитту, но прежде я смогу сделать это с
для успокоения моей собственной совести я должен знать, что ты
Ливитт и что вы были воспитаны в истинных знаниях и
уважении к тому, чего требует от вас быть Ливиттом,

"Я с нетерпением жду вашего ответа. Ваш визит доставит мне удовольствие и
Уверяю вас, вы научитесь любить место, на котором на протяжении стольких
поколений жили ваши предки".

"Твоя любящая тетя",
"САБРИНА ЛИВИТТ".


- Ну, я буду... - Во всем своем лексиконе в колледже Энн не могла найти
слова, чтобы выразить свои чувства.

- Разве это не восторг? Двоюродная бабушка и состояние! И не могли бы вы
, пожалуйста, сказать мне, почему ей пришлось спорить со своей совестью? - воскликнула
Клэр.

Нэнси ликовала, видя гнев Энн.

"Я рада, что она твоя, Энни, дорогая! Папа всегда говорил, что весь мир
была _my_ единственной родственницей, но я никогда не сталкивался ни с кем, кто хотел бы взглянуть на меня
прежде чем она оставила мне состояние! Кто когда-нибудь слышал об острове Северный Герой
и где, ради всего святого, он находится?"

- Теперь я припоминаю, что ее звали ужасно странно - тетя Са...как-то так или
и остров Северный Герой не совсем неизвестен, Нэнси,
даже не могу вспомнить! Жаль, что это не случилось с озером Шамплейн. Я видел
это однажды на дорожной карте, когда я путешествовал прошлой осенью с профессором и
Миссис Скотт, и профессор Скотт сказал, что это живописная местность
историческая - я помню ".

Клэр переворачивала письмо снова и снова.

"Я думаю, все это ужасно волнующе! Тетя, которую ты даже не можешь вспомнить!
Хотел бы я, чтобы это случилось со мной! Это было бы что-то совсем другое.
Это прямо как в сказке. Но как много она думает о своих
предках!"

- Ну, Ливиты - очень древняя семья, и они из Новой Англии
тоже семья, хотя я родилась в Калифорнии, - перебила Энн с
достоинство, которое порадовало бы сердце двоюродной бабушки.

Нэнси снова развеселилась.

"Папа всегда говорил, что единственный другой Ливитт, которого он знал, был
ковбой! Он мог бы обыграть любого на равнинах.

Энн проигнорировала это. Она нахмурилась в глубокой задумчивости.

"Самое неприятное, что ... если я не поеду ... если я скажу ей о поездке
в Россию ... Она может написать моему опекуну!"

Все трое онемели от этой мысли. Анна не посоветовалась со своим
опекуном, прежде чем импульсивно прибегнуть к услугам мадам
Брешковски. Поскольку ей исполнился три месяца с тех пор, как ей исполнился двадцать один год,
по закону он не мог вмешиваться, но, будучи совсем юной, она не
набралась смелости удовлетворить его протест. Поэтому она просто написала, что
она планирует длительную поездку с друзьями и расскажет ему о
подробности, когда они будут завершены. Сейчас в ее столе лежало письмо
которое она намеревалась отправить за день до отплытия. Тогда было бы слишком
поздно ему вмешиваться. Если ее и беспокоила совесть
немного по поводу этого плана, она говорила себе, что дело оправдывает ее
действия.

И теперь эта тетя Са... что-то может все испортить!

"Хотел бы я побольше вспомнить о тех родственниках там, наверху... об отце
и мама смеялись всякий раз, когда упоминали старое место. Я
всегда представляла, что они ужасно бедны! Она, должно быть, ужасная старуха.
леди, это можно понять по тону ее письма. О боже!"

"Что ты будешь делать?" - эхом отозвалась Клэр, все еще думая, что это гораздо более
привлекательное приключение, чем Россия.

"У меня это есть!" - воскликнула Энн. "Ты поедешь вместо меня, Нэнси!"

"Я! Я бы сказал, что нет! Ты что, совсем спятила, Энн Ливитт?"

Энн взволнованно схватила ее за плечо. - Ты могла бы сделать это так же легко, как
все на свете, Нэнси. Она никогда меня не видела, и я знаю
мой отец никогда ей не писал. Тебе придется пробыть там всего три
или четыре недели..."

"И изображать из себя настоящего Ливитта, когда я Ливитт, который просто принадлежит
Папа! Ну, я не буду этого делать! - упрямо ответила Нэнси.

"Нэнси, пожалуйста, послушай! Тебе не нужно было бы ничего делать или говорить - она бы
просто приняла это как должное. И ты всегда можешь найти какой-нибудь предлог, чтобы уйти
если..."

"Если будет выглядеть так, что меня разоблачат! Ведь это было бы похоже на
жизнь на вулкане. И я был бы уверен, что всегда буду говорить что-то не то! "

- Но ты мог бы попробовать, - взмолилась Энн. "Это сделало бы все
проще, и вы бы внесли свою лепту в дело мадам Брешковски!
Подумайте обо всем, что она рассказала нам о страданиях в России. Конечно, вы могли бы
сделайте хоть что-нибудь сейчас, чтобы помочь! И если бы ты понравилась тете и она оставила мне
свои деньги, это действительно были бы ты, и мы бы отдали их на общее дело!

- Это было бы притворством лжи, - вмешалась Нэнси.

"О, не совсем так, Нэнси, потому что ты на самом деле Энн Ливитт и, в любом случае,
это просто как если бы ты была моей второй половинкой. Давным-давно я знаю, что мы
родственники. Если ты не любишь меня достаточно сильно, чтобы помочь мне сейчас ... что ж,
Я разочарован. Я никогда этого не забуду!"

Бедняжка Нэнси, помня о долгой разлуке, которая предстояла ей и ее
подруге, закричала в знак протеста.

"О, Энн, не говори так!"

Клэр, глаза которой блестели от возбуждения, вмешалась:

"Нэнси, это приключение с надеждой на смерть. Может быть, вы могли бы сочинять бесконечные
истории и пьесы о том, что происходит там, наверху! И,
в любом случае, ты можешь закончить "Ребенка" и приехать в Мерриклифф намного раньше
!"

Клэр выдвинула самый убедительный аргумент. Северный остров Героев
определенно звучало более вдохновляюще, чем душная квартира в Гарлеме с шестью квартирами
маленькие Финнеганы этажом ниже. И это было приключение. Энн
поспешила воспользоваться уступчивостью, которую увидела на лице Нэнси.

"Ты можешь остаться здесь со мной, пока мне не нужно будет ехать в Нью-Йорк, и мы сможем
посмотреть поезда, и я смогу рассказать тебе все о моих предках, хотя я
на самом деле ничего не знаю. Но она и не ожидает, что ты
узнаешь... Разве ты не помнишь, она написала, что сожалеет о том, что я вырос, не зная дома моих предков
. И если ты просто будешь вести себя так, как
больше всего на свете тебе хотелось узнать все
о Ливиттах, ей это просто понравится, и она все тебе расскажет
ты _ должен_ знать!"

"Это самый захватывающий роман", - с завистью вздохнула Клэр.

"Мне больше похоже на заговор, и разве они не могут сажать людей в
тюрьму за подобные поступки?" - спросила Нэнси.

"О, Нэнси, ты настолько буквальна - как будто она могла бы это сделать там, на
острове, находящемся почти в никуда! И в любом случае, подумайте о парнях, которые лжесвидетельствовали
чтобы попасть на службу. Разве это не было оправдано?"

Нэнси, пребывая в отвратительном настроении, начала спрашивать, какое отношение это имеет
к тому, что она притворяется Энн Ливитт, которой она не была, когда Большая
Энн продолжала обиженным тоном:

- Ладно, не будем больше об этом! Мне придется отказаться от похода в
Россия и вся моя жизнь будут испорчены. И я _ам_ разочарован - я
думал, наша дружба что-то значит для тебя, Нэнси.

"_Анне_! Нет ничего, чего бы я не сделал для тебя! Ты следующий
самый дорогой для папы. Ради тебя я отправлюсь на Свободу или в любое другое старое место. Я сделаю
все, что в моих силах, чтобы соответствовать тебе в точности, и я отдам дань уважения твоим предкам
и не попрошу ни пенни из наследства - если ты его получишь! Все это будет
для общего дела!"

Энн не уловила иронии в ее тоне. Ее достоинство улетучилось, она схватила свою
подругу в удушающие объятия. "О, Нэнси, ты дерзкая", да? Я буду
никогда не забывай об этом! Мы напишем ей прямо сейчас - или напишешь ты. С
сию самую минуту ты - Энн Ливитт!"

"Я бы тоже хотела поехать", - вставила Клэр. "Возможно, я смогу уговорить Барри
подъехать на машине туда".

- Не смей! - в ужасе воскликнула Нэнси. - Это все испортило бы
все. Я буду писать тебе каждый день обо всем, что произойдет. Боже мой,
если мне будет так же страшно, когда я столкнусь с твоей тетей Са-чем-то, как сейчас
когда я подумаю об этом, она сразу поймет, что я просто
обычная Ливитт, а не дитя своих предков!"

"Слушайте!" Клэр подняла палец, призывая к молчанию. "Старшеклассники поют".

До них донеслись строки, которые они любили.

"Поднимите припев, ускорьте его,
Громко хвалите ее!"


"Давайте присоединимся к ним". Внезапно Клэр взяла каждого за руку. "Девочки,
подумайте об этом - что это _ значит _ - это в последний раз - _ все кончено_!"
На ее хорошеньком личике застыло трагическое выражение.

Большая Энн, в глубине души мечтавшая о России, решительно поджала губы.

- Не смотри назад, смотри вперед! - величественно воскликнула она.

Но в мыслях Нэнси, когда, взявшись за руки со своими подругами, она спешила
присоединиться к другим выпускникам в их последней песне "Тревожный
повторился вопрос: "К чему?"




ГЛАВА II

УЭББ

Стук удаляющихся копыт, вихрь пыли - и Нэнси осталась одна
на раскаленной железнодорожной платформе Северного Героя. Ее сердце, казалось, замерло
в горле застрял болезненный комок. Она была так, очень, очень
близка к тому, чтобы встретить свое приключение!

"Если вам угодно, не могли бы вы сказать мне, каким образом я могу достичь Свободы?" Ее
дрожащий голос остановил телеграфиста, когда он собирался повернуть
за угол вокзала.

"Свобода? Что ж, старина Уэбб должен был быть здесь до поезда.
Не часто Уэбб пропускает появление паровоза! Просто заходишь и
присаживайтесь, мисс, он сейчас подойдет, - и едва ободряющие
слова слетели с губ мужчины, как шаткий, трехместный,
фургон с крытым верхом и надписью "Freedom Stage" завернул за угол.

"Привет_, Уэбб, вот пассажирка, которая отправляется с тобой на Свободу!
А ты думал, экспресс будет тебя ждать?"

Уэбб и его пыльный, ржавый и расшатанный фургон были желанным зрелищем для бедняжки
Нэнси. Ей уже казалось, что ее путешествие бесконечно и
что Свобода, должно быть, находится в самом дальнем уголке мира.
Первые несколько часов она была поглощена своим горем от расставания с
Энн. Но ночь в забавном маленьком отеле в Берлингтоне дала ей
время обдумать свое предприятие, и оно приняло ужасные
масштабы в ее глазах. Смелость и уверенность, которые она чувствовала с
ее приятелями там, в комнате в общежитии, теперь покинули ее.

- Вы говорите, направляетесь к свободе, мисс? - спросил мужчина Уэбб с большим любопытством
в его глазах. "Уол, ты должен пойти со мной! У меня был заказ на
Мы с Тобиасом опоздали, но мы успеем. Забирайтесь сюда, мисс",
и, взмахнув поводьями, он освободил ей место на
пыльном сиденье, которое занимал сам.

Нэнси протянула ему свою большую сумку и легко перелезла через руль на
указанное им сиденье. Затем с громким "гет-ап" и взмахом его
хлыста они с грохотом отправились на последний отрезок пути Нэнси.

- Ты что, никогда раньше не бывал на Свободе? - спросил он, когда они завернули за угол
на тенистую улицу маленького городка, затененную кленами, и лошади успокоились
перешли на ровную рысь. - Думаю, что нет, иначе старина Уэбб не знал бы
да, на этом острове нет таких людей, которые _ Я_не
знаю, - добавил он с гордостью, отпуская поводья, чтобы получше рассмотреть
своего пассажира.

Воздух благоухал весенними ароматами, огромные деревья сливались в
колеблющуюся арку над головой, луга, мимо которых они проезжали, были пышными
зелеными; упадочное настроение Нэнси начало подниматься! Она слегка улыбнулась
старику.

- Я никогда раньше не была на Свободе, хотя я Ливитт, - отважилась она.

Ее слова возымели желаемый эффект. Мужчина заинтересованно выпрямился.

- Уол, боже мой, вы один из родственников мисс Сабрини? И собираешься в
"Счастливый дом", когда ты его никогда не видел?

Нэнси кивнула. "Я Энн Ливитт", - осторожно ответила она. "И у меня есть
никогда не видел свою тетю Сабрину. Итак, я приехал из колледжа погостить
с небольшим визитом. И я думаю, что "everything" прекрасен, - закончила она,
глубоко вздохнув, - хотя, видит бог, я думала, что никогда не доберусь
сюда!"

Ей было неприятно сознавать, что старик смотрит на нее с
нескрываемым беспокойством.

"Забавно, никто об этом ни слова не слышал! Значит, ты мисс Сабрини
внучатая племянница и приехала в Хэппи Хаус из своей школы погостить!

"Почему, да, почему нет?"

"Уол, я просто подумал, что ты никогда не увидишь "Хэппи Хаус". И я думаю,
большинство людей во "Свободе" забыли, что у мисс Сабрини были родственники
много... считай, хлопот!"

- О, пожалуйста, какие еще хлопоты, мистер Уэбб?

Старик энергично ударил вожжами по спинам лошадей.

- Уэбб, ты старый дурак, старый, дряхлый дурак! Конечно, это здесь
неприятности были давным-давно, мисс, и они не принадлежат Ливиттам Янгам
таким, как вы. В любом случае, я предполагаю, что это требует многого, и, полагаю, мисс Сабрини
сама забыла об этом, иначе ты бы не пришел в "Счастливый дом"!
Я старый человек, Мисси, и я не так уж много был на Свободе, насколько я знаю
но старому человеку следовало бы знать, что нужно держать язык за зубами
его голова. Только ... ты обращайся к Уэббу, если тебя что-нибудь беспокоит, и тебе
не нужно называть меня _Mr_. Уэбб тоже, потому что, хотя я и один из Freedom
ведущие граждане, и они никогда не будут Днем памяти или чем-то еще
Четвертое июля на свободе без меня... Никто не называет меня мистером
Уэбб, и ты просто приходишь ко мне ..."

Нэнси, уже забывшая о приятных вещах, окружавших ее, нахмурилась.

"Ты очень добр ко мне, Вебб, и я рад, что заставил друга так
скоро! Я думаю, что беда _has_ были забыты. В любом случае, я только
собираюсь остаться ненадолго.

"И хорошо, что это будет из меха мисс Милли".

- Мисс Милли... - спросила Нэнси.

- Ей нелегко жить с мисс Сабрини, держащей
меч гнева над ее бедной головой, и многие думают, что мисс
Милли была бы намного счастливее на старом кладбище, чем в "Счастливом доме",
учитывая, что обеими ногами она все равно в могиле. Но это не то, что
веселая беседа, мисс, только я надеюсь, что у вас получится
Мисс Милли стала намного счастливее - заткнись, какая она есть.

"Как далеко мы от Свободы?" - внезапно спросила Нэнси, думая при этом
что, если им предстоит очень долгий путь, у нее будет возможность
возможность узнать от своей словоохотливой подруги все, что ей нужно было знать!

"В двух милях от поворота, вон там, у дуба", - ответил старик.

Несколько мгновений оба хранили глубокое молчание. Нэнси, ее мысли
были в смятении, она раздумывала, какой вопрос задать первым - было
так много всего, что она хотела узнать - "беда", "Мисс Милли и меч
гнев" или что он имел в виду под "Счастливым домом". Последнее сообщение возбудило в ней
любопытство; и потом, мне показалось не просто приятным выпытывать у этого старого
человека.

- Почему Ливитт-плейс называют "Счастливым домом"?

"Уол, я думаю, это не потому, что это точно _happy_, и кто-то говорит, может быть
что это было проклятием! Люди приезжают сюда на Свободу и смотрят на
старое место, и об этом что-то напечатано в маленькой книжке, которую они
продаю в "Тобиасз" в "Нор Херое", только я не очень разбираюсь в чтении.
Б'линди Гест знает эту историю наизусть, и она может рассказать вам больше, чем я
".

- О, пожалуйста, Уэбб, я ничего не понимаю в том, что ты говоришь
- умоляюще засмеялась Нэнси. "Кто первым назвал "Счастливый дом"?"

"Б'Линди говорит, что в книге говорится, что это была первая Энн Ливитт, которая попала в
Ни один герой не назвал это Счастливым домом, и у них была одна из этих вот каминных полок
сделана из мрамора в Лондоне и украшена буквами
прямо под ней написано "Счастливый дом"! И она помогла исправить ее
своими руками она о' набор таких магазина по идее, право ТАР в
ставим номер и на следующий день она соскользнула внезапно, как и умер
как бедный маленький цветок. И с тех пор в "Хэппи Хаусе" было не так уж много счастья
С тех пор! Б'Линди знает историю хул; это "
" написано ".

- О, как волнующе! - воскликнула Нэнси, учащенно дыша. У нее был
неконтролируемое желание остановить Уэбба и сцену Свободы прямо на месте
чтобы написать Клэр Уоллес. Но в этот момент из-за
поворота мимо старого дуба галопом промчались лошадь и всадник. Поскольку это было
первое живое существо, которое Нэнси увидела с тех пор, как покинула Северный Герой, она была
поражена.

- Эй, там, Уэбб! - крикнул всадник, сворачивая с пути
старого фургона.

И Уэбб крикнул в ответ в радостном приветствии: "Привет, Пит!"

Сквозь облако пыли Нэнси мельком увидела пару веселых
глубоко посаженных глаз на лице, таком же коричневом, как и темная рубашка, которую носил мужчина.
Импульсивно повернувшись на своем сиденье, она заметила с необъяснимым
чувством удовольствия, что непокрытая голова наездницы была исключительно
хорошей формы и покрыта короткими вьющимися волосами. Затем, к ее внезапному
замешательству, всадник выехал прямо на дорогу и резко остановил свою
лошадь.

Конечно, это было потому, что он был первым реальным человеком, которого она увидела на
этом большом уединенном острове, что побудило ее слегка кивнуть
в ответ на его дружеский взмах! Затем она осторожно повернулась к Уэббу.

- Кто он? - спросила она, стараясь придать голосу безразличие.

"Питер Хайд и самый приятный молодой парень, который когда-либо выходил на свободу! Не
пробыл здесь больше недели и знает всех. Он старик
Джадсон - наемный человек, и он когда-нибудь сделает что-нибудь с этими десятью акрами
полоса земли Джадсона, или меня зовут не Сайренус Уэбб!

- Наемный работник Джадсона! - огорченно воскликнула Нэнси. Что бы подумала о ней Энн
, если бы осознала, хотя бы в малейшей степени,
дерзость этого парня! Ее лицо вспыхнуло при этой мысли.

"Кажется, он многому научился, но он ужасно простодушен и
жулик. Никто не знает, откуда он взялся - Джес заскочил из
какое-то объявление, которое старина Джадсон поместил в газетах на Берлингтон-уэй.

- Расскажите мне еще о Свободе, - с достоинством вмешалась Нэнси. "Это
очень старое место?"

- Уол, эта шутка стара, как этот остров, хотя я не силен в чтении
или датах. Жители Нор-Хероя очень гордятся островом хул и
Б'линди говорит, что люди обосновались здесь задолго до того, как
кто-либо, кроме индейцев, когда-либо слышал об острове Манхэттен, где находится Нью
Йорк. Раньше здесь первыми были французы, но они оставались недолго,
а потом пришли англичане, перед революцией и ливитами
с ними, я думаю. Этот остров называется фур Итан Аллен, ты
знаешь, и люди говорят, что старина Джонатан, который работает в "Хэппи Хаусе", - это
его родственник. Все здешние люди так или иначе связаны
с этими пионерами, и я думаю, если бы нам пришлось сейчас ввязаться в драку, мы бы
сделали это так же храбро, как те парни с Зеленых гор! Старая кузница была
стоит на четырех углах почти сто лет, и
палата представителей, обращенная к палате общин, говорит Б'линди, старше, чем
кузница. А выше по Ливитт-роуд есть табличка с надписью "эти вот дочери".
о чем-то таком из Монпелье, выставленном для нескольких пиратов, которые
погибли, сражаясь с индейцами, пока их женщины отплывали на лодках на
материк. Я слышал, как Б'Линди говорила это на последнем приеме в
доме собраний. Я полагаю, что некоторые из этих пининов были ливиттами, в
то есть, если хотите, задолго до того, как появилась хорошенькая леди, у которой было
имя встроено в каминную полку. Б'линди знает - она может сказать Джесу, в какой день
приходила красивая леди и в той самой комнате, в которой она умерла. Б'Линди родилась
в старом доме, и они с мисс Сабрини выросли как сестры, хотя
Б'Линди на вид моложе и проворнее мисс Сабрини!"

По теплоте его тона Нэнси догадалась, что в
есть слабое место Сердце Уэбба отдано Б'Линди.

- Расскажи мне еще о Б'Линди, - тихо попросила она.

"Уол, если ты просто хочешь последовать совету старика, будь _purty_
поласковее с Б'Линди! Люди говорят, что мисс Сабрини выше и могущественнее, чем
худший Ливитт, и они очень гордые ребята, но у меня просто есть
представление о том, что единственный человек, который управляет мисс Сабрини, - это Б'Линди, и я вроде как
я думаю, что она управляет Домом Счастья! И вот теперь я здесь.
так сплетничаешь с хорошенькой пассажиркой, что я убираю фургот, чтобы оставить его
эта проволочная сетка для Дженкинса. _в_о_, эй, эй, я говорю!"

Нэнси догадалась, что группа крыш домов, которые она мельком увидела впереди, почти
скрытые огромными вязами и кленами, были Свободой. Она уставилась на них
задумчиво. Благодаря Уэббу она, казалось, внезапно почувствовала, что
всю свою жизнь знала маленькие трагедии и радости Свободы. Она
теперь ни капельки не боялась встречи с тетей Сабриной, или с этой мисс Милли, или с
Б'Линди. И ей не терпелось увидеть старый-престарый дом и это место
где были убиты Ливиты, защищавшие своих женщин! В конце концов,
в конце концов, это будет очень приятно - играть в одного из
старых Ливитов! Ей хотелось, чтобы Уэбб поторопился.

Когда фермер Дженкинс последовал за Уэббом к колесу фургона, Нэнси поняла
что Уэбб задержался, чтобы сообщить о ее приезде. Она встретила открытый взгляд фермера
с приятной улыбкой, так что час спустя он
высказал свое мнение худощавой женщине с сутулыми плечами, у которой были его имя и
трудится, что "если бы эта молодая девчонка не устроила в "Хэппи Хаусе" настоящий переполох
, он бы не угадал!"

Когда они приблизились к окраинным домам деревни, Уэбб принял
важный вид. "Это Свобода, Мисси, и я горжусь тем, что оказываю
почести племяннице мисс Сабрини! Он не такой большой, как другие места, но его
рекорд не может быть побит со времен Итана Аллена. Уэбб знает, как и я,
ушел с парнями в синем еще в 61-м, хотя я был
босоногий юнец, мне было около четырнадцати, и я ничего не мог сделать
полезнее, чем бить в барабан. И это наш служебный флаг, Мисси, и
все до единого из шести прошли через это - слава Богу!
А вот гостиница у почты и на перекрестке, вот школа
дом, который я помогал строить зимой, которую они не назовут меховой
сцена. Это Коммон, и это дом собраний, как любой
мог видеть, потому что он ничем не отличается от домов собраний выше
в Бенде, Клиффсдейле, Нор-Херое и, я думаю, по всему Вермонту.
Забавно, что они никогда не хотели иметь только один вид домов для собраний! И
вот старая кузница, выглядящая так, будто она была старше, чем говорила Б'Линди,
а вот куда мы сворачиваем, чтобы подняться по Ливитт-роуд. Вижу, как ты
как особый пассажир, я поеду прямо в "Счастливый дом",
хотя это не мой обычай! "

Нэнси была чрезвычайно взволнована. Она посмотрела направо и налево на
маленькие старые каркасные и каменные домики, стоящие прямо во дворах, заросших травой
по бокам клумбы, все в блеске, и все одеты, из-за плотно
закрытых жалюзи, создается впечатление полного запустения. На деревянном "крыльце"
заведения, которое Уэбб с достоинством назвал "отелем", бездельничали
несколько мужчин, которые едва пошевелились, когда Уэбб приветственно расцвел
его хлыст нацелен на них. Палата общин, раскаленная июньским солнцем, была пуста, если не считать
для нескольких цыплят, клевавших в высокой траве. Зелень
ставни в доме собраний тоже были плотно закрыты. Из
распахнутой двери кузницы не доносилось ни звука. Даже огромные ветви
деревья едва шевелились. Над всем нависла умиротворяющая тишина.

"О, как вкусно", - подумала Нэнси. "Как все очень, очень старо.
Как же мне это понравится!" Она наклонилась вперед, чтобы бросить первый взгляд на
"Счастливый дом".

"Там, у кузницы Тара, у старого Дэниела Хопворта. Стыдно иметь
это на дороге мисс Сабрини, только я жалею больше всех с тех пор, как Ливиты были
вот тут побывали одни из никчемных Хопуортов! Бедняга Дэниел
такой же бездельник, как и все они, говорит Б'Линди, и его внук Чиллерн не
ничуть не лучше. И эта дорога ведет к дому старика Джадсона. Его участок в десять
акров тянется прямо к дому мисс Сабрини. И "Счастливый дом Тара".

Сквозь гигантские вязы Нэнси впервые увидела виноградную лозу
старые каменные стены, увитые виноградом. Ее первым чувством было разочарование; в
квадратных линиях дома было мало претензий на красоту. Но
его уродство смягчалось чудесными деревьями, которые возвышались над его
крыша; серые стены и плотно зашторенные окна придавали ему
волнующий оттенок таинственности.

Дверь, встроенная прямо в середину дома, открывалась почти
прямо на вымощенную камнем дорожку, которая по прямой линии вела к
дороге. В нем было что-то сурово-устрашающее; Нэнси, глядя на него
с учащенно бьющимся сердцем, задавалась вопросом, когда он откроется, что
может ждать ее за ним!

Уэбб с большим шумом перекинула свою большую сумку через руль.

"Уол, я думаю, мы творим историю с еще одной маленькой Энн Ливитт
едем в Хэппи Хаус! Лошади будут стоять, а я просто понесу это
сумку для тебя. Пойдем, Мисси, и помни, что Уэбб говорит тебе... тебе
помирись с Б'Линди!

Нэнси последовала за ним по дорожке к двери. Про себя она
шептала, перекрывая биение своего сердца:

"Ну, прощай, Нэнси Ливитт, теперь ты _Anne_, и не забывай об этом
ни на минуту!"




ГЛАВА III

СЧАСТЛИВЫЙ ДОМ

В длинном, полутемном холле "Счастливого дома" с высокими потолками Нэнси чувствовала себя очень
маленькой и очень напуганной. Хотя мисс Сабрина стояла очень
близко к ней, казалось, что ее голос доносится откуда-то издалека.
Это был холодный голос, и хотя мисс Сабрина, без сомнения, пыталась
быть любезной, в ее приветствии не было теплоты. Она была очень
высокой, с длинным римским носом, который придавал всему ее облику
отталкивающий вид.

Следуя за ней, Нэнси, спотыкаясь, поднялась по длинной лестнице и прошла по верхнему коридору
к двери, у которой остановилась мисс Сабрина.

"Это комната для гостей", - объяснила она, открывая дверь.

Кто-то раздвинул одну из штор, поэтому здесь было больше света.
Нэнси, оглядевшись, подумала, что это была самая ужасно прибранная комната
она никогда такого не видела. Все выглядело накрахмаленным - тяжелые кружевные занавески на
окне были такими жесткими, что они могли бы стоять совершенно отдельно, без
столба или кольца; мягкие стулья с жесткими спинками были покрыты жесткими
льняные "приборки", отделанные жестким кружевом; комод и умывальник были
защищены аналогичным образом, а стенку за чашей защищала свеженакрахмаленная полоска с оборками родственного узора
.

- Я думаю, тебе будет удобно ... здесь. Здесь приятная земля
ночью дует ветерок и тихо, - говорила мисс Сабрина.

"Тихо!" - подумала Нэнси. Был ли где-нибудь в целом какой-нибудь шум
Остров? Она дала себе небольшую встряску. Она должна была сказать
"что-то" этой очень высокой, очень статной женщине - ей было
неприятно сознавать, что пара холодных серых глаз пристально
изучает ее.

- О, мне это понравится! - воскликнула она с энтузиазмом, которого не чувствовала.
- И это так мило с твоей стороны - хотеть меня!

Серые глаза на мгновение вспыхнули.

- Я хотел, чтобы ты узнал нас - и Хэппи Хаус. Несмотря на все
что случилось, ты - Ливитт, и я чувствовала, что это неправильно, что
ты должна была вырасти женщиной, оторванной от традиций.
о твоих предках. Мы - одна из старейших семей на этой
Остров-Ливитты всегда были первыми в создании истории штата
с тех дней, когда они сражались бок о бок с Итаном Алленом.
Любой из них отдал бы жизнь за честь своего имени
и своей страны. Тебе захочется умыться, Энн, - дороги пыльные.
И ни одна семья во всем Вермонте не пользуется большим уважением, чем Ливиты
с тех пор, как первый Ливитт приехал из Монреаля и поселился здесь, в глуши
. Надень платье попроще, если хочешь, а потом спускайся в
в столовой. Мы всегда ужинаем в половине первого, но Б'Линди
оставила что-нибудь теплое. Да, если ты настоящий Ливитт, ты скоро
научишься уважать семейную гордость и честь, ради которых мы, Ливиты, живем!"
И величественными шагами, такими же размеренными, как и ее слова, мисс Сабрина удалилась
из комнаты.

- _Ч-ч_! Можешь ты просто выбить это! Нэнси бросилась к закрытой двери.
Она сделала полный круг, окидывая одним быстрым взглядом
тяжелую мебель орехового дерева, темную и непривлекательную на фоне уродливых обоев
и столь же уродливый, но безупречно чистый ковер; затем выбросила
обеими руками в отчаянии.

"Что ж, Нэнси, тебе _должно_ достаться - предки и все такое - семья
гордость и честь!" - закончила она со стоном. "Так что будь спортсменом!" И
решительно взяв себя в руки, она подошла к умывальнику и принялась
счищать пыль, как велела ей мисс Сабрина.

Чистая, прохладная вода и смена платья вернули ей уверенность в себе.
По крайней мере, тетя Сабрина приняла ее без вопросов - _ это_
испытание закончилось. Теперь все пойдет легче. Когда она открыла
дверь, снизу донесся соблазнительный запах горячей еды - Нэнси
внезапно вспомнила, что не съела ни крошки со времени своего поспешного,
раннего завтрака в Берлингтоне.

В столовой было так же сумрачно и прохладно, как и во всем доме, и так же
тихо. Мисс Сабрина сама приготовила для Нэнси дымящийся омлет
. Затем она чопорно села на другом конце стола.
Омлет был очень вкусным; Нэнси тоже с удовольствием ела его с тарелки из
редкого старинного бело-голубого фарфора; ее быстрые глазки остановились на одном
оценивающий взгляд на красивые линии старинного буфета из могоганского дерева и
стулья на тонких ножках, которые, должно быть, были у кого-то из "предков"
привезли из Англии много-много лет назад.

- Мясной пирог остыл, поэтому Б'Линди взбила омлет, - говорила мисс Сабрина
. - Я думаю, ты, должно быть, проголодалась, Энн.

И затем, поскольку в голосе пожилой
женщины послышалась легкая дрожь, Нэнси мгновенно поняла, что мисс Сабрина так же
нервничает, как и она! Конечно, она боялась приезда этой странной
внучатой племянницы, которую она пригласила в Счастливый дом просто из чувства
долга перед традициями Ливиттов. От облегчения Нэнси больше всего на свете захотелось
громко рассмеяться - вместо этого она тепло улыбнулась и сказала
умоляюще:

"Я бы хотела, чтобы ты называл меня Нэнси! Все так называют, и это звучит ... о, веселее".

Но вытянутое лицо мисс Сабрины стало еще длиннее. Она покачала головой
неодобрительно. "Мы никогда не называли Энн Ливиттс иначе, как Энн
со времен первой, и я думаю, в каждом поколении была _one_
Энн Ливитт! Моя мать дала это имя старшей сестре, которая умерла, когда
она была совсем маленькой. Меня саму зовут Сабрина Энн. Ешь клубнику!
Джонатан говорит, что они последние из сада.

Нэнси с упреком склонила голову над фруктами. "Мне стыдно это осознавать ".
маленький... из моей семьи! Ты простишь меня, не так ли, если я покажусь тебе
невежественным? Я _do_ хочу учиться." И она сказала это от всего своего
сердца, потому что, если она не сможет либо быстро отвлечь тетю Сабрину от
любимой темы семьи, либо узнать что-нибудь о них, она будет
обязательно совершу какую-нибудь ужасную ошибку.

Выводя маленькие узоры на скатерти кончиком тонкого
пальца, мисс Сабрина дважды откашлялась, как будто хотела
что-то сказать, но ей было трудно говорить. Ее глаза, когда она
устремила их на Нэнси, стали стально-серыми с холодными искорками в
глубине.

"Когда я писал тебе, я, кажется, долго боролся со своей
совестью, прежде чем решился на неоправданный шаг и пригласил тебя в Хэппи
Дом. Теперь я должен отдать один приказ. Никогда, пока ты здесь, не
упоминай имя своего отца или деда - и я тоже
воздержусь от этого!" Закончив, она чопорно встала
странные слова.

Нэнси поднесла к губам круглую клубнику. Она была так поражена
, что рука, направлявшая ягоду, внезапно опустилась, и ягода покатилась по
ткани, оставляя крошечный красный след на белой поверхности.

Было ли когда-нибудь в мире что-нибудь столь же странное, как это? Почему нельзя
она упомянула отца Энн или ее дедушку? Конечно, поскольку все, что она
знала о них, было тем немногим, что Энн рассказала ей за последние две
недели, она вряд ли захотела бы много о них рассказывать - тем не менее
ей было безмерно любопытно. Почему мисс Сабрина отдала такой странный приказ
и _ почему_ она должна быть так взволнована?

Нэнси знала, что должна что-то сказать в ответ. - Я... я буду рада сделать
только ... то, что ты хочешь, чтобы я сделала! - запинаясь, пробормотала она. "Я просто хочу ... заставить
понравиться тебе ... если смогу".

Нэнси сказала это так смиренно и искренне, что вызвала улыбку у
Мисс Сабрина. Нэнси, конечно, не знала, что пожилая женщина
жадно пыталась найти в лице Нэнси что-нибудь "похожее на
Ливитт!" И пока Нэнси говорила, она внезапно увидела выражение
на молодом лице, которое, как она сказала себе, было "все Ливитт!" Поэтому
ее голос стал более ласковым, и она с любовью положила руку на
плечо девушки.

"Я уверен, что очень полюблю тебя, моя дорогая. Теперь я должен уйти
можешь развлекаться - это мой час отдыха. Чувствуй себя как дома и
делайте, что вам заблагорассудится!"

Нэнси не двигалась, пока не затих последний звук шагов ее тети
вдали. Хлопнула дверь, и в доме воцарилась полная тишина. Она перевела дух
долгий, прерывистый вздох.

- Слава богу, ей действительно нужен отдых! Нэнси Ливитт, как ты собираешься
когда-нибудь терпеть всю эту помпезность - днями напролет. Разве не было бы
забавно, если бы я начал разговаривать сам с собой в этой ужасной тишине?
Счастливый дом - _счастливый_, в самом деле.

Нэнси было совсем нетрудно узнать, что представляет собой каждая комната, выходящая в
длинный холл, или как она выглядит. Гостиная открывалась из
с одной стороны, гостиная с другой; столовая была позади
гостиная и кухня в крыле за ней. Гостиная
со старой мебелью из красного дерева и орехового дерева, выцветшими картинами и уродливым
ковровым покрытием была, конечно, такой же, как гостиная, за исключением того, что
чтобы придать обстановке больше домашнего уюта, в гостиной были натерты воском
цветы под стеклом, огромная старинная Библия на мраморном столе,
пучок павлиньих перьев в углу и вышитые крючком прибамбасы на
стулья из конского волоса - и старинная каминная доска, привезенная Уэббом из Англии
сказал, был в "гостиной".

Она на цыпочках прошла через холл и открыла дверь справа.
Теперь, привыкнув к царящему полумраку, ее взгляд сразу же остановился на
старом камине. Мраморная каминная полка выделялась во всей своей чистоте
на фоне темной стены; возраст придал ее глянцевой поверхности мягкий блеск
. Нэнси, вспомнив рассказ Уэбба о той Энн Ливитт, которая
много веков назад поместила его сюда, подошла к нему и благоговейно прикоснулась.
"H-a-p-p-y H-o-u-s-e", - тихо произнесла она по буквам, водя пальцем по
буквам, выгравированным на мраморе. Несомненно , он прибыл сюда из - за моря
на одном из тихоходных кораблей давних времен - та, другая Энн Ливитт
с нетерпением ждала этого долгие месяцы!

Неужели эта Энн Ливитт, подобно бедной старой тете Сабрине, волновалась и суетилась
из-за традиций Ливиттов? Конечно, нет - она их _made_ создала.

Нэнси захотелось найти Б'Линди. Уэбб сказал, что она знает
все. Она должна быть где-то за последней закрытой дверью в
длинном коридоре - омлет принесли оттуда.

Под нажимом Нэнси дверь открылась в кладовку, и за ней, в
большой, залитой солнцем кухне, сияющей своей безупречностью, стояла Б'Линди перед
за столом она накладывала последние штрихи на пирог. Она обернулась на звук
Шагов Нэнси. Нэнси остановилась в дверях.

"Могу я войти?" - спросила она. "Вы Б'линди?" Она повторила аббревиатуру Уэбба
.

"Да", - коротко ответила женщина за столом. "А вы
племянница". Она посмотрела на Нэнси долгим, пристальным взглядом. "Это ни капельки не похоже на "
Я вижу, у Ливитта! Мисс Сабрини пригласила бы вас прийти, надеюсь, вам
понравится ".

"Отвратительное создание", - подумала Нэнси. Ну почему _ кто-нибудь_ в
"Счастливом доме" не может вести себя естественно, по-доброму и жизнерадостно?

Как и мисс Сабрина, Б'Линди была высокой и почти такой же старой; ее неприступный
манеры исходили не от римского носа, а от густых бровей, которые были нахмурены
над глубоко посаженными глазами - глазами, пронизывающими своей проницательностью. Нравится
Мисс Сабрина тоже обладала определенным достоинством, которое, казалось, выделяло ее
среди своих собратьев - результат, без сомнения, как думала Нэнси
, того, что она родилась в семье Ливиттов.

"Конечно, мне это понравится. Здесь так ... так тихо! И этот омлет
ты мне приготовила восхитительный. Я была ужасно голодна. И, о, есть
так много всего, что я хочу узнать о "Хэппи Хаусе". Уэбб сказал мне, когда приезжал
сюда, что ты все знаешь. Я только что зашел и посмотрел на
старый камин. Расскажи мне все об этой Энн Ливитт.

Вкрадчивый тон Нэнси погасил огонь, бушевавший в ее сердце. Про себя
она говорила: "Старый айсберг - я разморожу его сейчас или
никогда!"

Б'Линди отложила пирог; ее голос немного потеплел. Она уперла
руки в бока и изобразила то, что Уэбб назвал бы "говорением"
воздух.

"Ну, теперь, если это допытывается, Б'линди Гест ничего не знает, но если
это история ... Уэбб почти прав. Джастин Ливитт привез Энн
Ливитт приехал из Монреаля много лет назад, в 1740 году, когда впервые появился
поселение вплоть до острова ла Мотт. Он купил почти весь этот остров, я
полагаю, у индейцев, и когда они захотели иметь дом, Энн Ливитт указала
пальцем на то самое место, на котором мы сидим. Джастин построил дом
из камня, который они добыли на самом острове. И она спланировала это
вон та каминная полка - просто положила на нее сердце, и кажется, что у Ливиттов могло
быть что угодно - в любом случае, они сделали это в Англии и привезли сюда
вот шутка, которую она задумала, с надписью "Счастливый дом", на которой все вырезано как
"это сейчас". И она помогла поставить его своими ручонками. В
дом сильно изменился, но никто никогда не прикасался к этой каминной полке!"

- А потом она умерла, - задыхаясь, вставила Нэнси.

"Да ... она просто ничего нет больше, чем ребенок и нежным в тот и
ва-н-не выношу их пи'neer невзгоды, прячет у индейцев
и ем зерно и корни, и как, когда она была использована на питание
хорошо, как при царе, для благородной крови она--книга на север
Герой так говорит! Казалось, она просто жила, пока не появилась эта каминная доска, и
она увидела это своими собственными глазами. Она была храбра, как любой мужчина, и она
держалась, несмотря ни на что, пока не добилась своего, а потом шутка ли
она была истощена, она легла и умерла! "

- В какой комнате, Б'Линди?

"То, что сейчас является комнатой для гостей - так сказано в книге". Б'Линди проигнорировала замечание Нэнси
сдавленное: "О, боже мой!" "Что в следующем году индейцы напали на всех
поселенцы, и Джастин Ливитт и его брат Ремембранс были убиты
вместе с полудюжиной других пиратов отбивались от краснокожих, пока
Жена Роберта и другие женщины сбежали на открытой лодке через
озеро, а жена Роберта спрятала маленького Джастина под своей накидкой. Тогда
"Счастливый дом" пустовал, пока маленький Джастин не вырос и не вернулся.

- А индейцы тогда ушли?

"Нет, но они были дружелюбны, и это было хорошо, потому что они
никогда не были худшими врагами, чем тогда были the Yorkers. Я думаю, Итан
Аллен и его парни из Грин Маунтейн много раз ночевали прямо здесь, потому что
мало что они делали, сражаясь с йоркцами, не посоветовавшись
Ливитт! Но вот я продолжаю греметь, а духовка ждет пироги ".

"О, Б'Линди, это как чудесная история! Ты покажешь мне книгу
там все об этом рассказано? Я так рада, что меня тоже зовут Энн. Если ты
занят, я сбегаю посмотреть на сад - и найду Джонатана. Уэбб тоже мне о нем рассказывал
"

Настроение у Нэнси было приподнятое; инстинктивно она чувствовала, что победила
Б'линди! Это было хорошее начало. Она открыла большую дубовую дверь и
ступила на дорожку. Когда-то территория Хэппи Хауса, должно быть,
была претенциозной - сейчас, в свои годы, она была причудливо красива
и наполовину запущенной. Цветущие многолетники выбрались из своих старых
клумб и беспрепятственно распространились среди гигантских стволов
деревьев, так что от изгороди к изгороди царило буйство красок.

Нэнси пробиралась среди веселых цветов, огибая стены
дом, чтобы узнать, что может находиться за ним. На заднем дворе она обнаружила
Джонатан бродил среди кустов малины, окаймлявших
мощеную дорожку. Он был очень сгорбленным, очень старым и очень морщинистым; его
глаза дернулись и заморгали, когда он поднял голову, чтобы посмотреть на нее.

"Добрый день! Я Энн Ливитт, - беспечно представилась Нэнси. Он был
такой идеальной частью старого-престарого сада, что она полюбила его с первого взгляда
.

- Уол, уол... маленькая Энн Ливитт, - и он кивнул и заморгал, глядя на нее.

"Я бы хотела, чтобы ты называл меня Нэнси", - рискнула Нэнси. "Все так называют, а я
не кажусь достаточно взрослой, чтобы быть Энн. Я люблю ваши цветы и, о,
сколько у вас будет ягод!"

Старик расправил плечи - по крайней мере, он попытался! Его
цветы были его детьми.

"В дни моей молодости этот сад был украшением Острова", - с гордостью ответил он
. "Люди съезжаются со всей округи, чтобы посмотреть на это!
Тридцать два вида букетов, и это не считая мальвы, которая
выросла как деревья - выше меня. И виноградные лозы, и ягоды, и овощи.
Но я не могу работать, как раньше, а мисс Сабрини не любит, когда кто-то, кроме
я ничего не трогаю. Так что все должно идти своим чередом. Мисс Нэнси, ха! Ты
_ _ - маленькая штучка. Но его улыбка была доброй. "И я надеюсь, что ты принесешь
немного солнечного света в Хэппи Хаус".

Внезапно Нэнси воскликнула: "О, озеро! Я и не представляла, как близко мы
были к нему".

За малинником и огородом простирался старый
фруктовый сад. Сквозь деревья Нэнси разглядела сапфировую синеву
Озера Шамплейн.

"Это наш сад?" - спросила она Джонатана.

- Так и есть. Я сама помогала отцу сажать эти деревья и
они лучшие медведи на холме Нор'Хероя!

Нэнси стояла в нерешительности. Она хотела исследовать дальше - выбежать на улицу
среди яблонь к самому обрыву озера. Но она была
ее распирало от желания написать Клэр - ей уже так много нужно было сказать.

Поэтому, окинув ее долгим взглядом, она вернулась обратно к
дому. Медленно проходя под деревьями, она была поражена
движением единственной планки в одной из жалюзи наверху. И
инстинктивно она поняла, что из-за него на нее смотрит чей-то глаз.

Мисс Милли - это, конечно, должна быть "бедная мисс Милли", о которой говорил Уэбб
!

Нэнси тихонько прикрыла за собой входную дверь, чтобы это не помешало
Часовому отдыху мисс Сабрины. Затем она на цыпочках поднялась по длинной лестнице.
Потребовалось всего мгновение, чтобы определить, какая дверь вела в комнату
где открылась штора. Она остановилась перед ней и осторожно постучала
костяшками пальцев.

"Войдите", - ответил голос.

Открыв дверь, Нэнси вошла в комнату, похожую на ее собственную,
за исключением того, что перед зашторенными окнами была придвинута кушетка. А напротив
полулежала хрупкая маленькая женщина с белоснежными волосами и усталыми глазами,
на лице, которое все еще хранило следы молодости, лежала тень.

Пока Нэнси колебалась на пороге, необычайно приятный голос окликнул
ее:

"Входи, моя дорогая! Я твоя тетя Милли".




ГЛАВА IV

ТЕТЯ МИЛЛИ

- Так это Энн Ливитт!

Но тетя Милли произнесла это совсем не так, как тетя Сабрина, и даже не
резко, как Б'Линди: "значит, ты племянница", но с теплым,
легкая дрожь в ее голосе, которая заставила Нэнси почувствовать, что она очень,
очень рада, что она здесь!

Две хрупкие маленькие ручки поймали руку Нэнси и сжали ее так по-человечески
, что Нэнси импульсивно наклонилась и поцеловала мисс Милли в
щеку.

"Я так рада познакомиться с вами". Тетя Милли смахнула слезу со
своей щеки. - Я считал часы ... После того, как Сабрина сказала мне, что ты
приедешь. Сегодня я лежал здесь, прислушиваясь, не появится ли Уэбб, а потом, должно быть, заснул
так что, когда ты действительно пришел, я этого не знал. Разве это не было
глупо? Садись прямо, дорогая ... Нет, не в это старое кресло, оно такое
неудобное ... подвинь кресло-качалку. Дай мне хорошенько на тебя посмотреть!

Нэнси даже не испугалась "привлекательной внешности" мисс Милли - она была такой
восхитительно человечной! Она придвинула кресло-качалку поближе к шезлонгу и
со счастливым вздохом растянулась в нем.

"Я думал, я никогда сюда не доберусь! Кажется, что это очень далеко, в
на краю света. И я просто достаточно устала, чтобы найти...
_quiet_ совершенно успокаивающим.

Тетя Милли рассмеялась. "Я беспокоилась из-за "тишины". Здесь так
ужасно тихо - для молодежи. Я боялся, что это вызовет у тебя
тоску по дому. Теперь расскажи мне все о своей поездке и о своем поступлении в университет. Я
прокручивал в уме, каким должно было быть твое вручение дипломов
с тех пор, как Сабрина сказала мне, что у нас есть племянница, которая учится на последнем курсе
колледжа. Это, должно быть, чудесно!" - закончила она с едва заметным
что-то вроде вздоха.

Внезапно Нэнси поняла, что здесь был кто-то, жаждущий узнать все, что
происходило в мире за пределами North Hero - не в мире мужчин
и женщин, а в мире ее девочки - том мире, который положил конец Выпуску
День. Она рассказала несколько мелочей о Неделе в выпускном классе, затем, немного
тоскуя по дому обо всем, что только что осталось позади, она отчеканила одну
воспоминание за воспоминанием с энтузиазмом, который разжег ответный огонь
в глазах мисс Милли.

"Я не могу вынести мысли, что все кончено, за исключением того, что сама жизнь едина.
грандиозное приключение, и, возможно, через некоторое время я оглянусь на
школьные дни и подумаю, насколько пустыми они были от ... настоящих вещей!" Затем
Нэнси, глядя на хрупкую белую руку, сжимавшую ее руку,
с некоторым потрясением подумала, что жизнь вряд ли была приключением для
бедняжки мисс Милли. Но мисс Милли ответила удовлетворенно. "Я люблю слушать
все об этом. Я рада, что ты узнала, моя дорогая. Я надеюсь, ты будешь заходить и
говорить со мной почаще - слышать твой юный голос - это как солнечный луч!"

"О, мне бы хотелось". Ты ведь не подумаешь, что я ужасная, правда, если я
скажу тебе, что тетя Сабрина меня ужасно пугает, и Б'Линди тоже
совсем немного. Но ты ни капельки не похожа на них.

Мисс Милли искренне рассмеялась - смехом, в котором зазвенели серебряные нотки.
"Нет, я полагаю, что я не ... немного похожа на них".

