Родом из детства

Я из семьи офицера ВМФ СССР, поэтому люди в форме всегда были неотъемлемой частью моей жизни. Отец был командиром корабля и весь его экипаж постоянно крутился у нас дома. Воспоминания самые различные, но практически все связаны со службой отца.
Мне года два — отца переводят на новое место службы из Гремихи в Полярный (Мурманская область — места баз Северного флота), мама еще учится в институте, но приехала со мной под мышку на каникулы к мужу. Идем по морю на военном тральщике, штормит (наблюдаю как мой горшок скользит по полу каюты то вправо, то влево), потом началась суматоха, говорят, что мы можем затонуть, с берега подходит катер и матросы начинают перебираться на него по веревочному трапу, меня заворачивают в белый флотский тулуп, крепко перевязывают ремнями и бросают с корабля на катер. Потом, в более взрослом состоянии, мне объяснили, что в случае, если б не поймали и я упала в воду, то такой большой тюк сразу не утонул бы.  Мне совершенно не страшно, ну кинули, ну поймали чужие, но крепкие руки — никакой паники, потому ребенок спокоен — взрослые лучше знают, что делать. Как перебралась мама совершенно не в курсе — меня уносят в каюту, потом заходит мама, в руках мой горшок.
Мне года три-четыре зима, в садике карантин и девать меня некуда, утром приходит папин матрос, одевает меня как может (мама уже на  работе, а так рано меня не будят — ребенок вполне самостоятельный — сама проснусь, сама поем), поверх всего он завязывает огромный пуховой платок, забирает весь это сверток с собой и на саночках везет меня в порт на корабль. Ехать далеко, платок покрывается инеем, мне ничего не видно, но остается наблюдать одним глазом как проезжаем КПП, заезжаем на причал — дует с моря очень сильно — прячусь в платок вся, немного дремлю, но чувствую, как вынимают, несут по трапу — все папина каюта, можно раздеваться, тут я чувствую себя хозяйкой — можно снять трубку телефона, висящего на переборке и там ответят «машинное отделение», я им никогда ничего не говорю, но периодически снимаю трубку и слушаю «машинное отделение». Сейчас я думаю, что ребята знали, что это я, т. к. при посещении корабля более высокими чинами, меня и прятали в этом самом машинном отделении, т. к. нахождение гражданских на боевом корабле недопустимо, а в машинное отделение никто из высоких чинов не заглядывает. После таких «пряток», когда мы с папой возвращаемся домой мама ставит меня в ванну прямо в одежде и ругаясь начинает прямо там раздевать и мыть, она недовольна — вязаный свитер опять придется выбрасывать — такое не отстирать, я же довольна и практически счастлива (только немного грущу, что не дали посвистеть в дудочку боцмана, но такое даже папа не разрешал, говорил, что это не игрушка). С той поры мне нравится запах солярки и солидола — напоминает, что-то родное из детства.
Мне около девяти-десяти — только переехали в отдельную квартиру из коммуналки — мама отправляет меня за мороженым в магазин — сейчас придут ребята с экипажа — надо их чем-то угостить. Когда прихожу кто-то на кухне уже пытается научить маму варить блюда своей национальной кухни. Никогда не делили кто откуда — все жили дружно и хохол отзывался на хохла совершенно без злобы и звали его так без какого-то тайного умысла, а ребята с гор, понимая, что мне не запомнить столько чуждых для слуха имен, придумывали сами как их всех называть одним именем и любой со смехом на него отзывался.
Так и жили. У нас дома постоянно «прятали» дембельские альбомы, т. к. на корабле такое хранить нельзя, а я на досуге, рассматривала фотографии, находя знакомые лица и рисунки (некоторые были, ну очень хорошо сделаны). Экипаж всегда был одной