- Поэтому, когда я буду так напугана, что не буду знать, что делать, я приду
прямо к вам. И, пожалуйста, тетя Милли, не могли бы вы называть меня Нэнси?
Никто никогда не называл меня иначе, и это заставляет меня чувствовать себя
кем-то другим, когда меня называют Энн. Тетя Сабрина была в ужасе, когда
Я спросил ее.

"Да, она была бы такой! Конечно, я буду называть тебя Нэнси - или как-нибудь еще, что
ты желаешь! Я не могу составить тебе компанию, дорогая, привязанная к этому дивану,
но ты можешь принести мне много счастья.

Задумчивый блеск в глазах тети Милли заставил Нэнси наклониться и поцеловать ее
еще раз. В этот момент дверь открылась, и вошла тетя Сабрина.
Затем Нэнси показалось, что по лицу мисс Милли пробежала тень.
Блеск в ее глазах полностью погас. Казалось, она съежилась среди
подушек.

"О, вы познакомились с нашей племянницей", - сказала тетя Сабрина своим холодным голосом
без всякого любопытства относительно того, как это произошло.

Нэнси посмотрела на тетю Милли, и взгляд тети Милли, казалось, говорил:
"Пожалуйста, не говорите ей, что я подглядывала сквозь жалюзи". Вслух она
кротко ответила: "Я сказала ей, что мы рады, что она пришла!"

Тетя Сабрина кивнула, как бы одобряя такое действие. Ее глаза обвели
комнату.

"Ты хочешь что-нибудь сделать? Б'Линди постирала остальные чехлы
для твоих подушек, но они недостаточно сухие, чтобы гладить. Цвет
ничуть не потускнел - они будут более практичными, чем те белые, потому что
их не нужно будет постоянно стирать, а у Б'Линди и так хватает
дел!"

- О да, они будут более разумны, - устало согласилась мисс Милли. - Нет, я
ничего не хочу.

На два или три мгновения воцарилось молчание. Тетя Сабрина прошлась по
комнате, поправляя картину здесь, "прибираясь" там. Нэнси смотрела на нее
сердитыми глазами - что в ней было такого, что погасило этот
драгоценный блеск в бедной маленькой мисс Милли?

Она резко встала. - Можно мне пойти в свою комнату? Я хочу написать письмо.
Мисс Сабрина сказала: "Ну, конечно, Энн", и мисс Милли сверкнула
слабый призрак улыбки, которая умоляла: "Ты видишь, на что похожа жизнь для
я, так что, пожалуйста, _please_ приходи еще".

На лице Нэнси, когда она закрывала за собой дверь, была смесь
облегчения, негодования и дурных предчувствий. И понемногу каждая из этих
эмоций отразилась в строчках письма, которые - чтобы дать выход всему
что распирало ее изнутри - она помчалась к Клэр.

"... Тебе просто лучше поверить, что если бы у меня была эта драгоценная душечка,
Энн Ливитт, вернувшись в нашу любимую комнату в башне, я бы сказал ей, что все
богатства мира и все страдающие русские не наняли бы меня
чтобы я провел еще один день с ее "семьей".

"И все же, Клэр, дорогая, это так _readful_, что это смешно. Я просто
удивляюсь, что я не испугался _ pink!_ Ты можешь представить своего маленького
Нэнси, окруженная красным деревом, таким старым, что оно буквально кричит на вас,
что его перенесли на _Mayflower_ и стены высотой с
Библиотечная башня (пожалуйста, вычтите поэтическую вольность) и просто уйма
Традиций Ливитта - хотя я признаю, что, будучи простым смертным,
Я еще толком не знаю, каковы традиции Ливиттов, но поверьте
я надеюсь узнать, и очень скоро, потому что тетя Сабрина только об этом и говорит!

"Конечно, милое дитя, ты не сможешь разобраться во всей моей
болтовне, поэтому я сейчас напишу на понятном английском. Остров чудесно
красивый, все здесь кажется непохожим на любую другую часть
мир - деревья здесь больше, а трава зеленее, и время от времени
а затем вы мельком видите озеро Шамплейн, такое же голубое, как у Энн
кольцо с сапфиром и подернутые дымкой фиолетовые горы за ним. И все это место
до краев наполнено всевозможными историческими историями.

"Они называют этот дом Хэппи Хаус. Так его назвала первая Анна
Ливитт, и у нее была каминная доска, сделанная в Англии, с вырезанными на ней буквами
, и на следующий день после того, как ее установили, она умерла в той самой комнате, в которой я
пишу! Разве это не трагично и волнующе? Я не могу составить из этого историю
хотя, все это описано в книге, которую они продают в
Северный герой.

"Дом большой и построен из камня, который добывали на острове,
и он весь увит виноградными лозами и красив - снаружи. Вокруг него
деревья, которые смыкаются над головой, как навес, и вместо
обычного сада с клумбами вся земля покрыта тигровыми лилиями и
Сладкий Уильям, флоксы и множество цветов, названия которых я не знаю,
которые выглядят так, как будто они рассыпались по их садам и выросли
повсюду. И есть милый старый садовник, потомок
Итана Аллена.

"На самом деле, все, кого я видел, старые и, по словам Уэбба, произошли от
"того или иного".

- Но внутри дома ... О, ужас! Я не верю, что ни один лучик
солнца не проник в него с первого года, а если бы и проник, его бы
закрыли очень быстро. Папа был бы вне себя от восторга от старой
мебель и посуда красивые, но обои выглядят как
повсюду ползают зеленые омары, а ты ходишь по коричнево-красным розам, как
большие, как кочаны капусты. Это мучает мою артистическую душу? О, боги! И
моя собственная комната! Неудивительно, что умерла та, другая Энн Ливитт! Я никогда в жизни не видела столько
убранства - я никогда не испущу счастливый вздох среди них.
О, я могу прямо сейчас закрыть глаза и увидеть милую старую комнату в башне - тебя
сидящего посреди кровати (неубранной, конечно) и играющего на твоей гитаре,
Энн ковыряется в своей французской четверке на подоконнике рядом со сливочной помадкой
тарелки, которые я забыла помыть, и недельный запас каши вокруг нас. О,
Клэр, но разве мы не были счастливы? И подумать только, что все закончилось.

"Тетя Сабрина очень красивая и очень симпатичная. Я думаю, что Энн, в ее
поведение, когда мы делаем что-то, чего она не одобряет, похоже на нее
Тетя Сабрина. Она очень высокая, волосы зачесаны на прямой пробор
посередине, у нее самый длинный и прямой нос и такая манера разговаривать
с тобой чувствуешь себя атомом. Б'Линди, которая
главная работница в "Хэппи Хаусе", но кое-кто, ты только поверь,
очень похожа на тетю Сабрину и смотрит на тебя так, словно видит
самая маленькая мысль где-то далеко в твоем сознании. И, конечно, учитывая, что я играю
роль и чувствую себя настолько виноватой, насколько это возможно, вы можете себе представить, что я не
наслаждайтесь испытующим взглядом Б'Линди! Тем не менее, я задал ей несколько вопросов
о Ливиттах, и это немного согрело ее.

"Но есть тетя Милли, о которой Энн, похоже, не знала, и,
Клэр, _ она_ человек - самая дорогая, милая, симпатичная, робкая
малышка. Глядя на нее, невозможно сказать, старая она или нет
но, поскольку она моя двоюродная бабушка - или Энн, - я полагаю, что да. Но она
инвалид и, очевидно, не может ходить. В ней есть что-то такое, что
вызывает у вас чувство ужасной жалости к ней и желание позаботиться о ней,
и я вроде как представляю, что по той или иной причине тетя Сабрина ужасно обращается с
ней. Когда тетя Сабрина входит в комнату, бедная тетя Милли
притворяется напуганной до смерти.

"Не могу представить, как я из всего этого выйду. Я должен собраться с мыслями
и довести дело до конца ради Энн. Но - пока - мне это ни капельки не
нравится. Было достаточно легко спланировать все это с Энн еще в
колледже, но почему-то теперь, когда я здесь, я чувствую себя такой коварной,
обманывая этих людей. И мисс Сабрина так много говорит о
Честь Ливитта, что я чувствую себя на тридцать центов дороже. Есть много
это таинственное место, но я чувствую, что у меня не было права пытаться
и выяснять это, хотя, признаюсь, мне ужасно любопытно. Я приехал
из North Hero с самым забавным стариком - его зовут Уэбб, и он сказал
он был одним из "первых граждан Свободы". Скромный - да. Что ж, при
очень небольшом поощрении он бы выложил всю историю Ливитта
, только, казалось, было нехорошо давать ему выговориться. Но он говорил о
"неприятностях с Ливиттом", и он сказал что-то о том, что мисс Милли была
"счастливее в могиле". Разве это не интересно? И само
самое странное из всего этого то, что тетя Сабрина запретила мне когда-либо
_mention_ мой отец - или отец и дед Энн! Конечно, Энн
захочет узнать все об этом, и, возможно, мой долг выяснить
почему! В любом случае, если мне представится такая возможность, что ж, я не стану затыкать уши.

"Говоря об Уэббе и переезде из Северного Героя, Клэр, я совершил
самую ужасную вещь, и если я расскажу тебе, ты должна поклясться, что не сделаешь этого
никогда не говори Энн, хотя одному богу известно, когда кто-нибудь из нас снова увидит дорогую
старую Энн. Мы проехали несколько миль и не увидели ни одного
душа - даже коровы на пастбище не двигались, - как вдруг,
из-за угла выскочил человек верхом на лошади. Он пронесся мимо нас, как молния,
но я мог сказать, даже несмотря на всю пыль, что он хорошо ездил верхом и
был очень красив и немного отличался от ... ну, Уэбба и
люди, которых вы ожидали бы увидеть на острове Северный Герой. Мне было любопытно - ты
знаешь, мне всегда любопытно - и я обернулся. И что, по-вашему, он
сделал - развернул лошадь и остановился как вкопанный, уставившись на
нас, и, конечно, заметил, как я поворачиваюсь, хотя мне было просто любопытно, потому что
он казался другим. И это еще не все - у него хватило наглости помахать
рукой, и вот признание! _ Я кивнул ему в ответ!_ Я всегда такой
такой импульсивный, и, казалось, было так приятно увидеть кого-то молодого. И
у него действительно были потрясающие глаза, даже сквозь пыль. Но вот что
хуже всего - я спросил Уэбба, кто он такой, и Уэбб сказал, что он "нанятый Джадсоном"
человек!_"О, Клэр, что бы сказала Энн!

"Ну, конечно, у этого парня хватило наглости, и если я когда-нибудь увижу его снова
Я покажу ему его место и дам ему понять, что я
достойный, неприступный молодой человек.

"О, Клэр, дорогая, как бы я хотела быть с тобой в Мерриклиффе. Ты не
представляешь, как тебе повезло, что у тебя веселый дом и веселая мама, которая
умеет любить! В этом-то и проблема - они ведут себя так, как будто
показывать искру привязанности - преступление. Тетя Милли ближе всех подходит к этому
но я не верю, что остальные знают, что такое любовь.

"Пиши мне почаще, это поможет мне набраться храбрости, и я буду
держать тебя в курсе всего, что происходит со мной, бедняжкой, особенно о
наемном работнике. Не могу дождаться, когда увижу его.

"Когда-то твоя счастливая, а теперь совершенно несчастная бывшая Нэнси.

В настоящее время будет известна как

"ЭНН ЛИВИТТ".




ГЛАВА V

ПТИЧЬЕ ГНЕЗДО

"Джошуа Ливитт был сыном Джастина, и он женился на Эбигейл Кларк в
Остров Ле Мотт, и у них было трое сыновей, Джошуа, Джон и Джейкоб, все
честные, оседлые молодые люди. Дай-ка подумать, это был либо Джон, либо Джейкоб
был убит на войне 1812 года, не так ли, Б'Линди?

Мысли Нэнси работали быстрее, чем вязальные спицы в ее
пальцах. Вот уже три дня она сидела очень близко к тете Сабрине,
узнавая "все о Ливиттах".

"Какое счастье, что у меня хорошие познания в истории", - сказала она себе,
киваю, чтобы показать тете Сабрине, что она глубоко заинтересована в них
Джошуа, Джонс и Джейкобс. - Если я пробуду здесь достаточно долго, она, возможно, доберется
до нынешнего поколения! Джошуа, Джон, Джейкоб, - повторила она
тихо.

"Боже мой, где Б'Линди? Моя память уже не так хороша, как раньше
. Я становлюсь старухой. Но в Библии там рассказывается, как
либо Джон, либо Джейкоб пали в форте Ниагара. Ливиты всегда
были храбрыми людьми - и людьми чести!"

В этот момент Нэнси совершенно непроизвольно уронила стежок. Внезапный
румянец, заливший ее щеки, ускользнул от внимания тети Сабрины, ибо
Внезапно из-за открытой двери донесся голос Б'Линди.

"Мисс Sabriny, если Джон'than не понимаю, что крахмал из Итона есть
не будет пудинг кукурузный крахмал на ужин. Он хуже, чем никчемный
бегает по дому, и кто-то делает за него больше шагов, чем делает за него всю
его работу по дому!

Нэнси вскочила на ноги. - О, пожалуйста, позволь мне найти его! Я... я бы с удовольствием
тоже немного погуляю. Я буду говорить очень строго, Б'Линди - ты просто
смотри, чтобы он немедленно не ушел! Бросив свою красную шерсть на подушку
старой качалки, в которой она сидела, Нэнси ушла до того, как
изумленные Б'Линди или тетя Сабрина смогли возразить.

Она застала Джонатана за его вечными раскопками. Нэнси потрясла его
игриво схватив за руку. Джонатан не мог догадаться, что ее глаза были
яркими, потому что, по крайней мере, на несколько мгновений, она вырвалась из
гнета тети Сабрины и ее предков; на его старом сердце потеплело
за ее заразительную улыбку.

- Б'Линди сердита, как только может быть! У нее должен быть кукурузный крахмал в
_once _! Я ненавижу пудинг с кукурузным крахмалом больше, чем яд, но ты должен
поторопись как можно быстрее и, пожалуйста, иди по сиреневой стороне
хаус, потому что мисс Сабрина сидит на веранде с мальвой
разговариваю с предками, и я хочу, чтобы она думала, что у меня ушла целая вечность
чтобы найти тебя!

"Кукурузный крахмал! Благослови мои сапоги!" Сотня морщин пересекла непогоду
Избитое старое лицо. - Я буду уезжать в Итонс так быстро, как только смогу, Мисси.

"Милый Джонатан", - и, сорвав букет, Нэнси воткнула его в петлицу
свитера садовника. "И я иду так быстро, как только могу,
прямо к озеру".

Взмахнув рукой, она помчалась по тропинке между рядами старых
яблонь. Ей хотелось кричать и петь, но как это могло
напугав весь остров, она вместо этого позволила себе радостное вскидывание рук!

"Конечно, Энн, дорогая, если бы _ ты_ могла видеть меня, ты бы выглядела
потрясенной - ты бы сказала: "Нэнси Ливитт, когда _ ты_ собираешься повзрослеть!"
Но, Энни, если ты собираешься расти, расти и расти, как
твоя тетя Сабрина, целыми днями сидящая и размышляющая о славе
которые прошли и исчезли - никогда-никогда-_never_!" Девушка взмахнула
руками к голубым водам озера. "Если бы у меня было желание, я бы пожелал
чтобы я мог переплыть прямо через тебя - к тем фиолетовым
горам - вон там!"

В саду было очень тихо; к тому же прохладно, потому что жаркое июньское солнце лишь кое-где пробивалось сквозь раскинутые ветви старых деревьев
.
Постепенно смятение тоски в душе Нэнси улеглось; чувство
восхитительной тишины вдохновило ее.

"Здесь так божественно - как будто я совсем одна в этом мире". Она
медленно повернулась. Не было видно ни малейшего намека на какое-либо жилье,
ряды деревьев скрывали даже Хэппи Хаус. А дальше простиралась полоса
сверкающей воды с ободком туманных фиолетовых холмов.

Нэнси подбежала к ближайшей к утесу яблоне. Она была очень старой, ее
ветви росли почти до земли. Через мгновение она взобралась на них
и удобно устроилась на одной, прислонившись спиной
к другой.

"Должно быть, приятно быть птицей", - размышляла она, слегка касаясь блестящих
листьев вокруг себя. "Играешь на верхушках деревьев, а когда тебе
смертельно скучно, просто улетаешь без всякого повода! Или
лесная нимфа", - задумчиво. Затем ее поникшее плечо внезапно
распрямилось, вдохновленное какой-то идеей. Она спрыгнула на
землю. - О, восторг! - воскликнула она и помчалась обратно к Счастливому дому.

Полчаса спустя Джонатан, помирившись с Б'Линди, нашел ее
в старом каретном сарае. Два блестящих гвоздя, торчащих из ее зубов
и молоток в руках выдавали, что она нашла его ящик с инструментами.
На ее лице, покрытом пылью, читалась решимость.

- Ты пришел как раз вовремя, чтобы помочь мне, Джонатан. Я должен снять крышку
_это_ коробка и прикрепить ее к _это_ коробка-чтобы она открывалась и закрывалась.
Тогда ты должен найти кусок кожи для петель и немного клеенки. Я
думаю, что в этом месте спрятано все, что есть на свете, кроме
экипажей!"

Поскольку с Джонатаном это была любовь с первого взгляда, он подчинился с
только "ну-ну, Мисси". Из досок одного ящика он сделал удобную
дверцу для другого ящика, и он нашел в тайнике немного драгоценной кожи
, которую можно было разрезать на полоски для петель, и квадрат промасленной ткани, и
холст тоже. В ящике для инструментов были еще гвозди, и хотя старик
Джонатан берег этот ящик для инструментов, как сундук с сокровищами, он отдал бы Нэнси
все, что в нем было!

Они лихорадочно трудились, и через час Нэнси объявила, что их работа
выполнена.

- А теперь пойдем со мной, Джонатан, и я открою тебе свой секрет. Она подняла
она взяла коробку и направилась к саду, Джонатан поплелся за ней.

Когда они добрались до последнего дерева у обрыва, Нэнси опустила свою ношу на землю
. Она повернулась к своему спутнику с серьезным лицом.

"Джонатан, никто не узнает этот секрет, кроме тебя и меня! Я
драматург. Ты не выглядишь так, будто знаешь, что это такое, но это так
быть кем-то очень, очень трудным, и мне придется
работать - как и все остальное! Прямо на ветке этого дерева
Я собираюсь работать. Я хочу, чтобы ты взял те гвозди, которые я положил тебе в карман.
и надежно прикрепи эту коробку к стволу дерева. Потом я собираюсь
сложить в нее все свои вещи и запереть вот этим висячим замком
Я... позаимствовал... из твоего ящика с инструментами. Это будет как гнездышко - и я буду
пробираться сюда и работать, и работать, а потом, однажды, когда я стану знаменитым,
все газеты напечатают статью о том, как я написал свою первую пьесу
на яблоне, и что это было секретом между нами, и
они захотят твою фотографию! Теперь, прямо здесь, Джонатан. Я буду держать его
а ты прижми его покрепче.

Джонатан не знал, что такое драматург, но он знал, что его
"маленькая Мисси", сидевшая на старой ветке, была прелестна, как любая птичка
а ее глаза были яркими, как солнечный свет, пробивающийся сквозь листья
дерева.

"О, это просто замечательно", - воскликнула Нэнси, спрыгивая на землю, чтобы осмотреть
их работу. "Это настолько безопасно, насколько это возможно, и ты мне очень помогла, ты
милая старушка, ты. А теперь нам нужно спешить домой, иначе обед у Б'Линди
остынет, и помни, клянусь твоим сердцем, это важный, очень важный
секрет!"

Она провела пальцами по его поношенному серому свитеру, и он кивнул,
принимая таинственный знак. И когда он последовал за ней обратно через
сад рядом с домом, что-то в его груди, казалось, пело, как
каждую весну, когда он находил первый крокус, пробивающийся кверху
сквозь замерзшую землю.

Нэнси с трудом удержалась от того, чтобы не наброситься на свой ужин. Но
легкое чувство вины из-за того, что она так внезапно покинула "Джошуа и Джейкоб"
заставило ее внимательно выслушать длинный рассказ тети Сабрины о том, как в "Хэппи Хаус" впервые привезли голубую посуду
. Фарфор.

Едва дверь мисс Сабрины закрылась за ней на часок отдыха,
однако Нэнси влетела в свою комнату. Она собрала свои драгоценные
бумага и карандаши, нож и потертый футляр для рукописей, несколько любимых
книг и потрепанный словарь, и на цыпочках направился через
холл к лестнице. Но, хотя ее шаги были легкими, их звук
уловил некий терпеливый слух поблизости.

"Нэнси! О, Нэнси!"

И тут Нэнси с раскаянием вспомнила, что ни разу за этот день она
не забежала проведать бедную маленькую тетю Милли. Со своими сокровищами в руках
она направилась прямо к ней. В улыбке, которая приветствовала ее с дивана
у окна не было ни единого признака, указывающего на то, что тетя Милли
все долгое утро ждала, когда она придет.

- Я была так занята, - объяснила Нэнси, опуская свою ношу. "Я хочу
рассказать тебе, тетя Милли. Я хотела, чтобы это было секретом, только Джонатан
знает, потому что он должен был помочь мне. И я бы хотел, чтобы _you_ тоже знала.
В любом случае, секрет становится веселее, когда его знает больше людей! Видите ли, я
дошла на уроках по Ливитсу до Джейкоба, а потом до тети Сабрины
не могла вспомнить, он или его брат были убиты в
война 1812 года, и Б'Линди грубо прервала ее только потому, что у нее не было
кукурузный крахмал! О, тетя Милли, я ужасна, но я бы не выдержала
еще минуту... Я могла бы обнять Б'Линди и ее пудинг! Почему,
Я три дня подряд сидел в ужасном жестком кресле, слушая
затхлые, пыльные сказки, и мне хотелось кричать! Поэтому я сказал, что найду
Мы с Джонатаном сбежали, а я остался! И там, в саду,
прямо у берега, мне пришла в голову грандиозная идея. Устроить гнездо!
И Джонатан помог мне. Мы сделали маленькую водонепроницаемую коробку и
прибили ее к дереву, чтобы хранить мои вещи в ... вот в этом, - он указал на кучу
у ее ног. "И я собираюсь спрятаться там - и работать! И это
еще один секрет. Я пишу пьесу! Я написал два в колледже, и
Профессор английского сказал, что они необычные, и выпускной класс дал один.
И у меня есть _real_ один, почти готовый. _ теперь_ ты знаешь секрет.

- О, Нэнси! - тихо сказала тетя Милли, и на ее
щеках вспыхнули два ярких пятна.

"Видишь, я могу прокрасться туда, посидеть на той удобной ветке и подумать
Я совсем одна в этом мире. Такие прекрасные мысли придут ко мне!
Это будет похоже на птичье гнездо".

"О, Нэнси", - снова сказала тетя Милли с трагическим выражением в глазах, которое
юная Нэнси не умела читать. "Хотела бы я увидеть тебя там ... хотя бы
один раз! Деревья там большие, дорогая? А трава действительно зеленая?"
В сладком голосе слышалась легкая дрожь. "Мне кажется, раньше это было
вспахано вокруг яблонь".

Нэнси пронзила душераздирающая мысль о том, что бедняжка мисс Милли
не видела фруктовый сад много-много лет. Она обхватила обеими руками
хрупкое тельце. Потоком слов она представила себе грядку с малиной
, салат-латук старого Джонатана, и редис, и свеклу, и фасоль, и
тонкие стебли кукурузы, пробивающиеся сквозь мягкую землю, и гигантский
яблони за ними, озеро, "словно усыпанное бриллиантами"
сапфирово-голубой бархат" и фиолетовые холмы на заднем плане. И все
пока она говорила, Нэнси чувствовала легкую дрожь, проходящую по
телу, которое она держала.

"Это ... не... честно"! - загадочно закончила она. Какое-то время она сидела неподвижно
мгновение, уставившись на мисс Милли. Со своим ярким румянцем тетя Милли совсем не
походила на беспомощного инвалида. - Может быть... - начала Нэнси, затем
осеклась. Она резко поднялась на ноги. - У меня есть идея, которая
разбивает вдребезги все мое птичье гнездо! Я не могу рассказать тебе сейчас, потому что ты бы
перепугаешься до смерти, но это будет чудесно! Позволь мне спрятать
этот грузовик у тебя под диваном, а теперь будь очень, очень хорошей, пока я не вернусь
. Я должен немедленно найти Б'Линди.

Нэнси, воодушевленная своей внезапной целью, прервала Б'Линди на последней фразе
ее "высыхания" и потребовала сообщить, где она может найти мистера Уэбба.
Когда Б'Линди сказала, что она не его сторож, но он самый обычный
ошивается возле кузницы, или Итона, или почты, или отеля,
"за исключением тех случаев, когда он был тебе нужен, и тогда он нигде не болтался",
Нэнси зашагала по тропинке с непокрытой головой.

Удача была к ней благосклонна, поскольку мистер Уэбб "околачивался возле кузницы и
был очень рад видеть мисс Энн!" Он много думал о
приезде девушки в "Счастливый дом". "Из этого обязательно что-нибудь получится",
он размышлял об этом снова и снова.

Конечно, он заверил Нэнси, что сделает для нее все, что сможет. И
Нэнси была уверена, что они найдут все, что им нужно, прямо там, в
кузнице.

"Он должен быть очень удобным и иметь несколько пружин - и к тому же безопасным.
И если вы сможете найти колеса с резиновыми шинами - от старой детской
коляска будет работать более плавно. И сиденье должно быть достаточно большим
для леди ... Но она маленькая леди!"

Джонатану показалось, что он "уловил ее идею". Старая миссис Кинг, из Северного
Героиня, не могла пройти и шагу из-за ревматизма, и у нее была травма
такая, какую описывала Нэнси." Да, у Тимоти Хопкинса из the smithy было
практически все, и он смотрел, что можно сделать, и
Мисс Энн могла бы сбегать вниз утром, пораньше, до отправления дилижанса
на "Северный герой".

- И, Уэбб, - Нэнси изобразила свою самую милую улыбку, - даже не пытайся
думать, для кого это - это секрет.




ГЛАВА VI

В САДУ

Пока Уэбб не закончил задание, которое поручила ему Нэнси, Нэнси
сдерживая свое нетерпение, должна была вернуться к изучению "Иисуса Навина, Иакова
и Иоанна".

"Именно Джон был убит в войне 1812 года, и теперь мы
перешли к следующему поколению Сэмюэля и Иезекииля", - написала она
Клэр. "Но позвольте мне сказать вам, что как только Уэбб закончит
"оснащение" (так он называет мою совершенно прекрасную идею) Я не собираюсь
собираюсь потратить минуту на кого-нибудь из старых предков. Не правда ли,
было бы чудесно увидеть лицо тети Милли, когда она узнает об этом? _ Подумай_
об этом, Клэр, - как мы любим резвиться на этой старой доброй земле,
и как ужасно было бы быть всю жизнь привязанной к кушетке - и в
такой комнате!"

"После сегодняшнего от моих писем останутся только обрывки, и ты сможешь представить свою
Нэнси, как сумасшедшая, работает на верхушке дерева!

"Пока все благополучно, и я действительно начинаю чувствовать себя
настоящей Ливитт, а не разгуливающей повсюду в шкуре Энн, особенно когда я
с тетей Милли. Но ужасно трудно не говорить о папе и
о тебе и Энн, и мне часто приходится поджимать губы, чтобы не
от вспышки гнева. Полагаю, это хорошая тренировка для
меня - мисс Сайкс часто говорила, что когда-нибудь моя импульсивность меня погубит
.

"Я видел наемного работника! Вчера, когда я шел к своему гнезду, я
намеренно обошел вокруг сада. Я видел много
полуразрушенных сараев и прочего на возвышенности, которая, как я предположил,
принадлежала Джадсону, и, конечно, участок между ними был полосой в десять акров
о котором мне рассказывал Уэбб. Я не мог _ видеть_, что это было лучше, чем
в любой другой части страны здесь поблизости. И пока я смотрел,
внезапно что-то пошевелилось, и там оказалось то существо с мотыгой
стоящее на другом конце стоянки. И он махнул рукой! Я сказал:
"Нэнси Ливитт, это твой шанс", - и я тряхнул головой так сильно, что
у меня действительно хрустнула шея, и я гордо зашагал обратно в сад. Это было
для него достаточно хорошо.

"О, о, о, Уэбб пришел! Он обошел вокруг сирени
стороной (по стратегическим соображениям я разделил территорию "Счастливого дома")
и направился к каретному сараю. Теперь я займусь Б'Линди и подготовлюсь
к благословенному часу отдыха.

"Прощай, дорогая Клэр, помолись за своего старого приятеля".

Склонить Б'Линди к осуществлению своего плана было не так просто, как Уэбба.
Это было "плохое" утро для Б'Линди; огонь плохо разгорался,
она забыла "поджарить" хлеб, и кот Джадсона забрался в
сливки. Аргументы Нэнси остались без внимания.

- Я думаю, что того, что хорошо, достаточно, - наконец бросила она через
плечо. "Милли Ливитт пролежала на этом диване двадцать лет, и это
вряд ли она пролежит там еще много, и нет никакого смысла
вмешиваться, что к чему!"

"Но, Б'линди, никто никогда не пробовал этого! Это так просто. Подожди, пока
вы видите, какое красивое и безопасное кресло сделал Уэбб. Оно замечательное! Это
было бы безнравственно держать ее там взаперти, когда мы могли бы ее вытащить!
Подумай об этом, Б'Линди, обо всем, что у нас есть, и о бедной маленькой тете Милли! Ну,
это могло бы помочь ей выздороветь! Я действительно знаю такой случай. Это была женщина
, которая перепробовала все известные ей лекарства, и это было просто счастье, в котором она
нуждалась! Если бы тетя Милли могла выйти туда, на солнышко, и... и посмотреть
она, возможно, тоже поправилась бы. В любом случае, она могла бы смеяться!

Б'Линди отложила взбивалку для яиц. Это был признак уступчивости.

"Я думаю, никто не добивался счастья с Милли Ливитт!"

"Мы возьмем ее вместе, Б'Линди. Ты можешь пойти со мной в ее комнату и
увидеть ее лицо, когда она узнает!

- Я сказал мисс Сабрини, что в Хэппи никто не говорит, что произойдет
Дом, если бы она привела сюда такое юное создание, как ты, - такова была манера Б'Линди
согласиться. Подняв руку, она предотвратила то, что грозило перерасти в
объятия.

- Иди своей дорогой, Энн Ливитт, или ужина не будет! И это
твоих рук дело, помни.

Верная своему обещанию, Нэнси подождала, пока не высохнет последнее блюдо.;
затем они с Б'Линди, очень похожие на преступников, на цыпочках подошли к комнате мисс Милли
. На лице тети Милли отразилось ожидание, которое сменилось удивлением
когда она увидела Б'Линди. И один взгляд на взволнованное лицо Нэнси сказал ей
что вот-вот произойдет что-то совсем, совсем другое!

Нэнси шепотом приказала ей выглянуть и "просто посмотреть, что ты
увидишь". И мисс Милли, трепеща, выглянула наружу и увидела Джонатана
внизу стояло странное кресло на колесиках.

"Это для тебя - Уэбб приготовил его", - объявила Нэнси. - И тебе не следует
волноваться, потому что это может все испортить. Мы собираемся забрать тебя
в сад!"

- О, Нэнси! У бедной мисс Милли что-то застряло в горле.

- Ты должна делать только то, что я тебе говорю. Возьми эту шаль, хотя там теплее
снаружи, чем здесь. Я очень сильный и понесу тебя
прямо на руках, а ты должна крепко обхватить меня за шею.

Бедняжку мисс Милли начала сильно трясти. - Нэнси... я боюсь!
Я... я... Это так долго ... Может, мне лучше ... может, это не... правильно!

"О, тетя Милли, дорогая, как это может быть неправильно - быть счастливым! Просто
попробуй! Подумай о солнечном свете, птичках, приятных запахах и
все, что выращивает Джонатан! И Б'Линди тоже поедет, чтобы
помочь. _пробуй_ это, тетя Милли!"

Глаза тети Милли наполнились слезами, затем она начала тихо смеяться
. "Может быть, это будет единственный раз! Я бы хотела... еще раз... - Она
позволила Нэнси медленно поднять ее. - Я слишком тяжелая, дорогая, - запротестовала она.

"Тяжелая",- подумала Нэнси. Жалкое хрупкое тело было ничем
в ее объятиях. "Я не играл нападающим в нашей баскетбольной команде уже
четыре года ни за что, тетя Милли! Вперед, Б'Линди. Теперь - очень
тихо.

Это была странная процессия, которая двигалась через сад к
фруктовый сад. Джонатан шел впереди, Б'Линди катила кресло, а Нэнси
резвилась рядом, сначала с одной стороны, потом с другой, срывая букеты тут и
там, пока колени тети Милли не оказались совершенно полными. И мисс Милли сидела очень тихо,
крепко сжав руки, с выражением экстаза в
глазах, как будто она созерцала новый и прекрасный мир! Каждый
шаг вперед приносил еще большее удивление. Она забыла, что мир
такой.

"_О-х!_" - восторженно прошептала она, когда малиновка запела с ближайшего
дерева. "О-о-о!" - снова воскликнула она, когда мельком увидела озеро.

Но когда они достигли утеса, настала очередь Нэнси воскликнуть. Ибо
там, на ее дереве, была устроена самая уютная из деревенских скамеек.

"_ Как мило!_ - воскликнула она, запрыгивая в него. - Оно как раз подходит. Она
погрозила пальцем старому Джонатану. "_ Ты_ сделала это для меня, дорогая
старина!"

Но Джонатан, сильно жалея, что не сделал этого, вынужден был признать, что он
"не знал, в чем тут дело!"

"Тогда это был Уэбб. Он хотел удивить и меня, и тетю
Милли. Только... как он узнал о моем дереве? Разве это не _nice_? Это настолько
удобно, насколько это вообще возможно ".

Когда Нэнси радостно заявила, что все и вся прекрасны,
каким-то образом Б'Линди, Джонатан и тетя Милли тоже почувствовали это! Б'линди, в
Послушавшись Нэнси, сел на траву поближе к креслу и
Джонатан, слишком ревматичный, чтобы последовать ее примеру, прислонился к стволу дерева
и уставился на Нэнси обожающими глазами.

"Сначала я собиралась сохранить свое гнездышко в секрете, только между Джонатаном
и мной. Но будет гораздо приятнее, если мы все узнаем об этом. Мы
можем так приятно проводить здесь время. Мы можем делать так много всего. Б'Линди,
ты умеешь вязать?"

Б'Линди сказала, что не умеет, хотя и умела вязать крючком.

- Тогда я научу тебя и тетю Милли и тому, и другому. Ты умеешь вязать носки
для детей в Европе, хотя тебе придется начать с мочалок.
Джонатан - Я не думаю, что есть смысл пытаться учить тебя - ты должен
снабжать нас цветами, потому что у тети Милли их может не хватить - ты
видишь ли, прошло так много лет, которые ей нужно наверстать. И иногда я буду
читать тебе, а иногда работать. Мы будем приходить сюда каждый
после обеда - хорошо?"

Б'Линди, Джонатан и тетя Милли кивнули головами. Б'Линди,
наблюдая за лицом мисс Милли, начала думать, что, возможно, есть
какой-то смысл в рецепте счастья, предложенном Нэнси.

И если в сердце Нэнси и таилась какая-то тоскливая тоска, когда она смотрела
на запертую шкатулку с сокровищами, она забыла об этом, когда тоже посмотрела на тетю
Милли.

Именно Джонатан внезапно заметил, что солнце клонится к
западу и что ему "лучше бы заняться салатом".

- Боже милостивый! - воскликнула Б'Линди, вскакивая на ноги с
заметным скрипом суставов. "Энн Ливитт, моя дневная работа не закончена
наполовину!"

На обратном пути через фруктовый сад мисс Милли крепко держала
Руку Нэнси, время от времени пожимая ее.

"Я могла бы умереть счастливой - сейчас", - прошептала она.

На повороте тропинки за малинником преступники были
лицом к лицу с мисс Сабриной. Это была очень сердитая тетя Сабрина, чей
один взгляд затмил все солнечные лучи. Даже Нэнси, зачинщица
заговора, почувствовала, что у нее от страха подкашиваются колени.

- Что ты все это делаешь? - Потребовала мисс Сабрина голосом, холодным от
гнева. - Занимайся своей работой, Джонатан Аллен. Б'Линди, отвези это
дурацкое кресло туда, откуда ты его взяла! А ты, Милли
Ливитт, как ты смеешь вмешиваться в дела Божьи?

Казалось, все повиновались мисс Сабрине без единого слова протеста.
Джонатан исчез из виду, Б'Линди направилась на кухню
со стулом, а Нэнси, сопровождаемая мисс Сабриной, отнесла
дрожащую мисс Милли обратно на диван.

"Энн, ты сейчас же уходи!" Мисс Сабрина мотнула головой в сторону двери.

"Мне нужно кое-что сказать Милли. Она застелила свою постель - такова
воля Господа нашего, чтобы она лежала в ней!"

Нэнси на мгновение заколебалась, но что-то в испуганном взгляде тети Милли
, казалось, говорило: "Уходите!" Поэтому она вышла и закрыла дверь
за двумя сестрами.

Оставшись одна в своей комнате, она почувствовала, как ее сотрясает буря гнева. "Я ненавижу ее!" - закричала она
, обращаясь к уродливым стенам. "Я ненавижу ее! Она...просто... каменная!"

"Я глэд, я не настоящая Ливитт! Мы были так счастливы!"

Тогда, по-настоящему испуганная, Нэнси внимательно прислушалась, чтобы уловить какое-нибудь слово
из соседней комнаты.




ГЛАВА VII

ИСТОРИЯ ТЕТИ МИЛЛИ

Когда Нэнси больше не могла выносить тишины, она вернулась
к двери мисс Милли. Она даже не постучала. Она была так уверена в том, что
найдет внутри подавленную и убитую горем тетю Милли, что застыла
ошеломленная перед маленьким существом, которое сидело, выпрямившись, на
диване.

"Входи, моя дорогая ... и закрой дверь!"

Все в мисс Милли, казалось, говорило о том, что "червяк завелся".
На ее лице был румянец, отличный от того, что погас в
фруктовом саду; казалось, он исходил от какого-то внутреннего огня.

- Открой все шторы в комнате, Нэнси, - скомандовала она тоном, который был
новым для тети Милли. - Я могла бы включить здесь столько света, сколько смогу.
А теперь подойди и сядь рядом со мной.

На мгновение тетя Милли похлопала Нэнси по руке и ничего не сказала. Затем она
слегка вздохнула.

"Я не могу сказать тебе, Нэнси, я даже не могу начать говорить тебе, что
ты сделал для меня - вывел меня туда! Если я больше никогда туда не пойду, значит, у меня уже было
это однажды. И это как бы укрепило что-то внутри меня! "

Она снова замолчала. Нэнси пожалела, что не может услышать
что произошло между тетей Сабриной и мисс Милли, из-за чего мисс
Милли такая дерзкая!

Тетя Милли, казалось, прочитала ее мысли.

"Она была ужасно зла, и отчасти это было потому, что она была
напугана - по-настоящему напугана. Видишь ли, Нэнси, сестра Сабрина считает, что
все всегда должно идти именно так, и что это почти безнравственно
пробовать ... разные вещи. Она говорит: "Я застелила свою постель!"

- Что она имеет в виду, тетя Милли?

- Это долгая история, дорогая.

"Я бы хотел это услышать, тетя Милли".

"Я полагаю, вам следует знать - кто-нибудь другой может рассказать вам, старина Уэбб или
Б'линди или даже Сабрина, хотя она предпочла бы умереть первой! Я думаю, что я
раньше был чем-то вроде тебя, Нэнси, или был бы таким, если бы
не... проблема!

- Тебе будет неприятно это рассказывать, тетя Милли?

- Нет, дитя мое. Раньше я лежал здесь часами и все обдумывал снова и снова
, но через некоторое время все стало настолько размытым - я полагаю, я
смирился, и вся борьба внутри меня умерла. Там никогда не было
намного. Видишь ли, Сабрина воспитала меня и тогда была такой же строгой, как и
сейчас. Наш отец тоже был таким. Моя мать умерла, когда я был
младенцем".

"Когда умер отец, обо мне заботилась Сабрина. Я полагаю, она пыталась
хорошо воспитать меня; она была очень строгой и ... казалось, никогда не понимала!
И когда я был совсем маленьким, я начал мечтать уехать с
Островов. Я хотел уехать куда-нибудь в школу и научиться делать
что-нибудь - мне было все равно что, - что удержало бы меня в этом мире
. В конце концов я решил, что хочу изучать музыку, и тогда,
когда-нибудь научи этому. Не так уж много хотелось, правда, дорогая? Но
боже мой, когда я поделилась своим планом с Сабриной, она была ужасно
зла. Вы могли подумать, что я предложил что-то порочное! Она
просто не могла понять! Денег хватало нам обоим, чтобы
жить, и она сказала, что я эгоистичный и невнимательный, раз хочу уехать
прочь. Она много говорила о положении Ливитт и о том, что значит быть
леди и научиться быть довольной, и чем больше она говорила, тем больше
Я становилась беспокойной и недовольной! И чем больше я мечтал о том, что
ждало меня в мире за пределами этих маленьких Островов.

- Спустя долгое время, Нэнси, я все равно решил поехать! Это было
нелегко сделать, потому что я не очень храбрая, и проблемы, которые у нас были
отчасти заставили меня ненавидеть делать любой шаг, который мог бы привести к разрыву между
Сабрина и я. Но я должен был это сделать. Я просто не мог смириться с
жизнью здесь. Тебе трудно в это поверить, не так ли, дорогая? Но тогда я
_was_ был другим существом. Ну, однажды ночью я собрал кое-что из
одежды и ускользнул. Я дошел пешком до Норт-Хероя и сел на поезд
до Берлингтона. Я собирался оттуда в... в Нью-Йорк.

- Что произошло потом? - затаив дыхание, прошептала Нэнси.

"Поезд потерпел крушение недалеко от Берлингтона!"

"_о_... Тетя Милли!"

"Мне было ужасно больно. Я неделями лежала в больнице в Берлингтоне, и
они не знали, выживу я или умру! Я бы хотела... - она замолчала
резко. "Нет, не хочу! Я _glad_, я не умер. Потом они привезли меня
домой - вот так!"

"Бедная, бедная маленькая тетя Милли!"

"Но послушай, дитя мое, это еще не половина всего. Кажется, в том же
поезде ехал молодой человек из North Hero, которого я всегда знал - и
любил. Но тетя Сабрина никогда не одобряла его, и задолго до этого она
запретила ему приходить сюда. Хотя я иногда его видела ... Я
любил компанию, и с ним было интересно. Между нами никогда не было ничего большего, чем
приятная дружба, и мне и в голову не приходило, что он
едет в Берлингтон на этом поезде. Он был убит. И когда я вернулась
из больницы, у всех на устах была история о том, что я
сбежала с Чарли Принсом!"

"О, мне было больно каждой частичкой меня - моему телу, моей душе и моему разуму!
Мои драгоценные мечты рухнули навсегда. И мне пришлось столкнуться с
этим ужасным скандалом! Не то чтобы я когда-либо видел хоть одну живую душу - Сабрина позаботилась
об этом! Она держала меня взаперти, как будто у меня была чума. Но
в ее укоризненных глазах я увидел обвинения каждого
мужчины, женщины и ребенка на Островах Героев. И я не мог _make_ ее
поверить, что это не так! Она просто не хотела говорить об этом. Она ходила
с этим ужасным видом изо дня в день, и когда она говорила
вообще что-нибудь, это было о том, как я опозорил имя Ливиттов
. И через некоторое время я начал чувствовать, что _had_ сделал
что-то большее, чем просто сбежал учиться музыке. Она заставила меня
понять, что единственный способ искупить свою вину - это похоронить
себя в этих четырех стенах ".

- Значит, вот что она имеет в виду, когда говорит "застилает тебе постель".

- Да, дорогая, я был так подавлен, что пришел к выводу, что она была права. Бог
знал, что все, чего я хотел, когда уходил, - это права жить по-своему
но пути Его неисповедимы, и Его Воля должна быть исполнена!
Сабрина называла это мечом гнева и правосудием Всемогущего,
и для меня не имело особого значения, как это называлось - я был
здесь. Такова моя история, дорогая, так я жила до... сегодняшнего дня.
Но ты все изменила. Что-то внутри меня, что, как я думала, было
мертв... совсем не мертв! Знаешь, что я сказал Сабрине? Я сказал ей
Мне было все равно, что она думает, я полагал, что в сорок
лет и старше женщина может решать все сама, и если только
выходить туда, в сад, было порочно, тогда я продолжал бы быть
_wickeder_! Именно это я ей и сказал. Дорогой, дорогой, ты бы видел
ее лицо!"

"Ура, ура, тетя Милли!"

"Бедная Сабрина, я никогда в жизни так с ней не разговаривал! Я всегда
была такой... испуганной, до сегодняшнего дня! Я не знаю, что она теперь сделает. Ты
не должна слишком винить ее, Нэнси, дорогая, это проблема Ливитта, которая
это сделало ее такой, какая она есть, - это омрачило всю нашу жизнь!"

"Тетя Милли, что за неприятности с Ливиттами?"

Тетя Милли выглядела расстроенной. - Значит, ты не знаешь? Мне не следовало
говорить об этом! Я обещал Сабрине, что не буду говорить с вами ... об
этом.

- Но, тетя Милли, я имею право знать, не так ли? Даже Уэбб
намекал на это, и это заставляет меня чувствовать себя так, как будто я был ... ну, на
стороне от всего, чтобы меня держали в неведении ".

Мисс Милли мгновение смотрела на нее. - Я _told_ Сабрине, что ты
не знаешь! Но, возможно, тебе следует знать. Так или иначе, рассказывать вещи тоже,
так они кажутся не такими ужасными! Я верю, что мы оставляем проблемы в замке
слишком много скрываем - может быть, недостаточно проветриваем их. Сабрина думает, что это так же
ужасно сейчас, как и в тот день, когда это случилось. Это было из-за нашего брата.
Он был на год старше Сабрины. Однако он совсем не был похож на нее,
и на моего отца тоже. Он был веселым, красивым, энергичным и
ужасно экстравагантным. Когда я был совсем маленьким, я часто пугался
ссор между ним и моим отцом - и они всегда были из-за
денег.

"Однажды вечером он вернулся домой незадолго до ужина после того, как отлучился на
неделю, никто не знал где, и мой отец был очень зол из-за этого - у них
произошла ссора, которая казалась более ожесточенной, чем любая другая. Кроме того, там
была гроза, из-за которой все казалось еще хуже. Меня отправили спать,
но молния напугала меня, и я прокрался вниз по лестнице в
гостиную. Я открыл дверь. Они все трое - из-за Сабрины
всегда были на стороне моего отца - разговаривали так громко, что не слышали меня.
Лицо моего отца напугало меня больше, чем молния и лицо моего брата
стало мертвенно-бледным. Я думаю, что мой отец только что предложил ему немного
деньги, потому что бумажник был у него в руке, а на полу лежала банкнота, как
будто мой брат бросил ее обратно. Я заплакала и убежала обратно в
свою комнату, напуганная ими больше, чем бурей. И я лежал там, в
своей постели, часами, ожидая, что что-нибудь произойдет!"

"Около полуночи в дом ударила ужасная молния. Это
разнесло дымоход на куски снаружи и внутри, наполнило
гостиную пылью и кусками строительного раствора, сломало каминную доску и
отодвинуло ее на полтора дюйма от стены. Но никто особо не задумывался об этом
и все это потому, что произошло нечто гораздо более ужасное! Мой брат
исчез, а бумажник моего отца, тот самый, который я видела у него в руке,
пропал. Он помнил, как положил его на каминную полку, как мы с братом
Сабрина видела, как он это делал. В нем было больше тысячи долларов
банкнотами. На следующий день отец узнал, что мой брат уехал
ранним поездом из Норт-Хероя. Я был слишком мал, чтобы понимать
многое об этом, но я сначала молился, чтобы мой брат вернулся
и сказал им, что он не брал бумажник, а потом я молюсь, чтобы
он бы никогда, никогда не вернулся, чтобы они не смогли посадить его в тюрьму".

"Должно быть, это был дедушка Энн", - подумала Нэнси.

"Он действительно вернулся три недели спустя, - продолжала мисс Милли, - и там
была сцена гораздо хуже, чем в ночь шторма. Они забыли, что я был
в комнате. Мой отец обвинил моего брата в краже бумажника и
не дал ему сказать ни слова. "Я не хочу, чтобы ложь добавлялась к другим твоим
грехам", - вот что он сказал - я как сейчас слышу его. И мой брат выглядел так,
будто его что-то ударило. Тогда мой отец сказал ему, что если бы он
уйти и никогда больше не переступать порог "Счастливого дома" и не
каким-либо образом общаться со своей семьей, дело будет закрыто
навсегда - ради имени Ливитт. Мой брат постоял там
мгновение; Я помню, мне захотелось подбежать к нему! О, я жалел, что не
_had_ - так часто! Но я боялся Сабрины - и своего отца. И тогда
мой брат повернулся и вышел из комнаты... и из
двери ... и... вниз по дорожке...и...

Бедная мисс Милли, измученная волнениями дня, начала тихо плакать
.

Нэнси пришлось дернуться, чтобы разрушить очарование рассказа. Ее лицо
нахмурился. - Это... это ... ужасно, правда, тетя Милли? Я не
имею в виду, что он тратит деньги, залезает в долги и все такое, я
имею в виду... ужасную..._милостивость_ твоего отца! Да ведь суды
так не обращаются с худшими преступниками! И они называют это Ливиттом
гордость - и честь! _ Я_ называю это несправедливостью. Я бы хотел, чтобы ты просто подбежала
и поцеловала его тогда. Это могло бы все изменить!"

"Так вот почему я не могу говорить об отце или дедушке Энн", - сказала Нэнси
вспоминая, как она нахмурилась. "И вот почему Энн так мало знала
о ее тетушках! Затем вслух: "Я рад, что вы рассказали мне, тетя Милли.
Это поможет нам... стать друзьями. У нас будут другие вечера - как сегодня - на свежем воздухе
на солнышке. Но сейчас тебе нужно отдохнуть. А я буду готовиться к встрече с
Тетя Сабрина!

- Она будет ужасно сердита, - вздохнула мисс Милли, и румянец исчез
с ее лица.

- Я ни капельки не боюсь, - и Нэнси говорила искренне, потому что в ее груди
тлело такое праведное негодование на мисс Сабрину и ее драгоценных
предков, что она приняла вызов.

Торопливо одеваясь к ужину, Нэнси заметила письмо, адресованное Клэр
лежала на своем бюро. Ей казалось, что прошли часы
с тех пор, как она так легкомысленно попросила Клэр "помолись за меня!"

Ей хотелось открыть письмо и вырвать еще одну страницу, чтобы рассказать Клэр
обо всем, что произошло, и о том, что "тайна" больше не была тайной.
Затем, держа конверт в руке, она вспомнила, что он касался
Тетиного дедушки и что, возможно, _ она_ не имела права рассказывать! Но
она развернула листок и нацарапала сверху: "С тех пор, как я написала это, произошло много всего
, и я, возможно, вернусь к вам в любой момент
мгновение. Я пока не могу рассказать вам всего, но могу сказать следующее:
ненавижу "Хэппи Хаус" и я рад, насколько это возможно, что я всего лишь притворяюсь
Настоящий Ливитт! Но не все такие ужасные, этот милый старина Уэбб соорудил
самое уютное сиденье на моем дереве и удивил меня ".

Ровно через двадцать минут, судя по стрелкам ее маленьких часиков, она должна
встретиться с мисс Сабриной! В любом случае, она могла бы сказать ей все, что думает
обо всем этом, потому что, без всякого сомнения, ее бы выслали! Но
была еще тетя Милли - она обещала тете Милли, что они будут
чаще проводить вечера в саду. Она должна как-то это исправить.

- Я знаю, - она взмахнула кистью в воздухе, - я позову Белинду!




ГЛАВА VIII

ТРИУМФ Б'ЛИНДИ

Ни один великий военачальник никогда не разрабатывал план атаки более тщательно
чем Нэнси разработала свой! Сначала она упросила Б'Линди позволить ей перебрать
малину на ужин. Делая это самым дружеским образом
было очень легко сказать Б'Линди, что она съела много рисового
печенья, но такого, какое она ела в "Хэппи Хаусе", - никогда!

Последняя малина в стеклянном блюде, Нэнси, уходя, прошептала
с легким смешком: "Разве ты не была ужасно напугана сегодня днем
когда ты увидел тетю Сабрину? О! Конечно, ты не был ... Уэбб сказал мне, что ты
был единственным, кто действительно мог заставить тетю Сабрину сделать что угодно, но,
боже мой, я был! Что было бальзамом для уязвленной гордости Б'Линди; по мере того, как
тянулся день, Б'Линди возмущался все больше и больше
потому что она не "встала на ноги и не заговорила с Сабриной "
Ливитт" вместо того, чтобы "поджимать хвост, как старина Джонатан!"

На протяжении всего ужина Нэнси очень быстро ела, скрывая
свою нервозность и ожидание. Тетя Сабрина сидела неподвижно и смотрела
очень уставшая и очень старая, и каким-то образом, скривив губы, сумела
дать Нэнси понять, что она, Нэнси, в глубокой немилости и что в
должное время будет вынесен приговор о наказании. Б'линди и
ее хозяйка не обменялись ни словом; голова Б'Линди была высоко поднята
и в ней чувствовалось такое "принюхивание", что, если бы не все
было бы так трагично, сделало бы всю ситуацию забавной.

"О, что за место ... какие смешные люди!" - воскликнула Нэнси, обращаясь к звездам,
в ту ночь она высунулась из окна. "Как я могу это понять?!
И почему ничего не происходит быстро? Это просто _like_ тетя
Сабрина не говорит ни слова и держит меня как на иголках! Это
точно так же она обошлась с тетей Милли и тем бедным мальчиком - много лет назад!
После этого Нэнси позволила своему воображению вернуться к "веселому,
экстравагантному" брату и его истории - дедушке Энн. Заботился ли _e_
, задавалась она вопросом, умер ли он, страстно желая снова увидеть старый Остров
дом, или это было благословением - изгнать его в большой мир. Он
должно быть, где-то встретил удачу, потому что отец Энн был богат.
Дорогая Энн, Нэнси выбрала самую дальнюю звезду на Востоке и
благоговейно обратилась к ней. "Если ты сможешь увидеть Энн, а она сможет увидеть тебя, то увидишь
скажи ей, что она не должна сердиться на тот беспорядок, который я устроил
во всем. Я пытался быть осторожным, но я - это я, и, в любом случае, все это
невежество ее благословенных крестьян ничуть не хуже гордыни и
ограниченности ее собственных родственников! Спокойной ночи, дорогая Энн,
в последний раз я ложусь спать в стенах моей тюрьмы - завтра я умру!"

Однако июньское солнце следующего утра восстановило большую часть сил Нэнси.
мужество. Она быстро отметила несколько хороших признаков, и лучший из них
был, когда она застала Б'Линди врасплох, энергично прикрепив подушку к стулу мисс
Милли. Б'Линди не заметила Нэнси, и Нэнси на цыпочках удалилась с
улыбкой.

Затем на лицо мисс Милли вернулся румянец, и когда Нэнси вбежала
в ее комнату с букетом роз в руках, мисс Милли радостно приветствовала ее.

"Я думаю, что сегодня солнце светит только для меня", - засмеялась она, махнув
рукой в сторону окон, на которых были опущены жалюзи.

- И я думаю, - Нэнси понимающе склонила голову набок, - что Б'линди
вынудит противника атаковать примерно в середине дня!"

Нэнси оказалась права в своем предсказании. За ужином Б'Линди, одетая в свой
обычный клетчатый передник, подала им тушеную телятину и восхитительные
пышные клецки, но после песочного пирога она появилась без него, и
в широкополой шляпе, низко надвинутой на ее резкие черты лица.

Нэнси сдержала восклицание; губы мисс Сабрины слегка скривились
хотя с них не слетело ни слова.

Б'Линди придала себе дополнительную ноту вызова, уперев руки в бока
. - Я думаю, с посудой можно подождать до полуденной прохлады, - сказала она.
- сказала она, стараясь придать своему тону небрежность. - Я собираюсь отвести мисс
Милли проветриться.

Можно было бы подумать, что в
этом нет ничего необычного. Заявление Б'Линди, возможно, не ограничилось тем, что мы оставили ужин
посуду, но последовал напряженный момент, когда одна пара стальных глаз впилась
в другую пару, столь же пристально. И Нэнси, немного испуганная,
поняла, что у нее перехватило дыхание, что она стала свидетельницей
невидимого конфликта двух сильных воль. Человек должен ослабеть - и она
опустила глаза, потому что ее охватила минутная жалость.

Это мисс Сабрина ослабела! Напряженность рассеялась, когда она
поспешно поднялась со стула.

"Тогда это на твою собственную голову, чертова гостья", - пронзительно закричала она. "Я
выполнила свой долг так, как считала нужным! Ее лучше оставить в покое.

Б'Линди, торжествуя, бросила ей вслед, фыркнув: "Долг есть долг, и
_ Я_ знаю, что это так же хорошо, как и ты, но, думаю, никто не пробовал
описание счастья для Милли Ливитт и, может быть, еще не слишком
поздно!"

Нэнси разрывалась между диким желанием обнять Б'Линди и сказать что-нибудь приятное
напутствие тете Сабрине, величественно удаляющейся из комнаты. Но она
не сделала ни того, ни другого, потому что обе женщины в этот момент выглядели очень устрашающе.
Вместо этого, когда дверь за мисс Сабриной закрылась, она глубоко вздохнула
. - Условный срок, - торжественно произнесла она.

Затем на вопрос Б'Линди "Что это?" она рассмеялась в ответ: "Венок победителя
украсит твое чело, мой достойный союзник. Пока вы готовите
колесницу я должен торопиться, чтобы сказать тете Милли, что все хорошо с
мира! Не смотри на меня так, чертова Гостья, я не
сумасшедшая - пока!"

Но Б'Линди "замычала", потому что Нэнси схватила ее за плечи и
поцеловал сначала в одну щеку, потом в другую и произнес совершенно
непонятное - для Б'Линди - замечание: "Уэбб был прав!"




ГЛАВА IX

КЛУБ ДЭВИ

"Следующее, что мы сделаем, это спустим флаг нашей страны. Теперь, раз,
два, три - за мной!"

Пронзительная команда долетела до Нэнси, сидевшей на вершине дерева.

Она только что откинулась на спинку сиденья с долгим вздохом
удовлетворения. Дверца ее сундука с сокровищами была открыта, а рядом с ней
лежали листы ее заброшенной рукописи. Она улизнула, чтобы
поработать час без перерыва.

"Как удивительно тихо", - говорила она шелестящим листьям.
"_Now_ Я собираюсь работать и наверстывать упущенное". Все в
В "Хэппи Хаусе", казалось, снова воцарилось то, что Нэнси называла "мирной жизнью". "Я
должна съездить в деревню и сказать Уэббу, каким дорогим человеком он был для меня
это кресло", - подумала она, забираясь в него.

Затем, как раз в тот момент, когда ее вдохновенный карандаш написал "Акт 4" поверх
чистого листа, появились странные слова, казалось бы, из ниоткуда.

"Ну, я никогда!" Нэнси огляделась по сторонам. Звук, очевидно, доносился
из-под скалы. "Кто это?" И как _ кто-нибудь_ мог туда попасть?"

Голос - мальчишеский - гремел чередой резких команд.
Нэнси подползла к краю и заглянула вниз. Там, к ее изумлению,
по полоске песчаного пляжа, в углублении берега, маршировал и
встречно маршировал маленький мальчик, совершенно один. Он был забавным, курносым,
взъерошенный мальчик в рваной блузке и синих джинсах - и, очевидно, очень
очень серьезно, потому что его веснушчатое лицо исказила глубокая гримаса.

"Ат-тен-шан! Руки на плечах - правое лицо - вперед, марш". Три фута
мужественный силуэт босыми ногами быстро переступил по песку. "Шаг
вставай, придурок Снид", - и властная рука взметнулась к
воображаемому отставшему сзади.

"Было ли когда-нибудь что-нибудь настолько забавное?" - хихикнула Нэнси, присев в
высокой траве на вершине утеса. "И что же это? Феи не
появляются повсеместно, и я не думаю, что им когда-либо нравились военные учения,
также.

Она расшатала камень и позволила ему скатиться с откоса. Пораженный,
юноша поднял взгляд на вершину откоса.

- Привет, - позвала Нэнси.

Тяжелый хмурый взгляд был ответом на ее дружеское приветствие.

- Что ты делаешь?

"Я ничего не делаю". Было ясно, что вмешательство Нэнси было
нежеланный. "По крайней мере, я не делаю ничего, что причиняет боль".

"Конечно, нет! Это звучало мило. Я даже не знал, что там есть пляж
там, внизу! Как ты вообще спустился?"

Мальчик становился хитрее - поспешность, с которой он отвечал, ясно говорила о том, что
он не хотел, чтобы Нэнси знала, как это делается.

"Девочки не могут спуститься - это ужасно, черт возьми!"

"Тогда ты не хочешь подняться?"

Мальчик обдумал это. Он догадался, что это, должно быть, "девушка наверху"
из "Счастливого дома". Она казалась дружелюбной и совсем не настроенной
"прогонять парня". И если бы он взобрался к ней, то там бы
не будет никакой опасности, что она обнаружит дорогу вниз, к пляжу.

- Хорошо, я поднимусь. - Он на мгновение исчез в зарослях
растений, окаймлявших подножие утеса, и вынырнул совсем рядом с Нэнси
сбоку.

"Боже мой, ты как будто появился по волшебству", - воскликнула она.
"Это должно быть чертовски здорово. Я Нэнси Ливитт. Кто ты?

Мальчик подозрительно посмотрел на Нэнси.

- Может, ты расскажешь? - с сомнением пробормотал он.

"О, нет, я бы не стал"! Кроме того, что я могу сказать? И я даже не могу
догадаться, кто вы, потому что, видите ли, я никого не знаю во "Свободе".

"Я Дэви Хопворт".

"Конечно, я помню..." - Но Нэнси осеклась, потому что
вспомнила, как Уэбб назвал их "никчемными Хопвортами".

- И что это мой клуб, - серьезно закончил Дэви. - Только другие
ребята не смогли улизнуть сегодня.

- Я... понимаю, - кивнула Нэнси, обхватив колени руками. - Что
веселое место для встреч. Это так... так секретно.

Дэви ухмыльнулся. - Еще бы. Это пиратская бухта. Возможно,
там зарыто сокровище. Все мы, мальчики, тоже знаем, как себя вести
".

"Я так рад, что ты раскрыл мне свой секрет! Я никому не расскажу! Я
думаю, что в вашем клубе тоже очень весело ".

Дэви, покоренный обезоруживающим дружелюбием Нэнси, достал из потрепанного
кармана грязный листок бумаги и протянул ей.

"Таковы Правила", - коротко сказал он.

Вверху было напечатано "Бухта Калб". А ниже были правила: 1. Никаких
ругательств. 2. Никаких пререканий. 3. Ничего не курить. 4. Никакого лиса. 5. Никакого
клади птичьи яйца. 6. Не обижай домашних животных. 7. Eviry boys goter no
как плавать и лизать eviry boy -враг кульба. 8. Убивать
пираты. 9. В честь Арконтри.

Пока Нэнси пыталась совладать со своими губами, чтобы что-то сказать
Дэви гордо добавил: "Я написал их".

"Они... великолепны! Но с какой стати другим мальчикам
удирать тайком?"

- Лиз говорит, что люди не считают Хопуорта хорошим парнем. Думаю, никто
тоже не считает, что парень должен веселиться. Лиз так не считает. Я жду, пока
она уберется в доме собраний - каждый понедельник и после общественных мероприятий
и все такое. Мы крадемся. Джиму и Дику достанется, если их поймают, -
Объяснил Дэви без малейшего смущения.

Возмущение Нэнси было искренним. "Какой позор! Хотел бы я быть мальчиком,
Я бы присоединился к вашему клубу через мгновение. Да ведь вы столько всего можете сделать!
там ... тренироваться и... плавать, не так ли? И разводить веселые костры и жарить
картошку, сосиски и кукурузу?

"Боже, хотела бы я, чтобы ты был мальчиком".

"Почему, я все равно не могу присоединиться?" - воскликнула вдохновленная Нэнси. "В некоторых клубах есть
почетные члены, которые делают для них приятные вещи. А я не могу?"

Дэви не знал, что такое "почетный член", и инстинкт,
приученный к подозрительности, предупредил его сейчас.

"С девушками совсем не весело".

"О, некоторые девочки не такие, я знаю! Но я очень похожа на мальчика. Я умею плавать
полмили - я это сделала! Я тоже умею играть в мяч и ... и ... почему я выиграл
медаль в прыжках с шестом в высоту! Держу пари, я могу победить тебя прямо сейчас в
гонке!"

Дэви уставился на нее широко раскрытыми глазами.

- Держу пари, ты не можешь!

Нэнси вскочила на ноги.

"Давай наперегонки отсюда ... вон до того большого вяза". Она указала
пальцем на гигантский вяз на "полосе в десять акров".

- Как ты собираешься перелезть через этот каменный забор? И Дэви указал на
невысокую полосу камней, которая отмечала границу между фруктовым садом
и полосой в десять акров.

"О, _это_! Это просто!"

Уважение Дэви явно росло. Он танцевал сначала на одной ноге, потом на
потом на другой. "Ты настоящий спортсмен. Если ты сможешь победить, я позволю тебе
вступить в клуб. Я буду считать! Раз-два-три!"

Они понеслись по жухлой траве. Нэнси, более длинноногая, поймала
поводок. Она с проворной легкостью перемахнула через забор. Но Дэви вскоре догнал ее
и на последних нескольких ярдах обогнал. Смеясь, задыхаясь,
Нэнси добралась до дерева и вцепилась в него.

"Ура!" - раздалось у них за спиной.

К ним приближался "наемный работник". Казалось, он возник
из ниоткуда.

Раскрасневшаяся и растрепанная после гонки, вторгшаяся на территорию противника
Нэнси оказалась в обезоруживающе невыгодном положении. Кроме того, Дэви восторженно приветствовал
новенькую.

"Послушай, она не хуже мальчика. Она собирается вступить в клуб!" - сказал он.
объявил с триумфом. "Как член honery", - добавил он.

Питер Хайд протянул загорелую руку.

"Поздравляю! И в клуб тоже!

Нэнси почувствовала, что он смотрит на нее с недоумением. Ее
щеки, и без того красные от бега, приобрели дополнительный румянец под его
взглядом. Но в его глазах было дружелюбие, которое покорило ее
несмотря на ее решимость отомстить при любой возможности за свое оскорбленное достоинство.

"Я бы выиграла, - со смехом парировала она, - если бы не
это", - и она взмахнула своими белыми юбками. "Но мне все равно, как
до тех пор, пока Дэви разрешит мне вступить в клуб. Собрания, когда Лиз будет убираться
дом собраний, - повторила она.

"И она умеет плавать, и она умеет играть в мяч, и говорит, что мы можем разводить костры и
все такое", - крикнул Дэви Питеру Хайду.

"Значит, я тебе больше не нужен?"

"Ты тоже можешь быть членом honery. Она говорит, что они делают хорошие вещи для
клубов".

Питер Хайд положил руку на плечо Дэви. "Я думаю, мы могли бы сделать
много хорошего для Дэви и его клуба", - сказал он, обращаясь непосредственно к Нэнси.
"Мне кажется, здесь есть энергия и энтузиазм, которые как бы растрачиваются
впустую. Что вы скажете - будем ли мы членами honery?"

Нэнси кивнула. "Я клянусь соблюдать все правила".

Дэви запрыгал от радости. "Подождите, пока я расскажу ребятам. Я думаю, ты еще увидишь их
, даже если они и получат пощечину! Но, скажите, - он остановился
внезапно, вдохновленный внезапной мыслью, - может, вы теперь племянница мисс Ливитт
долго им не придется красться!"

Питер Хайд вместе с Нэнси и Дэви дошел до каменной стены.
Краем глаза Нэнси, совершенно против своей воли, любовалась
прямой фигурой, сила которой только подчеркивалась
грубой рабочей одеждой.

"Он кажется _nic_ - для наемного работника", - думала она все это время.
отвечал на мальчишеские вопросы Дэви.

И не раз, когда он наблюдал за Нэнси, в глазах Питера Хайда появлялось то первое недоумение
.

"Да ведь она, в конце концов, не ребенок!"




ГЛАВА X

НАЕМНЫЙ РАБОТНИК

"Клэр, дорогая...

"Сейчас уже больше десяти вечера, а здесь, на North Hero, это как
в Нью-Йорке четыре утра, но я не могу ждать ни минуты, чтобы
написать тебе. Случилось самое смешное, но я оставлю это до
конца моего письма.

"Я не писал тебе с тех пор, как получил то письмо с безумной припиской,
похожее на ночной колпак. Ну, вместо того, чтобы быть депортированным из Хэппи
Дом, сумка и багаж - кажется, с каждым днем я становлюсь все более неотъемлемой частью моей жизни.
И с каждым днем, Клэр Уоллес, я все больше и больше склоняюсь к мысли, что мое место
здесь. Просто так часто мне приходится встряхиваться и говорить себе: "Не
забывай - ты притворяешься". И я едва осмеливаюсь написать это - я верю
они все немного, чуточку привязываются ко мне - ко мне настоящему.
конечно, Уэбб полюбил меня с первого взгляда, и старина Джонатан тоже - он
такой, какой есть. дорогой! И драгоценная маленькая тетя Милли, которая становится самой хорошенькой
ее щеки порозовели, и она теперь может смеяться, по-настоящему смеяться, и так же горда, как
это может быть из-за ее первой мочалки, она хочет, чтобы я был с ней все время. Я
могу сказать по тому, как она смотрит на меня. И я действительно становлюсь все более
смущен, не говоря уже о жирности, вкусностями, которые готовит Б'Линди
и если бы вы знали Б'Линди, вы бы поняли, что это ее способ
демонстрируя сентиментальность. Но что касается тети Сабрины ... я в этом не так уверен!

"С тех пор, как я тебе написала, все изменилось - произошло ужасное столкновение желаний
в " Счастливом доме " тетя Сабрина оказалась в самом низу и
с тех пор у нее такой вид, будто она "умыла от меня руки". И
она также прекратила уроки по Ливитсу, как раз когда мы добрались до
Иезекииля. Но я узнал больше, чем она хотела, - я узнал
об этой тайне, как я писал ранее, только я не могу объяснить, пока наша
моя собственная Энн не разрешит мне - потому что это касается ее дедушки!

"По-моему, в своем последнем письме я тоже говорила, что ненавижу "Хэппи Хаус".
Ну, я не думаю, что это так. Это забавное место - стоит только подумать
оно мрачное и узкое, и ты видишь то, что тебе просто нравится - например, одно из
Розовые бродяги Джонатана, взбирающиеся на старое серое дерево
багажник. Я не могу это объяснить, во всем этом есть что-то притягательное
жуткое место, как будто это что-то человеческое и ... хотело меня!
Разве это не глупая идея, особенно когда я здесь просто играю роль Энн
, чтобы она могла уехать в Россию?

"И вся эта деревня похожа на "Хэппи Хаус" - она гордо
цепляется за то, чем была в прошлом, и бросает вызов прогрессу
новым вещам настоящего. Когда я иду по главной улице (и единственной
улице) деревни, я смотрю на закрытые дома, потому что, боже мой, никому
и в голову не придет открывать жалюзи, и я задаюсь вопросом, есть ли там
стол с мраморной столешницей в каждой из этих лучших гостиных и семья
Библия на каждом столе, заполненная страницами о предках. Я полагаю, что я
ужасно неуважителен - когда я вижу своего дорогого папу, и, о, как я хочу,
хочу, хочу увидеть его - я скажу ему, что теперь я знаю, что он неправильно воспитал
меня.

"Я "честный" член клуба - и теперь я подхожу к волнующей
части моего письма. Он называется Cove's Club, и у него есть правила, которые запрещают
мою ругань, возражения, курение, ложь, кражу птичьих яиц,
причинение вреда бессловесным животным, и это заставляет меня драться (и облизывать) каждого врага, чтобы
клуб (в котором, увы, в основном матери) убивает пиратов и
защищает мою страну. Разве это не божественно? Он встречается всякий раз, когда Лиз
Хопворт должен убирать в "доме собраний", который всегда проводится по понедельникам
и после того, как там состоится вечеринка. И чтобы присутствовать на собраниях, вы должны
скатиться на тридцать футов вниз по склону, что в здешних краях называется Падением
Уотер-Коув, хотя я не верю, что там когда-либо падала вода. В любом случае, это
историческое место не только по причине клуба - одна из них в том, что это было
оттуда Роберт Ливитт и женщины из семьи, с небольшим
Джастин, сбежала, когда на Свободу напали индейцы, и это было
там, одной темной ночью, Итан Аллен сам сел в лодку для
секретная конференция с Джейкобом Ливитом перед нападением на жителей Йорка.
(90 с лишним лет в истории Америки.)

"И членами Клуба являемся (пожалуйста, читайте медленно) я, Дэви
Хопворт, Дик Снид, Джим Дэвис, Кирк Браун и Питер Хайд - наемники
человек.

"Питер Хайд и я - члены "honery"".

"Я слышу тебя, Клэр. "Это так на тебя похоже, Нэнси Ливитт, - клянешься
ты собираешься делать одно, а делаешь другое". Да, дорогая, это так
как и я, признаю! Но на этот раз все по-другому. Я действительно хотела
собиралась быть очень надменной и отстраненной каждый раз, когда видела этого человека, но ... я
не смогла. Смогли бы вы, если бы только что участвовали в забеге, который
включал в себя перепрыгивание каменной стены? Я должен был участвовать в гонке, чтобы завоевать уважение Дэви
и мне пришлось перепрыгнуть через стену - ну, чтобы показать, что я могу! И, конечно же,
мне и в голову не приходило, что это существо где-то поблизости. Но он вскочил
я полагаю, прямо с земли, и был там на финише. И могла бы
_you_ выглядеть надменной, когда каждая заколка выпадает из твоей головы?

"И, в любом случае, впоследствии он объяснил кое-что, что изменило
все изменилось, но об этом позже в моем рассказе.

"Сегодня впервые с тех пор, как я нахожусь в North Hero, пошел дождь.
что-то вроде равномерного стука, не тот ливень, который заставляет тебя
прижаться к укрытию, а такой, в котором хочется забрызгаться, чтобы выбежать наружу с задранным лицом
. Все утро я просидела с тетушками (тетя Милли была так
разочарована, когда увидела дождь, что я привела ее на
веранду из мальвы и устроила ее там поудобнее), и я просто не могла
терпел это весь день, поэтому после обеда я улизнул. Теперь "Счастливый дом"
разделен (слава богу) на две части, так что, если тетушки на одной
стороне, легко ускользнуть с другой. Я надел дождевик и кепку
и выскользнул из комнаты. Некоторое время я резвился под каплями дождя, затем,
Я направился в сад, чтобы посмотреть, водонепроницаем ли мой ящик
водонепроницаемый. И когда я шел по тропинке, я услышал звук
ударов молотка со стороны моего Гнезда. "Ага, - говорю я, - я сделаю
приятный сюрприз мистеру Уэббу за его работой!" Поэтому я подкрался на цыпочках. И,
о, Клэр, это был вовсе не мистер Уэбб, это был Питер Хайд! Там был он
с молотком, пилой и несколькими гвоздями, в смешном фартуке, который он повязал
он работал, а дождь струился по листьям
прямо ему в лицо.

"Я была так удивлена, что думала убежать обратно, но как раз в этот момент он
увидел меня. И, конечно, как я всегда делаю, когда не должна, я начала
смеяться. И он тоже засмеялся, хотя и был смущен.

"Я уверен, он не хотел, чтобы я узнал, что сиденье изготовил он.
Но для наемного работника он с легкостью справился с ситуацией. Он просто спросил меня
стоять там, пока он забивает еще один гвоздь; тогда, по его словам, его работа
будет завершена. Закончив, он протянул руку и пригласил
меня залезть в гнездо. И все это под дождем, который брызгал на нас!
Конечно, мне пришлось сказать ему, что это было совершенно чудесно и стало
таким приятным сюрпризом и что я думала, что это приготовил Уэбб. А теперь
начинается самое смешное. Он как-то застенчиво объяснил, что
думал, что "Я маленькая девочка"! Джонатан сказал ему, что мисс
Маленькая племянница Сабрины приезжает в "Счастливый дом". Когда он поймал
мельком увидев меня на сцене (он осмелился сказать это), он подумал, что я выгляжу
как "веселый ребенок". Затем в тот же день он увидел, как я повернулся
взмахни рукой в саду - и залезай на дерево! Он сказал, что пришел к
мысли о том, каким скучным местом был бы "Хэппи Хаус" для любого
подростка, и что ему было бы забавно сделать какую-нибудь мелочь, чтобы
ей стало веселее. Он признался, используя его собственные слова, что
был ошеломлен, обнаружив, что я, в конце концов, не ребенок! Я рад, что на
"крупным планом" я действительно выгляжу на свои годы!

"Но разве ты не видишь, что это объясняет _everything_ и что он _не был_
дерзко, в конце концов?

"Конечно, прожив всю свою жизнь в городах, у меня всегда было впечатление,
что наемные работники - это просто большие, неуклюжие, грязные на вид существа, которые едят
ножами и от них всегда пахнет лошадью. Этот Питер Хайд совсем не такой
совсем. Он загорелый, цвета меди, но его лицо и руки выглядят чистыми и
за исключением одежды, он не сильно отличается от всех
остальных. И теперь, когда он знает, что я совсем взрослая (по крайней мере, в годах), он
относится ко мне очень хорошо.

"Мы собираемся делать всевозможные приятные вещи для Дэви Хопворта, который
очень милый, смышленый юноша, но только потому, что он Хопворт,
других мальчиков наказывают за то, что они играли с ним, и это делает обоих Питеров
Хайд и я возмущены.

- Разве мир не забавен, Клэр, тем, как грехи отцов и
дедов ложатся на плечи детей - по крайней мере, в таких местах, как
это? Конечно, мои любимые Финнеганы слишком заняты тем, чтобы поддерживать
нынешнее поколение, чтобы много думать о прошлом и мире
они живут в слишком стремительном темпе, чтобы перестать думать, что Тимми Финнеган,
возможно, собирается ограбить банк, потому что его прапрадедушка, из-за
в графстве Корк сбежал со свиньей.

"Вечером слишком поздно философствовать, и я не должна позволять своему
фитилю гореть слишком низко, иначе тетя Сабрина узнает, что я использую полуночное масло.
Не сердись, дорогая Клэр, если ты не получаешь от меня вестей каждый день;
хотя вы могли бы предположить, что здесь, наверху, у меня было бы много
свободного времени, почему-то кажется, что каждый день приносит что-то неожиданное.
И, как я сказал на странице 2 этого объемистого письма, я начинаю любить
"Счастливый дом", и во всем здесь есть что-то притягательное.
Дорогая Энн, с ее благородными мечтами, никогда не стремилась осуществить
реформы, которые я провожу! Первый - выбросить ужасные навощенные цветы и
павлиньи перья и старую траву из "Счастливого дома" и наполнить вазы
свежими цветами. Другой - прочесать всю благословенную
деревню, открыть все жалюзи и впустить сегодня!

"А потом, когда меня распирает от желания сделать весь мир
лучше, мне внезапно напоминают, что я всего лишь маленькая, почти никчемная особа
которая даже не помнит, как вести себя по-взрослому, надевая туфли нашей Энн
и осмеливается находить недостатки в мисс Сабрине Ливитт со всем
благородное наследие традиций Ливитт течет в ее жилах.

"Спокойной ночи, дружище, я бы хотел побыть с тобой достаточно долго, чтобы
хорошенько, подолгу посплетничать. Но постепенно..."




ГЛАВА XI

ЛУННЫЙ СВЕТ И ФЕИ

"Добрый вечер, желтые лютики"
"Добрый вечер, белые маргаритки",
Скажи мне, ты встречал Королеву Луны
В эту прекрасную ночь?"


Маленькая певица сделала широкий жест вежливости.

- Как поживаете, мисс Лютик? Пожалуйста, подойдите сюда и познакомьтесь с миссис Мун!
Преувеличенно элегантным жестом она подвела воображаемый Лютик
к серебристому озеру, где яркий лунный свет косо пробивался сквозь
ветви яблони.

- А теперь все поклонитесь миссис Мун, - и фея-хозяйка склонилась до
земли. Затем она щелкнула пальцами. - Включайте музыку! - крикнула она.
Подобно духу, она затанцевала над травой, теперь едва ли больше, чем
тень среди теней, теперь полная лунного света, изгибающаяся, покачивающаяся,
прыжок, руки раскинуты, лицо поднято.

Но забавам фей при лунном свете пришел печальный конец, потому что
из-за ствола дерева высунулась человеческая рука и поймала
изображающая хозяйку миссис Мун за одну тонкую руку.

- Отпустите меня! - пронзительно закричал ребенок.

Нэнси, разбуженную лунным светом, струящимся по кустам розовой капусты на
ее ковровом покрытии, выманили в ночь. Остановившись у
малинника, она услышала маленькую певичку. Осторожно, чтобы не
действительно, она потревожила фей во время их веселья, она прокралась в
фруктовый сад. Из укрытия она наблюдала за безумным танцем ребенка.

"Ш-ш-ш! Я Королева Луны! Позволь мне потанцевать с тобой!" Отпустив
маленькое извивающееся тельце, Нэнси сбросила тапочки. "Идем!" Помахав
рукой, она затанцевала среди яблонь, напевая:

В своих одеждах из желтого золота,
В их лепестках белых,
Я вижу волшебный народ
Собравшийся здесь сегодня вечером!


Из тени ребенок наблюдал за ней угрюмо, с подозрением. Но
с распущенными волосами, ниспадающими на розовый халат, Нэнси
сама выглядела маленькой эльфийкой; через мгновение тревога ребенка
исчезла. Конечно , она знала , что это , должно быть , мисс Сабрини
Племянница Ливитта, но, в любом случае, было забавно притворяться, что она была
Королевой Луны! И она, должно быть, очень, очень мила, что не "погналась" за ней
сразу! И она тоже может прекратить танцевать в любой момент! Поэтому она выбежала
присоединиться к Нэнси, протянув руки, и они вместе скакали и
танцевали среди старых деревьев, пока Нэнси, совершенно запыхавшись,
не упала на мягкую траву.

- Боже мой, какая забава! А теперь подойди сюда, мисс Фея, и расскажи мне
кто ты? _A_ Ты фея, пришедшая из деревни Высокая Трава в
вон том поле?

Ребенок, полностью побежденный, упал к ногам Нэнси.

"Я Нони Хопворт".

"О-о!" Нэнси была искренне удивлена. "Вы сестра Дэви?"

Девочка кивнула. "Ага." Она внимательно посмотрела на Нэнси. "Ты
_различна_, не так ли?"

Нэнси поняла, что она имела в виду. "Да, я другой ... по крайней мере, я не
точно такой же, как..."

- Мисс Сабрини или... или Б'Линди. _ Она_ погналась бы за мной! Вот почему я
прихожу сюда играть по ночам. В любом случае, ночью притворяться легче.
Вы когда-нибудь притворяетесь, мисс?"

"Зовите меня Нэнси, зовите! Конечно, я часто притворяюсь! Я люблю ".

"Разве это не весело ... я имею в виду, что нет! Я забыл. Я играю в это почти все время ".

Нэнси с любопытством посмотрела на странную маленькую фигурку, похожую на привидение
в тусклом свете. Трудно было поверить, что это обаятельное создание
могло принадлежать Свободе - и "никчемным" Хопвортам.

В каждом движении худенького маленького тела чувствовалась грация, нисколько не скрытая
поношенным, грязным, переросшим рост платьем. Два темных,
горящих, нетерпеливых, вопрошающих глаза говорили о духе, который жил выше и
за пределами грязной, бесцветной монотонности жизни со старым Дэниелом Хопвортом
и Лиз, которая "не верила, что парень должен веселиться!"

"Что вы притворяетесь, мисс Нэнси?"

Нэнси рассмеялась и потерла подошвы своих босых ног.

"Ну, однажды я притворилась Королевой Луны и ужасно расцарапала свои бедные
ноги. Что ты притворяешься?"

Нони покачалась на каблуках.

"О, много-много разных вещей. Моя ежедневная игра - Розмари.
Она моя воображаемая подруга. Она живет в доме с привидениями на
Северная Героическая дорога, только когда я, конечно, притворяюсь, что в доме нет
привидений. С потолка свисают красивые стеклянные штуковины для свечей
и они сверкают, как радуги и бриллианты. Мы с Розмари играем в игры
и мы... мы читаем и рассказываем друг другу истории, и иногда она помогает мне
с работой, когда Лиз нет рядом. Только Розмари не верит в
фей. Она говорит, что это бэби, поэтому, когда ее нет, я притворяюсь феей.

"Когда светит луна ..."

"О, да, тогда так приятнее. И ты не можешь изображать фею возле нашего дома
потому что там нет... совсем нет... цветов. Итак, я прихожу
здесь столько красивых теней и приятных запахов. Я
представляю, что все цветы распускаются в саду и мы устраиваем вечеринку.
Приятно иметь цветы, потому что ты можешь просто _предсказать_, как они будут
действовать. Ты знаешь, что тюльпан будет ужасно высоким, гордым и изогнутым - вот так
вот так! Роза будет вести себя застенчиво, а лютик - дерзко. И маргаритка
"пристыжена", потому что ее платье не лучше - я имею в виду, не лучше. И одуванчик
ужасно смелый. И Даффи-даун-дилли - о, они такие веселые!"

"Как восхитительно! Расскажи мне еще, Нони. Я верю, что у тебя есть
волшебница вместо сказочной бабушки!"

Нони хихикнула. "Это не одна из моих игр. Я мечтал об этом уже давно
. Однажды она придет, коснется меня волшебной палочкой и превратит в
прекрасную леди. И я выйду и сяду в свою карету, а
лакей, весь сияющий и белый, скажет: "К ее Величеству!" И я сяду
в лучшей гостиной и пей шоколад и настоящие взбитые сливки из чашек
украшенных розовыми розами, а паж скажет: "_д_о_ бы еще кусочек
пирожного, ваша светлость", и... и я скажу: "Я больше не выдержу"
спасибо, я съел пять штук!"

Нэнси и Нони вместе рассмеялись. Потом Нони вздохнула.

"А мечты когда-нибудь сбываются? Я имею в виду то, о чем ты сидишь и
думаешь и чего хочешь?"

- Может быть, если ты будешь достаточно усердно мечтать, Нони, - рассудительно ответила Нэнси.

"Конечно, я знаю, что кое-что из того, что я притворяюсь, не может сбыться, но
возможно, что-то сбудется. Мисс Денни сказала мне, что это возможно. Только она сказала, что я
должен их приготовить. Она моя учительница. Я люблю ее. Я думаю, ты самый
такой же милый, как и она. Она дает мне книги и говорит, когда я говорю "плохие"
грамматика. Она говорит, что мы должны просто думать о красивых вещах, а затем облекать их в
правильные слова - но это сложно! Я ужасно легко забываю. Она
не - я имею в виду, она не считает меня педиком. Лиз называет меня "чокнутым"!"

"О, нет, Нони, - запротестовала Нэнси, - Лиз просто не может понять".

"Но ты же понимаешь, не так ли? Мисс Денни тоже это сделала. Нони помолчала
мгновение. "После того, как я узнаю гораздо больше, я хочу выйти в мир
с Дэви и сколотить состояние. Я не знаю, как именно, но я хочу делать
грандиозные вещи. Есть некоторые места, которых там нет - не так ли? - это
чтобы большие люди не знали, что мы Хопворты? Дэви говорит, что хочет поехать
в море, а Лиз говорит, что он плохо кончит, как папа, но, может быть, я смогу
взять его с собой. Она вздохнула. "До того, как я вырасту, еще ужасно много времени",
хотя, мне всего двенадцать.

Затем Нони медленно добавила, как будто делилась секретом: "Есть
еще одна вещь, на которую я претендую. После того, как я ложусь спать, я крепко закрываю глаза и
представляю, что прекрасная леди с золотистыми волосами и глазами, которые мерцают
как звезды, и улыбается тебе, подходит, садится у моей кровати и обнимает
он гладит мою руку, а потом целует меня, вроде как в лоб, и
говорит: "Спокойной ночи, сладкая", вот так, голосом, мягким, как
музыка, и ни капельки не похожим на крик!" Нони издала легкий вздох
восхищения. "Видишь ли, приятно иметь такую выдуманную мать!
Я полагаю, у настоящего человека не было бы времени. В любом случае, Лиз говорит, что хотела бы
увидеть, как настоящая мать делает для детей больше, чем она сама!"

Нэнси сморгнула внезапно навернувшиеся на глаза слезы. Она почувствовала, что
увидела обнаженной саму душу ребенка - душу, жаждущую доброты и
любви. Она протянула руку и взяла одну из маленьких ручек в свои.

"Нони, давай мы с тобой поиграем вместе. Я тоже могу дать тебе книжки.
Мы будем читать их вместе. Ты можешь почаще приходить в "Счастливый дом"
днем.

Нони с сомнением покачала головой.

"Лиз мне не разрешает. Она говорит, что нет... нет... смысла уходить
я ухожу с работы. Она говорит, что в школе и так все плохо!"

"Лиз часто ...наказывает...тебя?"

"Иногда она гоняется за мной и Дэви с метлой. И она тоже ругается,
но мы не возражаем, потому что она все время ругается. Я бы хотел, чтобы она
выпорола нас ... или заперла ... или ... или отправила спать! Тогда все было бы как
с другими детьми.

Странность ребенка, жаждущего наказаний, которые сделали бы ее
жизнь такой же, как у других детей" шокировала Нэнси! Она посмотрела на худое
тело - бедность морила голодом физическое существо, в то время как пренебрежение морило
дух?

"Я сам поговорю с Лиз. Посмотрим, на что я смогу ее уговорить, - решительно заявила Нэнси
. - Мы будем подругами, Нони.

"О, тогда мне не придется играть с Розмари! Значит, ты такая же милая
как мисс Денни. Ты ее не знаешь, не так ли? Но она вернется
осенью и, я думаю, когда-нибудь станет самой дорогой для мистера Питера.

- Что ты имеешь в виду, Нони? - спросила Нэнси.

"Ну, мистер Питер - самый скромный мужчина, которого я знаю, потому что он ужасно ... мил с
Мы с Дэви, а мисс Денни - милейшая леди, и поэтому она будет для него
самой дорогой! Он еще не знает ее, но узнает осенью
и ты тоже.

- Я не могу, - ответила Нэнси довольно холодно, - так что твоя мисс Денни может
оставить твоего мистера Питера в полном своем распоряжении. И теперь что-то подсказывает мне, что пришло
феям пора в постель! Если ты подашь мне мои туфли, я
потанцую с тобой до калитки - только мы должны вести себя очень, очень тихо, иначе
разбудим Б'Линди!

Стоя у ворот "Счастливого дома", Нэнси смотрела, как исчезает детская фигурка
в тени у дороги. Совсем скоро она
заберется в свою пустую постель, натянет одежду через голову
и будет притворяться, что материнская рука убаюкивает ее, и
голос, который никогда не "кричал", шептал "спокойной ночи".

"Благословенное дитя, - подумала Нэнси, - ее добрая фея подарила ей один
дар, которого даже Лиз не может у нее отнять, - воображение!"




ГЛАВА XII

ЛИЗ

Старина Джонатан, вернувшись из своего ежедневного похода на почту, принес
домой новость о том, что "четвертого июля, по подсчетам
солдатики... Уэбб сказал, что это должен быть Четвертый, которого ни один ребенок не забудет
на Свободе!" А Б'Линди возразил, что "это маловероятно,
Я думаю, если бы Уэбб взялся за это дело, кто угодно _would_- они бы этого не делали
никто не смог бы забыть!"

Но интерес Нэнси к предстоящему событию быстро угас
подавленный возглас восторга, когда Джонатан вытащил из внутреннего
кармана квадратный голубоватый конверт с иностранным почтовым штемпелем, перенаправленный на
Самый аккуратный почерк миссис Финнеган.

"И вот еще одно", - добавил он, доставая письмо от Клэр.

- Ты просто прелесть! - воскликнула Нэнси, обнимая свои сокровища. "Если ты возьмешь
эту кастрюлю с горошком, Джонатан, я сбегаю и прочитаю их!"

Б'Линди смотрела, как Нэнси исчезает в саду, со смешанным чувством
изумления и неодобрения. "Я никогда не получал письма, на которое я бы потратил
всю свою работу! _ это_ молодое письмо для тебя!"

Сидя в своем Птичьем гнезде, Нэнси подняла два конверта. "Я буду беречь тебя
до последнего, папочка", - прошептала она, целуя почерк, который ей так нравился.

Письмо Клэр было коротким и все же так похоже на нее, что Нэнси могла бы
поверить, что ее подруга была там, с ней, разговаривала с ней.

"Я совершенно несчастна, и я не могу позволить маме догадаться ... Она пытается
сделать все так, чтобы мне было весело. Но я просто скучаю по дому
колледж и вы, девочки. Лето прошло совсем не так, как я планировала. Барри
уехал до того, как я вернулась домой. Мама думала, что он вернется, но он
не вернулся, и что самое неприятное, она не говорит мне, где он. Она
сказала, что Барри "устраивается". Разве это не абсурд? Я полагаю, что он
уехал в канадские Скалистые горы или, может быть, в Японию. Но я не понимаю
почему мама должна делать из этого секрет! Война изменила всех мужчин, которых я
знаешь, никто из них не кажется таким милым. Они такие беспокойные и ведут себя такими старыми.
Но, с другой стороны, я тоже беспокойный и чувствую себя старым как мир. Ради
ради всего святого, Нэнси, поторопись и исполни свой долг перед родственниками Энн и
иди сюда, ты нужна мне!"

"Забавная Клэр", - засмеялась Нэнси, разговаривая вслух на манер, которой ее научили
в "Счастливом доме". "Она всегда пытается заставить себя думать, что она
несчастна. Но Барри - это таблетка! Теперь, папочка мой!"

Поскольку она хотела, чтобы момент радости длился как можно дольше, она
развернула каждую страницу; она заглянула в конверт, чтобы убедиться, что
у нее было все это; она легонько прикасалась к написанным строчкам; она
даже радостно понюхала бумагу в тщетной надежде уловить
знакомый запах гаванского табака.

Письмо было в пути три недели. И оно было ответом на
письмо, которое Нэнси написала ему из колледжа вскоре после того, как Энн планировала
поступить туда. Россия была завершена.

"* * * * В Энн это прекрасно, но мне кажется, что в
энтузиазме своей юности она упускает из виду возможности для служения
под рукой. Эти проблемы здесь настолько огромны, что они нуждаются
испытанный ум и мудрость прожитых лет. Знаешь, моя дорогая, если ты хочешь
что-то сделать, чтобы сделать этот мир лучше, ты обычно можешь это найти
это ждет тебя в твоем собственном уголке! Куда бы вы ни посмотрели, вы увидите
разрушение предрассудков, невежества, эгоизма и гордыни - вам
не нужно ехать в Россию, чтобы найти это!

"Через несколько недель моя малышка получит диплом. Я не могу представить тебя взрослой
. Возможно, ты никогда не будешь казаться таким своему отцу. У меня такое чувство, что
эти месяцы, которые я провел здесь, вдали от тебя, должно быть, произвели
много изменений в моей девочке - они лишили меня огромной радости в
ваше развитие. Но я надеюсь, что приобретенные вами достоинства
не изменили вашего дорогого, доброго, радостного сердца!

"Ты говоришь мне, что выбрала "карьеру", но не говоришь мне
что... маленькая пытка! Могу ли я чем-нибудь помочь? Если это
полезно и благородно, дитя мое, это принесет тебе счастье, каким бы оно ни было
. Я надеюсь, что это тоже нелегко, чем больше тебе придется работать, тем
большее удовлетворение ты получишь.

"Теперь хорошие новости. Моя работа здесь закончена. Как только я смогу получить
билет, я отплыву домой, я не могу думать ни о чем другом. Я
подумал, что проведу свой неожиданный отпуск, обнюхивая места
где я всегда хотел побывать, но не могу. Я слишком нетерпелив, чтобы
наслаждаться чем-либо. Так что я разобью лагерь на пороге офиса Генерального штаба
пока не придет известие о моем отплытии. Полагаю, вы в квартире
под любящим оком миссис Финнеган. Когда я вернусь, мы сбежим на
берег моря или горы на несколько недель".

"Дорогой, дорогой заботливый папочка - милый, старый, проповедующий папочка - с твоими
проповедями в сахарной глазури, в маленьких шариках, которые легко проглотить!" - воскликнул
Нэнси смеялась, затем внезапно ее душили рыдания, потом еще и еще
еще.

"Это почти замечательно, что у папы есть только я. Что, если он
разочаруется, когда увидит меня! Что, если он ... зол ... на то, что я сделала!"

Впервые такая возможность пришла ей в голову {134}, вызвав
ужасный страх. Импульсивная Нэнси часто вызывала неудовольствие своего отца, но
всегда самый незначительный проступок глубоко тревожил ее. Ее отец
испытывал такое отвращение к малейшему отклонению от истины! И разве
она на самом деле не лгала?

Следующие несколько мгновений бедняжка Нэнси остро нуждалась в поддержке Энн
убедительные аргументы! Угрызения совести самого мучительного рода охватили ее.

И она осмелилась судить о понятиях чести и справедливости мисс Сабрины
!

"Я уйду", - громко воскликнула она. "Я сразу вернусь к миссис
"Финнеган" - там мое место".

Но эта решимость, хоть и успокаивающая, принесла дополнительные проблемы.
Нэнси наморщила лоб в глубоком замешательстве. Было бы не
честно по отношению к Энн просто сбежать - ей пришлось бы давать какие-то объяснения
Мисс Сабрина, и мисс Милли, и Б'Линди, и даже Уэбб. И именно сейчас,
в ее теперешнем настроении, все, кроме абсолютной правды, казалось ей отвратительным
.

Потом она подумала о тете Милли - милой маленькой тете Милли. Она была
теперь это существо отличалось от бледной маленькой женщины, которую Нэнси впервые увидела
на диване в затемненной комнате. Каждый день, когда она не ходила в
сад, она проводила в гостиной или на веранде с мальвой,
вязала и помогала по хозяйству. И Нэнси поняла по
задумчивому взгляду, которым она встречала ее, когда приходила и уходила, как тетя Милли
жаждала ее общества. Нэнси говорила себе, что это потому, что
она была молода и, возможно, казалась такой, какой хотела быть тетя Милли
до того ужасного несчастного случая.

Какой была бы жизнь тети Милли, если бы она внезапно ушла из нее?

Еще был Дэви, и все, что она планировала начать для Клуба, и
Нони ...

Что должна подумать Нони? Прошел целый день, а она так и не увидела
Лиз!

Нэнси перечитала письмо отца. "Если вы хотите сделать что-то, чтобы сделать
этот мир лучше, вы, как правило, можете найти это ожидающим вас в вашем
самом укромном уголке!" Забавно, что папа должен был написать именно это!
Нэнси сложила письмо со вздохом облегчения. "Конечно, есть
работа прямо здесь и, возможно, я был бы трусом, если бы сбежал - прямо сейчас.
когда я пришел, было совершено зло!"

Логика была юношеской, но потом Нэнси, несмотря на достоинство
выпускной тоже был очень юным. Она решила, что выглядит очень
решительной. Она пойдет и навестит Лиз в тот же день.

Однако она должна узнать больше о Хопвортах, прежде чем наберется храбрости
Лиз на ее собственной территории. Поэтому она разыскала премудрую Б'Линди.

Б'Линди была очень щедра со своей информацией.

- Полагаю, Хопворты вас не касаются, мисс Энн.
Ливиттс аллас посещал в основном с хорошими людьми, такими как Аллены и
Чемберлены и Фиске в Южном Герое и на холмах до
Остров Ле Мотт, Итоны и Тодды, мы здесь, чтобы обрести свободу. Было время, когда
в "Счастливый дом" приходили лучшие - мать мисс Сабрини любила компанию, - но
не такая дрянь, как Хопворты!

- Но почему они такие дрянь, Б'Линди? Что они делают? Уэбб говорит,
это старинная семья, они живут здесь столько же, сколько Ливиты.

Б'Линди фыркнула. "Язык Уэбба заплетается посередине и виляет обоими
концами, и я думаю, большую часть времени не с того конца! Может быть, они
старые - вы не можете убивать людей так же, как вы можете поголовье крупного рогатого скота. Они
ничего не делают, мисс Энн, вот в чем дело - они ничего не делают. Они
просто ленивые, никчемные люди. Старый Дэниел не работает - никогда не работал, и
его отец до него. И этот Эрик - он был хуже всех!"

"Кто такой Эрик?" - взмолилась Нэнси.

"Сын старого Дэниела и самый плохой мальчишка, который когда-либо мучил соседей.
Но никто не знал, что он будет кем угодно, только не никчемным, и это было не так. Сбежал
в море. Люди мало что слышали о нем, но они знали, что не услышат
в любом случае, ничего хорошего. А потом, как ни в чем не бывало, он появляется с двумя
молодыми парнями. Отдал их на хранение старому Дэниелу. Одна была девочкой, а другая
другая, с младенцем на руках, была мальчиком ".

Люди Свободы никогда не переставали наслаждаться этим эпизодом с Эриком.
Полная приключений жизнь Хопворта. Б'Линди, теперь довольная своей историей, сделала
большую часть из них.

"Я думаю, было много историй о них, молодых, но старых
Дэниел так и не подал виду, что это правда. И Эрик Хопворт ушел
ушел так же внезапно, как и пришел, оставив еще двух Хопвортов старым
Дан'л, чтобы кормить и растить, и чтобы люди вокруг смотрели,
если только они не хотели, чтобы у них украли все яблоки и убили цыплят!
Мисс Таббс сказала мисс Сниггс, что она видела свидетельство о браке и
что мать была одной из тех женщин-актеров в Нью-Йорке, и она
женщина вроде бы не умерла, когда родился мальчик. Мисс Дженкинс
говорит, что _she'd_ слышала другие истории в North Hero! В любом случае, старина
Дэниел такой же неразговорчивый, как и его рост!"

"А кто такая Лиз?" - спросила Нэнси.

- Сводная сестра старого Дэнала. Он привез ее из Бенда после того, как
пришли молодые, чтобы помогать им.

Нэнси на мгновение задумалась. Не было особого смысла говорить Б'Линди
о том, что она собирается навестить Лиз - потребовались бы дни и не один
споры, чтобы преодолеть наследие предрассудков в сознании Б'Линди.
Возможно, пока ей лучше оставить Нони в саду.

Нэнси не нуждалась в описании Б'Линди, чтобы узнать
Жилище Хопуорта, если таким названием можно назвать эти четыре дома
обветшалые стены, безумно торчащие друг к другу, словно на последнем гвозде.
Куча мусора загромождала голую землю вокруг дома и
между сараем и неиспользуемым сараем. За сараем старик
сгорбился на солнце.

Дверь, приоткрытая, провисла на одной петле. Когда Нэнси постучала,
тощая, неряшливая женщина, находившаяся в комнате, обернулась с хмурым видом.

Когда взгляд Нэнси, окинув грязную, переполненную комнату, вернулся к
суровое лицо перед ней, ее затошнило при мысли о маленькой Нони,
с ее "мечтами", растущей в этой среде. Затем, когда хмурый взгляд Лиз
сменился угрюмым безразличием, Нэнси поняла, что самым
примечательным в этой женщине было смирение с безнадежностью.

Нэнси, тщательно подбирая слова, представилась. Поскольку недружелюбие Лиз
препятствовало любому сближению, Нэнси перешла прямо к делу
. Она объяснила, что ей понравились дети.
Мисс Хопворт разрешит Нони, а иногда и Дэви, почаще приезжать в Хэппи
Хаус? Ей, Нэнси, было немного одиноко в "Хэппи Хаусе", и она
была бы рада их компании.

Лиз с грохотом уронила сковородку. "Я скажу тебе только то, что я ей сказал - там
она больше не будет постоянно тащиться с работы
как со школьными отличницами, ни в "Хэппи Хаус", ни вообще никуда. Все это
"Понятия" заставляют чокнутую девчонку продолжать врать и все такое
насчет того, что все по-другому. Она останется дома!"

И, чтобы предотвратить дальнейший спор, голова Лиз многозначительно наклонилась в сторону
двери.

Но в этот момент его пересекла тень. Миссис Сниггс, очень осторожно,
просунула голову внутрь. Под мышкой она несла чайник. Время от времени
пока старый Дан'л чинил деревенские чайники.

- Как дела, - рявкнула Лиз.

Но миссис Сниггс вздернула носик, ясно говоривший: "Я тебя даже не
вижу", - и, не сказав ни слова, поставила чайник у двери и повернулась,
собираясь уходить. На что Лиз громко воскликнула: "Совершенно определенно",
Мисс Ливитт, мы в восторге! Наша Нони сможет навещать тебя в Хэппи-Хаусе
Очень часто!"

Лиз знала, и Нэнси знала, судя по предательской тени, которая задержалась на пороге
миссис Сниггс услышала это; Нэнси благословляла добрых
судьба, которая привела эту женщину туда в тот момент!

Возвращаясь домой, она строила планы всего, что хотела сделать для
Нони и Дэви, Нэнси с содроганием вспоминали дом Хопуортов - и
Лиз. Что-то в усталых глазах не давало ей покоя. "Может быть, - подумала она
с уколом жалости, - может быть, она такая же ... изголодавшаяся ... как Нони!"




ГЛАВА XIII

ЧЕТВЕРТОЕ ИЮЛЯ

Б'Линди действительно сказала, что "она догадывалась, встанет ли Уэбб четвертого июля"
Июльские дела, которые они будут делать, никто не забудет!"

"Дела" Уэбба приняли форму парада - парада, на котором сам
участвовать должны были молодые и очень старые. Во главе его шел сам Уэбб
с двумя недавно вернувшимися солдатами, по одному с каждой стороны.
Молодые люди придут в костюмах, изображающих характеры
мужчин, связанных с историей острова.

"Миссис Итон хочет, чтобы ты помогла ей одеть детей, Энн", - объявила мисс
Сабрина за день до Четвертого. "Она попросила меня пригласить
тебя быть в доме собраний в 9 часов.

"О, я бы с удовольствием", - с готовностью откликнулась Нэнси.

"Я уверена, это очень мило с ее стороны", - добавила мисс Сабрина. "Она
_ хочет_ быть приятной. И намек на извинение в голосе мисс Сабрины
заставил Нэнси внезапно подумать, что, возможно, миссис Итон не всегда была такой
приятный.

Она вспомнила, что Б'Линди добавила фамилию Итон в список
возможных знакомых Ливитта.

Сам воздух того утра Четвертого июля был пропитан
возбуждением. Когда Нэнси свернула на деревенскую улицу, она показалась ей
заполненной людьми, все в лучшем воскресном настроении. Лужайка
перед домом собраний была заполнена нетерпеливой, кувыркающейся молодежью.

Миссис Итон, крупная женщина с тем, что Нэнси называла ртом "чернослив", и
водянисто-голубые глаза, бурно приветствовала Нэнси. Нэнси была "_дорогой_" - она
произнесла это с нарастающим писком - помогите ей! Делать было особо нечего
малышки собирались надеть белые шапочки и кейпы и
представлять группу мира; девочки несли белые венки
сиринга. _ Она_ сама обо всем этом подумала - за два дня до этого.

"Я так рада, что меня срочно отправили на смерть", - объяснила она, поправляя
маленькую шапочку на маленькой голове. "Конечно, ты знаешь, что мой Арчи _still_
в Германии!"

Нэнси не знала об этом, как, впрочем, и ничего об Арчи, но она
сочувственно кивнула.

"Сайрус Итон говорит, что я _wonder_ - просто чудо! Но я _ полагаю_, что я
должен быть благодарен, что мой Арчи выкарабкался, не потеряв ни одной из своих
рук или ног! А теперь, дорогая, если ты починишь остальное из этого
дети, я сбегаю вниз и посмотрю на индейских вождей. _Bless_я, я
не знаю, что бы Уэбб делал без меня. Но _ тогда_ я рада это делать
это отвлекает мой разум от Арчи. - Она задыхалась с покровительственным
улыбка, окинувшая взглядом Нэнси и группу глазеющих подростков.

Нэнси, чья жизнь прошла в основном в больших городах США.
мир, этот проблеск деревенской жизни был для меня новым опытом. Ей нравилось
это - спонтанная веселость всего происходящего, дети с круглыми глазами, которые
толпились возле нее, шумно требуя, чтобы их "вещи" были надеты.
Звуки горна поплыли вверх по улице. Хлопушки разлетались с
регулярностью пулеметной очереди. Со всех сторон доносились громкие, нетерпеливые
голоса. Она была рада, что была частью всего этого. Закончив
поправляя шапочку, она погладила каждого по голове, как это делала миссис Итон,
но в улыбке Нэнси было что-то, чего не было у миссис Итон.
Итон, поэтому она неизменно удостаивалась быстрой улыбки в ответ.

Внезапно Нэнси заметила Нони и Дэви, которые, держась за руки, наблюдали за другими
дети стояли на небольшом расстоянии. Их детская тоска проявилась
в непривычном том, как они держались за руки, в
задумчивости на их лицах. Нэнси окликнула их.

"Пошли, скорее!" - крикнула она. Они нетерпеливо подбежали к ней. Нэнси схватила
накидку и чепец.

- Это мы? - спросил Дэви очень серьезно.

- Ну, конечно. Быстро, возьми эту кепку, Дэви. Вот, Нони,
венок. Теперь - встань сюда - в этот ряд! Она положила их между двумя
другие дети. "Все вы - лицами вперед! Будьте готовы к сигналу.
Правая нога - не забудьте".

Миссис Итон засуетилась. "Все _читает_, моя дорогая? Все идеально
_красиво_ - просто прекрасно!" задыхающимся отрывистым голосом. "Я желаю моей
Арчи мог видеть это! Я на самом деле вдохновлен! Ее красное, влажное лицо
предполагало, что она допустила ошибку в выборе слов. Она побежала
вокруг группы детей, которые стояли неровной цепочкой, нетерпеливо
ожидая сигнала к началу. "Маленькие _dears_ - совсем как
прекрасная лента мира!" Внезапно она вытаращила глаза, и ее лицо слегка покраснело.
темно-красный. "Нони Хопворт, как ты посмела прийти сюда!"

Губы Нони задрожали, и она умоляюще посмотрела на Нэнси. Дэви
вызывающе вскинул голову. Никто из них не ответил.

- _ Я_ позвонил им, миссис Итон.

Теперь на языке миссис Итон не было слова "моя дорогая". Оно резко щелкнуло
по ее зубам. Она тоже была слишком возмущена, чтобы подбирать слова.

- Убирайся немедленно! Она схватила Дэви за плечо. - Маленький
ни на что не годный! Это патриотический праздник, и мы не хотим, чтобы
на нем присутствовали Хопворты!"

Глаза Нэнси вспыхнули. "О_о, миссис Итон! _ Don't_ - они же всего лишь
дети! Они...

"Вы чужая здесь, на Свободе, мисс Ливитт ... Я буду рад, если
вы позволите мне управлять этим! Я говорю, что это _инсульт_ для наших героев, что
присутствие здесь молодых людей Эрика Хопворта - оскорбление благородной Свободы
история!" Оборки на ее груди вздымались от гнева. - Что Эрик
Хопворт сделал для своей страны! Когда я думаю о моем Арчи..." То, что она
могла подумать, не нашло выражения из-за булавок, которые она
грубо вырывала из накидки Нони и засовывала себе в зубы. - Уходи
а теперь уходи, - выдохнула она, стоя в сверкающем ряду. - Уходи, откуда пришел
!

Затем, почти одновременно с приближением взъерошенного индейца,
кричавшего, сложив ладони рупором, что "парад начинается", раздался предупредительный свист Уэбба
с конца улицы. Миссис Итон выпрямилась с
подобающим достоинством. Она сделала размашистое движение рукой
в сторону своих милых малюток, которые, не обращая внимания на Нэнси, стояли поодаль, онемев от
жестокости всего этого.

Но удрученное лицо Нони подтолкнуло Нэнси к внезапным действиям. В то время как
группа мира, бешено трепеща, вернулась на свое место, Нэнси, обхватив каждого за плечи,
двинулась с детьми к церкви. Она двинулась
и быстро, потому что внезапное вдохновение овладело ею. Она вспомнила
три флага на штандартах в комнате воскресной школы. Она приказала Дэви достать
их.

"Делай только то, что я тебе говорю", - приказала она. - Кот! - бросила она
через плечо.

Вся Свобода была слишком поглощена тем, чтобы хоть мельком увидеть хозяина Уэбба
двигаясь вверх по деревенской улице, чтобы заметить странное зрелище Нэнси и
ее спутников, мчащихся через задние дворы и поля, которые окаймляли
главная транспортная артерия. Длинная прореха на юбке Нэнси свидетельствовала о
скорости, с которой она преодолевала все препятствия. Такой огонь бушевал в
ее душа, что она могла бы взобраться на гору!

В тени раскидистого клена Б'Линди, великолепная в свежем
ситцевом платье и прошлогодней шляпке, как новенькая, смотрела "doin's" Уэбба
с сердцем, которое трепетало от гордости. Ни один город на всем острове
не смог бы привлечь больше людей! Но, с другой стороны, ни у одного города на острове не было
более гордой истории!

Со сверкающими значками на выцветшем синем мундире Уэбб маршировал во главе
своего "отряда" в форме Великой армии Республики.
По обе стороны от него шагали недавно вернувшиеся солдаты, их
молодые и пожилые лица повернулись прямо перед собой, их поношенные туники свидетельствовали о
других линиях марша по улицам других деревень. За ними шли
трое мальчиков-солдат, которые не "переправились". Наслаждаясь
этим событием, они забыли о своей обиде на судьбу, которую они
лелеяли. Группа мальчиков и девочек в индийских костюмах изображала
ту эпоху в истории Свободы. Один великий воин размахивал
томагавком, который был выкопан на ближайшем поле и теперь хранился в
подходящем месте на почте. По пятам за ними следовали
четверо степенных мужчин-пуритан в широких белых воротничках, приколотых поверх воскресных пиджаков.
Итан Аллен и его брат Айра, любимые герои "Маленьких островов",
были там в образе. Двое долговязых парней были одеты в форму 1861 года.
"Отряд мира" миссис Итон неровными рядами замыкал шествие.

Приветствуемое со всех сторон громкими возгласами, сквозь облако пыли, под
тук-тук-тук трех гордых барабанщиков, шествие двинулось вниз по
улице. По плану Уэбба, "поезд" должен был остановиться перед
крыльцом отеля, где мистер Тодд, почтмейстер, в ошейнике
слишком высокий и в слишком обтягивающем пальто, ждал, чтобы произнести приветствие
добро пожаловать. Но когда глаза Уэбба с простительной гордостью блуждали по
рядам зрителей по обе стороны от линии марша, они внезапно
заметили неожиданное зрелище. На ступеньках перед
зданием школы стояла Нэнси, ее белые юбки развевались, с Нони и Дэви
по бокам. И каждый гордо держал в руках американский флаг.

Это было красивое зрелище - цвета флагов, развевающихся над
три непокрытые головы, молодые лица, серьезно наклоненные вперед. Уэбб увидел
в нем дружеская попытка мисс Энн внести свой вклад в успех
его "делишек". Итак, когда шеренга марширующих приблизилась к плацу,
он торжественно отсалютовал троим.

Приближаясь, вернувшиеся солдаты тоже чопорно отдали честь. Барабанщики
сбились с ритма, чтобы помахать своими барабанными палочками. Индейцы весело
размахивали своими дубинками, пуритане кивали, "мальчики в синем" подражали
своим героям часа жесткими сгибаниями и подергиваниями
правой руки.

Но тут миссис Итон отступила со своего поста во главе
"группы мира". Нэнси, злобно наблюдавшая за происходящим из угла
совершенно невинный на вид глаз, увидел, как она ахнула, отступив
в сторону.

Нони и Дэви, доведенные до экстаза радостью от той роли, которую они наконец-то сыграли в праздновании,
в изумлении уставились на Нэнси
сдерживаемые взрывы смеха, которым она дала волю только тогда, когда последний
маленький голубь мира улетел в сторону отеля. И не только Дэви
и Нони уставились на него; из толпы зрителей вышел Питер Хайд.

"Я приготовила гуся - сейчас", - хихикнула Нэнси, вытирая глаза и
протягивая руку. "Она была такой смешной! Но я возмутилась
Благородная история Свободы! Нэнси скривила губы, подражая миссис
Итон.

- Если вы позволите мне помочь вам спуститься, мы могли бы поторопиться и послушать кое-что из
Речи достопочтенного Джереми Тодда, - предложил Питер Хайд.

Нэнси легко спрыгнула на землю. "Я бы не посмела", - ответила она.
"Миссис Итон только и ждет, чтобы разорвать меня на части! Я увидел это в ее
бледных глазах. Ты не представляешь, что я наделал! Дэви, вы с Нони
осторожно отнесите эти флажки обратно в воскресную школу. И что ты
скажешь - в честь празднования этого дня - насчет купания - сегодня днем, в
Бухте!"

Они воскликнули, одобряя это предложение. Нони помедлила.

"Знаешь, что я тогда притворилась?" спросила она, нежно сжимая
Рука Нэнси. "Я представила, что я Жанна д'Арк, вся в белом, верхом на
большом коне с горнами, созывающая свою армию. Мисс Денни прочитала мне все
об этом. О, это было великолепно! Она вздохнула, потому что момент был
упущен. Дэви нетерпеливо гарцевал.

"О, да ладно, хватит тебе врать!" Затем, обращаясь к Нэнси, с
вопросительным взглядом, который говорил, что такая удача слишком хороша, чтобы быть правдой:
"_честная?_"Насчет купания".

Нэнси загадочно кивнула. - Честное слово, в три склянки!

Она смотрела, как дети убегают прочь, затем обратила потемневшие от
негодования глаза на Питера Хайда.

- Как кто-то может быть жесток к детям? она плакала. "Как кто-то может
причинить им боль?"

Питер не понимал, о чем она говорит, но был согласен от всего сердца
.

"Дети, собаки, кошки и ... всякие мелочи", - добавил он. "Однажды, когда мне было пятнадцать, я подстрелил
кролика, и когда я подошел за ним, он был
все еще дышащий и выглядел таким жалким и маленьким - я ничего не мог с собой поделать, но
чувствую, что у него не было ни единого шанса заполучить такого парня, как я. Я должен был
тогда убей его. С меня этого было достаточно! Я не стрелял ни в кого
в живых существ - вроде _that_ - с тех пор!

Его шаг сократился до шага Нэнси, и они вместе повернулись спиной к
Ликующей публике Иеремии и медленно пошли домой. Ее мысли
были заняты детьми, Нэнси рассказала Питеру обо всем, что произошло - о
нахождении Нони в саду, о детских "притворных" играх, о том, как она
зашла к Лиз. Затем она закончила рассказом о случившемся
утром, комично имитируя возмущенную манеру миссис Итон.

"Как будто это могло навредить ей, или ее Арчи, или ... или кому-то еще в этом старом
место, где двое детей могут быть счастливы, - с отвращением воскликнула Нэнси.
"Я собираюсь сделать все, что в моих силах, пока я в "Хэппи Хаусе", чтобы помириться с ними
" - закончила она.

Питер заверил ее, что хочет помочь. Насколько сильным было это желание
вдохновленное симпатией к Нони и Дэви или выигравшей конкурс фотографией, которую сделала Нэнси
, на которой мятежные пряди красно-каштановых волос разметались по раскрасневшимся
щекам, никто не мог сказать. И когда у ворот "Счастливого дома" они
расстались, Питер пообещал быть под рукой в "Коув" в четыре часа,
Нэнси смотрела, как он удаляется по дороге, с приятным чувством
товарищества.




ГЛАВА XIV

ЗВОНИТ МИССИС ИТОН

"О, тени Одиссея", - пробормотала Нэнси. С качелей на
крыльце из мальвы она заметила миссис Итон, поднимавшуюся по мощеной дорожке к
входной двери.

Сидя, лениво раскачиваясь, Нэнси перебирала глубоко
эмоциональные реплики, характерные для;, многострадальной героини "Ее дорогой"
игра, следовало бы сказать, когда злодей оказался ее переодетым любовником.
Случайный взгляд сквозь заросли сирингас познакомил ее с
тревожным фактом приближения мстящего врага.

Это было на следующий день после четвертого июля. До сих пор не было произнесено ни слова.
"Счастливый дом" по поводу участия Нэнси в праздновании.

У Нэнси не было времени сбежать; однако было маловероятно, что
Мисс Сабрина проводила бы такого гостя на веранду. Нэнси слышала, как она
приветствовала новоприбывшего, затем их шаги приблизились к гостиной.
Качели находились в другом конце крыльца. Нэнси, обхватившая колени,
из окон гостиной ее не было видно, да и жалюзи
были закрыты, чтобы уберечься от жаркого утреннего солнца. Сквозь их щели
Нэнси услышала бурные приветствия миссис Итон.

- С таким же успехом я могла бы послушать, что рассказывает кошка, - заключила Нэнси. Судьба
упоминание о пресловутом подслушивающем нисколько ее не встревожило; она почувствовала
смирение ребенка, который знает, что его ждет наказание.

Миссис Итон потратила несколько минут, объясняя, как часто у нее "появлялась
мысль заскочить немного поболтать".

"Но я совсем другая женщина, когда моего Арчи нет дома! Сайрус говорит, что не
_ знаю_, как я так хорошо держусь. _You_, конечно, не знаешь материнских
чувств! Вообразила ли Нэнси, что услышала шорох, как будто тетя
Сабрина внезапно выпрямилась на стуле? "И _ Я_ сказала Сайрусу
что _ он_ даже не знает материнских чувств, которые правильно воспитывают мальчика
из "крэддла"!"

Мисс Сабрина вежливо поинтересовалась последним словом Арчи, и с
удовлетворенной гордостью мать пересказала описание Арчи
трудностей, с которыми столкнулись союзники при заселении
Райнлендз. Мать Арчи искренне верила, что Арчи один несет эту ответственность
огромная ответственность.

"А мы с Арчи похожи как две капли воды", - добавила она.

Конечно, прошло всего несколько минут, прежде чем миссис Итон перешла к
событию предыдущего дня. Нэнси уловила резкую перемену в
голосе женщины. История, рассказанная ею, многое прояснила - о Нэнси
дерзость навязывать Хопвортскую молодежь своим "маленьким
дорогушам", тогда как она, хотя и полностью осознавала ее, миссис Итон,
недвусмысленные приказы, выставленные напоказ выводком Эрика Хопворта перед лицом каждого
респектабельные мужчины, женщины и дети Свободы - фактически оскверняющие
очень скоро она - _taken_- вышла из комнаты воскресной школы.

Рассказ был прерван множеством вздохов и фырканья.

"Конечно, все на этом острове, кто знает меня и моего Арчи,
Сайрус говорит, будет _чувствовать_ за меня. С таким же успехом я мог бы _не_ получать
пощечину. И я сказал Сайрусу: "Я думаю, мисс Ливитт
следовало бы _ знать_ - она привела туда ту девушку! И мы с Сайрусом _both_
сказали, что из _курс_ никто не удивится, видя, что она _т_а_
ветвь вашей семьи, где, я полагаю, вы _простете_ меня за то, что я так сказал
прямо _плачу_, вы можете ожидать почти _ любых_ действий!"

Нэнси спустила ноги с гамака. - Кот, - выдохнула она,
выпрямляясь. Она могла видеть, как эта жалящая стрела вонзается прямо в
сердце бедной тети Сабрины и поворачивается! Она затаила дыхание, ожидая ответа тети
Сабрины.

Голос мисс Сабрины был холоден, а слова взвешенны. "Мне очень жаль
это случилось, миссис Итон. Но я уверена, что моя племянница и не мечтала о
дерзости. Она пробыла здесь недостаточно долго, чтобы знать о наших
предрассудках!"

"_Булли!_" - сказала Нэнси почти вслух. "Это время, когда размножение
дает о себе знать!"

Миссис Итон была явно раздражена защитой мисс Сабрины. Ее голос
зазвучал резче. - Она пробыла здесь достаточно долго, чтобы связаться с
Наемным человеком Джадсона! Ваши представления могут отличаться от моих,
Мисс Ливитт, но _ я_ не позволил бы ни одной такой девушке, как _мин_, пойти поплавать
в Коувз-Хоул с хопвортской молодежью! Дик Снид рассказал своим
мать и его мать рассказали моему двоюродному брату Манти. Нет ли на этом острове кого-нибудь получше
людей, с которыми она могла бы подружиться, чем наемный работник
Хопвортс?" Ее пронзительная интонация, казалось, говорила: "Ну вот, ты у меня в руках
сейчас!"

Ноги Нэнси отбивали боевой танец. Ей хотелось броситься в свою защиту
- сказал ли Дик Снид своей матери, а его мать кузине
- Мэнти, что она проплыла сорок гребков под водой? Благоразумие,
однако, велело ей соблюдать осторожность.

Шорох указал на то, что посетительница выполнила свое поручение и
поднялась, чтобы уйти. Она выпустила свою последнюю крошечную отравленную стрелу. "Из _курса_ я
сказал Сайрусу , что все мы на острове знаем все , что бедная мисс
Ливитт должна была встать вместе со своим братом, а затем и с сестрой!
И вот почему, - сказал я Сайрусу, - мисс Ливитт должна была знать о
том, что происходит, иначе что-нибудь еще свалилось бы на вашу бедную
голову! А теперь мне нужно бежать, - Манти зашел посмотреть мое варенье. Это
Девушка Кэрролл, которую я подцепил в Гринфилде, не стоит того, чтобы ее содержать - ты должен
присматривай за ней _ каждый_ момент!"

Вся гордость поколений Ливитов, должно быть, пришла на помощь Мисс
В тот момент Сабрина пришла на помощь! Она встретила последний удар спокойно
достоинство.

- Моя племянница нанесла мне очень короткий визит, миссис Итон.
вряд ли мне стоит вмешиваться в ее поведение.

Нэнси онемела от изумления. Что имела в виду тетя Сабрина - что
_это_ глупое маленькое дело положило конец ее пребыванию в Хэппи Хаусе? Что _во_ бы
Энн думает? О, какой беспорядок она во всем устроила! Конечно,
она ожидала, что что-то может случиться в любой момент; после того, как один день
благополучно прошел, она всегда думала, что это может случиться на следующий; не так ли
не сказал Энн, что она наверняка совершит какую-нибудь ужасную ошибку? Но
обидно было уходить с позором, когда она на самом деле ничего не сделала
в конце концов, ничего!

Негодование самого праведного толка начало постепенно овладевать Нэнси
оцепенение. Что ж, если ей действительно придется уйти, она позволит себе,
хотя бы раз, испытать сладостное удовлетворение, сказав мисс Сабрине, что она
думает о Ливиттах и их чувстве чести! Она опрометью бросилась
в гостиную.

- Я слышала, что это... это существо сказало, - выпалила она. "Я не
_ знаю _, почему Бог создал женщин такими! Что бы ты _ подумала_, тетя
Сабрина, если бы ты видела, как она взяла хлыст и хлестнула тех детей поперек
их обнаженные тела? И это было бы не так плохо, как то, что она
на самом деле _did_ сделала, потому что эти раны зажили бы, а то, как она
ранила их души, не исцелилось бы никогда! Она жестоко несправедлива - и
недобрая!"

Бедная мисс Сабрина выглядела очень старой и очень усталой - слишком усталой, чтобы выдержать
это стремительное нападение! Что-то в ее непреклонности
выражение лица довело Нэнси до полного отчаяния.

- О, я полагаю, мне придется ... уехать! Но я рад - все так, как есть
в "Счастливом доме" не так. Здесь нет счастья - совсем.
Отец, тот, кого я люблю, часто говорил мне, что счастье приходит к тебе, когда ты
_dive_ счастье, и вот в чем тут дело - ты не даешь
счастье! Вы живете - отдельно - и просто окружаете себя
традициями Ливитов и всем прочим - чушь собачья! Я рад, что я
не... я рад, что я... другая ветвь. Я думаю, что золотое правило
лучше любой семейной чести и что совершенно не важно, что
все люди, которые умерли и ушли, сделали - это то, что сделали люди, которые
вы _living_ делаете - это имеет значение!"

Задыхаясь от своей вспышки и напуганная ее смелостью, Нэнси разразилась
слезами и выбежала из комнаты.

После затишья, последовавшего за бурей, Нэнси с горечью столкнулась с
последствиями того, что она натворила. Как глупо все это прозвучало бы для
Энн, когда бы она услышала это! Энн, конечно, сказала бы ей, что _ she_
сделала бы - но ведь Энн всегда могла контролировать каждое
слово и каждое действие.

Нэнси, разглядывая четыре стены своей комнаты почти так же,
как она делала это в первый день своего приезда в "Счастливый дом",
поняла, что они, в конце концов, не такие уж уродливые. Их высота создавала
ощущение прохлады и простора; ветви старой вишни касались
ее окна; снизу доносились всевозможные сладкие запахи из
Сада Джонатана; непрекращающийся щебет птиц и жужжание
насекомых наполняли летний воздух оживленной, счастливой жизнью. Это было
приятно, вздохнула она - гораздо приятнее, чем квартира в Гарлеме в июле!

"Ну, я не буду собирать вещи, пока не получу увольнение с позором, и я не могу
в любом случае, уехать, пока не отойдет дилижанс Уэбба! Я отведу мисс Милли еще раз
в сад.

Мисс Милли теперь ходила в сад так часто, что это стало частью
почти повседневного распорядка, и больше не было необходимости
Б'Линди и Джонатан должны были составить компанию, хотя они ходили чаще
чаще всего. В этот день тетя Милли сказала, что все было особенно
мило, но она подумала, что это потому, что они с Нэнси были одни - она
не могла знать, что Нэнси делала все возможное, чтобы сделать это
день, который тетя Милли никогда не забудет: "потому что он, вероятно,
последний!"

Они пробыли в саду почти до ужина. Затем Нэнси
отправилась на кухню. Ей нравилось заглядывать к Б'Линди, помогать ей в чем-то
по мелочи в приготовлении ужина и заодно поболтать
время. Теперь она была поражена, увидев тетю Сабрину с очень красным
лицом, склонившуюся над кухонной плитой.

Б'Линди, сидевшая очень прямо в кресле у окна, дала
объяснение - обиженно.

"Груши для приготовления хаши недостаточно хороши для ужина. Все приготовила для
готовки, и я думаю, что это справедливо, чтобы кто-нибудь поел, а я не могу
терпеть, когда вокруг валяются объедки. Но мисс С'Брини говорит, что ужин
сегодня вечером все должно быть очень вкусно, а у мисс Энн должны быть вафли и
она приготовит их сама, посмотрим, какая старая сучка их приготовила.
почти пятьдесят лет не могу приготовить их как следует для мисс Энн!"

Лицо мисс Сабрины было склонено над вафлями - Нэнси не могла этого видеть.
Момент был слишком торжественным, чтобы позволить ей хотя бы улыбнуться. Она сказала
очень серьезно, почти с упреком:

- Ты же знаешь, Б'Линди, что ты не умеешь печь вафли так хорошо, как тетя
Мы с Сабриной уже несколько дней хотим вафель!"

Нэнси знала, что после той ночи вафли всегда будут значить для нее что-то
большее, чем просто смесь особенно дорогих ей продуктов
на ее вкус - они будут означать мгновенный триумф разума и справедливости,
поражение рода миссис Итон и жалкая попытка очень
старой и очень гордой женщины "подарить счастье".




ГЛАВА XV

РУЖЬЯ И ФАСОЛЬ

"Клэр, дорогая...

"Почти две недели прошло с тех пор, как я написал тебе. Ты будешь любить меня еще?

"Пока я пишу, я совсем одна на краю очень маленького озерца света
отражающегося от моей маленькой лампы, которая предназначалась только для того, чтобы уложить меня в постель
и не прожигать полночи, пока я пишу своему приятелю.

"Эта летняя ночь так же идеальна там, где ты, Клэр? (Тасс - ты
наверное, играла в теннис, танцевала и флиртовала, пока не стала слишком
устал беспокоиться о чем угодно, кроме звонка к завтраку, беспокоящего
тебя.) Но здесь, наверху, это _wonderful_! Небо - иссиня-черный бархат, все
усыпано звездами, которые кажутся подвешенными - они так близко. И
воздух просто ласкает тебя! И здесь самые сладкие запахи, травяные
и землистые, и все они благоухают розами. Слышны странные тихие звуки,
и еще - как будто ночь была полна сказочных существ. И я услышал
"кнут или воля"! И сова-визгун, очень, очень далеко.

"С тех пор, как я написал тебе в последний раз, я снова "замешкался"! Ужасно!
Это слишком длинная история, чтобы писать вам - масла почти не хватает
для этого - но я проехал по тонкому льду и добрался до безопасного места - другими словами,
я все еще здесь! И, Нэнси, теперь я знаю, что даже тетя Сабрина
я начинаю нравиться! Знаешь почему? Потому что я потерял голову и
рассказал ей, что, по моему мнению, было не так с ней и со мной, с Хэппи Хаусом
не думаю, что кто-нибудь осмеливался сказать ей это раньше. (Я назвал ее
Традиции Ливитта, Томми-гнида.) И я думаю, что она наслаждалась
сенсацией! Во всяком случае, теперь она, кажется, относится ко мне как к Кому-то Другому, и она
на днях сказала что-то о том, какая прекрасная осень на
Острове, как будто считала само собой разумеющимся, что я тогда буду здесь!

"Клэр, что, если я никогда не смогу сбежать? Мне приснилось, когда я брал
Туфли Энн (выражаясь цифрами) и надеть их, к чему они приведут
я? И иногда мне кажется, что я еще долго не увижу конца тропы
. Я тоже не сумасшедший, чтобы это увидеть, потому что это _must_ должно закончиться в
Катастрофа!

"Я тоже начинаю понимать этих людей. Я - в своей обычной манере,
судил о них слишком поспешно! Нужно знать их историю, чтобы понять
они ... знаю, какое у них великолепное прошлое. Тетя Сабрина
взялась за Иезекииля с того места, на котором остановилась, и рассказывает мне истории о
Долине Шамплейн. Конечно, я знаю, что она это делает, потому что я назвал
the Leavitt glories "томми-рот", и когда я прочитал в книге Б'Линди
(придумано, конечно, для приманки туристов) то, что сделали эти островитяне
Я чувствую себя дешевкой, маленькой и ничтожной рядом со всеми этими людьми
у которых такие героические деды и прадедушки.

"Я полагаю, что во всем мире островные жители, должно быть, отличаются от
люди, чьи земли напрямую связаны с другими землями и людьми.
Те самые воды, которые закрывают эти драгоценные Острова Героев, омывают их
жизни возвращаются к ним самим - они живут в них - они ничего не могут с этим поделать.
Мир, который так быстро развивается для нас, живущих в больших городах, едва
задерживает их здесь! Эти люди говорят об Итане Аллене и Воспоминаниях
Бейкер, как будто только вчера они прогуливались под вязами
по деревенской улице! Все они едят из очень старого фарфора и сидят на
очень старых стульях - драгоценных, потому что на них сидел какой-то герой, дорогой Острову
!

"(Все это не оригинально для меня - так сказал Нанятый Человек.)

"Итак, как только я закончил величественно говорить тете Сабрине, что это не так
не имеет значения, что сделали люди, которые умерли и ушли, я
начинаю понимать - как будто картина открылась перед моими глазами - что это _ делает_
имеет значение - совсем немного! Они, эти мертвые и ушедшие люди, оставляют нам
то, что они сделали; если это плохо, мы должны заплатить за это, так или иначе
другое - если это благородно, мы должны быть достойны этого! _That_философия
полностью моя, а не Наемного работника.

"В вышеупомянутом наемном работнике есть очень многое (я никогда не
думайте о нем так), что это сбивает меня с толку. Он - огромная загадка. Он
интереснее любого, кого я когда-либо встречал раньше. Я бы хотел, чтобы тебя не было
здесь, чтобы мы могли поговорить с ним, как с Рыцарями из
Розовая гостиная. То, что он хорош собой, не кажется таким уж странным,
потому что, я полагаю, есть красивые наемные работники, так же как
красивые кондукторы трамваев или гробовщики. Он такой
понятный - он такой же, как ты, Энн и папа. И он так много знает
обо всем! Должно быть, он учился в колледже - он говорит прямо как
студент колледжа. Но однажды, когда я намекнул, он улыбнулся и сказал мне, что он
"все еще студент колледжа опыта, где, в конце концов, можно
узнать больше, чем даже в лучших университетах".

"Он Загадочный. После того, как я побыл с ним, я все спланировал - кем он
, должно быть, был и почему он опустился до уровня такого рода работы; затем
когда я вижу его в следующий раз, он говорит нечто такое, что заставляет меня изменить все свои
идеи. Я уверен, что он что-то скрывает - он просто не хочет говорить
ни слова о себе! Я не верю, что это что-то настолько ужасное, как убийство
или подделка, или... что-нибудь в этом роде, потому что у него такие честные глаза, и
они смотрят прямо сквозь тебя. Вероятно, это какая-то печаль или... или
разочарование. Иногда его глаза выглядят очень усталыми, как будто они
видели какую-то ужасную трагедию, хотя в основном они всегда просто веселые.

"Он прекрасно ладит с Нони и Дэви - они его обожают. Он придумывает так много
много приятных вещей для них. Он говорит, что когда-то был скаутмастером в
бойскаутах. Я думаю, он почти выдал что-то тогда, потому что после того, как
он сказал это, он выглядел таким забавным и больше не сказал ни слова.

"Он обращается со мной так, как будто я другой мальчик, чуть старше
Дэви. И после глупых мужчин, которых мы знали в колледже, это облегчение - найти
кого-то вроде Питера Хайда, даже если он наемный работник. Я полагаю, это
потому что у него, вероятно, были трудные времена - ему пришлось пробивать себе дорогу,
из него выбили всю чушь! Я уверен, что если бы кто-нибудь мог научить
его танцевать, а затем посадить посреди гостиной вашей матери
, вы бы все сходили по нему с ума. Ну разве это не наемный
Человек? Боже мой, я трачу больше времени на размышления о нем! Потом я смеюсь над
я сам. Ты помнишь русского, который поступил в колледж в прошлом году - как
мы все думали, что он, должно быть, русский князь, а потом узнали, что он
родился в Нижнем Ист-Сайде?"

* * * * *

Были и другие сомнения относительно Питера Хайда, о которых Нэнси _not_ не
делилась с Клэр. Последние два с лишним года в честной душе Нэнси
все мужчины в возрасте от двадцати одного до сорока лет делились на два
класса: те, кто переехал во Францию, и те, кто этого не сделал. Если
Питер Хайд _had_ ушел, ни в одном поступке или слове не было ничего, что
означало это; если он не ушел, то почему? Было ли это тем, что он скрывал
?

Чувствуя себя при этом очень презренной, она прибегала к маленьким
ловушкам, чтобы выманить его, но он неизменно избегал их - иногда
резко меняя тему, иногда открыто смеясь и ничего не говоря
ничего. Против своей воли она почувствовала, как в ней растет
презрение к нему; почти неприязнь к его внешности, такой
очевидно, здоровый и способный сражаться за свою страну! И все же,
лояльность удержала ее от того, чтобы довериться Клэр.

Чувство справедливости также побуждало ее отдать Питеру преимущество
сомневаться, пока она не узнает. "Я просто спрошу его", - решительно решила она.
"Я приглашу его прямо сейчас, при первой же возможности!"

Возможность узнать правду представилась в тот же день,
после того вечера, когда она написала Клэр. Нони и Дэви не явились
искупаться, поэтому Питер предложил прогуляться. Он хотел, чтобы Нэнси
обсудила с ним новую работу, которую он начал на десятиакровом участке Джадсона
, улучшения в амбарах, садах-ротаториях.

Это был первый раз, когда Питер Хайд много говорил о своей работе.
Нэнси, которая, насколько она знала, сказала бы, что репа растет на кустах,
обнаружила, что под его руководством внезапно увлеклась
научным выращиванием бобов, кукурузы и картофеля; приготовлением одного
компания strip of garden производит три различных пищевых продукта поочередно; в
системах орошения и дренажа; в санитарных стойлах и с электрическим освещением
птичниках.

"Ты знаешь, что в этих растущих вещах есть поэзия", - воскликнул Питер, размахивая
рукой над нежными стеблями кукурузы. "Ты получаешь все произведения искусства, которые
хочешь! Можете ли вы найти где-нибудь более чудесную картину, чем эта машущая рукой
овсяное поле - бледно-зеленое на фоне этого неба? И через несколько недель оно
станет желтым. Посмотри еще на эти зеленые листья салата. И музыка - вы можете постоять на
кукурузном поле, когда немного подует ветер, и вы услышите
симфонию!"

Удивленная Нэнси с интересом наблюдала за его сияющим лицом - Вот это было
действительно, новая сторона Наемного работника! Он продолжал:

- А бизнес, скажем, в этом сельском хозяйстве есть практическая сторона, которая должна
удовлетворить любого мужчину. Смекалка, наука, стратегия, инстинкт, простота
здравый смысл - все это так же необходимо здесь, как и в крупнейшем
деловая озабоченность в мире. И если парень хочет драки - что ж,
он ее получит, когда выступит против Матери-Земли. Мы привыкли думать
о ней как о доброй, щедрой, расточающей свои милости! У меня была другая картина
она хуже царя! Она требовательна, она капризна, она
временами ненадежна. Я полагаю, она делает это, чтобы испытать своих
детей - но в любом случае, фермеру приходится бороться каждую минуту!"

Он внезапно остановился. "Я, наверное, надоел тебе до смерти!" Он рассмеялся
извиняющимся тоном. "Это всегда было моим хобби - работать с
земля. Я никогда не думал, что буду что-то с ней делать - до войны!
Тогда я понял, насколько процветание нации зависит от того, как используется ее
почва. И в этом наше правительство было недальновидно.
Они не уделяли достаточного внимания мелким фермерам. Конечно,
они пробуют кое-что хорошее и публикуют бюллетени, но фермеры
должны _ знать_, как с помощью определенных научных изменений можно удвоить продуктивность
земли! Возьмем, к примеру, Джадсона. Он занимался здесь сельским хозяйством
все так же, как до него это делал его дед! Он читал
о новомодных вещах, но он боится попробовать их - он не знает
с чего начать! Подумайте, сколько Джадсонов по всему миру! Так что
Я пытаюсь показать ему, проводя некоторые эксперименты, которые я
проверил. Если все пройдет успешно, если его счет в банке North Hero
покажет это в конце сезона - что ж, нет ничего такого, что Джадсон
побоится попробовать. И подумайте, что бы это значило для нашей страны, если бы
в ней был миллион фермеров, подобных Джадсону! И посмотрите, как легко их можно
показать!"

Лицо Нэнси светилось энтузиазмом. Благодаря ее живому воображению
она представила себе славную армию Питера Хайд, идущую по земле,
спасая бедных фермеров, вкладывая в их руки новое оружие!

"Это замечательно! И это ... смело! " - добавила она, "потому что это не так, как если бы
ты ушел со многими другими с оркестрами и развевающимися флагами!"

Внезапно ее охватило раскаяние, что в глубине души она так
обидела Питера Хайда! Она считала его бездельником, когда он
взвалил на свои плечи более трудную задачу! Что-то в серьезности, которая все еще сквозила в его лице,
отразилось на его лице, и это заставило ее признать свою вину.

"Я не могу быть достаточно рад, что ты мне все это рассказала! Я не знал! Я
никогда не жил в деревне. Я просто думал, что все, что можно съесть, выращивается любым
старым способом. И все это время я думал ужасные вещи о
тебе, потому что я думал, что ты не ушел на войну! Я подумал, может быть, ты
был далеко отсюда, чтобы избежать чувства, которое все испытывали к бездельникам!
Можешь себе представить, теперь, когда я вижу, что ты на самом деле делаешь, как
мне становится стыдно! Ты простишь меня?"

Откровенное веселье Питера заставило Нэнси почувствовать себя очень неуютной и маленькой.
Но тогда она это заслужила! Он протянул руку в знак своего прощения
. Когда он смотрел на нее, в его глазах все еще светился смех.

"Я полагаю, это было очень естественно! Большинство молодых людей, которых ты знаешь
должно быть, перешли на другую сторону!" - сказал он достаточно серьезно.

Ей очень хотелось рассказать ему о своем отце - о том, как он следил за
людьми, достигшими вершины; как он работал день за днем, добывая истории
для людей по домам и проводил ночь за ночью, выслеживая
"пропал без вести" или пишу письма мальчикам, которые так и не вернулись
дальше первых перевязочных пунктов и которые хотели, чтобы матери, отцы и
любимые знали, что у них был свой шанс и они сделали все возможное.
об этом! Но она не могла, потому что считалась Энн и дочерью Энн
отец умер, когда она была маленькой девочкой.

Она рассказала ему о нескольких знакомых мужчинах из колледжа, которые пошли,
с готовностью, по первому зову.

"Они даже не хотели ждать, чтобы получить комиссионные! _They_просто хотели
подраться!"

Откровение Питера Хайда заставило ее вспомнить о брате Клэр. Она
рассказала ему о Клэр и Энн - она неопределенно назвала Энн "еще одной
девушкой". "Клэр милая, и мы просто любим ее, но мы не можем _abide _
ее брат! Конечно, это неразумно, потому что мы никогда не переспали
не спускаем с него глаз, но мы достаточно наслушались от Клэр, чтобы знать, какой он
такой. Я полагаю, война сделала некоторых похожими на него - он был достаточно храбр там,
и ему повезло, что все его рекомендации были признаны, но это сделало
его таким тщеславным! Он вернулся сюда и просто расхаживал с важным видом,
повсюду. Клэр говорит, что друзья ее матери устраивали _teas_ для
него - он приходил к ним, говорил и показывал свои медали! Клэр была зла
на него. Она была так разочарована, потому что я приехал сюда, а не поехал
в Мерриклифф. Но я не мог представить, что буду тратить время на то, чтобы ласкать ее
любимый Лев! Я знал, что буду груб и скажу только то, что думаю".

Нэнси и Питер сидели на пне дерева у обрыва.
Питер внезапно встал и подошел к краю, повернувшись спиной к Нэнси.
Через мгновение он обернулся.

"Мне показалось, я что-то слышал там, внизу", - объяснил он в ответ на ее
вопросительный взгляд. "Не виню тебя за то, что тебе не нравятся такие, как
Брат Клэр! Они вкусные! У меня был друг, очень похожий на
него. Но - может быть, это была не только его вина - насчет чая и прочего!
Может быть, их завела его мать, и он не хотел причинять ей боль!

Это было похоже на Питера Хайда, такого нежного с детьми и животными, заступиться
теперь даже за таких, как Барри Уоллес.

"Ты такой же, как папа", - тепло воскликнула Нэнси, затем остановилась, немного
испуганная. Но, конечно, Питер пробыл на Свободе недостаточно долго, чтобы
знать что-либо о Ливиттах.

Он церемонно поклонился, приложив руку к сердцу.

"Если папа похож на дочь, я благодарю вас за комплимент. А теперь, если вы
задержитесь со мной подольше, я бы хотел показать вам миссис Салли и ее
детенышей. Салли - моя подопытная свинья. Я построил для нее свинарник
с глубоким погружением и утопленным в землю садом, и если ты не заявишь, что Салли
нравится такое улучшенное окружение, я буду знать, что вся моя летняя работа провалена
".

Нэнси шла по неровной земле к амбарам с легким сердцем.
У нее было восхитительное чувство, что она "подружилась" с этим новым Питером
Хайд, который, пока Барри Уоллес расхаживал со своими
медалями, был здесь, в отдаленном уголке страны, сражаясь
новый вид борьбы! Он действительно _ хотел_, чтобы она одобрила его новое
свинство!




ГЛАВА XVI

ПИТЕР ПРОТЯГИВАЕТ РУКУ ПОМОЩИ

Было вполне естественно, что Нэнси обратилась со своими проблемами к Питеру Хайду.

Точнее, она их не брала - Питер Хайд обнаружил их, когда
несколько дней спустя он застал Нэнси одну в ее Птичьем гнезде, совершенно
окруженная листами бумаги, с хмурым выражением на лице,
яростно грызущая кончик карандаша.

Конечно, должно было быть какое-то объяснение рукописи. Нэнси
рассказала ему о пьесе, которую она пишет, о том, как она на самом деле приехала на Север
Герой, чтобы закончить это!

"Я думал, что у меня будут часы работы. И я был так рад, когда я
нашел это тайное место. Я здесь уже много недель, и
почти ничего не сделал!"

"Это потому, что Муза не придет?" - спросил Питер, с благоговением разглядывая
разбросанные листы.

"О, это пришло бы, если бы у этого был шанс! Моя голова просто разрывается от
вещей, которые я хочу написать, и они снятся мне во сне. Но ...это
звучит глупо - я так занята. Может быть, то, что я делаю, не кажется важным
но я просто не могу от этого избавиться ".

Она освободила место для Питера на сиденье рядом с собой. Затем она рассказала ему о
Тете Милли; о той первой поездке в сад, о том, как это было
начало новой жизни для маленькой женщины.

"Теперь я каждый день веду ее вниз, сразу после завтрака, и она
член семьи. Я собираюсь уговорить Уэбб сделать что-нибудь вроде
кресла, которое она может катить сама - я их видел. Она научилась
прекрасно вяжет; она так гордится тем, что работает над носком для
бельгийских детей - она говорит, что впервые в жизни почувствовала себя
полезной! Она тоже помогает Б'Линди. Тебе хочется плакать, когда видишь, как
она счастлива. Но при всей своей независимости она все время хочет меня.
Когда я начинаю уходить от нее, в том, как она смотрит на меня, есть что-то такое
как будто она протянула руку и поймала меня за руку! "

Нэнси также описала, как Б'Линди постоянно находила для нее небольшие задания
которые позволяли ей оставаться на кухне или на заднем крыльце в пределах
звука ее голоса.

"Видишь ли, разговоры - радость жизни Б'Линди, а мои уши новички - они
не слышали всего, что она хочет сказать. Как раз в тот момент, когда я думаю, что смогу
сбежать, она начинает рассказывать мне о пироге, который ее мать испекла для мисс
Мать Сабрины в тот день, когда губернатор Вермонта приехал в Хэппи
Дом ... или что-то в этом роде!"

Озабоченная тем, чтобы Питер все понял, Нэнси нарисовала яркую
словесную картину мисс Сабрины и трудностей, с которыми она столкнулась, чтобы
завоевать ее. "Я верю, что сейчас я ей нравлюсь, но она просто не
знает, как это показать! Она никогда не проявляла ни капли привязанности за
я уверен, что за всю свою жизнь. Она каменная. Но когда-нибудь она все равно
сломается - я делаю все возможное, чтобы заставить ее! Я знаю, ей нравится, когда дорогая
маленькая тетя Милли рядом, но ты думаешь, она бы так сказала? Боже, нет.
Но в тете Сабрине много хорошего, и я обязана знать все это,
поэтому я считаю своим долгом каждый день подолгу сидеть с ней, пока она
рассказывает мне о Ливиттах и других семьях этого острова. И
во всех них есть что-то героическое!

"И вот я здесь, просто горю желанием закончить последний акт своей пьесы, и у меня нет
минутки для себя! Если это не драгоценная тетя Милли, или тетя Сабрина, или
Б'линди или даже милый старина Джонатан, это Нони, или Дэви, или...

"Или я", - закончил Питер Хайд, многозначительно взглянув на заброшенную
работу. "У тебя руки заняты!"

Нэнси серьезно продолжала: "И все это кажется таким стоящим! Посмотри на
Нони - она уже другое существо. Я не верю, что она
и не притворяется так сильно - ее маленькое тело догоняет ее
дух. И Дэви не опускает голову, когда смотрит на тебя!"

Питер Хайд мог понять ее чувства к детям. Они
вместе планировали привнести что-то большее в жизни этих двух изголодавшихся молодых людей
. Как и Нэнси, он был в восторге от уже очевидных результатов.
Это была слишком стоящая работа, чтобы ее бросать - ради чего угодно.

"Нони буквально съедает книги, которые я ей даю, но она всегда хочет читать
они со мной - это для того, чтобы она могла задавать вопросы. И вопросы
которые она задает! Каждую новую вещь, которую она узнает, она немедленно адаптирует к своей собственной
жизни. Мы начали "Маленьких женщин", и, конечно же, она играет Эми! Бедный
маленький цветочек, иногда я думаю о старом Дэниеле и Лиз и удивляюсь
откуда, черт возьми, у девочки этот дар. И какое это драгоценное благословение для нее
!"

Вспомнив презрение Дэви к "притворной лжи" своей сестры, они оба
рассмеялись.

- Как мог кто-нибудь подумать плохое о Дэви! - воскликнула Нэнси
с негодованием. - Он воплощение правды и чести! Но здесь, наверху, у него не
будет ни единого шанса.

"О, нет, он так и сделает!" Питер возразил. "Если я хоть немного разбираюсь в характере
десятилетнего ребенка, у него будет шанс. Теперь он лидер.
Посмотри, как другие мальчики следуют малейшему его совету!"

"Клуб" Дэви процветал. Аттракционы, которые Питер и Нэнси
добавили в его программу, сделали его популярным. Пришло несколько новых "парней"
. Собрания происходили даже чаще, чем Лиз убирала в
молитвенном доме, и теперь, поскольку стало известно, что племянница мисс Сабрины
является членом клуба, членов клуба не ждали облизывания.
их возвращающиеся, довольно нетерпеливые матери, жаждущие услышать, "чем сейчас занималась та девушка из
"Счастливого дома"". Ходили разговоры о превращении клуба
в отряд бойскаутов; мистер Питер пообещал организовать их и
обучить.

"О, боже", - вздохнула Нэнси, растерянная и растерзанная, "это как видеть сон
тебе приснилось, что все рассыпается на кусочки! Я хотел закончить свою пьесу
до того, как моя ... я имею в виду, я хотел закончить ее здесь, а затем отправить
прямо самому Теодору Хоффману. Конечно, вы его не знаете.
Он один из величайших драматургов и постановщиков пьес в мире. Я
знаю, что это дерзость с моей стороны, и, возможно, он не уделит мне и минуты
маленькое незначительное усилие, но - что бы он ни сказал, я буду знать, что это
лучшая критика, которую я могу получить! "

К удивлению Нэнси, Питер продемонстрировал значительное знание пьес
и актеров, критиков и продюсеров. Он тоже мог видеть ее проблему - как
она разрывалась между требованиями "Счастливого дома" и своей любимой работой.

Нэнси была благодарна ему за сочувствие и за то, что он не смеялся над
ней. Но, конечно, почему кто-то, кто мог найти музыку в махании
кукурузой, не должен понимать ее собственные мечты!

Лицо Питера выглядело так, словно он решал какую-то проблему с
дренажом - или новым инкубатором.

"Когда вы переходите прямо к простым фактам, это вопрос экономии
времени. Вы тратите его впустую - где-то. Я верю, что вы можете удвоить усилия
немного. Пусть тетя Милли послушает Белинду и научит тетю Милли помогать
Нони. Я позабочусь о Дэви. Ты говоришь, тете Милли нравится чувствовать, что она
полезна - если ты начнешь, она сможет очень помочь Нони, и Нони тоже даст ей
пищу для размышлений.

Нэнси обдумала это с просветлевшими глазами. "Я думаю, ты прав!
Я просто была эгоисткой, пытаясь все делать сама только потому, что мне
нравилось, и глупой - думать, что никто другой не сможет этого сделать! Конечно, тетя
Милли может почитать с Нони - и поиграть с ней тоже. Я начну прямо сейчас
сегодня же. У меня будет школа здесь, в саду, и Нони, и Б'Линди
и тетя Милли приедет. Это будет самая смешная школа, о которой ты когда-либо слышал
", - засмеялась Нэнси. "Я научу Б'Линди радоваться, видя, как Хопворт
"молодые" едят ее лучшее печенье с патокой!"

По лицу Нэнси было видно, что она мысленно забежала далеко вперед в своих
планах. Питер почувствовал, что его оставили в стороне.

- Позволь мне быть старшим надсмотрщиком, или как ты там это называешь. Тебе,
несомненно, время от времени понадобится сильная рука. В любом случае, ты не представляешь, насколько
_my_ это помогает, совмещая с работой немного веселья!"

Теперь, когда ее проблемы разрешились, Нэнси почувствовала себя очень доброй,
грациозной и счастливой.

"Конечно, ты можешь приходить в сад, когда захочешь! О, ты
_have_ так сильно помог мне, - воскликнула она с улыбкой, которая вызвала
внезапный блеск в глазах Питера Хайда. - А теперь, если ты поможешь мне
сложить эти страницы, я сбегаю и подготовлю тетю Милли и
Б'Линди.

Следуя совету Питера, "школа" Нэнси
быстро развивалась. Она покрывала лист за листом
"расписаниями" и, наконец, к своему удовлетворению, перекрыла все моменты своего бодрствования
в течение дня своих учеников. Тетя Милли искренне поддержала ее планы;
она гордилась тем, что может помочь. Книги для Нони, которые
Нэнси, проникнутая духом "Счастливого дома", была так же очаровательна для нее, как и для
Нони.

После первого дня тетя Милли придумала множество новых "уроков"
они могли бы начаться для Нони. Пообещав, что через некоторое время она
тетя Милли научила
ее сшить себе платье в "мизинец", как у Нэнси. ее подшивать, зашивать и подворачивать. В то же время Нони узнала, что
носить порванное, испачканное платье так же плохо, как говорить "он и я" или
"Я не такая".

"Ты замечательная, тетя Милли", - заявила Нэнси после этого.
нововведение в школе. "Я бы никогда сама до этого не додумалась".
Она печально рассмеялась. "Думаю, мне лучше позаниматься с Нони и
научиться исправляться самой".

Нэнси рассказала тете Милли и о мнимой матери Нони. Возможно,
именно поэтому голос тети Милли был таким сладким и нежным, когда она и
Нони вместе разговаривала, играла и читала. Нони нравилось катать
кресло; она начала предвкушать более смелые экскурсии за ворота
в деревню.

Б'Линди, в глубине души все еще немного сомневающаяся в том, что "ничего хорошего не может
произойти от поощрения этих Хопуортов", тем не менее обнаружила бесчисленные
предлоги, чтобы иногда присоединиться к маленькой группе под яблонями
принесла какое-то отвратительное кружево, которое вязалось годами
но когда-нибудь - если Б'Линди проживет достаточно долго, чтобы завершить его - покроет
кровать. Иногда она приносила корзинку с вкусностями , а иногда приходила сама .
с пустыми руками и просто сидела без дела, и взгляд ее старых глаз смягчился, когда
они остановились на пурпурном ободе гор за водой.

"Я думаю, это помогает телу лучше работать во время отдыха", - сказала она,
после одного из таких перерывов.

Но с успехом новых планов Нэнси развеялись два облачка - сначала маленькие
но с каждым днем они росли. Одно осознание того, что очень
вскоре ее работы за эти уважаемые люди могли жить без нее. И
хотя на одном дыхании она сказала себе, что это к счастью, потому что
ее пребывание в "Счастливом доме" должно закончиться с возвращением ее отца, в следующем
ее охватила острая ревность к тому, что после ее ухода тетя
Милли, Б'Линди, Нони и Дэви по-прежнему собирались под яблоней
.

С того дня, как Питер Хайд застал ее с рукописью, она
не видела его!

Чувство обиды от его пренебрежения не стало меньше, когда она узнала от
старый Джонатан, после одного или двух вопросов, что он перешел к
Платтсбург; скорее, это уступило место негодованию, которое Питер, учитывая,
какими хорошими друзьями они выросли, и "школу", и все остальное,
надо было отправляться в любое такое путешествие, не сказав ни единого слова на прощание!

"Он увидит, как хорошо мы можем обходиться без него", - заявила она себе
на третий день. В конце концов, он, вероятно, что-то скрывал
это внезапное исчезновение должно быть как-то связано с этим.

Она признала, что его дружеские отношения стали очень приятными, но, сказала она себе
они принадлежали настоящей Энн Ливитт, такой же, как тетя Милли и
Нони и остальные, он должен исчезнуть из ее жизни, когда она уйдет Счастливой
Дом.

Чтобы по нему не скучали даже Дэви и его дружки, Нэнси
посвятила целый день тому, чтобы научить мальчиков клуба, как
разведите костер без спичек. Когда после неоднократных и обескураживающих
неудач последняя из них к счастью увенчалась успехом, Нэнси пообещала
научить их вилять хвостом на следующей же встрече.

Когда Нэнси вернулась в дом, раскрасневшаяся и уставшая от многочасового пребывания на
пляже, старый Джонатан, стоявший в дверях, преподнес ей наполовину распустившуюся
розу, стебель которой торчал из сложенного листа бумаги.

- Мистер Питер, из "Джадсона", попросил меня передать это вам.

Среди определенного круга студентов колледжа Нэнси была очень
популярна; не раз ей приносили красивые букеты цветов.
Она приняла их довольно равнодушно, добросовестно хранила
бережно в воде и вклеила карточки, которые прилагались к ним, в свою
книгу памяти. Но этот подарок был другим; он был необычным - и таким _so_
красивым!

"Если ты согласишься встретиться со мной в семь в саду, я преподнесу тебе сюрприз
, который поразит тебя до глубины души", - нацарапал Питер Хайд на
бумаге.

"Как... забавно!" - засмеялась Нэнси, читая и перечитывая строки. "Что
это может быть?"

Если бы Нэнси спросила себя, почему она напевает, одеваясь к ужину, она
честно говоря, подумала бы, что это потому, что она была
ужасно проголодалась, а ужин Б'Линди пах очень вкусно; и она выбрала
из своего скромного гардероба розовое органди, потому что оно было бы
круто..._not_ то, что она даже мечтала, на мгновение, совершить такую глупость
пойти в сад в семь часов, чтобы встретиться с Питером Хайдом!

Дюжину раз за ужином она решала, что сюрприз от Питера Хайда
может подождать. Он действительно осмелился подумать, что после того, как он
так долго отсутствовал, не сказав ни единого слова объяснения,
она побежит, поймав его за мизинец!

Однако она заткнула розовую розу за пояс и время от времени вытаскивала ее
чтобы понюхать. Это была самая красивая роза, которую она когда-либо
видела - она должна спросить Джонатана о ее сорте.

Без пяти минут семь она взяла вязанье и решительно села
между своими тетушками на крыльце, увитом мальвой. Как раз в тот момент, когда тетя Сабрина
рассказывала ей, как в далеком 1776 году Роберт Ливитт обедал с
Бенедикт Арнольд на флагмане своего маленького флота в Шамплене, за два дня
до его столкновения с британцами старинные часы в доме
пробили семь. У Нэнси перехватило дыхание, она считала
шестьдесят, дважды... Затем внезапно вскочила на ноги и бросилась прочь с
веранды.

- Ну, Нэнси... дорогая! - испуганно воскликнула тетя Милли.

- Хм, - проворчала тетя Сабрина, щелкая спицами быстрее обычного.

Питер был в саду. Он был там с четверти восьмого.
Он был разочарован холодностью приветствия Нэнси;
ему показалось, что его не было целую вечность, и он во время своего отсутствия
совершенно безрассудно с нетерпением ждал этой встречи.

Он тоже надеялся, что она наденет розу.

"Угадай, где я был", - небрежно приказал он, протягивая ей свою
подаю руку, чтобы помочь ей забраться на дерево.

- Боже мой, откуда я могу знать? Покупаю плуги, или свиней, или...

Нэнси пыталась придать своему тону беззаботность, хотя все это время
на самом деле ее снедало любопытство и желание рассказать ему
как великолепно продвигается ее работа.

"Я видел Теодора Хоффмана!"

"_ Что?_"

"Не смотри так, будто ты подумал, что я сошел с ума. Он человек. Я
случайно услышал, что он остановился в Блафф-Пойнт, поэтому я пошел к
повидаться с джентльменом.

Глаза Нэнси говорили, что она подумала, что он совсем выжил из ума
!

"Как ты посмел"?"

"Я знаю парня, который знает его. Он был очень мил - как я уже сказал, он
человек, ужасно человек. Вы бы видели, как он играет в теннис!"

- Что... что ты ему сказал?

- Я сказал ему, что у меня есть маленький друг, который вскоре станет одним из
величайших драматургов мира и...

- Питер! _ - Нэнси умоляюще подняла палец. - Честное слово, что
ты.... - Что? ты сказал? И почему... - она внезапно смутилась. Он сделал это ради нее.

Питер сохранял легкомысленный тон.

"Видите ли, у меня там были кое-какие дела со свиньями, так что это было легко
достаточно, чтобы одновременно оказать услугу маленькому приятелю. Хоффман был
очень мило - он собирается пробыть здесь несколько недель и обещал
мне, что приедет сюда. Теперь твоя очередь подготовить рукопись
".

"О, Питер, я так напугана! Ты прелесть! Я всегда буду
благословляю свиней! Конечно, я это сделаю - я буду работать день и ночь.
Я сейчас же вернусь в дом. Она спрыгнула на землю. В
спешке она забыла о бедной розе, которую прятала за спиной.

Питер, удрученный ее внезапным бегством, однако, нашел его. Он улыбнулся,
как-то странно, держа его на ладони.

"Славный малыш", - сказал он, как уже говорил однажды, затем осторожно положил
розу в карман.

CHAPTER I

THE LETTER

Through the stillness of a drowsy June day broke the intoning of the
library bell, chiming the hour.

Three heads lifted quickly to listen.  Three pairs of eyes met, the
same thought flashed through three minds.

"Won't we miss that bell, though?  I've seen grads when they've come
back stand perfectly still and listen to it with their eyes all weepy
looking.  That's the way we'll feel by and by," one of them said slowly.

"And the chimes used to make me dreadfully homesick!  Don't those frosh
days seem ages ago?"

The third girl slammed the lid of the trunk that occupied the centre of
the disordered room.  She crossed to the window.

Over the stretch of green between the dormitory and the campus many
people were slowly walking.  Their fluffy dresses, their gay parasols,
the aimlessness of their wandering steps marked them as visitors.  The
girl in the window frowned as she watched them.

"I always hate it when the campus fills up with gawking, staring
people!  It ought to be kept--sacred--just for us!"

One of the three laughed merrily in answer.

"How selfish that sounds, Claire!  Haven't all those people come to see
one of us graduate?  This is their day--ours is past."  She stopped
short.  "Did you see Thelma King's sister at the class-day exercises?
She's a _peach_!  She's going to enter next fall.  She's a leader in
everything at the High where she goes.  She'll make a good college
girl; you could see the right spirit in her face.  How I envy her!
It's dreadful when you think of new ones--coming--taking our places!  I
wish I was just beginning my Freshman year--I'd even be willing to
endure Freshman math."

The third of the group who had been sitting on, the floor staring out
over the tree tops with the dreamy gravity of one who--as long ago as
yesterday--graduated from the great University, suddenly interrupted.

"Dear girls, cease your whining!  What do those pieces of sheepskin
reposing somewhere in the mess on yonder bureau stand for?  Remember
what that man said yesterday--how we mustn't think this Commencement is
the end of anything--it's just the beginning.  Why, this new world
that's been born out of the frightful war is full of work for our
trained minds and hands!  We mustn't look back for a minute--we must
look ahead!"  Thrilled by her own words she leveled a reproachful
glance upon her two companions.

Claire sighed.  "I never could get the inspiration from things that you
always seem to, Anne.  I guess I'm not built right!  I couldn't make
myself listen to _half_ that man said.  I can't think of anything right
now but what a job it's going to be getting everything into that trunk.
Mother was heartless not to stay over and do it for me!"

"Never mind, Claire, we'll help you.  Of course you and I can't see
things in the big, grand way that Anne can because she's found herself
and we haven't.  But when our work _does_ come we'll do it!  It may not
be off in Siberia or China or Africa--like Anne's--but, wherever it is,
I guess our Alma Mater won't be ashamed of us!"  The girl's eyes
softened with the passionate tenderness of the new graduate for her
University.

Back in the freshman days a curious chance had drawn these three
together.  Then, for four years, years of hopeful effort, aspirations
and youthful problems, the currents of their young lives had
intermingled closely; now each must go its way.  The moment brought the
pang that comes to youth at such a parting.  Their bonds were something
closer than friendship.  Behind them were months of the sweetest
intimacy that youth can know--ahead were the lives they must live apart
out in a world that cared nothing for college ideals and inspirations,
where each must find her "work" and do it, so that "her Alma Mater
might be proud!"

Statistics, even in a university, would be dull if, now and then, Fate
did not play a trick with them.  Upon the roster of the class of
Nineteen-nineteen had been entered two names: "Anne Leavitt, Los
Angeles, California; Anne Leavitt, New York City."

When one thinks that in the great world war there was an army of,
approximately, seventy-five thousand Smiths alone, and a whole division
of John Smiths, one need not marvel that two Anne Leavitts came that
October day to the old University.  Doubtless, in those first trying
days, they passed one another often and did not know, but a week later,
when Professor Nevin in First Year French, read slowly from his little
leather book: "Miss Anne Leavitt," two girls jumped to their feet and
in astonishment, faced one another.

"_I_ am Anne Leavitt!" spoke the larger of the two.

"And _I_ am Anne Leavitt, too!" laughed the smaller.

A snicker ran around the room.  Professor Nevin frowned and
stared--first at his little worn book and then at the two offending
young women.  Of course he was powerless to undo what had been done
years before!  And as he scowled, across the classroom one Anne Leavitt
smiled at the other.  When the hour ended the recitation they walked
away arm in arm, laughing over the ridiculous situation.

At the Library steps they were joined by another girl from the French
class.  She had run in her eagerness to overtake them.

"Are you _really_ both Anne Leavitts?" she asked breathlessly.

They assured her solemnly that they were and that they didn't know just
what to do about it--old Professor Nevin had been so funny and upset.
They all three laughed again over it all.  And there in the golden
warmth of that October day began the friendship of these three--for the
third girl was Claire Wallace.

The students in the University found countless ways of distinguishing
between the two Anne Leavitts.  One was tall and grave with a
meditative look in her deep-set eyes; the other, a head shorter, had a
lightness about her like an April day, reddish curly hair and an
upturned nose.  One Anne Leavitt had never been called anything but
Anne, the other, since her baby days, had been Nancy.  The more
intimate of the college girls called them Big Anne and Little Anne.
The professors, dignified perforce, read from their rolls, "Miss Anne
Leavitt, California--Miss Anne Leavitt, New York."

In name only were the two girls alike.  Anne had been born with the
legendary "silver spoon" and its mythical fortune.  When her father and
mother died a friend of her father's, as guardian, had continued the
well-regulated indulgence that had marked her childhood.  Because she
possessed an iron will and early acquired a seriousness and dignity
beyond her years, she was always a leader in each of the boarding
schools to which she progressed.  Whatever Anne wanted to do she always
did, and yet, in spite of it, she had reached her college days
unspoiled, setting her strong will only for the best and obsessed with
a passionate longing for a service that would mean self-sacrifice.

She thought now she had found it!  Two weeks from this very day she,
would sail for a far-off village in Siberia to teach the peasant
children there and bring to the pitiful captivity of Russian ignorance
the enlightenment of American ideals.  So big and wonderful seemed the
adventure that, girl-like, she had paid little heed to the small
details.  Nancy and Claire Wallace worried more than she!

"You'll never get enough to eat and how will you ever keep your clothes
clean," sighed Claire, who loved pretty frocks.

"And we can't send you things, either, for they'd never reach you--some
of those awful Bolshevists would be sure to steal them!"

Madame Breshkovsky, the little Grandmother of the Russian Revolution,
had made several visits to the University, and Anne, with the others,
had listened over and over to her vivid, heartrending stories of the
suffering needs of the children of the real Russia.  It had been after
such an evening that Anne had given herself to the cause.  So that,
when Nancy and Claire fretted excitedly over the hardships and dangers
of the undertaking, she had only looked at them with the question in
her grave, dark eyes: "What matters it if perhaps Anne Leavitt does
lack a few clothes and food and some silly luxuries if she is doing a
little, little bit to help her fellowmen?"

Nancy Leavitt, like the beloved Topsy, had just "growed up."  To her
chums, in her own spirited way, she had once described how: "Ever since
I can remember there were always just Dad and I.  When he wanted to go
anywhere he used to pick me up like a piece of baggage and off we went.
Half the time I didn't go to the same school two years in succession.
And he used to teach me, too.  Oh, how homesick I was when I came
here--without him.  We're just like pals!"

Nancy's physical well-being had been watched over by nurses of almost
every race and color.  She knew a little Hindoo and from the old Hindoo
"ayah" she had caught bits of Hindoo mysticism.  She had romped and
rolled with Japanese babies; she had lived on a ranch in Mexico until
bandits had driven them away; she had trudged along behind her father
over miles of trail in Alaska.  And the only place she had ever called
"home" was a tiny flat in New York, where her father kept the pretty
furniture that Nancy's mother had bought when a bride.  Back to this
they would come after long intervals, for a little respite from their
wanderings, and for Nancy the homecoming was always an excitingly happy
one from the moment she ran down to Mrs. Finnegan's door for the key to
the lugging out again of the two little trunks, which meant a sudden
departure for some distant land.

College had brought a great change into this gypsy life and a grief at
the separation from her "Dad."  But as the weeks had passed her letters
to him read less and less like a wail of homesickness, and were filled
more and more with the college happenings and whole passages devoted to
girlish descriptions of her new friends.

For the last two years her father had been overseas as senior newspaper
correspondent with the American Expeditionary Force, and it would be
weeks before he could return.  That thought added now to the lonely
ache in Nancy's heart as she stared at her chums and wondered what it
would seem like to live day after day without seeing them!

These three had trod together up the Paths of Learning until they were
passing now the Gateway of Life; and yet, right at that moment, all of
them, even Anne, felt childishly lonely and homesick for the shelter of
the University they were leaving.

That was why the chiming of the Library clock, that had marked the
passage of happy time for more than one generation of youth, brought a
shadow across each of the three young faces.

A little wistfulness crept into Nancy's voice.  "Your life's all cut
out for you, Anne.  It's positively thrilling!  Though I'd make an
awful mess out of any such undertaking.  And Claire has her family.
I'll just go to New York and get the key from Mother Finnegan and work
like mad on the 'Child.'  I want to finish it before Dad comes home.  I
shall send it, then, to Theodore Hoffman himself--I might as well hitch
my wagon to the tiptoppest star--or whatever it is you do!  Of course
it isn't as grand as going to Russia, but I'm going to work, and some
day, maybe, I'll be famous all over the world!"

"Little Anne Leavitt, the great dramatist!" murmured Big Anne fondly.

Claire Wallace, confronting nothing more serious than the squeezing of
her belongings into the huge trunk, was stirred with envy.  Nancy had
her "Child"--not a youngster but a growing pile of manuscript, Anne had
her "crusade" among the unfortunate children of Siberia--she had
nothing ahead but to join her family at their summer home, an estate
that covered hundreds of acres on Long Island.

"I wish you'd come home with me, first, Nancy!  You heard mother say
how much she wanted you to come and we will have a beautiful time and
then you can see Barry."

Nancy frowned sternly.  She had several reasons for frowning--she
thought.  Of course she would really like to go to Merrycliffe with
Claire; she loved to frolic, and the last term had been a pretty hard
grind, but her whole future depended upon her finishing her play and
Claire simply must _not_ coax her!  Then the other reason was Barry.
Barry was Claire's brother recently returned from long service in
France, decorated by each of the allied countries.  Toward him Nancy
and Anne, quite secretly, felt an unreasonable and growing dislike.
Neither of them had ever laid eyes on him but, ignoring the injustice,
based their antipathy solely on the fact that "Claire talks of nothing
but Barry until you feel like shutting your ears!"

Nancy had, more than once, declared that "she could just see him
strutting around with all his medals, letting everyone make a lion of
him, and she loathed handsome men, anyway--they lacked character" and
Anne said "_her_ heart went out to those boys whose every minute in the
trenches had been an unrecognized and unrecorded act of heroism."  Of
course they both carefully kept their real feelings from little Claire,
who was too dear to them to ever hurt in any way, so that, when she
talked "Barry," if they were only politely attentive, in her proud
enthusiasm, she never noticed.

Now Nancy, instead of saying truthfully that "_she_ wasn't going to
spend her summer helping make a parlor pet out of the 'lion,'" simply
shook her head and frowned.

"Claire, don't tease me!  Of course I know how nice it would be to swim
and dance and play tennis and all sorts of things, but I must work!"
and she finished with the decided tone that was like Anne's.

Claire looked unhappy.  "_I_ don't want to go and dance and swim and
play around, though it is nice, but I can't write and I can't go to
Russia, so I'll just _have_ to go and do what the others in my crowd
all do, and I suppose you'll think I'm a butterfly when I'm _really_
perfectly miserable!"

Nancy controlled a smile.  "Bless you, we won't think you're anything
but just the apple of our eyes.  The world needs butterflies to keep it
beautiful and gay.  Your adventure, Claire, is waiting for you, maybe,
around the corner.  That's what Mother Finnegan is always saying!  And
after my 'Child' is finished I promise I'll come and play with you!"

Claire was only a little cheered.

"But Barry may not be there, then.  Mother says he's dreadfully
restless.  He may be gone now!"

A knock at the door saved Nancy from an answer.

It was old Noah, the porter.  He held a letter in his hand.

"It's fer Mis' Anne Leavitt and I'm blessed if I know which one of yez
so, I sez, I'll jes' take it to the two of yez and let you toss up fer
it!"

It was not unusual for the two girls to find their mail confused.  They
generally distinguished by the handwriting or the postmarks.  But now
they both stared at the letter they took from Noah's hand.

It was addressed in a fine, old-fashioned handwriting.

"_I_ can't recognize it," exclaimed one Anne Leavitt.

"I'm sure _I_ never saw it before!" cried the other.

"Isn't this exciting?  Let me see the postmark.  F-r-e-e-d-o-m!"
spelled Nancy.  "I never heard of it," she declared.

"I believe it's mine!  I have some relatives--or did have--a great aunt
or something, who lived near a place like that way up on North Hero
Island.  I'd forgotten all about them.  Open it, Claire, and let's see
what it is."'

"You never told _us_ about any aunt on any North Hero Island!  It
sounds like a romance, Anne," accused Nancy, who thought she knew
everything about her friend.

Anne laughed.  "I don't wonder you think so.  I just barely remember
father speaking of her.  Read it, Claire!"

Claire had seized the letter and opened it.  "It is signed 'Your loving
aunt.'  Isn't it the most ridiculous mystery?  Why _couldn't_ it have
been something else besides an aunt!"

"Well, I'm awfully afraid it _is_ for me.  We never could _both_ have
aunts on North Hero Island.  Go on, blessed child--I'm prepared for the
worst!"

Claire rose dramatically.


"My dear Niece," she read, adding: "I want you to _know_, Anne, that
she honors you by spelling that with a capital."  "Of later years it
has been a matter of deep regret to me that though the same blood runs
in our veins we are like strangers, and that you have been allowed to
grow to womanhood without knowing the home of your forefathers on this
historic island.  It is for that reason that now, after considerable
debate with my conscience, I am writing to you at your college address
which I have obtained through a chance article in an Albany newspaper
('that was the Senior Play write-up,' interrupted Nancy, excitedly) to
urge you to avail yourself of the earliest opportunity to visit me in
the old home.

"I feel the burden and responsibility of my increasing years, and I
know that soon I will be called to that land where our forefathers have
gone before us.  You are, I believe, my nearest of kin--the family, as
you must know, is dying out and I would have preferred that you had
been a boy--I will tell you frankly that I am considering changing my
will and that upon your visit depends whether or not you will be my
beneficiary.  I would wish to leave the home and my worldly wealth--the
wealth of the past Leavitts, to a Leavitt, but before I can do so to
the satisfaction of my own conscience, I must know that you are a
Leavitt and that you have been brought up with a true knowledge and
respect for what being a Leavitt demands of you,

"I await your reply with anxiety.  Your visit will give me pleasure and
I assure you that you will learn to love the spot on which, for so many
generations, your ancestors have lived."

"Your Loving Aunt,
  "SABRINA LEAVITT."


"Well, I'll be----"  In all her college vocabulary Anne could not find
the word to express her feelings.

"Isn't that rapturous?  A great-aunt and a fortune!  And will you
_please_ tell me why she had to debate with her conscience?" cried
Claire.

Nancy was gleeful over Anne's wrath.

"I'm glad she's yours, Annie darling!  Dad always said the whole world
was _my_ only kin, but I never ran against anyone who wanted to look me
over before she left me a fortune!  Who ever heard of North Hero Island
and where in goodness is it?"

"I remember, now, that her name was awfully queer--Aunt Sa-something or
other, and North Hero Island isn't _utterly_ unknown, Nancy, to the
can't even remember!  I wish it had happened to Lake Champlain.  I saw
it once on a road-map when I was touring last fall with Professor and
Mrs. Scott, and Professor Scott said it was a locality picturesquely
historic--I remember."

Claire turned the letter over and over.

"I think it's all awfully thrilling!  An aunt you can't even remember!
I wish it had happened to me!  It would be something so different.
It's just like a story.  But what a _lot_ she does think of her
forefathers!"

"Well, the Leavitts are a very old family and they are a New England
family, too, although I was born in California," interrupted Anne with
a dignity that would have gladdened the great-aunt's heart.

Nancy was again provoked to merriment.

"Dad always said that the only other Leavitt _he_ knew was a
cow-puncher!  He could lick anyone on the plains."

Anne ignored this.  She was frowning in deep thought.

"The tiresome part is that--if I _don't_ go--if I tell her about going
to Russia--she may write to my guardian!"

All three were struck dumb at the thought.  Anne had not consulted her
guardian before she had impulsively enlisted her services in Madame
Breshkovsky's cause.  Because she was three months past twenty-one,
legally he could not interfere, but being so newly of age she had not
had the courage to meet his protest.  So she had simply written that
she was planning a long trip with friends and would tell him of the
details when they had been completed.  A letter lay now in her desk
which she intended to mail the day before she sailed.  It would be too
late, then, for him to interfere.  If her conscience troubled her a
little about this plan, she told herself that the cause justified her
action.

And now this Aunt Sa-something might upset everything!

"I wish I could remember more about those relatives up there--father
and mother used to laugh whenever they mentioned the old place.  I
always imagined they were dreadfully poor!  She must be a terrible old
lady--you can sort of tell by the tone of her letter.  Oh, dear!"

"What will you do?" echoed Claire, still thinking it a much more
attractive adventure than Russia.

"I have it!" cried Anne.  "_You_ shall go in my place, Nancy!"

"_I_!  I should say not!  Are you stark crazy, Anne Leavitt?"

Anne seized her excitedly by the shoulder.  "You could do it as easy as
anything in the world, Nancy.  She's never laid eyes on me and I know
my father never wrote to her.  You'll only have to go there for three
or four weeks----"

"And pose as a real Leavitt when I'm a Leavitt that just belongs to
Dad!  Well, I won't do it!" replied Nancy, stubbornly.

"Nan-cy, please listen!  You wouldn't have to do or say a thing--she'd
just take it for granted.  And you could always make some excuse to go
away if----"

"If it looked as though I was going to be found out!  Why, it'd be like
living on a volcano.  And I'd be sure to always say the wrong thing!"

"But you could _try_ it," implored Anne.  "It would make everything
simple and you'd be doing _your_ bit, then, for Madame Breshkovsky!
Think of all she told us of the suffering in Russia.  Surely you could
do a little thing now to help!  And if Aunt _did_ like you and left me
her money, it would _really_ be you and we'd give it to the cause!"

"It'd be acting a lie," broke in Nancy.

"Oh, not exactly, Nancy, for you really are Anne Leavitt and, anyway,
it's just as though you were my other half.  Way back I know we are
related.  If you don't love me well enough to help me out now--well,
I'm disappointed.  I'll never forget it!"

Poor Nancy, mindful of the long separation that lay before her and her
friend, cried out in protest.

"Oh, Anne, _don't_ say that!"

Claire, her eyes brilliant with excitement, chimed in:

"Nancy, it's a hope-to-die adventure.  Maybe you could make up no end
of stories and plays out of the things that happen up there!  And,
anyway, you can finish the 'Child' and come to Merrycliffe that much
sooner!"

Claire had advanced the most appealing argument.  North Hero Island
certainly sounded more inspiring than a stuffy flat in Harlem with six
small Finnegans one floor below.  And it was an adventure.  Anne
hastened to take advantage of the yielding she saw in Nancy's face.

"You can stay here with me until I have to go to New York, and we can
look up trains and I can tell you all about my forefathers, though I
really don't know a single thing.  But she won't expect you to
know--don't you remember she wrote that she regretted my being brought
up without knowing the home of my forefathers.  And if you just act as
though you wanted more than anything else in the world to learn all
about the Leavitts, she'll just love it and she'll tell you everything
you _have_ to know!"

"It's the most _thrilling_ romance," sighed Claire, enviously.

"Sounds more to _me_ like a conspiracy, and can't they put people in
jail for doing things like that?" demanded Nancy.

"Oh, Nancy, you're _so_ literal--as if she would, way up there on an
island next to nowhere!  And anyway, think of the boys who perjured
themselves to get into the service.  Wasn't that justified?"

Nancy, being in an unpleasant mood, started to ask what _that_ had to
do with _her_ pretending to be an Anne Leavitt who she wasn't, when Big
Anne went on in a hurt tone:

"Well, we won't talk about it any more!  I'll have to give up going to
Russia and my whole life will be spoiled.  And I _am_ disappointed--I
thought our friendship meant something to you, Nancy."

"_Anne_!  There isn't a _thing_ I wouldn't do for you!  You're next
dearest to Dad.  For you I'll go to--Freedom or any old place.  I'll do
my best to be you to the dot and I'll pay homage to your forefathers
and will ask not a penny of the legacy--if you get it!  It shall all be
for the cause!"

Anne read no irony in her tone.  Her dignity flown, she caught her
friend in a strangling hug.  "Oh, Nancy, you _darling_, will you?  I'll
never forget it!  We'll write to her right away--or you will.  From
this _very_ minute you are Anne Leavitt!"

"I wish I could go, too," put in Claire.  "Perhaps I can coax Barry to
motor up that way."

"Don't you _dare_!" cried Nancy in consternation.  "It would spoil it
all.  I'll write to you every day every thing that happens.  Goodness,
if I'm as scared when I face your Aunt Sa-something as I am right now
when I think about it, she'll know at a glance that I'm just an
everyday Leavitt and not the child of her forefathers!"

"Hark!"  Claire lifted a silencing finger.  "The seniors are singing."

The lines they loved drifted to them.

  "Lift the chorus, speed it onward,
  Loud her praises tell!"


"Let's join them."  Suddenly Claire caught a hand of each.  "_Girls_,
think of it--what it _means_--it's the last time--_it's all over_!"
Her pretty face was tragic.

Big Anne, with a vision of Russia in her heart, set her lips resolutely.

"Don't look _back_--look _ahead_!" she cried, grandly.

But in Nancy's mind as, her arms linked with her chums', she hurried
off to join the other Seniors in their last sing, the troubling
question echoed: "To what?"




CHAPTER II

WEBB

A clatter of departing hoofs, a swirl of dust--and Nancy was left alone
on the hot railroad platform of North Hero.  Her heart had seemed to
fix itself in one painful lump in her throat.  She was so very, very
close to facing her adventure!

"If you please, can you tell me in what way I can reach Freedom?"  Her
faltering voice halted the telegraph operator as he was about to turn
the corner of the station.

"Freedom?  Well, now, old Webb had ought 'a been here for the train.
Isn't often Webb misses seein' the engine come in!  Just you go in and
sit down, Miss, he'll come along," and scarcely had the encouraging
words passed the man's lips than a rickety, three-seated,
canopied-topped wagon, marked "Freedom Stage" turned the corner.

"_Hey_, Webb, here's a lady passenger goin' along with you to Freedom!
And did you think the express would wait fer you?"

Webb and his dusty, rusty and rickety wagon was a welcome sight to poor
Nancy.  It had already seemed to her that her journey was endless and
that Freedom must be in the farthest corner of the world.  For the
first few hours she had been absorbed by her grief at parting with
Anne.  But a night in a funny little hotel in Burlington had given her
time to reflect upon her undertaking and it had assumed terrible
proportions in her eyes.  The courage and confidence she had felt with
her chums, back in the room in the dormitory, deserted her now.

"Goin' to Freedom you say, Miss?" the man Webb asked, a great curiosity
in his eyes.  "Wal, you jes' come along with me!  Had an order for
Tobiases and it set me late, but we'll git thar.  Climb up here, Miss,"
and with a flourishing aside of his reins he made room for her on the
dusty seat he occupied.

Nancy handed him her big bag and climbed easily over the wheel into the
seat he had indicated.  Then with a loud "get-ap" and a flourish of his
whip they rumbled off on the last leg of Nancy's journey.

"Ain't ever been to Freedom before?" he asked as they turned the corner
of the maple-shaded street of the little town, and the horses settled
down into a steady trot.  "Reckon not or old Webb 'ud have known
ye--ain't any folks come and go on this here island thet _I_ don't
know," he added with pride, dropping his reins for a better study of
his passenger.

The air was fragrant with spring odors, the great trees met in a
quivery archway overhead, the meadow lands they passed were richly
green; Nancy's failing spirits began to soar!  She threw a little smile
toward the old man.

"I've never been in Freedom before--though I'm a Leavitt," she ventured.

Her words had the desired effect.  The man straightened with interest.

"Wal, bless me, are ye one o' Miss Sabriny's folks?  And a-goin' to
Happy House when ye ain't ever seen it?"

Nancy nodded.  "I'm Anne Leavitt," she answered carefully.  "And I have
never seen my Aunt Sabrina.  So I have come up from college for a
little visit.  And I think _everything_ is lovely," she finished,
drawing a long breath, "though, goodness knows, I thought I'd never get
here!"

She was uncomfortably conscious that the old man was regarding her with
open concern.

"Funny, no one ain't heard a word about it!  So ye're Miss Sabriny's
great-niece and a-comin' to Happy House from your school fer a visit!"

"Why, yes, why not?"

"Wal, I was jes' thinkin' you'd never _seen_ Happy House.  And I guess
most folks in Freedom's forgotten Miss Sabriny hed any folks
much--count of the trouble!"

"Oh, _what_ trouble, please, Mr. Webb?"

The old man shook his reins vigorously against the horses' backs.

"Webb, you're an old fool--an old, dodderin' fool!  Of course this here
trouble was a long spell ago, Miss, and don't belong to Leavitts young
like you.  I s'pose it want much, anyways, and I guess Miss Sabriny
herself's forgotten it else you wouldn't be a comin' to Happy House!
I'm an old man, missy, and thar ain't been much in Freedom as I don't
know about, but an old un'd ought 'a know 'nough to keep his tongue in
his head.  Only--you come to Webb if anything bothers you and you
needn't call me _Mr_. Webb, either, for though I'm one of Freedom's
leadin' cit-zuns and they'd never be a Memorial Day or any kind of
Fourth of July doin's in Freedom without _me_--nobody calls me Mister
Webb and you jus' come to me----"

Nancy, forgetful now of the pleasant things about her, frowned.

"You're very nice to me, Webb, and I'm glad to have made a friend so
soon!  I think the trouble _has_ been forgotten.  Anyway, I'm only
going to stay a little while."

"And a good thing it'll be fur Miss Milly, too."

"Miss Milly----" asked Nancy.

"It ain't no easy life fur her livin' with Miss Sabriny holdin' the
sword of wrath over her poor head, and there's lots of folks think Miss
Milly'd be a heap happier in the old graveyard than in Happy House,
'lowin' as how both feet are in the grave anyway.  But this ain't no
cheerful talk to hand out to you, Miss, only I cal'late you'll make
Miss Milly a heap happier--shut up the way she is."

"How far are we from Freedom?" asked Nancy, abruptly, thinking as she
did so that, if they were a very long way, she would have an
opportunity to learn from her garrulous friend all she needed to know!

"Two mile from the turn yonder by the oak," the old man answered.

For a few moments both maintained a deep silence.  Nancy, her thoughts
in a tumult, was wondering what question she would ask first--there was
so much she wanted to know--the "trouble," "Miss Milly and the sword of
wrath" or what he meant by "Happy House."  The last post stirred her
curiosity; then, too, it did not seem just nice to pry from this old
man.

"Why do they call the Leavitt place 'Happy House'?"

"Wal, I guess it ain't because it's exactly _happy_, and some sez mebbe
as how it's been a curse!  Folks comes here to Freedom and looks at the
old place and there's somethin' printed about it in a little book they
sell up at Tobiases in Nor' Hero, only I ain't much on the readin'.
B'lindy Guest knows the story by heart, and she can tell you more'n I
can."

"Oh, _please_, Webb, I can't make head or tail out of what you are
saying," laughed Nancy pleadingly.  "Who _called_ it Happy House first?"

"B'lindy sez the book sez that it was the first Anne Leavitt as come to
Nor' Hero called it Happy House and they hed one of these here mantels
made out o' marble over in London and fetched across with the letters
right in it spellin' Happy House!  And she helped fix it up with her
own hands she'd kind o' set such store by the idee, right thar in the
settin' room and the very next day she slipped off sudden like and died
like a poor little flower.  And there ain't been much happiness in
Happy House from them days since!  B'lindy knows the hul story; jes'
'sits written."

"Oh, how _thrilling_!" cried Nancy, breathing very fast.  She had an
uncontrollable desire to halt Webb and the Freedom stage right on the
spot in order to write to Claire Wallace.  But at that moment, around
the turn by the old oak galloped a horse and rider.  Because it was the
first living creature Nancy had seen since leaving North Hero, she was
startled.

"_Hey_ there, Webb," the rider cried, whirling out of the path of the
old wagon.

And Webb called back in cheery greeting: "_Hey_, Pete!"

Through the cloud of dust Nancy had caught a glimpse of a pair of merry
eyes set deep in a face as brown as the dark shirt the man wore.
Turning impulsively in her seat she noticed, with an unexplainable
sense of pleasure, that the bare head of the rider was exceptionally
well shaped and covered with short curly hair.  Then, to her sudden
discomfiture, the rider wheeled directly in the road and pulled his
horse up short.

It was, of course, because he was the first real person she had seen on
this big lonely Island that prompted her to nod ever so slightly in
response to his friendly wave!  Then she turned discreetly back to Webb.

"Who is he?" she asked, in what she tried to make an indifferent tone.

"Peter Hyde an' as nice a young fellar as ever come to Freedom!  Ain't
been here much more'n a week and knows everybody.  He's old man
Judson's hired man and he's goin' to make somethin' of that ten-acre
strip of Judson's some day or my name ain't Cyrenus Webb!"

"_Judson's hired man_!" cried Nancy, chagrined.  What _would_ Anne
think of her--to have recognized, even in the slightest degree, the
impertinence of this fellow!  Her face burned at the thought.

"Seems to have a lot of learnin' but he's awful simple like and a
hustler.  Nobody knows whereabouts he come from--jes' dropped by out of
some advertisement old Judson put in the papers up Burlington way."

"Tell me more about Freedom," broke in Nancy with dignity.  "Is it a
very old place?"

"Wal, it's jest as old as this Island, though I ain't much on readin'
or dates.  Folks on Nor' Hero's pretty proud of the hul Island and
B'lindy sez as how it's printed that folks settled here long 'fore
anyone, exceptin' the Indians, ever heard of Manhattan Island whar New
York is.  Used to be French first round here but they didn't stay long,
and then the English come down 'fore the Revolution and the Leavitts
with them, I guess.  This here Island's named fur Ethan Allen, you
know, and folks sez old Jonathan, thet works up at Happy House, is a
connection of his.  All the folks round here's related some way or
other to them pi'neers and I guess if we hed to put up a fight now we'd
do it jest as brave as them Green Mountain Boys!  The old smithy's been
standin' on the four corners for nigh onto one hundred years and the
meetin' house facin' the commons, B'lindy sez, is older than the
smithy.  And up the Leavitt road thar's a tablet these here Daughters
of somethin' or other from Montpelier put up for some pi'neers that
died fightin' the Indians while their women folks set off in boats for
the mainland.  I heard B'lindy tell that at the last social down at the
meetin' house.  I cal'late some of them pi'neers were Leavitts, at
that, fur it want long before that the pretty lady came who hed the
name built in the mantel.  B'lindy knows--she can tell jes' what day
the pretty lady come and the very room she died in.  B'lindy was born
in the old house and she and Miss Sabriny growed up like sisters though
B'lindy's a good sight younger and spryer like than Miss Sabriny!"

From the warmth of his tone Nancy guessed that there was a weak spot in
Webb's heart for B'lindy.

"Tell me more about B'lindy," she asked, softly.

"Wal, if you jus' take a bit of advice from an old man you be _purty_
nice to B'lindy!  Folks sez that Miss Sabriny's high and mightier than
the worst Leavitt, and they're a mighty proud lot, but I jus' got a
notion that the only person who runs Miss Sabriny is B'lindy and I sort
o' think she runs the hul of Happy House!  And now here I am a
gossipin' so with a pretty passenger that I clean furgot to leave off
that chicken wire for Jenkins.  _Whoa_, there, whoa, I say!"

Nancy guessed that the cluster of housetops she glimpsed ahead, almost
hidden by the great elms and maples, was Freedom.  She stared at them
reflectively.  Through Webb she seemed suddenly to feel that she had
known the little tragedies and joys of Freedom all her life.  She was
not a bit afraid now to meet Aunt Sabrina or this Miss Milly or
B'lindy.  And she was eager to see the old, old house and the spot
where Leavitts had been massacred as they protected their women!  After
all, it was going to be very pleasant--this playing at being one of the
old Leavitts!  She wished Webb would hurry.

When Farmer Jenkins followed Webb to the wheel of the wagon, Nancy knew
that Webb had lingered to tell of her coming.  She met the farmer's
open stare with a pleasant little smile so that, an hour later, he
"opined" to the thin, bent-shouldered woman who shared his name and
labors, that "if that young gal wouldn't set things stirrin' pretty
lively up at Happy House, he'd miss his guess!"

As they approached the outlying houses of the village Webb assumed an
important air.  "This here's Freedom, Missy, and I'm proud to do the
honors for Miss Sabriny's niece!  It's not big as places go but its
record can't be beat sence Ethan Allen's day.  Webb knows, fer I
marched away with the boys in blue back in '61, though I was a
bare-footed youngster, long 'bout fourteen, and couldn't do nothin'
more useful than beat a drum.  And thar's our service flag, Missy, and
every last one of the six of 'em's come through hul--thanks be to God!
And thar's the hotel by the post-office and cross here's the school
house which I helped build the winter they wa'n't no call fur the
stage.  This is the Common and thet's the meetin' house, as anyone
could see, fur it ain't a line different from the meetin' houses over
at Bend and Cliffsdale and Nor' Hero and all over Vermont, I guess.
Funny how they never wanted only one kind o' meetin' houses!  And
here's the old smithy lookin' like it was older than B'lindy 'lowed,
and here's whar we turn to go up the Leavitt road.  Seein' how you're
sort of a special passenger I'll go right along up to Happy House,
though it ain't my custum!"

Nancy was tremendously excited.  She stared to right and left at the
little old frame and stone houses set squarely in grass-grown yards
flanked by flowerbeds, all abloom, and each wearing, because of tightly
closed blinds, an appearance of utter desertion.  On the wooden "stoop"
of the place Webb had dignified by calling a "hotel" were lounging a
few men who had scarcely stirred when Webb in salutation had flourished
his whip at them.  The Commons, hot in the June sun, was deserted save
for a few chickens pecking around in the long grass.  The green
shutters of the meeting house were tightly closed, too.  From the
gaping door of the smithy came not a sound.  Even the great branches of
the trees scarcely stirred.  Over everything brooded a peaceful quiet.

"Oh, how delicious," thought Nancy.  "How very, very old everything is.
_How_ I shall love it!"  She leaned forward to catch a first glimpse of
Happy House.

"Back by the smithy thar's old Dan'l Hopworth's place.  Shame to have
it on Miss Sabriny's road only I 'low most as long as the Leavitts been
here thar's been some of the no-good Hopworths!  Poor old Dan'l's 'bout
as shiftless as any o' them, B'lindy sez, and his grandchillern ain't
any better.  And that thar leads down to old man Judson's.  His ten
acre piece runs right up to Miss Sabriny's.  And _thar's_ Happy House."

Through the giant elms Nancy caught her first glimpse of the vine
covered old stone walls.  Her first feeling was of disappointment; in
the square lines of the house there was little claim to beauty.  But
its ugliness was softened by the wonderful trees that arched over its
roof; the gray of its walls and the tightly blinded windows gave a
stirring hint of mystery.

The door, built squarely in the middle of the house, opened almost
directly upon a stone-flagged path that led in a straight line to the
road.  There was something sternly formidable about it; Nancy, staring
at it with a rapidly beating heart, wondered, when it opened, what
might lie in store for her beyond it!

Webb, with much ado, was swinging her big bag over the wheel.

"Wal, we're makin' history, I guess, with another little Anne Leavitt
comin' to Happy House!  Them horses'll stand and I'll jus' carry this
bag up fer you.  Come along, Missy, and remember what Webb tells ye--ye
make up to B'lindy!"

Nancy followed him up the path to the door.  To herself she was
whispering, over the quaking of her heart:

"Well, good-by Nancy Leavitt--you're _Anne_ now and don't you forget it
for one single minute!"




CHAPTER III

HAPPY HOUSE

In the long, dim, high-ceilinged hall of Happy House Nancy felt very
small and very much afraid.  Though Miss Sabrina was standing very
close to her it seemed as though her voice came from a long way off.
It was a cold voice, and although Miss Sabrina was without doubt trying
to be gracious, there was no warmth in her greeting.  She was very
tall, with a long Roman nose that gave her entire appearance a
forbidding look.

Following her, Nancy stumbled up the long stairs and down an upper hall
to a door where Miss Sabrina stopped.

"This is the guest room," she explained, as she opened the door.

Someone had opened one of the blinds so here there was more light.
Nancy, looking about, thought that it was the most dreadfully tidy room
she had ever seen.  It had a starched look--the heavy lace curtains at
the window were so stiff that they could have stood quite alone without
pole or ring; the stiff-backed cushioned chairs were covered with stiff
linen "tidies," edged with stiff lace; the bureau and washstand were
likewise protected and a newly starched and ruffled strip, of a sister
pattern, protected the wall behind the bowl.

"I think you'll find it comfortable--here.  There is a pleasant land
breeze at night and it is quiet," Miss Sabrina was saying.

"_Quiet_!" thought Nancy.  Was there any noise anywhere on the whole
Island?  She gave herself a little mental shake.  She must say
_something_ to this very tall, very stately woman--she was
uncomfortably conscious that a pair of cold gray eyes was closely
scrutinizing her.

"Oh, I shall love it," she cried with an enthusiasm she did not feel.
"And it is so nice in you--to want me!"

The gray eyes kindled for a moment.

"I wanted you to know us--and to know Happy House.  In spite of all
that has happened you _are_ a Leavitt and I felt that it was wrong that
you should have grown up to womanhood out of touch with the traditions
of your forefathers.  We are one of the oldest families on this
Island--Leavitts have always been foremost in making the history of the
state from the days when they fought side by side with Ethan Allen.
Any one of them would have laid down his life for the honor of his name
and his country.  You will want to wash, Anne--the roads are dusty.
And no family in all Vermont is held in higher esteem than the Leavitts
since the first Leavitt came down from Montreal and settled here in the
wilderness.  Put on a cooler dress, if you wish, and then come down to
the dining-room.  We always eat dinner at twelve-thirty, but B'lindy
has kept something warm.  Yes, if you are a true Leavitt you will soon
grow to revere the family pride and honor for which we Leavitts live!"
And with stately steps, as measured as her words, Miss Sabrina withdrew
from the room.

"_Whe-w_!  Can you just _beat_ it!" Nancy flung at the closed door.
She turned a complete circle, taking in with one sweeping glance the
heavy walnut furniture, dark and uninviting against the ugly wallpaper
and the equally ugly though spotlessly clean carpet; then threw out
both hands despairingly.

"Well, Nancy, you _are_ in for it--forefathers and everything--family
pride and honor!" she finished with a groan.  "So be a sport!"  And
taking herself thus sternly in hand she went to the wash bowl and fell
to scrubbing off the dust as Miss Sabrina had bidden her.

The clean, cool water and a change of dress restored her confidence.
At least Aunt Sabrina had accepted her without a question--_that_
ordeal was over.  Everything would go easier now.  As she opened the
door there came up from below a tempting smell of hot food--Nancy
suddenly remembered that she had not eaten a crumb since her hasty,
early breakfast in Burlington.

The dining-room was as dim and cool as the rest of the house and as
quiet.  Miss Sabrina herself placed a steaming omelette at Nancy's
place.  Then she sat down stiffly at the other end of the table.  The
omelette was very good; Nancy relished, too, eating it from a plate of
rare old blue and white china; her quick eyes took in with one
appraising glance the beautiful lines of the old mohogany highboy and
the spindle-legged chairs which one of the "forefathers" must have
brought over from England, years and years ago.

"The meat pie was cold so B'lindy beat up an omelette," Miss Sabrina
was saying.  "I guess you must be hungry, Anne."

And then, because there had been the slightest tremble in the older
woman's voice Nancy realized, in a flash, that Miss Sabrina was as
nervous as she!  Of course she had dreaded the coming of this strange
grand-niece whom she had invited to Happy House merely from her sense
of duty to Leavitt traditions.  In her relief Nancy wanted more than
anything to laugh loudly--instead she flashed a warm smile and said
coaxingly:

"I wish you'd call me Nancy!  Everyone does and it sounds--oh, jollier."

But Miss Sabrina's long face grew longer.  She shook her head
disapprovingly.  "We've never called Anne Leavitts anything but Anne
since the first one and I guess in every generation there's been _one_
Anne Leavitt!  My mother gave the name to an older sister who died when
she was a baby.  My own name is Sabrina Anne.  Eat the strawberries!
Jonathan says they're the last from the garden."

Rebuked Nancy bent her head over the fruit.  "I am ashamed to know so
little--of my family!  You will forgive me, won't you, when I seem
ignorant?  I _do_ want to learn."  And she said this with all her
heart, for unless she could either get Aunt Sabrina quickly away from
the beloved subject of family or learn something about them, she was
sure to make some dreadful blunder.

Making little patterns on the tablecloth with the end of one thin
finger, Miss Sabrina cleared her throat twice, as though she wanted to
say something and found it difficult to speak.  Her eyes, as she
levelled them upon Nancy, turned steely gray with cold little glints in
their depths.

"As I wrote to you, I believe, I struggled--for a long time--with my
conscience before I took the unwarranted step of inviting you to Happy
House.  Now I must make one command.  Never, while you are here, are
you to mention the name of your father or grandfather--and I likewise
will refrain from so doing!"  She stood up stiffly as she finished her
singular words.

Nancy had lifted a round strawberry to her lips.  She was so startled
that the hand that guided it dropped suddenly and the berry rolled over
the cloth, leaving a tiny red trail across the white surface.

Was there ever anything in the world as strange as this?  Why shouldn't
she mention Anne's father or her grandfather?  To be sure, as all she
knew about them was the little Anne had told her during the last two
weeks, she was not likely to want to say much about them--nevertheless
she was immensely curious.  Why _should_ Miss Sabrina make such a
singular command and _why_ should she be so agitated?

Nancy knew she must say something in reply.  "I--I'll be glad to do
just--what you want me to do!" she stammered.  "I just want to--make
you like me--if I can."

Nancy said this so humbly and so sincerely that it won a smile from
Miss Sabrina.  Nancy did not know, of course, that the old woman had
been trying hungrily to find something in Nancy's face that was "like a
Leavitt!"  And as Nancy had spoken she had suddenly seen an expression
cross the young face that, she said to herself, was "all Leavitt!"  So
her voice was more kindly and she laid an affectionate hand upon the
girl's shoulder.

"I am sure I shall grow very fond of you, my dear.  Now I must leave
you to amuse yourself--this is my rest hour.  Make yourself at home and
go about as you please!"

Nancy did not move until the last sound of her aunt's footstep died
away.  A door shut, then the house was perfectly still.  She drew a
long, quivery breath.

"Thank goodness--she _does_ have to rest!  Nancy Leavitt, how are you
ever going to stand all that pomposity--for days and days.  Wouldn't it
be _funny_ if I took to talking to myself in this dreadful stillness?
Happy House--_Happy_, indeed."

It was not at all difficult for Nancy to know what each room, opening
from the long hall, was or what it looked like.  The parlor opened from
one side, the sitting-room from the other; the dining-room was behind
the sitting-room and the kitchen in a wing beyond that.  The parlor
with its old mahogany and walnut furniture, its faded pictures and ugly
carpeting was, of course, just like the sitting-room, except that, to
give it more of a homey air, in the sitting-room there were some waxed
flowers under a glass, a huge old Bible on the marble-topped table, a
bunch of peacock feathers in a corner and crocheted tidies on the
horsehair chairs--and the old mantel that had come from England, Webb
had said, was in the "sittin'-room."

She tip-toed through the hall and opened the door on the right.
Accustomed now to the prevailing dimness, her eyes swept immediately to
the old fireplace.  The marble mantel stood out in all its purity
against the dark wall; age had given a mellow lustre to its glossy
surface.  Nancy, remembering Webb's story about that Anne Leavitt who,
ages ago had placed it there, went to it and touched it reverently.
"H-a-p-p-y H-o-u-s-e," she spelled softly, her finger tracing the
letters graven into the marble.  Doubtless it had come across the sea
on one of those slow-sailing ships of long ago--that other Anne Leavitt
had waited impatiently months and months for it!

Had that Anne Leavitt, like poor old Aunt Sabrina, worried and fussed
over Leavitt traditions?  Of course not--she had _made_ them.

A curiosity seized Nancy to find B'lindy.  Webb had said she knew
everything.  She must be somewhere beyond that last closed door in the
long hallway--the omelette had come from that direction.

Under Nancy's pressure the door opened into a pantry and beyond, in a
big, sunny kitchen, shiny in its spotlessness, stood B'lindy before a
table, putting the last touches to a pie.  She turned at the sound of
Nancy's step.  Nancy paused in the doorway.

"May I come in?" she asked.  "Are you B'lindy?"  She imitated Webb's
abbreviation.

"Yes," the woman at the table answered shortly.  "And you're the
niece."  She gave Nancy a long, steady look.  "Ain't a bit like a
Leavitt's I can see!  Miss Sabriny would have you come, I hope you'll
like it."

"The hateful creature," thought Nancy.  Why couldn't _some one_ in
Happy House act natural and kind and jolly?

Like Miss Sabrina, B'lindy was tall and almost as old; her forbidding
manner came not from a Roman nose but from heavy brows that frowned
down over deep-set eyes--eyes that pierced in their keenness.  Like
Miss Sabrina she had a certain dignity, too, which seemed to set her
apart from her fellow creatures--the result, no doubt, as Nancy
thought, of having been born in the Leavitt household.

"Of course I'm going to love it.  It's so--so quiet!  And that omelette
you made me was delicious.  I was dreadfully hungry.  And oh, there is
so much I want to know about Happy House.  Webb told me--coming
here--that you knew everything.  I've just gone in and looked at the
old fireplace.  Tell me all about that Anne Leavitt."

Nancy's coaxing tone covered the fire that was within her heart.  To
herself she was saying: "The old iceberg--I'll thaw her out now or
never!"

B'lindy set her pie down; her voice warmed a little.  She rested her
hands on her hips and assumed what Webb would have called her "speakin'
air."

"Well, now, if it's _pryin'_ B'lindy Guest don't know nothin', but if
it's hist'ry--Webb's just about right.  Justin Leavitt brought Anne
Leavitt down from Montreal 'slong ago as 1740, when there was first a
settlement up to Isle la Motte.  He bought most this whole Island, I
guess, from the Indians and when they wanted a home Anne Leavitt laid
her finger on this very spot we're sittin' on.  Justin built the house
out of the stone they dug from the Island itself.  And she planned that
there mantel--just set her heart on it and it seems how a Leavitt could
have anything--anyways they hed it made in England and brought over
here jest's she planned with Happy House spelled on it all carved like
'tis now.  And she helped put it up with her own little hands.  The
house's been changed a lot sence but no one's ever touched that mantel!"

"And then she died," put in Nancy, breathlessly.

"Yes--she was just nothin' more'n a child and delicate at that and
wa'n't built to stand them pi'neer hardships, hidin' from the Indians
and eatin' corn and roots and the like when she was used to food as
good as the king's, for noble blood she had--the book over at North
Hero says so!  She just seemed to live 'til that there mantel come and
she saw it with her very own eyes.  She was brave as any man and she
hung on spite of everything 'til she'd got that done and then jest 'sif
she was tuckered out she laid down and died!"

"In what room, B'lindy?"

"What's now the guest room--so the book says."  B'lindy ignored Nancy's
stifled, "Oh, goodness me!"  "That next year the Indians attacked all
the settlers and Justin Leavitt and his brother Remembrance was killed
along with a half-dozen other pi'neers beatin' back the red men while
Robert's wife and the other women folk escaped in an open boat across
the lake and Robert's wife hid little Justin under her cape.  Then
Happy House was empty 'til little Justin growed up and came back."

"And had the Indians gone then?"

"No, but they were friendly like and a good thing it was for they'd
never been worse en'mies than the Yorkers was then.  I guess Ethan
Allen, and his Green Mountain Boys slept right here many a time, for
there wasn't much they did fightin' the Yorkers without consultin' a
Leavitt!  But here I am rattlin' on and the oven waitin' for them pies."

"Oh, B'lindy--it's like a wonderful story!  Will you show me the book
that tells all about it?  I'm so glad my name is Anne, too.  If you're
busy I'll run out and look at the garden--and find Jonathan.  Webb told
me about him, too."

Nancy's spirits were soaring; instinctively she felt that she had won
B'lindy!  It was a good beginning.  She opened the great oak door and
stepped out upon the path.  At one time the grounds of Happy House must
have been pretentious--they were quaintly beautiful now in their age
and half-neglect.  Flowering perennials had crept out from their old
beds and had spread unchecked around among the giant trunks of the
trees so that from hedge to hedge there was a riot of color.

Among the gay blossoms Nancy picked her way, skirting the walls of the
house to discover what might lie beyond.  In the back she found
Jonathan pottering among some raspberry bushes that bordered the
flagged walk.  He was very bent and very old and very wrinkled; his
eyes twitched and blinked as he lifted his head to look at her.

"Good afternoon!  I am Anne Leavitt," Nancy called blithely.  He was
such a perfect part of the old, old garden that she loved him on the
spot.

"Wal, wal--little Anne Leavitt," and he nodded and blinked at her.

"I wish you'd call me Nancy," Nancy ventured.  "Everyone does, and I
don't seem nearly big enough to be Anne.  I love your flowers and oh,
what a lot of berries you are going to have!"

The old man straightened his shoulders--at least he tried to!  His
flowers were his children.

"In my younger days this here garden was the show of the Island," he
answered proudly.  "Folks come from all round to look at it!
Thirty-two kinds of posies and that want countin' the hollyhocks that
grew like trees--taller'n I am.  And vines and berries and vegetables.
But I can't work like I used to, and Miss Sabriny don't like anyone but
me to touch things.  So things have to go abit.  Miss Nancy, huh!  Ye
_are_ a little thing."  But his smile was kindly.  "And I hope ye bring
some sunshine to Happy House."

Suddenly Nancy exclaimed: "Oh--the lake!  I didn't realize how close we
were to it."

Beyond the raspberry patch and the kitchen garden stretched an old
orchard.  Through the trees Nancy had glimpsed the sapphire blue of
Lake Champlain.

"Is that orchard ours?" she asked Jonathan.

"That it is.  I helped my father plant those thar trees myself and
they're the best bearin' on the hul of Nor' Hero!"

Nancy stood irresolute.  She wanted to explore further--to run out
among the apple trees to the very cliff of the lake.  But she was
bursting to write to Claire--there was already so much to tell her.

So with one long, lingering look she retraced her steps back to the
house.  As she passed slowly under the trees she was startled by the
movement of a single slat in one of the upstairs blinds.  And
instinctively she knew that an eye peeped at her from behind it.

Miss Milly--it must, of course, be the "poor Miss Milly" of whom Webb
had spoken!

Nancy closed the front door softly behind her that it might not disturb
Miss Sabrina's hour of rest.  Then she tiptoed up the long stairway.
It took but a moment's calculating to decide which door led to the room
where the blind had opened.  She stopped before it and tapped gently
with one knuckle.

"Come in," a voice answered.

Opening the door, Nancy walked into a room the counterpart of her own,
except that a couch was drawn before the blinded windows.  And against
it half-lay a frail little woman with snow-white hair and tired eyes,
shadowing a face that still held a trace of youth.

As Nancy hesitated on the threshold a voice singularly sweet called to
her:

"Come in, my dear!  I am your Aunt Milly."




CHAPTER IV

AUNT MILLY

"So this is Anne Leavitt!"

But Aunt Milly did not say it at all like Aunt Sabrina, or even
crisply, like B'lindy's "so _you're_ the niece," but with a warm,
little trill in her voice that made Nancy feel as though she was very,
very glad to have her there!

Two frail little hands caught Nancy's and squeezed them in such a human
way that Nancy leaned over impulsively and kissed Miss Milly on her
cheek.

"I am so very glad to know you."  Aunt Milly dashed a tear away from
her cheek.  "I've counted the hours--after Sabrina told me you were
coming.  To-day I lay here listening for Webb and then must have fallen
asleep, so that when you really came I didn't know it.  Wasn't that
silly?  Sit right down, dear--no, not in that old chair, it's so
uncomfortable--pull up that rocker.  Let me get a good look at you!"

Nancy did not even dread Miss Milly's "good look"--she was so
delightfully human!  She pulled the rocker close to the lounge and
stretched out in it with a happy little sigh.

"I thought _I'd_ never get here!  It seems as though this is way off in
the corner of the world.  And I'm just tired enough to find the--the
_quiet_ downright restful."

Aunt Milly laughed.  "I've been worrying over the 'quiet.'  It's so
dreadfully quiet here--for young folks.  I was afraid it would make you
homesick.  Now tell me all about your trip and your Commencement.  I've
been going over in my mind just what your Commencement must have been
like--ever since Sabrina told me we had a niece who was a Senior in
college.  It must be wonderful!" she finished, with just the tiniest
bit of a sigh.

Suddenly Nancy realized that here was someone hungry to know all that
was going on in the world outside of North Hero--not the world of men
and women, but her girl's world--that world that had ended Commencement
Day.  She told a few little things about Senior Week, then, a little
homesick for all that had just been left behind, she rattled off one
recollection after another with an enthusiasm that kindled an answering
fire in Miss Milly's eyes.

"I can't _bear_ to think it's all over--except that life itself is one
grand adventure and probably, after a little, I'll look back on the
school days and think how empty they were of--real things!"  Then
Nancy, looking down at the frail white hand that clasped her own,
thought with a sort of shock that life was scarcely an adventure for
poor Miss Milly.  But Miss Milly answered contentedly.  "I love to hear
all about it.  I'm glad you had it, my dear.  I hope you'll come in and
talk with me often--it's like sunshine hearing your young voice!"

"Oh, I shall _like_ to.  You won't think I'm dreadful, will you, if I
tell you that Aunt Sabrina frightens me awfully and so does
B'lindy--just a little.  But you don't seem a bit like them."

Miss Milly laughed outright--a laugh that had a silver tinkle in it.
"No, I suppose I'm not--a bit like them."

"So when I'm so frightened I don't know what to do I shall come
straight to you.  And, please, Aunt Milly, will _you_ call me Nancy?
No one has ever called me anything but that and it makes me feel--like
someone else--when they call me Anne.  Aunt Sabrina was horrified when
I asked her."

"Yes--she would be!  Of course I shall call you Nancy--or anything that
you wish!  I can't be much company for you, dear, tied to this couch,
but you can bring a great deal of happiness to me."

A wistful gleam in Aunt Milly's eyes made Nancy lean over and kiss her
again.  At that moment the door opened and Aunt Sabrina walked in.
Then it seemed to Nancy as though a shadow crossed Miss Milly's face.
The glow in her eyes died completely.  She seemed to shrink back among
the cushions.

"Oh, you have met our niece," Aunt Sabrina said in her cold voice and
with no curiosity as to how it had happened.

Nancy looked at Aunt Milly and Aunt Milly's glance seemed to say:
"Please don't tell her I peeked through the blinds."  Aloud she
answered meekly: "I told her we were glad she had come!"

Aunt Sabrina nodded as though to approve such action.  Her eyes turned
around the room.

"Is there anything you want done?  B'lindy's washed the other covers
for your cushions, but they aren't dry enough to iron.  The color
didn't run a bit--they'll be more sensible than those white ones, for
they won't be needing washing all the time, and B'lindy has enough to
do!"

"Oh, yes, they'll be more sensible," Miss Milly agreed wearily.  "No, I
don't want anything."

There were two or three moments of silence.  Aunt Sabrina went about
the room straightening a picture here, a "tidy" there.  Nancy watched
her with angry eyes--what _was_ there about her that had killed that
precious glow in poor little Miss Milly?

She rose abruptly.  "May I go to my room?  I want to write a letter."
Miss Sabrina said, "Why, of course, Anne," and Miss Milly flashed a
little ghost of a smile that entreated: "You see what life is like for
me, so please, _please_ come again."

Upon Nancy's face, as she closed her own door behind her, was a mixture
of relief, indignation and apprehension.  And a little of each of these
emotions crept into the lines of the letter that--to give vent to all
that was bursting within her--she dashed off to Claire.

"---- You'd just better believe that if I had that precious darling,
Anne Leavitt, back in our beloved tower room I'd tell her that all the
fortunes in the world and all the suffering Russians wouldn't hire me
to spend one more day with her 'family.'

"And yet, Claire, darling, it's so _dreadful_ that it's funny.  I just
wonder that I haven't been scared _pink!_  Can you picture your little
Nancy surrounded by mahogany, so old that it fairly screams at you,
that it was brought over on the _Mayflower_ and walls as high as the
Library tower (please subtract poetical license) and just oodles of
Leavitt traditions--though I'll admit, just being a plain human mortal,
I don't know yet quite _what_ the Leavitt traditions are, but believe
me, I expect to, very soon, for Aunt Sabrina talks of nothing else!

"Of course, sweet child, you can't make head or tail to all my
jibberish, so I'll write lucid English now.  The Island is wonderfully
beautiful, everything about it seems different from any other part of
the world--the trees are bigger and the grass is greener and every now
and then you catch a glimpse of Lake Champlain as blue as Anne's
sapphire ring and hazy purple mountains beyond.  And the whole place is
brimming with all kinds of historical stories.

"They call this house Happy House.  It was named that by the first Anne
Leavitt, and she had a mantel made in England with the letters carved
on it, and the day after it was put up she died in the very room I'm
writing in!  Isn't that tragic and exciting?  I can't make a story out
of that, though, for it's been all written up in a book they sell at
North Hero.

"The house is big and built of stone that was quarried on the Island,
and it's all covered with vines and is beautiful--outside.  It has
trees all around it that meet overhead like a canopy, and instead of a
regular garden in beds the ground's all covered with tiger lilies and
Sweet William and phlox and lots of flowers I don't know the name of,
that look as though they'd spilled out over their gardens and grew
everywhere.  And there's a darling old gardener who is a descendant of
Ethan Allen.

"In fact, everyone I've seen is old and, Webb said, is descended from
'somebody or other.'

"But the inside of the house--oh, horrors!  I don't believe a ray of
sunshine has gotten into it since the year one, and if it did, it would
be shut out mighty fast.  Dad would go wild with delight over the old
furniture, and the dishes are beautiful, but the wallpaper looks like
green lobsters crawling all around, and you walk on brown-red roses as
big as cabbages.  Does it torture my artistic soul?  Oh, ye gods!  And
my own room!  No wonder that other Anne Leavitt died!  I never saw so
many tidies in my life--I shall never draw a happy breath among them.
Oh, I can shut my eyes, right now and see the dear old tower room--you
sitting in the middle of the bed (unmade, of course), playing your uke,
Anne digging at her French Four on the window seat along with the fudge
dishes which I forgot to wash, and a week's muss all around us.  Oh,
Claire, _weren't_ we happy, though?  And to think it's all over.

"Aunt Sabrina is very handsome and very Leavitty.  I think Anne, in her
manner, when we've done something she doesn't approve of, is like her
Aunt Sabrina.  She's very tall and parts her hair straight in the
middle and has the longest, straightest nose and a way of talking to
you that makes you feel like an atom.  B'lindy, who is the
woman-of-all-work around Happy House, but Somebody, just you believe,
is very much like Aunt Sabrina and looks at you as if she could see the
littlest thought way back in your mind.  And, of course, with me acting
a part and feeling as guilty as can be, you can imagine that I don't
enjoy B'lindy's searching glance!  However, I asked her some questions
about the Leavitts and it warmed her up a little.

"But there is an Aunt Milly that Anne didn't seem to know about and,
Claire, _she_ is human--the dearest, sweetest, prettiest, timidest
little thing.  You can't tell, looking at her, whether she is old or
not, but being my great-aunt--or Anne's--I suppose she is.  But she is
an invalid and evidently can't walk.  There's something about her that
makes you feel dreadfully sorry for her and like taking care of her,
and I sort of imagine that for some reason or other Aunt Sabrina treats
her horridly.  When Aunt Sabrina comes into the room, poor Aunt Milly
acts scared to death.

"Just how I'll come out of it all I can't guess.  I've got to keep my
head and see the thing through for Anne's sake.  But--so far--I don't
like it a bit.  It was easy enough planning it all with Anne back in
college, but somehow, now that I'm here, I feel so underhanded,
deceiving these people.  And Miss Sabrina talks so much about the
Leavitt honor that it makes me feel like thirty cents.  There is a lot
of mystery about the place, but I feel as though I had no right to try
and find it out, though I'll admit I'm dreadfully curious.  I rode over
from North Hero with the funniest old man--his name is Webb and he said
he was one of Freedom's 'first citizens.'  Modest--yes.  Well, with a
very little encouragement he would have poured out the entire Leavitt
history, only it didn't seem nice to let him talk.  But he spoke about
a 'Leavitt trouble,' and he said something about Miss Milly being
'happier in the grave.'  Isn't that interesting?  And the very
strangest thing of all is that Aunt Sabrina has forbidden me to ever
_mention_ my father--or Anne's father and grandfather!  Of course Anne
will want to know all about it, and maybe it is my duty to find out
why!  Anyway, if the chance comes to me, well, I won't shut my ears.

"Speaking of Webb and riding over from North Hero, Claire, I did the
most dreadful thing, and if I tell you, you must swear that you won't
ever tell Anne, though goodness knows when either of us will see dear
old Anne again.  We'd driven along for miles and hadn't seen a
soul--even the cows in the pastures weren't moving--when suddenly,
around a corner, dashed a man on horseback.  He went by us like a
flash, but I could tell even with all the dust, that he rode well and
was very handsome and sort of different from--well, Webb, and the
people you'd _expect_ to see on North Hero Island.  I was curious--you
know, I always am--and I turned around.  And what do you think he
did--he wheeled that horse around and stopped dead still to stare at
us, and caught me turning, of course, though I was just curious because
he seemed different.  And that isn't all--he had the nerve to wave his
hand and here's the confession!  _I nodded back to him!_  I always am
so impulsive and it seemed so good to see someone that was young.  And
he did have the grandest eyes even through the dust.  But here's the
worst--I asked Webb who he was, and Webb said he was '_Judson's hired
man!_'  Oh, Claire, what would Anne have said!

"Well, of course, the fellow had his nerve, and if I ever see him again
I shall show him his place and make him understand that I am a
dignified, unapproachable young person.

"Oh, Claire, dearest, I wish I was with you at Merrycliffe.  You don't
know how lucky you are to have a jolly home and a jolly mother who
knows how to love!  That's the trouble here--they act as though it was
a crime to show a spark of affection.  Aunt Milly comes the nearest to
it, but I don't believe the others _know_ what love is.

"Write to me often, for it will help keep up my courage, and I will
keep you posted as to all that happens to poor me--especially about the
hired man.  I can't wait to see him.

"Once your happy and now your perfectly miserable used-to-be Nancy.

"To be known for the present as,

"ANNE LEAVITT."




CHAPTER V

BIRD'S-NEST

"Joshua Leavitt was Justin's son and he married Abigail Clark over at
Isle Le Motte, and they had three sons, Joshua and John and Jacob, all
upright, settled young men.  Let me see, it was either John or Jacob
was killed in the war of 1812, wasn't it, B'lindy?"

Nancy's mind was working faster than the knitting needles in her
fingers.  For three days now she had sat very close to Aunt Sabrina,
learning "all about the Leavitts."

"It's lucky I have a good head for history," she said to herself,
nodding to show Aunt Sabrina that she was deeply interested in these
Joshuas and Johns and Jacobs.  "If I'm here long enough she _may_ get
down to the present generation!  Joshua--John--Jacob," she repeated
softly.

"Dear me, where _is_ B'lindy?  My memory isn't as good as it used to
be.  I'm growing to be an old woman.  But the Bible in there tells how
either John or Jacob fell at Fort Niagara.  The Leavitts have always
been brave men--and men of honor!"

At this point Nancy, quite involuntarily, dropped a stitch.  The sudden
color that flushed her cheeks escaped Aunt Sabrina's notice, for
B'lindy's voice came suddenly through the open door.

"Miss Sabriny, if Jon'than don't get that cornstarch from Eaton's there
won't be no cornstarch puddin' for dinner.  He's worse than no good
round the house and a body takes more steps huntin' him than doin' all
his chores for him!"

Nancy sprang to her feet.  "Oh, _please_ let me find him!  I--I'd love
to walk around a bit, too.  I'll speak very sternly, B'lindy--you just
see if he doesn't go at once!"  Tossing her red wool into the cushion
of the old rocker she had been occupying, Nancy was off before the
astonished B'lindy or Aunt Sabrina could utter a protest.

She found Jonathan at his everlasting digging.  Nancy shook him
playfully by the arm.  Jonathan could not guess that her eyes were
bright because, for a few moments at least, she had escaped from the
oppressiveness of Aunt Sabrina and her ancestors; his old heart warmed
to her infectious smile.

"B'lindy's as cross as can _be_!  She must have the cornstarch at
_once_!  I hate cornstarch pudding worse than poison, but you must
hurry as fast as you can, and _please_ go by the lilac side of the
house, because Miss Sabrina is sitting over on the hollyhock porch
talking ancestors and I want her to think that it's taking me forever
to find you!"

"Cornstarch!  Bless my boots!"  A hundred wrinkles crossed the weather
beaten old face.  "I'll go off to Eaton's fast's ever I can, Missy."

"Nice Jonathan," and picking a posy, Nancy stuck it into the buttonhole
of the gardener's sweater.  "And _I'm_ going fast's ever I can,
straight out to the lake."

With a wave of her hand she flew down the path through the row of old
apple trees.  She wanted to shout and to sing, but as that might
startle the entire island, she indulged in a joyous handspring instead!

"Of course, Anne, darling, if _you_ could see me you'd look
shocked--you'd say, 'Nancy Leavitt, when _are_ you going to grow up!'
But, Annie, if growing up and up and up is going to be to grow like
your Aunt Sabrina, sitting all the day long dwelling on the glories
that are past and gone--never--never--_never_!"  The girl flung her
arms out toward the blue waters of the lake.  "If I had a wish I'd wish
that I could swim straight out across you--to those purple
mountains--over there!"

It was very still in the orchard; cool, too, for the hot June sun only
penetrated in spots the outspreading branches of the old trees.
Gradually the tumult of longing in Nancy's mind quieted; a sense of
delicious quiet inspired her.

"It's heavenly here--just as though I was all alone in the world."  She
turned slowly around.  Not a glimpse of any habitation could be seen,
the rows of trees hid even Happy House.  And beyond was the stretch of
sparkling water, with its rim of hazy, purple hills.

Nancy ran to the apple tree nearest the cliff.  It was very old, its
branches grew close to the ground.  In a moment she had climbed them
and had perched herself comfortably upon one with her back resting
against another.

"It must be nice to be a bird," she mused, touching lightly the glossy
leaves about her.  "Playing in tree-tops and when you're bored to
death, simply flying off without so much as an excuse!  Or a
wood-nymph," wistfully.  Then her drooping shoulder suddenly
straightened, under the stimulation of an idea.  She sprang to the
ground.  "Oh, _rapture_!" she cried, and raced back toward Happy House.

Half an hour later Jonathan, having made peace with B'lindy, found her
in the old carriage house.  Two shiny nails protruding from her teeth
and a hammer in her hands betrayed that she had found his tool-box.
Her face, through smudges of dust, wore a look of determination.

"You've come just in time to help me, Jonathan.  I must get the top of
_this_ box off and fasten it to _that_ box--so it'll open and shut.
Then you must find a piece of leather for hinges and some oil cloth.  I
think that you have everything on earth hidden in this place--except
carriages!"

Because, with Jonathan, it had been love at first sight, he obeyed with
only a "well, well, Missy."  With the boards of one box he made a snug
door for the other box and he found, hidden away, some precious leather
that could be cut into strips for hinges, and a square of oil cloth and
canvas, too.  There were more nails in the tool-box, and though old
Jonathan guarded that tool-box like a treasure-chest, he'd give Nancy
anything it held!

They labored feverishly, and within an hour Nancy declared their work
done.

"Now come with me, Jonathan, and I'll show you my secret."  She lifted
the box and started toward the orchard, Jonathan trudging after her.

When they reached the last tree near the cliff Nancy set her burden
down.  She turned to her companion with a solemn face.

"Jonathan, no one is going to know this secret but you and me!  I am a
dramatist.  You don't look as though you knew what that was, but it is
something that it's very, _very_ hard to be, and I shall have to
work--like everything!  Right up on the branch of that tree is where
I'm going to work.  I want you to take those nails I put in your pocket
and fasten this box securely to the trunk of the tree.  Then I'm going
to keep all my things right in it and fasten it with this padlock
I--borrowed--from your tool-box.  It'll be just like a nest--and I'll
steal out here and work and work and then, some day, when I'm famous,
all the newspapers will print a story telling how I wrote my first play
in an apple tree and that it was a secret between you and me, and
they'll want _your_ picture!  Now, right here, Jonathan.  I'll hold it
and you nail it tight."

Jonathan _didn't_ know what a dramatist was, but he did know that his
"little Missy," perched on the old branch, was as pretty as any bird
and her eyes as bright as the sunshine that filtered through the leaves
of the tree.

"Oh, that's just fine," cried Nancy, springing to the ground to survey
their work.  "It's as safe as can be and you've helped me a _lot_, you
dear old thing, you.  Now we must hurry home or B'lindy's dinner will
be cold and remember, cross your heart, this is a solemn, solemn
secret!"

She drew her fingers across his worn, gray sweater, and he nodded in
acceptance of the mysterious sign.  And as he followed her back through
the orchard to the house something within his breast seemed to sing the
way it did each spring when he found the first crocus peeping up
through the frosty earth.

Nancy found it difficult to keep from bolting through her dinner.  But
a tiny sense of guilt at having left "Joshua and Jacob" so abruptly
made her very attentive to Aunt Sabrina's long story of how the blue
china was first brought to Happy House.

Scarcely had Miss Sabrina's door closed upon her for her hour of rest,
however, than Nancy flew to her own room.  She gathered up her precious
paper and pencils, a knife and a worn manuscript case, a few favorite
books and a tattered dictionary, and started out on tip-toe through the
hall toward the stairs.  But, though her step was light, its sound
caught a certain patient ear nearby.

"Nancy!  Oh, Nancy!"

Nancy remembered, then, remorsefully, that not once that day had she
run in to see poor little Aunt Milly.  With her treasures in her arms
she went straight to her.  In the smile that greeted her from the couch
by the window, there was not one sign to indicate that Aunt Milly had
been waiting the whole long morning for her to come.

"I've been so busy," explained Nancy, dropping her load.  "I have a
mind to tell you, Aunt Milly.  I meant it to be a secret, only Jonathan
knows, because he had to help me.  And I'd like _you_ to know, too.
Anyway, a secret's more fun when more of us know it!  You see, I'd
gotten as far as Jacob in my lessons on Leavitts, and then Aunt Sabrina
couldn't remember whether it was he or his brother that was killed in
the war of 1812, and B'lindy rudely interrupted just because she had no
corn starch!  Oh, Aunt Milly, I'm dreadful, but I couldn't have stood
it another _minute_--I could have hugged B'lindy and her pudding!  Why,
I've sat for three days straight in a horrible stiff chair listening to
musty, dusty tales, and I wanted to scream!  So I said _I'd_ find
Jonathan and I bolted--and I _stayed_ away!  And out in the orchard,
right close to the bank, the grandest idea came to me.  To fix a nest!
And Jonathan helped me.  We made a little box, all waterproof, and
nailed it to the tree to keep my things in--these," indicating the pile
at her feet.  "And I'm going to hide there--and work!  And that's
another secret.  I'm writing a play!  I wrote two in college and the
English professor said they were unusual and the Senior class gave one.
And I have a _real_ one, almost done.  _Now_ you know the secret."

"Oh, _Nancy_!" said Aunt Milly softly, two bright spots of color on her
cheeks.

"You see I can steal out there and sit on that comfy branch and think
I'm all alone in the world.  Such beautiful thoughts will come to me!
It'll be like a bird's nest."

"Oh, Nancy," Aunt Milly said again, with a tragic look in her eyes that
the youthful Nancy could not read.  "I wish I could see you there--just
once!  Are the trees big, dear?  And is the grass real green?"  There
was a little tremble in the sweet voice.  "Seems to me it used to be
ploughed up 'round the apple trees."

Over Nancy rushed the heartbreaking thought that poor Miss Milly had
not seen the orchard for years and years.  She threw both arms about
the frail form.  With a torrent of words she pictured the raspberry
patch, old Jonathan's lettuce and radishes and beets and beans and
slender cornstalks working up through the soft earth, and the giant
apple trees beyond, the lake "just like diamonds sprinkled over
sapphire blue velvet" and the purple hills in the background.  And all
the while she talked, Nancy felt little quivers passing through the
form she held.

"It--isn't--_fair_!" she ended, enigmatically.  She sat still for a
moment, staring at Miss Milly.  With her bright color Aunt Milly didn't
look at all like a helpless invalid.  "Maybe----" began Nancy, then
stopped short.  She rose abruptly to her feet.  "I've got an idea that
beats my bird's-nest all to pieces!  I can't tell you now because you'd
be frightened to death, but it's going to be wonderful!  Let me hide
this truck under your couch and now be very, very good until I come
back.  I must find B'lindy at once."

Nancy, fired by her sudden purpose, interrupted B'lindy in the last of
her "drying up" and demanded to know where she could find Mr. Webb.
When B'lindy "'lowed she wa'n't his keeper, but he's most al'las
hangin' 'round the smithy or Eaton's or the post-office or the hotel,
'cept when you wanted him, and then he wa'n't hangin' 'round nowhere,"
Nancy started off down the path, bareheaded.

Fortune favored her, for Mr. Webb was "hangin' round the smithy and
very delighted to see Miss Anne!"  He had been wondering a lot about
the coming of the girl to Happy House.  "Somethin' sure to come of it,"
he had reflected again and again.

Of course, he assured Nancy, he'd do anything he could for her.  And
Nancy was sure they might find all that they needed right there in the
smithy.

"It must be very comfortable and have some springs--and be safe, too.
And if you can find some wheels with rubber tires--off an old baby
carriage, they'll run more smoothly.  And the seat must be big enough
for a lady--but she's a _small_ lady!"

Jonathan thought he "caught her idee.  Old Mrs. King, over at North
Hero, couldn't walk a step 'count of rheumatism, and she had a rig-up
such as Nancy was describing."  Yes, Timothy Hopkins at the smithy had
most every kind of a thing about and he'd see what he could do, and
Miss Anne could run down in the morning, early, before the stage
started for North Hero.

"And, Webb," Nancy levelled her sweetest smile, "don't even _try_ to
think whom it's for--it's a secret."




CHAPTER VI

IN THE ORCHARD

Until Webb could finish the task that Nancy had assigned to him, Nancy
curbing her impatience, had to return to the study of "Joshua, Jacob
and John."

"It was John that was killed in the war of 1812, and now we have
progressed to the next generation of Samuel and Ezekiel," she wrote to
Claire.  "But let me tell you that just as soon as Webb finishes the
'rig-up' (that is what he calls my perfectly beautiful idea) I'm not
going to have a minute to spend on any of the old ancestors.  Won't it
be wonderful to see Aunt Milly's face when she knows about it?  _Think_
of it, Claire--how we love to frolic all around this good old earth,
and how awful it would be to be tied to a couch all your days--and in
_such_ a room!"

"After to-day my letters will be just scraps and you can picture your
Nancy working madly in her tree-top!

"So far all is safe, and I'm really beginning to feel as though I was a
real Leavitt and not walking around in Anne's shoes, especially when I
am with Aunt Milly.  But it's terribly hard not to talk about Dad and
you and Anne, and I have to hold my lips together lots of times to keep
from bursting out with something.  I suppose it's good training for
me--Miss Sykes used to tell me my impulsiveness would be my ruin some
day.

"I have seen the hired man!  Yesterday, when I went out to my nest, I
deliberately walked around the edge of the orchard.  I saw a lot of
tumble-down sheds and things over on a rise of ground that I supposed
was Judson's, and of course the lot in between was the ten-acre strip
that Webb told me about.  I couldn't _see_ that it was any better than
any other part of the country around here.  And while I was staring,
suddenly something moved, and there was that creature with a hoe
standing at the other end of the lot.  And he waved his hand!  Says I,
'Nancy Leavitt, this is your chance,' and I tossed my head so hard that
my neck truly cracked, and I stalked off back to the orchard.  It was
good enough for him.

"Oh, oh, oh, Webb has come!  He's taken the rig-up around the lilac
side (for strategic reasons, I have divided the grounds of Happy House)
and out to the carriage barn.  Now I shall tackle B'lindy and make
ready for the blessed hour of rest.

"Adieu, dearest Claire, pray for your old pal."

The winning of B'lindy to her plan was not as easy as Webb had been.
It had been a "bad" morning for B'lindy; the fire would not draw well,
she had forgotten to "set" her bread, and Judson's cat had gotten into
the cream.  Nancy's arguments fell on deaf ears.

"I guess what's well enough's well enough," at last she threw over her
shoulder.  "Milly Leavitt's laid on that couch twenty years and it
ain't likely she'll lay there many more, and there ain't no use
meddlin' with what's what!"

"But, B'lindy, no one has ever tried this!  It's so easy.  Wait until
you see how nice and safe Webb has made the chair.  It's wonderful!  It
would be wicked to keep her shut up there when we could take her out!
Think of it, B'lindy, all _we_ have and poor little Aunt Milly!  Why,
it might make her well!  I really know of such a case.  It was a woman
who had tried every medicine she knew of and it was just happiness she
needed!  If Aunt Milly could get out there in the sunshine and--and see
things, _she_ might get well, too.  Anyway, she could laugh!"

B'lindy laid down her egg-beater.  It was a sign of yielding.

"I guess nobody's _tried_ happiness on Milly Leavitt!"

"We'll take her together, B'lindy.  You may go with me to her room and
see her face when she knows!"

"I told Miss Sabriny that there was no tellin' _what'd_ happen in Happy
House if she brought a young thing like you here," was B'lindy's way of
assent.  With an uplifted arm she warded off what threatened to be a
hug.

"Go 'way, Anne Leavitt, or there won't be no dinner!  And this is
_your_ doin's, remember."

True to her promise, Nancy waited until the last dinner dish was dried;
then she and B'lindy, very like culprits, tip-toed to Miss Milly's
room.  Aunt Milly wore a look of expectancy, which changed to wonder
when she saw B'lindy.  And one glance at Nancy's eager face told her
that something very, very different was about to happen!

In a whisper Nancy commanded her to peep out and "just see what you'll
see."  And Miss Milly, in a flutter, _did_ peep out, and saw Jonathan
below, with a curiously contrived chair on wheels.

"It's for you--Webb made it," declared Nancy.  "And you're not to get
excited, because that might spoil everything.  We're going to take you
to the orchard!"

"Oh, _Nancy_!"  Something caught in poor Miss Milly's throat.

"You must do just what I tell you.  Take this shawl, though it's warmer
out there than it is in here.  I'm very strong and I shall carry you
right down in my arms, and you must cling tight to my neck."

Poor Miss Milly commenced to tremble violently.  "Nancy--I'm afraid!
I--I--It's so long--maybe I'd better--maybe it isn't--_right_!"

"Oh, Aunt Milly, darling, how could it be wrong to be happy!  Just
_try_ it!  Think of the sunshine and the birds and the nice smells and
all Jonathan's growing things!  And B'lindy is going along, too, to
help.  _Try_ it, Aunt Milly!"

Aunt Milly's eyes filled with tears, then she commenced to laugh
softly.  "Maybe it'll be the only time!  I'd love--once more----"  She
let Nancy lift her slowly.  "I'm too heavy, dear," she protested.

"_Heavy_----" thought Nancy.  The pitifully frail form was as nothing
in her clasp.  "I haven't played forward on our basket-ball team for
four years for nothing, Aunt Milly!  March on, B'lindy.  Now--very
still."

It was a strange procession that moved off through the garden toward
the orchard.  Jonathan led the way, B'lindy wheeled the chair and Nancy
frisked along, first one side, then the other, picking posies here and
there until Aunt Milly's lap was quite full.  And Miss Milly sat very
still with her hands clasped tight together and a look of ecstasy in
her eyes, as though she was beholding a new and beautiful world!  Every
step forward brought an added wonder.  She had forgotten the world was
like this.

"_Oh-h!_" she whispered rapturously when a robin trilled from a nearby
tree.  "_Oh-h!_" she cried again when she caught a glimpse of the lake.

But when they reached the cliff it was Nancy's turn to exclaim.  For
there in her tree had been built the cosiest of rustic seats.

"_How lovely!_" she cried, springing into it.  "It just fits."  She
shook her finger at old Jonathan.  "_You_ made this for me, you dear
old thing!"

But Jonathan, wishing mightily that he had, had to admit that he
"didn't know a blame thing 'bout it!"

"Then it was Webb.  He wanted to surprise me, too, as well as Aunt
Milly.  Only--how did he know about my tree?  Isn't it _nice_?  It's as
comfy as can be."

When Nancy joyously declared that everybody and everything was lovely,
somehow B'lindy and Jonathan and Aunt Milly felt so, too!  B'lindy, at
Nancy's bidding, sat down upon the grass close to the chair, and
Jonathan, too rheumatic to follow her example, leaned against the tree
trunk and stared at Nancy with adoring eyes.

"At first I was going to keep my nest a secret, just between Jonathan
and me.  But it'll be much nicer to have all of us know about it.  We
can have such nice times here.  We can do so many things.  B'lindy, can
you knit?"

B'lindy said she could not, though she could crochet.

"Then I'm going to teach you and Aunt Milly both.  You can knit socks
for the children in Europe, though you must begin on washcloths.
Jonathan--I don't suppose there's any use trying to teach you--you must
keep us supplied with flowers because Aunt Milly can't have enough--you
see there are so many years she has to make up.  And sometimes I'll
read to you and sometimes I'll work.  We'll come here every
afternoon--shall we?"

B'lindy and Jonathan and Aunt Milly nodded their heads.  B'lindy,
watching Miss Milly's face, was beginning to think that there might be
some sense in Nancy's prescription of happiness.

And if in her heart Nancy smothered any wistful longing as she glanced
at the locked treasure-box, she forgot it when she, too, watched Aunt
Milly.

It was Jonathan who suddenly noticed that the sun was creeping over
toward the west and that he'd "better be at the lettuce."

"Goodness to gracious," cried B'lindy, scrambling to her feet with a
considerable creaking of joints.  "Anne Leavitt, my day's work ain't
half done!"

On the way back through the orchard Miss Milly kept tight hold of
Nancy's hand, giving it an occasional squeeze.

"I could die happy--now," she whispered.

At the turn of the path beyond the raspberry patch the culprits were
confronted by Miss Sabrina.  It was a very angry Aunt Sabrina, whose
one glance shadowed every bit of sunshine.  Even Nancy, the ringleader
of the plot, felt her knees give way in fright.

"What are you all about?" Miss Sabrina demanded in a voice cold with
anger.  "Go about your work, Jonathan Allen.  B'lindy, you wheel that
ridiculous chair back to wherever you got it from!  And you, Milly
Leavitt, how _dare_ you meddle with the ways of God?"

Everyone seemed to obey Miss Sabrina without a word of protest.
Jonathan faded out of sight, B'lindy disappeared toward the kitchen
with the chair and Nancy, followed by Miss Sabrina, carried the
trembling Miss Milly back to her couch.

"Anne, you go out now!" Miss Sabrina jerked her head toward the door.

"I'll have a thing or two to say to Milly.  She made her bed--it's the
will of our Lord she should lie in it!"

Nancy hesitated one moment, but something in Aunt Milly's frightened
glance seemed to say, "Go away!"  So she went out and closed the door
upon the two sisters.

Alone in her own room a storm of anger shook her.  "I _hate_ her!" she
cried out to the ugly walls.  "I _hate_ her!  She's--just--_stone_!"

"I'm _glad_ I'm not a real Leavitt!  We were _so_ happy!"

Then, really frightened, Nancy listened intently to catch some word
from the other room.




CHAPTER VII

AUNT MILLY'S STORY

When Nancy could stand the interval of quiet no longer, she went back
to Miss Milly's door.  She did not even knock.  So sure was she of
finding a crushed and heartbroken Aunt Milly within that she stood
dumbfounded before the little creature who sat bolt upright upon the
couch.

"Come in, my dear--and close the door!"

Everything about Miss Milly seemed to say that "the worm has turned."
There was a glow on her face different from that it had worn out in the
orchard; it seemed to come from some fire within.

"Open every blind in the room, Nancy," she commanded in a tone that was
new for Aunt Milly.  "I might as well get what light I can in here.
Now come and sit beside me."

For a moment Aunt Milly patted Nancy's hand and said nothing.  Then she
gave a little sigh.

"I can't _tell_ you, Nancy, I can't even _begin_ to tell you, what
you've done for me--taking me out there!  If I never go again, I've had
it once.  And it's sort of stiffened something inside of me!"

She fell silent again.  Nancy was wishing that she could have heard
what had passed between Aunt Sabrina and Miss Milly that had left Miss
Milly so defiant!

Aunt Milly seemed to read her thought.

"She was dreadfully angry and it was partly because she was
frightened--really frightened.  You see, Nancy, sister Sabrina thinks
things must always go just so and that it's almost wicked to
try--different things.  She says--I've made my bed!"

"What _does_ she mean, Aunt Milly?"

"It's a long story, dear."

"I'd like to hear it, Aunt Milly."

"I suppose you ought to know--someone else may tell you, old Webb or
B'lindy, or even Sabrina, though she'd rather die first!  I think I
used to be something like you, Nancy, or I would have been, if it
hadn't been for--the trouble!"

"Will it make you unhappy to tell it, Aunt Milly?"

"No, child.  I used to lie here by the hour and think things over and
over, but after awhile I got so things sort of blurred--I suppose I
grew resigned and all the fight inside of me died.  There never was
much.  You see Sabrina brought me up and she was as stern then as she
is now.  Our father was like that, too.  My mother died when I was a
baby."

"When father died Sabrina had the care of me.  I suppose she tried to
bring me up well; she was very strict and--never seemed to understand!
And when I was quite young I began to dream of getting away from the
Islands.  I wanted to go away to school somewhere and learn to do
something--I did not much care what--that would keep me out in the
world.  Finally I decided that I wanted to study music and then,
sometime, teach it.  It wasn't much to want, was it, dear?  But
goodness me, when I went to Sabrina with my plan she was terribly
angry.  You might have thought I had suggested something wicked!  She
simply _couldn't_ understand!  There was enough money for us both to
live on and she said I was selfish and inconsiderate to want to go
away.  She talked a great deal about the Leavitt position and being a
lady and learning contentment, and the more she talked the more
restless and discontented I grew!  And the more I dreamed of what
waited out in the world beyond these little Islands.

"After a long while, Nancy, I made up my mind to go, anyway!  It was
not easy to do, because I'm not very brave, and the trouble we'd had
sort of made me hate to take any step that might make a break between
Sabrina and me.  But I had to do it.  I simply couldn't seem to face a
life here.  That's hard for you to believe, isn't it, dear?  But I
_was_ a different creature, then.  Well, one night I packed some
clothes and slipped away.  I walked to North Hero and caught the train
for Burlington.  I was going from there to--to New York."

Breathlessly, Nancy whispered, "What happened then?"

"The train was wrecked outside of Burlington!"

"_Oh_--Aunt Milly!"

"I was terribly hurt.  I lay for weeks in a hospital in Burlington and
they didn't know whether I'd live or die!  I wish----" she stopped
short.  "No, I don't!  I'm _glad_ I didn't die.  Then they brought me
home--like this!"

"Poor, poor little Aunt Milly!"

"But, listen, child--that isn't half all.  It seems that on the same
train was a young man from North Hero whom I had always known--and
liked.  But Aunt Sabrina had never approved of him, and long before she
had forbidden his coming here.  I did see him sometimes, though--I
loved company and he was entertaining.  There had never been more than
a pleasant friendship between us, and I had not dreamed that he was
going to Burlington on that train.  He was killed.  And when I came
back from the hospital the story was on every tongue that I had been
running away with Charlie Prince!"

"Oh, I was hurt in every part of me--my body and my soul and my mind!
My precious dreams had crumbled forever and ever.  And I had to face
that dreadful scandal!  Not that I ever saw a soul--Sabrina took care
of _that_!  She kept me shut up as though I had the plague.  But
through her reproachful eyes I was made to see the accusations of every
man, woman and child on the Hero Islands.  And I couldn't _make_ her
believe it wasn't so!  She simply wouldn't talk about it.  She went
around with that dreadful look, day after day, and when she'd say
anything at all, it was about how I had brought shame to the Leavitt
name.  And after awhile I began to feel as though I _had_ done
something--more than just run away to study music.  She made me
understand that the only way I could atone for it all was by burying
myself within these four walls."

"Then _that's_ what she means by 'making your bed.'"

"Yes, dear, I was so crushed that I came to believe she was right.  God
knew that all I had wanted when I went away was a right to my own way
of living, but His ways are inscrutable and His Will has to be done!
Sabrina called it the sword of wrath and the justice of the Almighty,
and it didn't make much difference to me _what_ it was called--I was
here.  That's my story, dear, that's the way I've lived until--to-day.
But you've changed it.  Something inside of me that I thought was
dead--isn't dead at all!  Do you know what I told Sabrina?  I told her
I didn't _care_ what she thought, that I guessed when a woman was forty
years old and over she could decide things for herself and if just
going out there in the orchard was wicked, then I'd go on being
_wickeder_!  That's what I told her.  Dear, dear, you should have seen
her face!"

"Hurrah, hurrah, Aunt Milly!"

"Poor Sabrina, I never spoke like that in my life to her!  I've always
been so--_afraid_, until to-day!  I don't know what she'll do now.  You
must not blame her too much, Nancy dear, it's the Leavitt trouble that
has made her what she is--it shadowed all our lives!"

"Aunt Milly, what was the Leavitt trouble?"

Aunt Milly looked distressed.  "Then you _don't_ know?  I shouldn't
have spoken of it!  I promised Sabrina I wouldn't speak to you--about
it."

"But, Aunt Milly, I have a--a right to know, haven't I?  Even Webb
hinted about it, and it makes me feel as though I was--well, on the
outside of things, to be kept in ignorance."

Miss Milly regarded her for a moment.  "I _told_ Sabrina that you
wouldn't know!  But may be you ought to.  Somehow, telling things, too,
makes them seem not so dreadful!  I believe we Leavitts lock troubles
away too much--don't air them enough, maybe.  Sabrina thinks it's as
dreadful now as it was the day it happened.  It was about our brother.
He was a year older than Sabrina.  He wasn't at all like her, though,
nor like my father.  He was gay and handsome, and high-spirited and
dreadfully extravagant.  When I was very small I used to be frightened
at the quarrels between him and my father--and they were always over
money.

"One night--he had come home just before supper after being away for a
week, no one knew where, and my father was very angry about that--they
had a quarrel that seemed more bitter than any other.  Besides, there
was a thunder-storm that made it seem worse.  I had been sent to bed,
but the lightning had frightened me, and I had crept downstairs to the
sitting-room.  I opened the door.  They were all three--for Sabrina
always sided with my father--talking so loudly they did not hear me.
My father's face frightened me more than the lightning and my brother's
had turned dead white.  I think my father had just offered him some
money, for his wallet was in his hand and on the floor lay a bill, as
though my brother had thrown it back.  I began to cry and ran back to
my room, more frightened by them than by the storm.  And I lay there in
my bed for hours, waiting for something to happen!"

"About midnight one dreadful bolt of lightning struck the house.  It
shattered the chimney all to pieces on the outside and inside, filled
the sitting-room with dust and pieces of mortar, cracked the mantel and
moved it an inch and a half from the wall.  But no one thought much of
all that, because something far more dreadful had happened!  My brother
was gone and my father's wallet, the one I had seen in his hand, was
missing.  He remembered laying it on the mantel and my brother and
Sabrina had seen him do it.  It had contained over a thousand dollars
in bank notes.  The next day my father found out that my brother had
taken the early train out of North Hero.  I was too young to understand
much about it, but I used to pray, first, that my brother would come
back and tell them he _didn't_ take the wallet and then I'd pray that
he'd never, never come back, so that they couldn't put him in prison."

"That must have been Anne's grandfather," Nancy was thinking.

"He did come back, three weeks later," Miss Milly went on, "and there
was a scene much worse than the night of the storm.  They forgot I was
in the room.  My father accused my brother of stealing the wallet and
refused to let him say a word.  'I want no lies added to your other
sins,' was what he said--I can hear him now.  And my brother looked as
though something had struck him.  Then my father told him that if he'd
take himself off and never darken the doors of Happy House again, nor
communicate with his family in any way, the matter would be dropped
forever--for the sake of the Leavitt name.  My brother stood there for
a moment; I remember, I wanted to run to him!  Oh, I've wished I
_had_--so often!  But I was afraid of Sabrina--and my father.  And then
my brother turned and walked out of the room--and out of the
door--and--down the path--and----"

Poor Miss Milly, worn out by the excitement of the day, began to cry
softly.

Nancy had to jerk herself to break the spell of the story.  Her face
wrinkled in a frown.  "It--is--dreadful, isn't it, Aunt Milly?  I don't
mean his spending money and running debts and things, I
mean--your--your father's horrid--_mercilessness_!  Why, the courts
don't treat the worst criminals like that!  And they call it Leavitt
pride--and honor!  _I_ call it injustice.  I wish you _had_ just run up
and kissed him, then.  It might have made everything so different!"

"So _that's_ why I can't speak of Anne's father or grandfather," Nancy
was thinking back of her frown.  "And that's why Anne knew so little
about her aunts!"  Then aloud: "I'm glad you told me, Aunt Milly.
It'll help us--be pals.  We'll have other afternoons--like to-day--out
in the sunshine.  But now you must rest.  And I'll get ready to face
Aunt Sabrina!"

"She'll be dreadfully cross," sighed Miss Milly, with the glow all gone
from her face.

"I'm not a bit afraid," and Nancy meant it, for within her breast
smouldered such righteous indignation at Miss Sabrina and her precious
ancestors that she welcomed the challenge.

Dressing hurriedly for supper Nancy's eye caught the letter to Claire
lying on her bureau.  It seemed to her as though hours and hours had
passed since she had so flippantly bade Claire "pray for me!"

She wanted to open the letter and dash off another page to tell Claire
of all that had happened and how the "mystery" was a mystery no longer.
Then, with the envelope in her hand, she remembered that it concerned
Aunt's grandfather and that, perhaps, _she_ had no right to tell!  But
she did open the sheet and scribble across the top: "All sorts of
things have happened since I wrote this, and I may be back with you any
moment.  I can't tell you yet all about it, but I can say this, that I
hate Happy House and I'm glad as can be that I'm only a pretend
Real-Leavitt!  Everybody isn't horrid, though, that nice old Webb built
the cosiest seat up in my tree and surprised me."

In exactly twenty minutes, by the hands of her small watch, she must
meet Miss Sabrina!  Anyway, she could tell her just what she thought
about the whole thing, for, without any doubt she'd be sent away!  But
there was Aunt Milly--she had promised Aunt Milly that there would be
more afternoons in the orchard.  Somehow she must fix that.

"I know," she waved her brush in mid-air, "I'll get Belinda!"




CHAPTER VIII

B'LINDY'S TRIUMPH

No great general of war ever mapped out a plan of attack more carefully
than Nancy laid hers!  First she begged B'lindy to let her pick over
the raspberries for supper.  While doing this in the chummiest sort of
way, it was very easy to tell B'lindy that she had eaten lots of raised
biscuits but never any raised biscuits like she'd had at Happy House!

The last raspberry in the glass dish, Nancy in departing, whispered
with a little laugh; "Weren't you dreadfully frightened this afternoon
when you saw Aunt Sabrina?  O! of course you weren't--Webb told me you
were the only one who could really make Aunt Sabrina do anything, but,
goodness, _I_ was!"  Which was balm to B'lindy's injured pride; as the
afternoon wore on B'lindy had been growing more and more indignant
because she had not "stood on her two feet and spoke up to Sabriny
Leavitt" instead of "turning tail like old Jonathan!"

Throughout the supper, by eating very fast, Nancy managed to conceal
her nervousness and expectancy.  Aunt Sabrina sat stiffly and looked
very tired and very old and, somehow, by a twist of her lips managed to
make Nancy understand that she, Nancy, was in deep disgrace and that in
due time sentence of punishment would be passed.  Between B'lindy and
her mistress not a word was exchanged; B'lindy's head was tossed high
and there was an air of "sniffing" about her that, if it had not all
been so tragic, would have made the entire situation funny.

"Oh, what a _place_--what _funny_ people!" cried Nancy to the stars as
she leaned that night far out of her window.  "How can I _stand_ it!
And why does not something happen quickly?  It's just _like_ Aunt
Sabrina not to say a word and to keep me on pins and needles!  That's
the same way she treated Aunt Milly and that poor boy--years ago!"
Thereupon Nancy let her fancy wander back to the "gay-spirited,
extravagant" brother and his story--Anne's grandfather.  Had _he_
cared, she wondered, had he died longing to see again the old Island
home, or had it been a blessing--casting him out in the wide world.  He
must have met fortune somewhere, for Anne's father had been wealthy.
Dear Anne--Nancy picked out the star that was farthest in the East and
addressed it reverently.  "If you can see Anne and she can see you will
you tell her that she mustn't feel cross at the mess I've made of
things.  I tried to be careful but I'm me and, anyway, all the
ignorance of her blessed peasants isn't any worse than the pride and
narrowness of her own relatives!  Good-night, dearest Anne, for the
last time I go to sleep in my prison walls--to-morrow I die!"

However, the June sunshine of the next morning restored much of Nancy's
courage.  She made quick note of a few good signs, and best of these
was when she surprised B'lindy vigorously tacking a cushion upon Miss
Milly's chair.  B'lindy did not see Nancy and Nancy tip-toed away with
a smile.

Then, too, the glow was back in Miss Milly's face, and when Nancy ran
into her room, her hands full of roses, Miss Milly greeted her eagerly.

"I think the sun is shining to-day just for me," she laughed, waving
her hand to the windows from which the blinds had been drawn.

"And _I_ think," and Nancy cocked her head knowingly, "that B'lindy
will force an attack with the enemy about mid-day!"

Nancy was right in her prediction.  At dinner B'lindy, clad in her
customary checked gingham apron, served them veal stew and delicious
fluffy dumplings, but after the shortcake she appeared without it, and
with a broad-brimmed hat pinned well down over her sharp features.

Nancy checked an exclamation; Miss Sabrina's lips twisted ever so
slightly, though not a word came from them.

B'lindy assumed an added note of defiance by placing her hands on her
hips.  "I guess the dishes can wait 'til the cool of the afternoon,"
she said, trying to make her tone casual.  "I'm goin' to take Miss
Milly for her airin'."

One might have thought that there was nothing out of the ordinary in
B'lindy's announcement, beyond perhaps, the leaving of the dinner
dishes, but a tense moment followed, when one pair of steely eyes bored
into another pair, just as hard.  And Nancy, a little frightened,
realized, with a sort of breathlessness, that she, was witnessing the
invisible conflict of two strong wills.  One must weaken--and she
dropped her eyes, for she was swept by a moment's pity.

It was Miss Sabrina's that weakened!  The tenseness was broken when she
rose hurriedly from her chair.

"Then it's on your own head, B'lindy Guest," she cried shrilly, "I've
done my duty as I saw it!  She's better left alone."

B'lindy, triumphant, threw after her, with a snort; "Duty's duty and
_I_ know that's well as you, but I guess no one's tried the
perscription of happiness for Milly Leavitt and mebbe it ain't too
late!"

Nancy was torn between a wild desire to hug B'lindy and to say a nice
word to Aunt Sabrina, departing majestically from the room.  But she
did neither--for both women, at that moment, looked very forbidding.
Instead, as the door closed behind Miss Sabrina, she drew a long
breath.  "Suspended sentence," she said, solemnly.

Then, at B'lindy's "What's that?" she laughed back: "The victor's
wreath shall adorn your brow, my worthy ally.  While you prepare the
chariot I shall make haste to tell Aunt Milly that all's well with the
world!  _Don't_ look at me like that, B'lindy Guest, I'm not
crazy--yet!"

But B'lindy "'lowed" she was, for Nancy seized her by the shoulders and
kissed first one cheek and then the other, and uttered the perfectly
incomprehensible--to B'lindy--remark; "Webb was right!"




CHAPTER IX

DAVY'S CLUB

"The next thing we do is to s'lute the flag of our country.  Now, one,
two, three--after me!"

The shrill command floated up to Nancy in her tree-top.

She had just snuggled back against her seat with a long sigh of
contentment.  The door of her treasure-box stood open and beside her
were the sheets of her neglected manuscript.  She had stolen out for an
hour's uninterrupted work.

"How _heavenly_ quiet," she had been saying to the rustling leaves.
"_Now_ I am going to work and make up for lost time."  Everything at
Happy House seemed to be back on what Nancy called a "peace-basis."  "I
must go down to the village and tell Webb what a dear he was to make
this seat," she had thought, as she climbed into it.

Then, just as her inspired pencil had written "Act 4" across the top of
a clean sheet, had come the strange words, seemingly out of nowhere.

"Well, I _never_!"  Nancy peeped all around.  The sound came apparently
from under the cliff.  "Who _is_ it?  And how could _anyone_ get there."

The voice--a boy's--was rattling on in a succession of sharp commands.
Nancy crept toward the edge and peeped over.  There, to her amazement,
on a strip of sand beach in an indentation of the shore, marched and
counter-marched a small boy, quite alone.  He was a funny, snub-nosed,
tousled headed boy in ragged blouse and blue jeans--and, clearly, very
much in earnest, for a deep scowl wrinkled his freckled face.

"At-ten-shun!  Shoulder arms--right face--forward, march."  Three feet
length of bare-footed manliness stepped briskly across the sand.  "Step
up, you Dick Snead," and a domineering arm swept out toward an
imaginary lagger in the rear.

"Was there _ever_ anything so funny?" giggled Nancy, crouching in the
tall grass at the top of the cliff.  "And what is it?  Fairies don't
come in over-alls, and I don't think they ever liked military drill,
either."

She loosened a stone and let it roll down the bank.  Startled, the
youngster lifted his glance to the top of the bank.

"Hello," called Nancy.

A heavy scowl answered her friendly greeting.

"What are you doing?"

"I ain't doin' nothin'."  It was clear that Nancy's interruption was
unwelcome.  "Least I ain't doin' nothin' that's hurtin'."

"Of course not!  It sounded nice.  I didn't even know there was a beach
down there!  How did you ever get down?"

The boy grew crafty--the haste with which he answered said plainly that
he did not _want_ Nancy to know how.

"Girls can't get down--it's awful dang'rous!"

"Then won't you come up?"

The boy considered this.  He had guessed that this must be the "girl up
at the Happy House."  She seemed friendly and not at all disposed to
"chase a feller away."  And if he climbed up to her, then there would
be no danger of her discovering the way down to the beach.

"All right, I'll come up."  He disappeared for a moment in the tangle
of growth that fringed the foot of the cliff to bob up close at Nancy's
side.

"My goodness--it's just as though you came up by magic," she cried.
"It _must_ be dang'rous.  I'm Nancy Leavitt.  Who are you?"

The boy gave Nancy a suspicious look.

"Mebbe you'll tell!" he muttered, doubtingly.

"Oh, no, I _wouldn't_!  Besides, what can I tell?  And I can't even
guess who you are because you see I don't know anyone in Freedom."

"I'm Davy Hopworth."

"Of course, I remember,--"  But Nancy stopped short for what she
remembered was how Webb had called them the "no-good Hopworths."

"And that there's my club," finished Davy, gravely.  "Only the other
fellers couldn't sneak away today."

"I--understand," Nancy nodded, hugging her knees with her arms.  "What
a jolly place to meet.  It's so--so secret."

Davy grinned.  "You bet.  That's a pirate's cove.  I guess mebbe
there's a treasure buried there.  All us boys knows where to get down,
too."

"I'm so glad you let me know your secret!  I won't tell a soul!  I
think your club's very jolly, too."

Davy, won by Nancy's disarming friendliness, produced from a ragged
pocket a dirty piece of paper and handed it to her.

"Them's the Rules," he said, briefly.

At the top was printed "Cove Culb."  And below were the rules: 1. No
swaring.  2. No back talk.  3. No smokin nothin.  4. No lis.  5. No
steling birds eggs.  6.  No hurtin dume anmals.  7. Eviry boys goter no
how to swim and lick eviry boy thats an enmy to the culb.  8. To kil
pirats.  9. To fite for ar contry.

While Nancy was trying to control her lips so that she could say
something, Davy added proudly, "I wrote 'em."

"They're--splendid!  But _why_ in the world should the other boys have
to sneak away?"

"Liz says folks don't think a Hopworth's good 'nough.  I guess no one
thinks a feller oughta have any fun, either.  Liz don't.  I wait 'til
she cleans the meetin' house--ev'ry Monday and after there's socials
and things.  We sneak.  Jim and Dick get a lickin' if they get caught,"
Davy explained without the slightest embarrassment.

Nancy's indignation was sincere.  "What a _shame_!  I wish I was a boy,
I'd join your club in a moment.  Why, you can do so many things down
there--drill and--swim, can't you?  And have jolly fires and roast
potatoes and weiners and corn?"

"Gee--I wish you were a boy."

"Why, can't I join anyway?" cried Nancy, inspired.  "Some clubs have
honorary members who do nice things for them.  Can't I?"

Davy did not know what an "honorary member" was, and an instinct
trained to suspicion warned him now.

"Girls ain't any fun."

"Oh, some girls aren't, I know!  But I'm a lot like a boy.  I can swim
half a mile--I've done it!  I can play ball, too and--and--why I won a
medal for a high pole-vault!  I'll bet I can beat you right now in a
race!"

Davy regarded her with wide eyes.

"Bet you can't!"

Nancy sprang to her feet.

"Let's race from--here--to that big elm way down there."  She indicated
with her finger a giant elm in the "ten-acre strip."

"How you goin' to get over that stone fence?"  And Davy pointed out the
low stretch of stones that marked the dividing line between the orchard
and the ten-acre strip.

"Oh, _that_!  That's easy!"

Plainly Davy's respect was growing.  He danced first on one foot and
then on the other.  "You are a sport.  If you can beat I'll let you
join the club.  I'll count!  One--two--three!"

They were off over the stubby grass.  Nancy, longer-limbed, caught the
lead.  She vaulted the fence with agile ease.  But Davy soon caught up
to her and in the last few yards passed her.  Laughing, breathless,
Nancy reached the tree and clung to it.

"Hurray," came from behind them.

There, approaching them, was the "hired man."  He had seemingly sprung
from nowhere.

Flushed and disheveled by the race, an intruder on the enemy's own
ground, Nancy was at a disarming disadvantage.  Besides, Davy greeted
the newcomer rapturously.

"Say, she's as good's a boy.  She's goin' to join the club!" he
announced, with triumph.  "As honery member," he added.

Peter Hyde held out a brown hand.

"Congratulations!  And to the club, too!"

Nancy was conscious that he was staring at her in a perplexed way.  Her
cheeks already red from running took on an added color under his
glance.  But there was a friendliness in his, eyes that won, her in
spite of her resolve to avenge at every opportunity her injured dignity.

"I'd have won," she retorted laughingly, "if it hadn't been
for--these," and she swished her white skirts.  "But I don't care as
long as Davy says I may join the club.  Meetings whenever Liz cleans
the meeting-house," she repeated.

"And she can swim and she can play ball and says we can make fires and
things," cried Davy to Peter Hyde.

"Then you won't need me anymore?"

"You can be a honery member, too.  She says they do nice things for
clubs."

Peter Hyde put an arm across Davy's shoulder.  "I think we could do a
lot of nice things for Davy and his club," he said, directly to Nancy.
"Seems to me there's energy and enthusiasm here that's being sort of
wasted.  What do you say--shall we be honery members?"

Nancy nodded.  "I swear to keep all the rules."

Davy hopped with joy.  "Wait 'til I tell the fellers.  I guess you'll
see 'em round, even if they do get a lickin'!  But, say," he stopped
short, inspired by a sudden thought, "mebbe now Mis' Leavitt's niece
b'longs they won't _have_ to sneak!"

Peter Hyde walked back with Nancy and Davy as far as the stone wall.
From, the corner of her eye Nancy was, quite against her will, admiring
the straight figure whose strength was only made more evident by the
rough working clothes.

"He seems _nice_--for a hired man," she was thinking, all the while she
was answering Davy's boyish questions.

And more than once, as he watched Nancy, that first perplexing look
came back into Peter Hyde's eyes.

"Why, she _isn't_ a kid, after all!"




CHAPTER X

THE HIRED MAN

"Claire, darling--

"It's after ten o'clock at night and here on North Hero that's like
four in the morning in New York, but I can't wait another minute to
write to you.  The _funniest_ thing has happened--only I'll save it for
the end of my letter.

"I haven't written to you since that letter with the crazy postscript,
like a nightcap, on it.  Well, instead of being deported from Happy
House, bag and baggage, I seem to become more of a fixture, each day.
And each day, Claire Wallace, I grow more and _more_ to think I belong
here.  Just so often I have to shake myself and say 'don't
forget--you're pretending.'  And, I scarcely dare write this--I believe
they are all growing a _little_, wee bit fond of me--the real me.  Of
course Webb loved me at first sight and so did old Jonathan--_he's_ a
dear!  And precious little Aunt Milly, who is getting the prettiest
pink in her cheeks and can laugh now, truly laugh, and is as proud as
can be over her first washcloth, she wants me with her all the time.  I
can tell by the way she looks at me.  And I am really growing
embarrassed, to say nothing of fat, with the good things B'lindy cooks
and if you knew B'lindy, you'd understand that that is _her_ way of
showing sentiment.  But as to Aunt Sabrina--I am not so sure!

"Things have changed since I wrote to you--there was an awful clashing
of wills in Happy House and Aunt Sabrina came out on the bottom and
since then she has an air of 'having washed her hands of me.'  And
she's stopped the lessons on Leavitts, too, just when we'd gotten to
Ezekiel.  But I've learned more than she wanted me to--I've found out
about the mystery, as I wrote before, only I can't explain until our
own Anne says I may--because it's about her grandfather!

"I believe in my last letter I said, too, that I hated Happy House.
Well, I don't believe I do.  It's a funny place--just when you think
its dismal and prisony you see something you just love--like one of
Jonathan's rose ramblers, all pinky, climbing up an old gray tree
trunk.  I can't explain it, there's a sort of an appeal about the whole
place that's spooky, as though it was something human and--wanted me!
Isn't that a silly notion, especially when I'm just here acting Anne's
part so that she can go off to Russia?

"And this whole village is just like Happy House--it is proudly
clinging to what it has been in the past and defying the advance of the
new things of the present.  When I walk along the main street (and only
street) of the village I stare at the shutup houses, for, bless me, no
one would dream of opening any blinds, and I wonder if there's a
marble-topped table in every one of those best-parlors and a family
Bible on every table filled with pages of ancestors.  I suppose I'm
wickedly disrespectful--when I see my dear Dad, and oh, how I want,
want, want to see him--I shall tell him that now I know he didn't bring
me up right.

"I am a 'honery' member of a club--and now I'm approaching the exciting
part of my letter.  It is called Cove's Club and has rules that forbid
my swearing, talking back, smoking, lying, stealing bird's eggs,
hurting dumb animals, and that make me fight (and lick) every enemy to
the club (which, alas, seem to be mostly mothers) kill pirates and
defend my country.  Isn't that heavenly?  It meets whenever Liz
Hopworth has to clean the 'meetin' house' which is always on Mondays
and after there's a social.  And to attend the meetings you have to
slide down thirty feet of bank to what is known around here as Falling
Water Cove, though I don't believe water ever fell there.  Anyway, it
is a historic spot for reasons besides the club--one is that it was
from there Robert Leavitt and the women of the household, with little
Justine, escaped when Freedom was attacked by the Indians and it was
there, one dark night, Ethan Allen himself landed in a boat for a
secret conference with Jacob Leavitt before an attack upon the Yorkers.
(90 plus in American History.)

"And the members of the Club are (please read slowly) Me, Davy
Hopworth, Dick Snead, Jim Davis, Kirk Brown and Peter Hyde--the hired
man.

"Peter Hyde and I are the 'honery' members."

"I can hear you, Claire.  'That is just like you, Nancy Leavitt--swear
you're going to do one thing and doing another.'  Yes, darling, it is
like me, I'll admit!  But this time it's different.  I really did
intend to be very haughty and distant each time I saw the man but--I
couldn't.  Could you, if you had just been running a race which
included vaulting a stone wall?  I had to run the race to win Davy's
respect and I had to jump the wall--well, to show I could!  And of
course I never dreamed the creature was anywhere around.  But he sprang
up from the earth, I believe, and was there at the finish.  And could
_you_ look haughty with every hair pin dropping out of your head?

"And, anyway, afterwards, he explained something that has made
everything different, but that comes later in my story.

"Today it rained for the first time since I've been in North Hero.  A
sort of steady pitter-patter, not the kind of a downpour that makes you
hug shelter, but a splashy sort you long to run out in with your face
turned up.  All morning long I sat with the aunts (Aunt Milly was so
disappointed when she saw the rain that I brought her down to the
hollyhock porch and made her all comfy there) and I simply couldn't
stand it all afternoon so, after lunch, I stole away.  Now Happy House
is divided (thank goodness) into two parts, so if the aunts are on one
side it is easy to slip out of the other.  I put on my slicker and cap
and slipped away.  I frisked around in the rain drops for awhile, then,
I started toward the orchard to see if my water-proof box was
water-proof.  And as I walked down the path I heard the sound of
hammering from the direction of my Nest.  'A-ha,' says I, 'I will
surprise nice Mr. Webb at his work!'  So I crept up on tiptoe.  And,
oh, Claire, it wasn't Mr. Webb _at all--it was Peter Hyde_!  There he
was with a hammer and a saw and some nails in a funny apron he had tied
around him working away with the rain spattering through the leaves
right into his face.

"I was so surprised I thought I'd run back, but just at that moment he
saw me.  And of course, the way I always do when I shouldn't, I began
to laugh.  And he laughed, too, though he _was_ embarrassed.

"I am sure he didn't want me to find out that he had made the seat.
But for a hired man he met the situation with ease.  He simply asked me
to stand there while he drove one more nail; then, he said, his work
would be complete.  When he'd finished he held out his hand and invited
me to climb into the nest.  All this with the rain spattering on us!
Of course I had to tell him that it was perfectly lovely and had been
such a jolly surprise and that I had thought Webb had made it.  And now
comes the funny part.  He explained in a sort of sheepish way that he
thought _I was a little girl_!  Jonathan had told him that Miss
Sabrina's little niece was coming to Happy House.  When he caught a
glimpse of me in the stage (he dared to say this) he thought I looked
like a 'jolly sort of a kid.'  Then that very afternoon he saw me turn
a handspring in the orchard--and climb the tree!  He said he got to
thinking what a sort of dull place Happy House would be for any
youngster, and that it would be fun for him to do some little thing to
make it jollier for her.  He admitted, to use his own words, that he
was flabbergasted to find that I wasn't a kid after all!  I'm glad, in
a 'close-up' I _do_ look my years!

"But can't you see that that explains _everything_ and that he _wasn't_
impertinent, after all?

"Of course, living in cities all my life, I've always had an impression
that hired men were just big, clumsy, dirty looking creatures who ate
with knives and always smelled horsey.  This Peter Hyde isn't that way
at all.  He's tanned copper-color but his face and hands look clean and
except for his clothes, he doesn't look much different from any one
else.  And now that he knows I am quite grown-up (at least in years) he
treats me very nicely.

"We're going to do all sorts of nice things for Davy Hopworth, who is a
very nice, bright youngster, but, just because he's a Hopworth, the
other boys get punished for playing with him and that makes both Peter
Hyde and me indignant.

"Isn't the world funny, Claire, how the sins of the fathers and the
grandfathers are visited upon the children--at least in places like
this?  Of course my beloved Finnegans are too busy just keeping the
present generation going, to think much about the past, and the world
they live in rushes too fast to stop to think that Timmy Finnegan,
maybe's, going to rob a bank because his great-great-grandfather, over
in County Cork, ran off with a pig.

"It is too late in the evening to philosophize, and I mustn't let my
wick burn too low or Aunt Sabrina will know I'm using the midnight oil.
Don't be cross, dear Claire, if you don't hear from me every day;
although you might suppose that up here I'd have a great deal of
leisure time, somehow each day seems to bring something unexpected.
And as I said on page 2 of this voluminous letter, I am growing fond of
Happy House and there is a sort of fascination about everything here.
Dear Anne, with her noble dreams, never longed to bring about the
reforms that I do!  One is to throw out the dreadful waxed flowers and
peacock feathers and old grasses from Happy House and fill the vases
with fresh flowers.  Another is to sweep through the whole blessed
village and open every blind and let in today!

"And then when I'm bursting with my longing to make the whole world
better, I'm suddenly reminded that I'm just a little next-to-nothing
that can't even remember to act grown-up, masquerading in our Anne's
shoes and daring to find flaws in Miss Sabrina Leavitt with all the
noble heritage of Leavitt tradition flowing in her veins.

"Good night, littlest pal, I wish I could be with you long enough for a
good, long gossip.  But, by and by--"




CHAPTER XI

MOONSHINE AND FAIRIES

  "Good-evening, yellow Buttercups
  Good-evening, daisies white,
  Tell me, have you met the Moon-Queen
  On this pretty night?"


The little singer made a sweeping courtesy.

"How d'you do, Miss Buttercup?  Do come here now and meet Mrs. Moon!"
With a gesture of exaggerated elegance she led an imaginary Buttercup
out to a pool of silver where the bright moonlight slanted through the
branches of an apple tree.

"Now, everybody, bow to Mrs. Moon," and the fairy-hostess bent to the
ground.  Then she snapped her fingers.  "On with the music," she cried.
Like a spirit she danced off over the grass, now scarcely more than a
shadow among the shadows, now full in the moonlight, bending, swaying,
leaping, arms outstretched, face lifted.

But the frolic of the fairies in the moonlight came to a sad end, for a
human hand reached out from behind a tree-trunk and caught the
make-believe hostess of Mrs. Moon by one thin arm.

"Lemme go!" cried the child, shrilly.

Nancy, awakened by the moonlight streaming across the rose-cabbages of
her carpeting, had been lured out into the night.  Halting at the
raspberry patch she had heard the little singer.  Cautiously, lest
indeed she disturb fairies at their revels she had crept into the
orchard.  From a hiding place she had watched the child's mad dance.

"Sh-h!  I am the Moon-Queen!  Let me dance with you!"  Releasing the
little wriggling body Nancy threw off her slippers.  "Come!"  Waving
her hand she danced down through the apple trees, singing:

  In their dress of yellow gold,
    In their petals white,
  I can see the fairy folk
    Gathered here to-night!


From the shadow the child watched her, sullenly, suspiciously.  But
with her loosened hair falling down over her pink dressing gown, Nancy
herself looked an eerie little sprite; in a moment the child's alarm
vanished.  Of course she _knew_ that this must be Miss Sabriny
Leavitt's niece, but it was fun, anyway, to pretend that she _was_ the
Moon-Queen!  And she must be very, very nice not to have "chased" her
at once!  And she might stop dancing, too, any moment!  So out she ran
to join Nancy, with hands outstretched, and together they capered and
danced around among the old trees until, quite out of breath, Nancy
fell upon the soft grass.

"Oh, goodness me, what _fun_!  Now come here, Miss Fairy, and tell me
who you are?  _Are_ you a fairy come from the Village of Tall Grass in
yonder field?"

The child, completely won, dropped at Nancy's feet.

"I'm Nonie Hopworth."

"Oh-h!"  Nancy was genuinely surprised.  "Are you Davy's sister?"

The child nodded.  "Yep."  She regarded Nancy closely.  "You're
_different_, aren't you?"

Nancy caught her meaning.  "Yes, I'm different--at least, I'm not
exactly like----"

"Miss Sabriny or--or B'lindy.  _She'd_ have chased me!  That's why I
come here to play at night.  Anyway, it's easier to pretend at night.
Do you ever pretend, Miss?"

"Call me Nancy, do!  Of course, I pretend, often!  I love to."

"Ain't it fun--I mean isn't!  I forgot.  I play it 'most all the time."

Nancy looked curiously at the strange little figure, almost wraithlike
in the dim light.  It was hard to believe that the winsome creature
could belong in Freedom--and to the "no-good" Hopworths.

There was grace in every movement of the thin little body not in the
least concealed by the worn, soiled, out-grown dress.  Two dark,
burning, eager, questioning eyes told of a spirit that lived above and
beyond the sordid, colorless monotony of a life with old Dan'l Hopworth
and Liz, who "didn't believe a feller oughta have any fun!"

"What do you pretend, Miss Nancy?"

Nancy laughed and rubbed the soles of her bare feet.

"Well, once I pretended I was the Moon-Queen and I scratched my poor
feet dreadfully.  What do you pretend?"

Nonie rocked back on her heels.

"Oh, lots and lots of different things.  My every-day game is Rosemary.
She's my make-believe chum.  She lives down in the haunted house on the
North Hero road, only when I pretend, of course, the house isn't
haunted.  And it's got lovely glass things from the ceiling for candles
and they sparkle like rainbows and diamonds.  Rosemary and I play games
and we--we read and tell each other stories and sometimes she helps me
with the work, when Liz ain't around.  Only Rosemary don't believe in
fairies.  She says that's baby, so when she's away I pretend fairy."

"When the moon shines----"

"Oh, yes, it's nicer then.  And you can't play-fairy round our house
because there ain't--there are _not_--any flowers.  So I come
here--there are such lots of pretty shadows--and nice smells.  I
pretend all the flowers come out from the garden and have a party.
It's fun having the flowers, 'cause you can just _tell_ how they'll
act.  You know a tulip's going to be awful tall and proud and bow--like
this!  And a rose'll act shy, and a buttercup's pert.  And a daisy's
'shamed 'cause her dress ain't better--I mean isn't.  And a dandelion's
awful bold.  And a daffy-down-dilly--oh, _they're_ jolly!"

"How perfectly delightful!  Tell me more, Nonie.  I believe you have a
witch for a fairy grandmother!"

Nonie giggled.  "That's 'nother of my games.  I've had that for a long
time.  She's coming some day and touch me with a wand and make me into
a beautiful lady.  And I'll go out and step into my carriage and a
footman all shiny and white will say: 'To her Majesty's!'  And I'll sit
in the best parlor and drink chocolate and real whipped cream from cups
with pink roses on 'em, and a page will say: '_Do_ have another piece
of cake, your ladyship,' and--and I'll say, 'I couldn't hold another
mouthful, thanks, I've had five!'"

Nancy and Nonie laughed together.  Then Nonie sighed.

"Do any dreams ever come true?  I mean the kind of things you sit and
think about and want?"

"Maybe, if you dream hard enough, Nonie," Nancy answered, soberly.

"'Course I know _some_ of the things I pretend can't come true but
maybe some will.  Miss Denny told me they might.  Only she said I'd
have to make 'em.  She's my teacher.  I love her.  I guess you're most
as nice as she is.  She gives me books and tells me when I say bad
grammar.  She says we must just think beautiful things and then put
them into the right words--but it's hard!  I forget awful easy.  She
don't--I mean, she does _not_--think I'm queer.  Liz calls me 'loony!'"

"Oh, _no_--Nonie," protested Nancy, "Liz just can't understand."

"But _you_ do, don't you?  Miss Denny did, too."  Nonie was silent for
a moment.  "After I've learned a lot more I want to go out in the world
with Davy and make a fortune.  I don't know just how--but I want to do
grand things.  There's some places, ain't there--aren't there--that's
so big folks wouldn't know we were Hopworths?  Davy says he wants to go
to sea and Liz says he'll come to no good end like Pa, but mebbe I can
take him with me."  She sighed.  "It's awful long off 'til I grow up,
though, I'm only twelve."

Then Nonie added slowly, as though she was sharing a secret: "There's
one more thing I pretend.  After I go to bed I shut my eyes tight and
pretend that a beautiful lady with hair all gold and eyes that twinkle
like stars and smile at you, comes and sits by my bed and takes hold of
my hand and pats it and then kisses me, sort of on my forehead, and
says: 'Good night, sweetness,' like that, in a voice that's soft like
music and not a bit of the holler-kind!"  Nonie gave a little sigh of
rapture.  "It's nice, you see, to have a make-believe mother like that!
I s'pose a real one wouldn't have time.  Anyways, Liz says she'd like
to _see_ a real mother do more for young 'uns than she does!"

Nancy blinked a sudden rush of tears from her eyes.  She felt that she
had seen bared the very soul of a child--a soul hungry for kindness and
for love.  She reached out and took one of the small hands in her own.

"Nonie--let's you and I play lots together.  I can give you books, too.
We'll read them together.  You can come to Happy House often in the
daytime."

Nonie shook her head doubtfully.

"Liz won't let me.  She says there ain't--there isn't--no use my going
off and leaving my work.  She says school's bad enough!"

"Does Liz--punish--you much?"

"She chases Davy and me with the broom sometimes.  And she scolds, too,
but we don't mind, 'cause she's scolding all the time.  I wish she
would whip us--or lock us up--or--or send us to bed!  It'd be like
other kids, then."

The strangeness of a child longing for punishments that would make her
life seem like other childrens' shocked Nancy!  She looked at the thin
body--was poverty starving the physical being while neglect starved the
spirit?

"I'll talk to Liz myself.  We'll see what I can coax her to do," Nancy
declared resolutely.  "We'll be chums, Nonie."

"Oh, then I won't have to play 'bout Rosemary!  So, you _are_ as nice
as Miss Denny.  You don't know her, do you?  But she'll come back in
the fall and sometime, I guess, she'll be Mr. Peter's dearest."

"What _do_ you mean, Nonie," demanded Nancy.

"Well, Mr. Peter's the _nicest_ man I know 'cause he's awful--nice to
Davy and me, and Miss Denny's the nicest _lady_ and so she'll be his
dearest!  He don't--he doesn't--know her yet but he will in the fall
and so will you."

"I may not," Nancy answered, rather coldly, "so your Miss Denny may
have your Mr. Peter all to herself.  And now something tells me it's
time for fairies to be in bed!  If you'll hand me my slippers I'll
dance with you to the gate--only we must be very, very still or we'll
waken B'lindy!"

From the gate of Happy House Nancy watched the child's figure disappear
in the shadows of the road.  In a very little while she would be
crawling into her deserted bed, pulling the clothes up over her head
and pretending that a mother's hand was caressing her to sleep and a
voice that never "hollered" was whispering "goodnight."

"Blessed child," thought Nancy, "her fairy godmother has given her one
gift that even Liz can't take away from her--imagination!"




CHAPTER XII

LIZ

Old Jonathan, returning from his daily trip to the postoffice, brought
home the news that "there'd be doin's on Fourth of July 'count of the
soldier boys--that Webb'd said it'd got to be a Fourth that not a child
in Freedom'd forget!"  And B'lindy had retorted that "it wa'nt likely,
I guess, if Webb got up the doin's anyone _would_--they'd be doin's no
one _could_ forget!"

But Nancy's interest in the coming event gave way with a quickly
smothered exclamation of delight when Jonathan drew from an inside
pocket a square, bluish envelope with a foreign postmark, redirected in
Mrs. Finnegan's most careful handwriting.

"And here's another," he added, bringing forth a letter from Claire.

"You're a _dear_," cried Nancy, hugging her treasures.  "If you'll take
this pan of peas, Jonathan, I'll run off and read them!"

B'lindy watched Nancy disappear toward the orchard with mingled
amazement and disapproval.  "There never was a letter _I_ got I'd set
by my work for!  _That's_ a young one for you!"

Out in her Bird's-nest Nancy held up the two envelopes.  "I'll save you
'til last, Daddy," she whispered, kissing the handwriting she loved.

Claire's letter was short and yet so like her that Nancy could have
believed her friend was there with her--talking to her.

"I'm perfectly miserable, and I can't let mother guess--she tries to
make everything so jolly for me.  But I'm just plain homesick for
college and you girls.  The summer isn't a bit what I'd planned.  Barry
went away before I got home.  Mother thought he'd come back but he
didn't, and the maddening thing is she won't tell me where he is.  She
said Barry was 'getting settled.'  Isn't that absurd?  I suppose he's
gone off to the Canadian Rockies or maybe to Japan.  But I don't see
why mother has to make a secret of it!  The war's changed all the men I
know--none of them seem as nice.  They're so restless and act so old.
But then, I'm restless, too, and feel as old as the hills.  For
heaven's sake, Nancy, hurry up and do your duty by Anne's relatives and
come here to me--I need you!"

"Funny Claire," laughed Nancy, talking aloud in the way she had learned
at Happy House.  "She's always trying to make herself think she's
miserable.  But Barry _is_ a pill!  Now, Daddy mine!"

Because she must make her moment of joy last as long as possible, she
spread out each page; she peeped into the envelope to be certain that
she had them all; she touched ever so lightly the penned lines; she
even sniffed joyously at the paper in a vain hope of detecting the
familiar odor of Havana tobacco.

The letter had been three weeks on its way.  And it was in answer to
one Nancy had written to him from college, soon after Anne's plans to
go to.  Russia had been completed.

"* * * * That is fine in Anne, but it seems to me, that in the
enthusiasm of her youth she's overlooking opportunities for service
closer at hand.  These problems over here are so tremendous--they, need
a tried mind and the wisdom of years.  You know, my dear, if you want
to do things to make this world better you can generally find them
waiting for you in your very own corner!  Wherever you look you will
see the destruction of prejudice, ignorance, selfishness and pride--you
don't have to go to Russia to find it!

"In a few weeks my baby will be graduated.  I cannot picture you grown
up.  Perhaps you will never seem so to your Dad.  I feel as though
these months that I have spent over here away from you must have made
many changes in my girl--they have cheated me of a great deal of joy in
your development.  But I hope that the dignities you have acquired have
not changed the dear, kind, joyous heart of you!

"You tell me you have decided upon a 'career,' but you will not tell me
what--little torment!  Is it something in which I can help?  If it is
useful and honorable, my child, it will bring you happiness, whatever
it is.  I hope it is a hard one, too, the more you have to work the
more satisfaction you will enjoy.

"Now for good news.  My work over here is done.  As soon as I can get
passage I will sail for home, I can't think of anything else.  I
thought I'd spend my unexpected holiday nosing around in the places
where I've always wanted to go--but I can't.  I'm too impatient to
enjoy anything.  So I shall camp on the doorstep of the G. H. Q. Office
until word of my sailing comes.  I suppose you are at the apartment
under Mrs. Finnegan's loving eye.  When I return we'll run off to the
seashore or mountains for a few weeks."

"Dear, dear thoughtful Daddy--nice, old, _preachy_ Daddy--with your
sugar-coated sermons in little pellets, all easy to swallow!" cried
Nancy, laughing, then suddenly a sob choked her, another and then
another.

"It's almost _dreadful_ to have Daddy have just me.  What if he is
disappointed when he sees me!  What if he is--angry--at what I've done!"

For the first time this possibility crossed her mind {134} leaving a
terrible fear.  Impulsive Nancy had often displeased her father, but
always the most trivial offence had troubled her deeply.  Her father
had such an aversion to the smallest departure from truth!  And wasn't
she really acting a lie?

For the next few moments poor Nancy sorely needed the support of Anne's
convincing arguments!  Remorse of the most torturing kind swept her.

And she had dared to judge Miss Sabrina's standards of honor and
justice!

"I'll go away," she cried, aloud.  "I'll go straight back to Mrs.
Finnegan's where I belong."

But this determination, soothing at it was, brought added problems.
Nancy's brow wrinkled with a deep frown of perplexity.  It would not be
fair to Anne to just run away--she'd have to give some explanation to
Miss Sabrina and Miss Milly and B'lindy, and even Webb.  And just now,
in her present mood, anything but the absolute truth seemed abhorrent
to her.

Then she thought of Aunt Milly--dear little Aunt Milly.  She was a
different creature now from the pale little woman Nancy had first seen
on the couch in the darkened room.  Each day, when she did not go to
the orchard, she spent in the sitting room or on the hollyhock porch,
knitting and helping in little household tasks.  And Nancy knew by the
wistful glance that met hers when she came and went, how Aunt Milly
hungered for her company.  Nancy had told herself that it was because
she was young and that she seemed, perhaps, like what Aunt Milly had
wanted to be--before the dreadful accident.

What _would_ Aunt Milly's life be if she went suddenly out of it?

There was Davy, too, and all she had planned to start for the Club and
Nonie--

What must Nonie think?  She had let a whole day go by and had not seen
Liz!

Nancy re-read her father's letter.  "If you want to do things to make
this world better you can generally find them waiting for you in your
very own corner!"  Funny--that Daddy should have written just that!
Nancy folded her letter with a sigh of relief.  "Of course, there's
work right here and maybe--I'd be a coward to run away--just now.  The
wrong was done when I came!"

The logic was youthful, but then Nancy, despite the dignity of
graduation was very youthful, too.  Her mind made up she looked very
resolute.  She'd go and call upon Liz that very afternoon.

However, she must know more concerning the Hopworth's before she braved
Liz on her own ground.  So she sought out the all-wise B'lindy.

B'lindy was most generous with her information.

"I guess the Hopworths ain't any concern of yours, Miss Anne.  The
Leavitts al'las visited mostly with good folks like the Allens and the
Chamberlains and the Fiskes over in South Hero, and the Hills up to
Isle Le Motte and the Eatons and Todds, here to Freedom.  Time was when
the best come to Happy House--Miss Sabriny's mother liked company--but
not trash like the Hopworth's!"

"But _why_ are they trash, B'lindy?  What do they do?  Webb says
they're an old family, that they've been here as long as the Leavitts."

B'lindy snorted.  "Webb's tongue's tied in the middle and wags both
ends and I guess most of the time at the wrong end!  Mebbe they are
old--you can't kill off folks same's you can a strain of cattle.  They
don't do nothin', Miss Anne, that's it--they don't do nothin'.  They're
just shiftless, no-good folks.  Old Dan'l don't work--never did, and
his pa before him.  And that Eric--he was worst of all!"

"Who was Eric?" begged Nancy.

"Old Dan'l's son and as bad a boy as ever tormented a neighborhood.
But no one knew he'd be anything but no-good, and he wasn't.  Ran off
to sea.  Folks never heard much 'bout him, but they knew they wouldn't
hear anything good, anyway.  Then, sudden-like, he turns up with two
young 'uns.  Brought 'em to old Dan'l to keep.  One was a girl and the
other, a baby in his arms, was a boy."

Freedom folks had never lost their enjoyment in this episode of Eric
Hopworth's adventurous life.  B'lindy, happy now in her tale, made the
most of it.

"I guess there were a lot of stories 'bout them young uns, but old
Dan'l never made a sign 'bout which was true.  And Eric Hopworth went
off's suddenly as he come, leavin' those two more Hopworth's for old
Dan'l to feed and bring up, and for the folks 'round here to watch,
unless they wanted all their apples stolen and their chickens killed!
Mis' Tubbs told Mis' Sniggs that she _see_ a marriage certificate and
that the mother'd been one of them actor-women down in New York and she
thought like's not the woman died when the boy was born.  Mis' Jenkins
sez _she'd_ heard other stories over in North Hero!  Anyways old
Dan'l's as close-mouthed as a stature!"

"And who's Liz?" asked Nancy.

"Old Dan'l's half-sister.  He brought her over from Bend after the
young 'uns came, to do for 'em."

Nancy mused for a moment.  There was not much use in telling B'lindy
that she was going to call upon Liz--it would take days and days of
argument to overcome the heritage of prejudice in B'lindy's mind.
Perhaps, for the present, she had better keep Nonie in the orchard.

It had not needed B'lindy's description for Nancy to recognize the
Hopworth dwelling, if by such a name could be called the four
weather-beaten walls hanging crazily together as though by a last nail.
A litter of debris cluttered the bare ground around the house and
between the shed and the unused barn.  Back of the shed an old man
slouched in the sun.

The door sagged on its one hinge, partly open.  When Nancy knocked a
gaunt, slatternly woman, in the room within, turned with a scowl.

As Nancy's eyes, sweeping over the dirty, crowded room, came back to
the hard face before her, she sickened at the thought of little Nonie,
with her "dreams," growing in this environment.  Then, as Liz' scowl
gave place to a sullen indifference, Nancy realized that the most
marked thing about the woman was a resigned hopelessness.

Nancy, choosing her words carefully, introduced herself.  As Liz'
unfriendliness discouraged any advances, Nancy plunged straight to the
point.  She had taken a fancy to the children, she explained--would
Miss Hopworth permit Nonie and sometimes Davy, to come often to Happy
House?  She, Nancy, found it a little lonesome at Happy House and she
would enjoy their company.

Liz dropped a pan with a bang.  "I'll tell you just's I tell her--there
ain't goin' to be any more traipsing 'way from her work all the time
like with the schoolmar'm either to Happy House nor nowhere.  All them
notions is settin' the girl loony goin' on with her lies and things
'bout things bein' differunt.  She'll stay _right_ to home!"

And to prevent further argument Liz' head bent meaningly toward the
door.

But at that moment a shadow crossed it.  Mrs. Sniggs, very gingerly,
thrust a head inside.  Under her arm she carried a kettle.  Once in a
while old Dan'l mended the village kettles.

"How d'do," snapped Liz.

But Mrs. Sniggs, with an uplift of her nose that said plainly: "I don't
even _see_ you," put her kettle near the door without a word and turned
to depart.  At which Liz, in a loud tone, exclaimed: "Most _certainly_,
Miss Leavitt, we're _delighted_!  Our Nonie can visit you up to Happy
House real often!"

Liz knew and Nancy knew, by the tell-tale shadow that lingered across
the threshold that Mrs. Sniggs had heard; Nancy blessed the good
fortune that had brought the woman there at that moment!

Walking homeward, her mind full of plans of all she wanted to do for
Nonie and Davy, Nancy with a shudder recalled the Hopworth home--and
Liz.  Something in the tired eyes haunted her.  "Maybe," she thought
with a pang of pity, "maybe she's as--starved--as Nonie!"




CHAPTER XIII

THE FOURTH OF JULY

B'lindy had said, truly, that "she guessed if Webb got up the Fourth of
July doin's they'd be doin's no one'd forget!"

Webb's "doin's" took the form of a parade--a parade in which the very
young and the very old should take part.  At its head Webb himself
would march, with the two recently returned soldiers, one on each side.
The young people would come in costumes depicting the characters of the
men associated with the Island history.

"Mrs. Eaton wants you to help her dress the children, Anne," Miss
Sabrina had announced, the day before the Fourth.  "She asked me to ask
you to be at the meeting-house at 9 o'clock.

"Oh, I'd love to," Nancy had responded eagerly.

"It is very nice of her, I am sure," Miss Sabrina had added.  "She
_wants_ to be pleasant."  And a hint of apology in Miss Sabrina's voice
made Nancy suddenly think that perhaps Mrs. Eaton was not _always_
pleasant.

She remembered that B'lindy had added the Eaton name to the list of
acquaintances possible to a Leavitt.

The very air of that Fourth of July morning was a-tingle with
excitement.  When Nancy turned into the village street it seemed to her
filled with people, all in Sunday-best and holiday spirits.  The green
in front of the meeting-house was alive with eager, tumbling youngsters.

Mrs. Eaton, a large woman with what Nancy called a prune mouth and
watery blue eyes, greeted Nancy effusively.  Nancy was a "_dear_"--she
said it with a rising squeak--to help her!  There wasn't a great deal
to do--the little dears were going to wear white caps and capes and
represent a band of peace; the girls would carry wreaths of white
syringa.  _She'd_ thought of it all herself--two days before.

"I'm _so_ glad to be rushed to _death_," she explained, patting down a
small cap on a small head.  "Of _course_ you know my Archie is _still_
in Germany!"

Nancy had not known it, nor, indeed, anything about Archie, but she
nodded sympathetically.

"Cyrus Eaton says I'm a _wonder_--just a wonder!  But I _suppose_ I
ought to be thankful my Archie's come through without losing any of his
arms or legs!  Now, my _dear_, if you'll fix the _rest_ of these
children I'll run down and look at the Indian Chiefs.  _Bless_ me, I
don't know _what_ Webb'd do without me.  But _then_, I'm glad to do
it--it keeps my _mind_ off Archie."  She panted off with a patronizing
smile that took in Nancy and the group of staring youngsters.

To Nancy, whose life had been spent mostly in the big cities of the
world, this glimpse of village life was a novel experience.  She loved
it--the spontaneous gaiety of it all, the round-eyed children that
crowded to her, noisily clamoring to have their "things" put on.  The
notes of a bugle floated up the street.  Fire crackers popped off with
the regularity of machine-gun fire.  From every side came loud, eager
voices.  She was glad she was a part of it all.  As she finished
arranging its cap, she patted each head, just as Mrs. Eaton had done,
but in Nancy's smile there was something that had not been in Mrs.
Eaton's, so she invariably won a quick smile in response.

Suddenly Nancy spied Nonie and Davy, hand in hand, watching the other
children from a little distance.  Their childish longing betrayed
itself in the unwonted way their hands clung together, in the
wistfulness of their faces.  Nancy hailed them.

"Come along--hurry!" she cried.  They ran eagerly to her.  Nancy seized
a cape and a cap.

"Dast we?" asked Davy, very gravely.

"Why, of _course_.  Quick--take this cap, Davy.  Here, Nonie, is a
wreath.  Now--stand here--in this line!"  She placed them between two
other children.  "All of you--faces forward!  Be ready for the signal.
Right foot--don't forget."

Mrs. Eaton bustled up.  "Everything _ready_, my dear?  It's perfectly
_beautiful_--just beautiful!" in breathless staccato.  "I wish my
Archie could see it!  I'm actually _inspired_!"  Her red, moist face
suggested that she had made a mistake in her choice of words.  She ran
around the group of children, standing in ragged file, impatiently
awaiting the signal to start.  "The little _dears_--just like a
beautiful band of peace!"  Suddenly she stared and her face flushed a
darker red.  "Nonie Hopworth, how _dared_ you come here!"

Nonie's lips quivered and her eyes went imploringly to Nancy.  Davy
tossed his head defiantly.  Neither answered.

"_I_ called them, Mrs. Eaton."

Now there was no "my dear" on Mrs. Eaton's tongue.  It clicked sharply
against her teeth.  She was too outraged, too, to pick her words.

"Get right away!"  She seized Davy by the shoulder.  "Little
good-for-nothings!  This is a patriotic celebration and we don't want
any Hopworth's in it!"

Nancy's eyes blazed.  "_Oh_, Mrs. Eaton!  _Don't_--they're just
children!  They----"

"_You're_ a stranger here in Freedom, Miss Leavitt--I'll be pleased if
you'll let _me_ manage this!  I say it's an _insult_ to our heroes to
have Eric Hopworth's young 'uns here--an insult to Freedom's noble
history!"  The ruffles on her bosom heaved in her anger.  "What'd Eric
Hopworth do for his country!  When I think of my Archie----"  What she
might have thought did not find expression, because of the pins she was
tearing roughly from Nonie's cape and thrusting between her teeth.  "Go
off now," she panted between the shining row.  "Go off where you came
from!"

Then, almost simultaneously with the approach of a dishevelled Indian
hollering between cupped hands that "p'rade's goin' start," came Webb's
warning whistle from down the street.  Mrs. Eaton straightened to an
appropriate dignity of bearing.  She made a waving motion of her arm
toward her little dears that ignored Nancy, standing back, dumb with
the cruelty of it all.

But Nonie's crestfallen face stung Nancy to sudden action.  While the
band of peace fluttered wildly back to its position, Nancy, with an arm
about each, moved with the children toward the church.  She moved
quickly, too, for a sudden inspiration had seized her.  She remembered
three flags on standards in the Sunday-school room.  She bade Davy get
them.

"Do _just_ what I tell you," she commanded.  "The _cat_!" she threw
over her shoulder.

All Freedom was too intent upon catching a first glimpse of Webb's host
moving up the village street to notice the strange sight of Nancy and
her companions racing through the back yards and fields that skirted
the main thoroughfare.  A long tear in Nancy's skirt testified to the
speed with which she had climbed all obstacles.  Such was the fire in
her soul that she could have climbed a mountain!

In the shade of a wide maple tree, B'lindy, resplendent in fresh
gingham and her good-as-new-last-year's-hat, watched Webb's "doin's"
with a heart that fluttered with pride.  No town in the whole Island
could turn out more folks!  But, then, no town on the Island had a
prouder history!

With his badges glittering on the faded blue coat, Webb marched at the
head of his "p'rade" in his uniform of the Grand Army of the Republic.
On either side of him stepped the recently returned soldiers, their
young-old faces turned straight ahead, their worn tunics attesting to
other lines of march through other village streets.  Behind them were
the three soldier boys who had not "gone across."  In pure enjoyment of
the occasion they had forgotten the resentment against fate that they
had cherished.  A group of boys and girls in Indian costume portrayed
that epoch of Freedom's history.  One great warrior brandished a
tomahawk that had been dug up in a nearby field and was now kept in a
suitable setting at the post-office.  Close at their heels followed
four staid Puritan men, broad white collars pinned over Sunday coats.
Ethan Allen and his brother Ira, beloved heroes of the little Islands,
were there in character.  Two lanky lads wore the uniform of 1861.
Mrs. Eaton's "band of peace" in straggling lines, brought up the rear.

Greeted from each side by lusty cheers, through a cloud of dust, to the
tap-a-tap-tap of three proud drummers, the pageant moved down the
street.  It had been Webb's plan that the "p'rade" should halt before
the stoop of the hotel, where Mr. Todd, the postmaster, in a collar
much too high and a coat much too tight, waited to give an address of
welcome.  But as Webb's eyes roved with pardonable pride over the
fringe of spectators on each side of the line of march, they suddenly
spied an unexpected sight.  On the stepping block in front of the
school house stood Nancy, her white skirts blowing, with Nonie and Davy
on each side.  And each held, proudly upright, an American flag.

It was a pretty sight--the colors of the flags fluttering over the
three bare heads, the young faces tilted earnestly forward.  Webb saw
in it a friendly effort on Miss Anne's part to add to the success of
his "doin's."  So as the line of march approached the stepping-block,
he solemnly saluted the three.

Advancing, the returned soldiers also saluted, stiffly.  The drummers
lost a beat in order to wave their drumsticks.  The Indians gaily
brandished their clubs, the Puritans nodded, the "boys in blue" mimiced
their heroes of the hour with a stiff bending and jerking of their
right arms.

But then and there Mrs. Eaton fell back from her position at the head
of the "band of peace."  Nancy, wickedly watching from the corner of a
perfectly innocent appearing eye, saw her give a gasp as she stepped
aside.

Nonie and Davy, exalted into an ecstasy of joy over the part they had
finally played in the celebration, stared in amazement at Nancy's
suppressed peals of laughter, to which she gave way only when the last
wee dove of peace had trailed off toward the hotel.  And not only Davy
and Nonie stared; from out of the spectators came Peter Hyde.

"I have cooked my goose--now," giggled Nancy, wiping her eyes and
holding out a hand.  "She was _so_ funny!  But I have outraged
Freedom's noble history!"  Nancy twisted her lips to resemble Mrs.
Eaton's.

"If you'll let me help you down we might hurry and hear some of the
Honorable Jeremiah Todd's oration," suggested Peter Hyde.

Nancy jumped lightly to the ground.  "I wouldn't _dare_," she answered.
"Mrs. Eaton only waits to tear me limb from limb!  I saw it in her
pallid eye.  You don't _know_ what I've done!  Davy, you and Nonie
carry these flags carefully back to the Sunday-school.  And what do you
say--in celebration of this day--to a swim--this afternoon, at the
Cove!"

They exclaimed their approval of the suggestion.  Nonie lingered.

"Do you know what I pretended then?" she asked, affectionately gripping
Nancy's arm.  "I pretended I was Joan of Arc, all in white, riding on a
big horse with bugles, calling to my army.  Miss Denny read to me all
about it.  Oh, it was grand!"  She sighed, because the moment had
passed.  Davy pranced impatiently.

"Oh, come 'long--stop yer actin' lies!"  Then, to Nancy, with a
questioning look that said such fortune seemed too good to be true:
"'_Honest?_'  'Bout the swimmin'."

Nancy nodded mysteriously.  "Honest to goodness--at three bells!"

She watched the children scamper away, then turned eyes dark with
indignation to Peter Hyde.

"How can _anyone_ be cruel to children?" she cried.  "How can anyone
hurt them?"

Peter did not know what she was talking about, but he agreed with all
his heart.

"Kids--and dogs and cats and--little things," he added.  "I shot a
rabbit once when I was fifteen, and when I went up to get it, it was
still breathing, and looked so pitiful and small--I couldn't help but
feel that it hadn't had a chance 'gainst a fellow like me.  I had to
kill it then.  That was enough for me!  I haven't shot--any sort of
living things--like _that_--since!"

His step shortened to Nancy's and together they turned their backs upon
Jeremiah's cheering audience and walked slowly homeward.  Her mind
concerned with the children, Nancy told Peter all that had happened--of
finding Nonie in the orchard, of the child's "pretend" games, of her
call upon Liz.  Then she concluded with an account of the incident of
the morning mimicing, comically, Mrs. Eaton's outraged manner.

"As if it would hurt her or her Archie or--or anyone else in this old
place to make two youngsters happy," Nancy exclaimed, disgustedly.
"I'm going to do everything I can, while I'm at Happy House, to make up
to them," she finished.

Peter assured her that he wanted to help.  How much the desire was
inspired by sympathy for Nonie and Davy or by the winning picture Nancy
made, her rebel strands of red-brown hair blowing across her flushed
cheeks, no one could say.  And when at the gate of Happy House they
separated, Peter promising to be on hand at the Cove at four o'clock,
Nancy watched him swing down the road with a pleasant sense of
comradeship.




CHAPTER XIV

MRS. EATON CALLS

"Oh, shades of Odysseus," muttered Nancy.  From the swing on the
hollyhock porch she had spied Mrs. Eaton coming up the flagged path to
the front door.

As she sat idly swinging, Nancy had been trying over the deeply
emotional lines that Berth;, the much-suffering heroine of her dear
play, should say when the villain proved to be her lover in disguise.
A chance glance through the syringas had acquainted her with the
alarming fact that an avenging enemy approached.

It was the day after the Fourth of July.  As yet not a word had come to
Happy House concerning Nancy's part in the celebration.

There was not time for Nancy to escape; however, it was not likely that
Miss Sabrina would take such a guest out to the porch.  Nancy heard her
greet the newcomer, then their steps approached the sitting-room.  The
swing was at the other end of the porch.  Nancy, hugging her knees,
could not be seen from the sitting-room windows and, anyway, the blinds
had been shut to keep out the hot morning sun.  Through their slats
Nancy heard Mrs. Eaton's effusive greetings.

"I might as well hear what the cat tells," Nancy concluded.  The fate
of the proverbial eavesdropper did not alarm her in the least; she felt
the resignation, of a child that knows he faces punishment.

Mrs. Eaton spent several moments explaining, how often she "had had a
_mind_ to drop in for a little chat."

"But I am a _different_ woman with my Archie away!  Cyrus says he don't
_know_ how I bear up so well.  _You_ don't know, of course, a mother's
feelings!"  Did Nancy imagine that she heard a rustling, as though Aunt
Sabrina had suddenly straightened in her chair?  "And _I_ said to Cyrus
that _he_ don't even know a mother's feeling that's raised a boy right
from the _cradle_!"

Miss Sabrina inquired politely as to the last word of Archie, and, with
satisfied pride, the mother recounted Archie's description of the
difficulties that had confronted the Allied occupancy of the
Rhinelands.  Archie's mother truly believed that Archie alone bore that
tremendous responsibility.

"And Archie and me are as _like_ as two peas," she added.

It was, of course, only a matter of a few moments before Mrs. Eaton led
up to the event of the day before.  Nancy caught the crisp change in
the woman's voice.  The story gained much in her telling--of Nancy's
impertinence in forcing the Hopworth young 'uns among her "little
dears," then how she had, though fully aware of her, Mrs. Eaton's,
explicit orders, flaunted Eric Hopworth's brood in the face of every
respectable man, woman and child of Freedom--actually desecrating the
very flags she had--_taken_--out of the Sunday-school room.

The story was interrupted by many sighs and sniffs.

"Of course _everybody_ on this Island that knows me and my Archie,
Cyrus says, will _feel_ for me.  I might as well as _not_ of been
slapped in the face.  And I said to Cyrus, "_I_ think Miss Leavitt
ought to _know_--she's taken that girl there!"  And Cyrus and I _both_
said that of _course_ no one would be surprised, seeing she's _that_
branch of your family where I suppose--you'll _forgive_ me for speaking
right out _plain_, you can expect almost _any_ kind of actions!"

Nancy swung her feet down out of the hammock.  "The cat," she breathed,
straightening.  She could see that stinging shaft plunge straight into
poor Aunt Sabrina's heart and turn!  She held her breath for Aunt
Sabrina's answer.

Miss Sabrina's voice was cold and her words measured.  "I am very sorry
this has happened, Mrs. Eaton.  But I am sure my niece did not dream of
impertinence.  She has not been here long enough to know of our
prejudices!"

"_Bully!_" Nancy, said, almost aloud.  "_That's_ a time when breeding
shows!"

Mrs. Eaton was plainly annoyed at Miss Sabrina's defence.  Her voice
took on a crisper edge.  "She's been here long _enough_ to pick up with
Judson's hired _man_!  _Your_ notions may be different from _mine_,
Miss Leavitt, but _I_ wouldn't 'low any girl of _mine_ to go swimming
at Cove's Hole with the Hopworth young 'uns!  Dick Snead told his
mother and his mother told my Cousin 'Manthy.  Ain't there any _better_
folks she can take up with on this Island than a hired man _and_ the
Hopworths?"  Her shrill inflection seemed to say, "There--I have you
_now_!"

Nancy's feet beat a war-dance.  She wanted to rush in to her own
defence--had Dick Snead told his mother and his mother told Cousin
'Manthy that she had swam forty strokes under water?  Discretion,
however, bade her use caution.

A rustling indicated that the caller, her errand accomplished, had
risen to go.  She shot her last tiny, poisoned arrow.  "Of _course_ I
said to Cyrus _all_ of us on the Island know all that poor Miss
Leavitt's _had_ to stand, what with her brother and _then_ her sister!
And _that's_ why, I said to Cyrus, Miss Leavitt _ought_ to know about
these goings on, or else something _else_ would come down on your poor
head!  I must run along, now, 'Manthy came in to watch my jam.  That
Carroll girl I got over at Greenfield isn't worth her keep--you have to
watch her _every_ moment!"

All the pride of generations of Leavitts must have come to Miss
Sabrina's rescue at that moment!  She met the final thrust with calm
dignity.

"My niece is only making me a very short visit, Mrs. Eaton.  It is
hardly worth while for me to interfere with her conduct."

Nancy was struck dumb with amazement.  What did Aunt Sabrina mean--that
_this_ silly little affair ended her stay at Happy House?  What _would_
Anne think?  Oh, _what_ a mess she had made of everything!  Of course
she had expected that something might happen any moment; after one day
had safely passed, she had always thought it might be the next; had she
not told Anne that she was certain to make some dreadful blunder?  But
it was a shame to go away in disgrace when she had not really done
anything, after all!

Indignation of the most righteous sort began slowly to master Nancy's
consternation.  Well, if she did have to go she would allow herself,
just once, the sweet satisfaction of telling Miss Sabrina what she
thought of the Leavitts and their sense of honor!  She rushed headlong
into the sitting-room.

"I heard what that--that creature said," she blurted out.  "I don't
_know _why God makes women like that!  What would you _think_, Aunt
Sabrina, if you'd seen her take a whip and lash those children across
their bare bodies?  And that wouldn't have been as bad as what she
really _did_ do, for those hurts would have healed, and the way she
hurt their spirits wouldn't _ever_ heal!  She is cruelly unjust--and
unkind!"

Poor Miss Sabrina looked very old and very tired--far too tired to meet
this impetuous attack!  Something in the unyieldingness of her
expression drove Nancy to utter abandon.

"Oh, I suppose I'll have--to go away!  But I'm glad--everything is all
wrong at Happy House.  There's no happiness here--at all.
Fath--someone I love used to tell me that happiness comes to you as you
_give_ happiness, and that's what's the matter here--you don't give
happiness!  You live--apart--and you just wrap yourself round with the
traditions of the Leavitts and all that--tommyrot!  I'm glad I'm
not--a--I'm glad I'm the--the other branch.  I guess the golden rule is
better than any family honor and that it doesn't matter at _all_ what
all the people who are dead and gone've done--it's what the people who
are _living_ are doing--that counts!"

Breathless from her outburst and frightened by its daring, Nancy burst
into tears and rushed from the room.

In the aftermath of calm that followed the storm, Nancy woefully faced
the consequences of what she had done.  How silly it would all sound to
Anne when she heard it!  Anne would tell her, of course, what _she_
would have done--but then, Anne had always been able to control every
word and every action.

Nancy, staring about at the four walls of her room in very much the
same way she had done that first day of her coming to Happy House,
realized that they were not so ugly, after all.  Their height gave a
sense of coolness and space; the branches of an old cherry tree brushed
her windows; from below came all sorts of sweet smells out of
Jonathan's garden; the incessant twittering of birds and the humming of
insects made the summer air teem with busy, happy life.  It was
pleasant, she sighed--much pleasanter than a flat in Harlem in July!

"Well, I won't pack until I get my dishonorable discharge, and I can't
get away until Webb's stage goes, anyway!  I'll take Miss Milly once
more to the orchard."

Miss Milly went to the orchard so often now that it had become a part
of almost every day's routine, and it was no longer necessary that
B'lindy and Jonathan should make up the party, though they went more
often than not.  This day Aunt Milly declared everything particularly
nice, but she thought it was because she and Nancy were alone--she
could not know that Nancy had been doing her best to make it an
afternoon Aunt Milly would never forget--"because it's probably the
last!"

They lingered in the orchard until almost supper-time.  Then Nancy
sought the kitchen.  She liked to drop in on B'lindy, help her in some
small way in the preparation of the evening meal, and chat at the same
time.  She was astounded, now, to find Aunt Sabrina, with a very red
face, bending over the kitchen stove.

B'lindy, sitting very straight in the chair by the window, gave the
explanation--resentfully.

"'Pears to be hash ain't good enough for supper.  Had it all fixed for
the cookin' and I guess it's fair 'nough for anyone to eat and I can't
abide left-overs hangin' 'round.  But Miss S'briny says the supper
to-night's got to be extry nice and Miss Anne's got to have waffles and
_she'll_ cook 'em herself, seein' how old B'lindy that's cooked 'em
nigh onto fifty years, can't cook 'em _good_ 'nough for Miss Anne!"

Miss Sabrina's face was bent over the waffles--Nancy could not see it.
The moment was too solemn to permit her to so much as smile.  She said
very gravely, almost reprovingly:

"You _know_, B'lindy, that you _can't_ make waffles as good as Aunt
Sabrina can and I've been hungry for days for waffles!"

Nancy knew that, after that night, waffles would always mean something
more to her than merely a concoction of food stuffs particularly dear
to her palate--they'd mean the momentary triumph of reason and justice,
the defeat of the Mrs. Eaton-kind, and the pitiful attempt of a very
old and a very proud woman to "give happiness."




CHAPTER XV

GUNS AND STRING BEANS

"Claire darling--

"Almost two weeks since I wrote to you.  Will you love me any more?

"As I write I am all alone on the edge of a very little pool of light
reflected from my little lamp that was only intended to see me into bed
and not to burn half the night through while I write to my pal.

"Is this summer night as perfect where you are, Claire?  (Tush--you've
probably been playing tennis and dancing and flirting until you are too
exhausted to care about anything except the breakfast bell disturbing
you.)  But up here it's _wonderful_!  The sky is blue-black velvet, all
studded with stars that seem suspended--they are so very close.  And
the air just caresses you!  And there are the sweetest smells, grassy
and earthy and all fragrant of roses.  There are queer little noises,
too--as though the night was full of fairy creatures.  And I heard a
whip-or-will!  And a screech-owl, way, way off.

"Since I wrote to you last I have 'put my foot in it' again!  Terribly!
It's too long a story to write to you--there isn't nearly oil enough
for that--but I skated over the thin ice and reached safety--in other
words, I am still here!  And, Nancy, I know, now, even Aunt Sabrina is
beginning to like me!  Do you know why?  Because I lost my head and
told her what I thought was the matter with her and Happy House and I
don't suppose anyone _dared_ to tell her that before.  (I called her
Leavitt traditions tommy-rot.)  And I think she _enjoyed_ the
sensation!  Anyway, she seems to treat me now like Somebody and she
said something the other day about how lovely the autumns were on the
Island, as though she took it for granted I'd be here then!

"Claire, what if I can _never_ get away?  Did I dream, when I took
Anne's shoes (to speak in figures) and put them on, where they'd lead
me?  And sometimes I think that I will not see the end of the trail for
a long time.  I'm not crazy to see it, either, for it _must_ end in
Disaster!

"I am beginning to understand these people, too.  I--in my usual way,
judged them too quickly!  One must know their history to know
them--know what a splendid background they have.  Aunt Sabrina has
taken up Ezekiel where she left off and tells me stories about the
Champlain Valley.  Of course, I know she is doing it, because I called
the Leavitt glories 'tommy-rot' and when I read, in B'lindy's book
(gotten up, of course, to bait tourists) what these Islanders _have_
done, I feel cheap and small and insignificant beside all these people
who have such heroic grandfathers and great grandfathers.

"I suppose, all over the world, Island people must be different from
people whose lands lie directly contingent with other lands and people.
The very waters that shut away these precious Hero Islands wash their
lives back upon themselves--they live in--they can't help it.  The
world that rushes on so fast for us, living in the big cities, scarcely
stirs them here!  These folks talk about Ethan Allen and Remembrance
Baker as though it was only yesterday they walked down under the elms
of the village street!  They all eat off from very old china and sit in
very old chairs--precious because some hero dear to the Island has sat
in them!

"(All of this is not original with me--The Hired Man said it.)

"So just as I finished grandly saying to Aunt Sabrina that it didn't
matter at _all_ what the people, who are dead and gone, have done, I'm
beginning to see--like a picture opened before my eyes--that it _does_
matter--quite a little!  They, these dead and gone people, leave us
what they have done; if it's bad, we have to pay for it, some way or
other--if it's noble, we have to be worthy of it!  _That_ philosophy is
all mine and not the Hired Man's.

"There are a great many things about the aforesaid Hired Man (I never
think of him as that) that perplex me.  He is a great big riddle.  He
is more interesting than any one I ever met before.  I wish you were
here so we could talk him over the way we used to the Knights of the
Pink Parlor.  That he is good looking is not what seems so queer,
because I suppose there _are_ good-looking hired men as well as
good-looking street car conductors or undertakers.  He is so
understandable--he is like you and Anne and Dad.  And he knows so much
about everything!  He must have gone to college--he talks just like a
college man.  But once when I hinted he smiled and told me that he was
'still a student in the college of Experience, where after all one
could learn more than at even the great universities.'

"He is Mysterious.  After I've been with him I plan it all out--what he
must have been and why he fell to the level of this sort of work; then
the next time I see him he says something that makes me change all my
ideas.  I am sure he is concealing something--he simply will not say
one word about himself!  I don't believe it's anything as bad as murder
or forgery or--anything like that, because he has such honest eyes, and
they look right straight through you.  It's probably some sorrow or--or
disappointment.  Sometimes his eyes look very tired, as though they had
seen some terrible tragedy, though mostly always they're just jolly.

"He's wonderful with Nonie and Davy--they adore him.  He thinks of so
many nice things for them to do.  He says once he was a scoutmaster in
the Boy Scouts.  I think he almost gave something away then, for, after
he said it, he looked so funny and wouldn't say another word.

"He treats me as though I was another boy just a little older than
Davy.  And after the silly men we knew in college it's a relief to find
anyone like Peter Hyde, even though he is a hired man.  I suppose it's
because he's probably had a hard time--has had to make his way, he's
had all the nonsense knocked out of him!  I am sure, if one could teach
him to dance and then set him down in the middle of your mother's
living-room you'd all go crazy over him.  Now isn't that some Hired
Man?  Dear me, I spend more time wondering about him!  Then I laugh at
myself.  Do you remember the Russian who came to college last year--how
we all thought he must be a Russian prince and then we found out he'd
been born on the Lower East Side?"

      *      *      *      *      *

There were other doubts concerning Peter Hyde that Nancy did _not_
confide to Claire.  For the past two years and more, in Nancy's honest
soul, all men between twenty-one and forty were divided into two
classes; those who had gone over to France and those who had not.  If
Peter Hyde _had_ gone there was nothing in any act or word that
signified it; if he had _not_ gone, why not?  Was _that_ what he was
hiding?

She had resorted, feeling very contemptible as she did so, to little
traps to draw him out, but he had invariably escaped them--sometimes
changing the subject abruptly, other times openly laughing and saying
nothing.  Very much against her will she felt growing within her a
contempt for him; almost a dislike of his personal appearance, so
obviously healthy and able to have fought for his country!  And yet,
loyalty had kept her from confiding this to Claire.

A sense of fairness, too, urged her to give Peter the benefit of the
doubt until she knew.  "I'll just ask him," she decided resolutely.
"I'll ask him right out--the very first chance I get!"

The opportunity to learn the truth had come on the very afternoon
following the night she had written to Claire.  Nonie and Davy had not
appeared for a swim, so Peter had suggested a walk.  He wanted Nancy to
go over, with him, the new work he had started on the Judson ten-acre
piece, the improvements in the barns, the rotary gardens.

It was the first time that Peter Hyde had talked much about his work.
Nancy, who would have said turnips grew on bushes, for all she knew,
found herself, under his instruction, suddenly absorbed in the
scientific growing of beans and corn and potatoes; in the making of one
strip of garden produce three different food products in rotation; in
irrigation and drainage; in sanitary stables and electrically lighted
chicken houses.

"You know there's poetry in these growing things," Peter cried, waving
his hand out over the tender stalks of corn.  "You get all the Art you
want!  Can you find anywhere a more wonderful picture than that waving
field of oats--pale green against that sky?  And in a few weeks it'll
be yellow.  See that lettuce green, too.  And music--you can stand in a
field of corn when the wind is blowing a little and you will hear a
symphony!"

Nancy, surprised, watched his glowing face with interest Here was
indeed a new side of the Hired Man!  He went on:

"And business, say, there's a practical side to this farming that ought
to satisfy any man.  Wits, science, strategy, instinct, plain
common-sense--it's all as necessary right here as in the biggest
business concern in the world.  And if a fellow wants a _fight_--well,
he has it when he goes up against Mother Earth.  We're used to thinking
of her as kindly, generous, lavishing her favors!  I've had another
picture--she's worse than a Czar!  She's exacting, she's moody, she's
undependable, at times.  I suppose she does it to try out her
children--but anyway, the farmer has to fight every minute!"

He stopped suddenly.  "I'm boring you to death, maybe!"  He laughed
apologetically.  "It's always been a hobby of mine--this working with
the earth.  I never thought I'd do anything with it--until the war!
Then I realized how much a nation's prosperity depends upon how its
soil is used.  And that's where our government's been short-sighted.
They haven't paid enough attention to the small farmers.  Of course,
they try out some good things and publish bulletins, but the farmers
ought to _know_ how, by certain scientific changes, the productiveness
of the land can be doubled!  Take Judson, here.  He's been farming this
whole place just the way his grandfather did before him!  He's read
about new-fangled things, but he's afraid to try them--he doesn't know
how to begin!  Think how many Judsons there are all over the world!  So
I'm trying to show him by actually working out some experiments I've
tested.  If it's a success, if his account at the bank at North Hero
shows it at the end of the season--why, there isn't anything Judson
will be afraid to try.  And think what it would mean to this country if
it had a million farmers like Judson!  And see how easily they can be
shown!"

Nancy's face was alight with enthusiasm.  With her vivid imagination
she pictured a glorious army of Peter Hydes going out over the land,
rescuing the poor farmers, putting new weapons into their hands!

"It's wonderful!  And it's--brave!" she added, "because it isn't as if
you went off with a whole lot of others with bands and flags flying!"

She was suddenly struck with remorse that she had, in her heart, so
wronged Peter Hyde!  She had thought him a slacker when he had
shouldered the harder task!  Something in the earnestness still
reflected on his face made her own her guilt.

"I can't be glad _enough_ you've told me all this!  I didn't know!  I
never lived in the country.  I just thought things to eat grew up any
old way.  And all this time I have been thinking horrid things about
you because I thought you hadn't gone to war!  I thought, maybe, you
were way off up here to escape the feeling everyone had for slackers!
You can imagine, now, when I see what you really _are_ doing, how
ashamed I feel!  Will you forgive me?"

Peter's frank amusement made Nancy feel very uncomfortable and small.
But then she deserved it!  He held out his hand as a sign of his
forgiveness.  There was still laughter in his eyes as he regarded her.

"I suppose that was very natural!  Most of the young fellows you know
must have gone over!" he said, seriously enough.

She wanted very much to tell him of her father--how he had followed the
men over the top; how he had worked day after day getting the stories
back to the people at home and spent night after night tracing the
"missing," or writing letters for the boys who never got further back
than the first dressing-stations and who wanted mothers and fathers and
sweethearts to know that they'd had their chance and had made the most
of it!  But she couldn't, for she was supposed to be Anne and Anne's
father had died when she was a little girl.

She told him of a few of the college men she had known, who had gone,
eagerly, at the first call.

"They didn't even want to wait to get commissions!  _They_ just wanted
to fight!"

The revelation of Peter Hyde made her think of Claire's brother.  She
told him about Claire and Anne--she called Anne, vaguely, "another
girl."  "Claire's a darling and we just love her, but we can't _abide_
her brother!  Of course it's not reasonable, because we've never laid
eyes on him, but we've heard enough from Claire to know just what he's
like.  I suppose the war made a few like him--he was brave enough over
there and lucky to have all his recommendations recognized, but it made
him _so_ conceited!  He came back here and just strutted around,
everywhere.  Claire says her mother's friends used to have _teas_ for
him--he'd go to them and speak and show his medals!  Claire was mad
over him.  She was so disappointed because I came here instead of going
to Merrycliffe.  But I couldn't see myself spending my time petting her
beloved Lion!  I knew I'd be rude and say just what I thought."

Nancy and Peter were sitting upon the stump of a tree near the cliff.
Peter suddenly rose and walked to the edge--his back square to Nancy.
After a moment he turned.

"Thought I heard something down there," he explained, at her
questioning glance.  "Don't blame you for disliking that sort--like
Claire's brother!  They're a rummy kind!  I had a friend a lot like
him.  But--maybe, it wasn't all his fault--about the teas and things!
Maybe his mother got 'em started and he didn't want to hurt her!"

It was like Peter Hyde, so gentle with children and animals, to stand
up now for even Barry Wallace's kind.

"You're just like Dad," Nancy cried warmly, then stopped, a little
frightened.  But of course Peter had not been in Freedom long enough to
know anything about the Leavitts.

He bowed with great ceremony, one hand over his heart.

"If Dad's like daughter, I thank you for the compliment.  Now, if you
will linger longer with me I'd like to show you Mrs. Sally and her
babies.  Sally is my experimental pig.  I've built a piggery for her
with a plunge and a sunken garden, and if you don't declare that Sally
enjoys such improved surroundings, I'll know my whole summer's work's a
failure."

Nancy walked over the rough ground toward the barns with a light heart.
She had a delightful sense of being "pals" with this new Peter
Hyde--who, while the Barry Wallaces were swaggering around with their
medals, was up here in an out-of-the-way corner of the nation, fighting
a new sort of a fight!  He actually _wanted_ her approval of his new
piggery!




CHAPTER XVI

PETER LENDS A HAND

It was quite natural that Nancy should take her problems to Peter Hyde.

More correctly, she did not take them--Peter Hyde discovered them when,
a few days later, he found Nancy alone in her Bird's-nest, completely
surrounded by sheets of paper, a frown wrinkling her entire face,
furiously chewing one end of her pencil.

There had, of course, to be some explanation of the manuscript.  Nancy
told him of the play she was writing, how she had really come to North
Hero to finish it!

"I thought I'd have hours and hours to work.  And I was so glad when I
found this hiding place.  I've been here, now, weeks and weeks, and
have done scarcely a thing!"

"Is it because the Muse will not come?" asked Peter, eying the
scattered sheets with awe.

"Oh, it would _come_--if it had a chance!  My head's just bursting with
things I want to write and I dream about them in my sleep.  But--it
sounds silly--I'm so busy.  Maybe the things I do don't seem important
but I just can't escape them."

She made room for Peter on the seat beside her.  Then she told him of
Aunt Milly; of that first trip to the orchard, how it had been the
beginning of a new life for the little woman.

"I bring her downstairs every day now, right after breakfast, and she's
one of the family.  I'm going to coax Webb to make another sort of a
chair; one she can wheel herself--I've seen them.  She's learned to
knit beautifully; she's so proud because she's working on a sock for
the Belgian children--she says it's the first time she's _ever_ felt
useful!  She helps B'lindy, too.  It makes you want to cry to see how
happy she is.  But with all her independence she wants me all the time.
When I start to leave her there's something in the way she looks at me
that is just as though she reached out and caught me by the hand!"

Nancy described, too, how B'lindy was constantly finding little tasks
for her that would keep her in the kitchen or on the back porch within
sound of her voice.

"You see talking's the joy of B'lindy's life and my ears are new--they
haven't heard all the things she has to say.  Just when I think I can
escape she begins telling me of the cake her mother baked for Miss
Sabrina's mother the day the Governor of Vermont came to Happy
House--or something like that!"

Anxious that Peter should understand everything Nancy made a vivid
word-picture of Miss Sabrina and of the difficulties she had had in
winning her.  "I believe she's fond of me now, but she just doesn't
know _how_ to show it!  She's never displayed one bit of affection in
her whole life, I'm sure.  She's stone.  But sometime she's going to
break--I'm doing my best to make her!  I know she enjoys having dear
little Aunt Milly around, but do you think she'd say so?  Goodness no.
But there's a lot of good in Aunt Sabrina and I'm bound to know it all,
so I make it my duty to sit with her just so long each day while she
tells me about the Leavitts and the other families of this Island.  And
there _is_ something heroic about them all!

"So here I am, just tingling to finish the last act of my play and not
a moment to myself!  If it isn't precious Aunt Milly or Aunt Sabrina or
B'lindy or even dear old Jonathan, it's Nonie or Davy or----"

"Or me," finished Peter Hyde, glancing significantly at the neglected
work.  "Your hands _are_ full!"

Nancy went on earnestly.  "And it all seems so worth while!  Look at
Nonie--she's a different creature already.  I don't believe she
pretends as much, either--her little body is catching up with her
spirit.  And Davy doesn't hang his head when he looks at you!"

Peter Hyde could understand her feeling toward the children.  They had
planned together to bring something more into those two starved young
lives.  Like Nancy, he was delighted at the results already apparent.
It _was_ work too worth while to be abandoned--for anything.

"Nonie fairly eats up the books I give her but she always wants to read
them with me--it's so that she can ask questions.  And the questions
she asks!  Every new thing she learns she immediately adapts to her own
life.  We've begun 'Little Women' and of course she plays Amy!  Poor
little flower, sometimes I think of old Dan'l and Liz and wonder from
where on earth the child got her gift.  And what a precious blessing it
is to her!"

Recalling Davy's contempt for his sister's "actin' lies," they both
laughed.

"How could _anyone_ think bad things of Davy," cried Nancy,
indignantly.  "He's the soul of truth and honor!  But up here he won't
have a chance."

"Oh, yes, he will!" Peter contradicted.  "If I'm any good reading
character in a ten-year-old he'll _make_ a chance.  He's a leader, now.
Look at the way the other boys follow his slightest suggestion!"

Davy's "club" was flourishing.  The attractions that Peter and Nancy
had added to its program had made it boom.  Several new "fellars" had
come in.  The meetings were even more frequent than Liz cleaned the
meeting-house, and now, because it had become known that Miss Sabrina's
niece was a member of the club, no lickings awaited the members upon
their return, rather impatient mothers eager to hear "what that girl at
Happy House was up to now."  There was some talk about turning the club
into a Boy Scout troop; Mr. Peter had promised to organize them and
train them.

"Oh, dear," Nancy sighed, perplexed and torn, "it's like having a dream
you've dreamed crumble all to pieces!  I wanted to have my play done
before my--I mean, I wanted to finish it up here and then send it
straight to Theodore Hoffman himself.  Of course you don't know him.
He's one of the greatest dramatists and play producers in the world.  I
know it's daring in me and maybe he won't even give a minute to my
little insignificant effort, but--whatever he may say, I'll know it is
the best criticism I can get!"

To Nancy's surprise Peter displayed a considerable knowledge of plays
and actors, critics and producers.  He could see her problem, too--how
she was torn between the claims of Happy House and her beloved work.

Nancy was grateful for his sympathy and because he did not laugh at
her.  But of course, why should anyone who could find music in waving
corn not understand her own dreams!

Peter's face looked very much as though he was tackling some problem of
drainage--or a new incubator.

"When you get right down to plain facts, it's a question of conserving
time.  You're wasting it--somewhere.  I believe you can double up a
bit.  Let Aunt Milly listen to Belinda, and teach Aunt Milly to help
Nonie.  I'll take care of Davy.  You say Aunt Milly likes to feel she's
useful--if you start her she can help Nonie a lot and Nonie'll give her
something to think about, too."

Nancy considered this with brightening eyes.  "I believe you're right!
I've just been selfish, trying to do everything myself just because I
loved to, and stupid--to think no one else could do it!  Of course Aunt
Milly can read with Nonie--and play with her, too.  I'll begin this
very day.  I'll have a school here in the orchard and Nonie and B'lindy
and Aunt Milly shall come.  It'll be the funniest school you ever heard
of," Nancy laughed.  "I'll teach B'lindy the joy of seeing Hopworth
'young 'uns' eat her best molasses cookies!"

Nancy's face showed that she was mentally leaping far ahead in her
plans.  Peter felt that he had been left out.

"Let me be the head taskmaster or whatever you call it.  You'll
doubtless need a strong hand now and then.  Anyway, you don't know how
much it helps _my_ work mixing a little fun with it!"

Now that her problems were straightening Nancy felt very kindly and
gracious and happy.

"Of course, you may come to the orchard--whenever you want!  Oh, you
_have_ helped me so much," she cried, with a smile that brought a
sudden gleam in Peter Hyde's eyes.  "Now, if you'll give me a hand
putting these pages together, I'll run in and prepare Aunt Milly and
B'lindy."

Following along the lines of Peter's suggestion, Nancy's "school"
developed rapidly.  She covered sheet after sheet of paper with
"schedules" and finally to her satisfaction, blocked off every waking
moment of her pupils' day.  Aunt Milly fell heartily in with her plans;
she was proud to know that she could help.  The books for Nonie that
Nancy had spirited to Happy House were as fascinating to her as to
Nonie.

After the first day Aunt Milly thought of a great many new "lessons"
they could begin for Nonie.  With the promise that after awhile she
could make for herself a "pinky" dress, like Nancy's, Aunt Milly taught
her to hem and seam and tuck.  At the same time Nonie learned that it
was quite as bad to wear a torn, soiled dress as to say "him and me" or
"I ain't."

"You're _wonderful_, Aunt Milly," Nancy had declared, after this
innovation in the school.  "I never would have thought of it, myself."
She laughed, ruefully.  "I'd better study with Nonie, I guess, and
learn to mend, myself."

Nancy had told Aunt Milly, too, of Nonie's pretend-mother.  Perhaps
that was why Aunt Milly's voice was very sweet and tender as she and
Nonie talked and played and read together.  Nonie liked to wheel the
chair; she began to look forward to bolder excursions beyond the gate
to the village.

B'lindy, in her heart still a little distrustful that "no good could
come from encouragin' them Hopworths," nevertheless found countless
excuses to join the little group under the apple trees, sometimes
bringing some hideous lace crocheting that had been years in the making
but would some day--if B'lindy lived long enough to complete it--cover
a bed.  Sometimes she brought a basket of goodies and other times came
empty-handed and just sat idle with a softened look in her old eyes as
they rested on the purple rim of mountains across the water.

"I guess it makes a body work better for restin' a spell," she said,
after one of these intervals.

But with the success of Nancy's new plans were two little clouds--small
at first but growing with each day.  One was the realization that very
soon her work for these dear people could go on without her.  And
though in one breath she told herself that this was fortunate, because
her stay at Happy House must end with her father's return, in the next
she was swept with a sharp jealousy that, after she had gone, Aunt
Milly and B'lindy and Nonie and Davy would still gather under the apple
tree.

Since the afternoon Peter Hyde had found her with the manuscript she
had not laid eyes upon him!

A sense of hurt at his neglect did not grow less when she learned from
old Jonathan, after one or two questions, that he had gone over to
Plattsburg; rather it gave way to a resentment that Peter, considering
what good chums they had grown to be and the "school" and everything,
should have gone off on any such trip without one word of parting!

"He'll see how well we can get along without him," she had declared to
herself after the third day.  After all he probably _was_ hiding
something; this sudden disappearance must have some connection with it.

His comradeship had grown very pleasant, she admitted, but, she told
herself, it belonged to the real Anne Leavitt, like Aunt Milly and
Nonie and the others, he must drop out of her life when she left Happy
House.

So that he might not even be missed by Davy and his cronies, Nancy
devoted one entire afternoon to teaching the boys of the club how to
build a fire without matches.  When, after repeated and discouraging
failures, the last one had joyfully succeeded, Nancy had promised to
teach them to wig-wag at the very next meeting.

When Nancy returned to the house, flushed and tired from the hours on
the beach, old Jonathan, at the door, presented her with a half-blown
rose, its stem thrust through a folded sheet of paper.

"Mr. Peter, over to Judson's, asked me to give it t'you."

With a certain set of the college men and girls Nancy had been very
popular; more than once pretty tributes of flowers had come to her.
She had accepted them rather indifferently, had kept them with dutiful
care in water and had pasted the cards that had come with them in her
remembrance book.  But this gift was different; it was quaint--and _so_
pretty!

"If you will meet me at seven in the orchard I will tell you a surprise
that will tickle you to pieces," Peter Hyde had scrawled across the
paper.

"How--_funny_!" laughed Nancy, reading and re-reading the lines.  "What
can it be?"

If Nancy had asked herself why she sang as she dressed for supper she
would have thought, truthfully, that it _was_ because she was
ravenously hungry and B'lindy's supper smelled very good; and she chose
to wear, from her slender wardrobe, a pink organdy, because it would be
cool--_not_ that she even dreamed, for a moment, of doing such a silly
thing as going to the orchard at seven o'clock, to meet Peter Hyde!

A dozen times, during the evening meal, she resolved that Peter Hyde's
surprise could wait.  He presumed, indeed, to think that, after he had
absented himself for so long without one little word of explanation,
she would go running at the crook of his little finger!

However, she put the pink rose in her belt and occasionally slipped it
out to smell of it.  It was the most beautiful rose she had ever
seen--she must ask Jonathan its variety.

At five minutes of seven she picked up her knitting and sat resolutely
down between her aunts on the hollyhock porch.  Just as Aunt Sabrina
was telling her how, back in 1776, Robert Leavitt had dined with
Benedict Arnold on the flagship of his little Champlain fleet, two days
before its engagement with the British, the old clock within the house
struck seven.  With her breath caught in her throat Nancy counted
sixty, twice--then suddenly sprang to her feet and rushed off the
veranda.

"Why, Nancy--dear," cried Aunt Milly, startled.

"Humph," grunted Aunt Sabrina, clicking her needles faster than ever.

Peter was in the orchard.  He had been there since quarter of seven.
He was disappointed at the coolness of Nancy's greeting; it seemed to
him that he had been gone for ages, and he had, during his absence,
quite foolishly, been looking forward to this meeting.

He had hoped, too, that she might wear the rose.

"One guess where I've been," he commanded lightly, as he held out his
hand to assist her into the tree.

"Dear me, how can I tell?  Buying plows or pigs or----"

Nancy tried to make her tone seem airily indifferent, when all the time
she was really consumed with curiosity and a desire, too, to tell him
how splendidly her work was going.

"I have seen Theodore Hoffman!"

"_What?_"

"Don't look as though you thought I'd gone mad.  He's human.  I
happened to hear that he was staying at Bluff Point, so I went over to
see the gentleman."

Nancy's eyes _did_ say that she thought he had gone quite out of his
mind!

"How did you _dare_?"

"I know a fellow that knows him.  He was very nice--as I said, he's
human, terribly human.  You should see him playing tennis!"

"What--_what_ did you say to him?"

"I told him I had a little friend who was soon to become one of the
greatest playwrights in the world and----"

"_Peter!_"  Nancy lifted an imploring finger.  "Honest, what _did_ you
say?  And why----" she was suddenly abashed.  He had done this for her.

Peter kept his tone light.

"You see I did have some pig business over that way, so it was easy
enough to do a favor for a little pal at the same time.  Hoffman was
very nice--he's going to be around up here for some weeks and promised
me he would drive over here.  Now it's up to you to have the manuscript
ready."

"Oh, Peter, I'm _frightened_!  You're a darling!  I shall _always_
bless pigs!  Of _course_ I'll have it done--I'll work night and day.
I'll go straight back to the house now."  She jumped to the ground.  In
her haste she forgot the poor rose she had hidden behind her.

Peter, crestfallen at her sudden flight, found it, however.  He smiled,
whimsically, as he held it in the palm of his hand.

"Nice little kid," he said, as he had said once before, then he put the
rose carefully into his pocket.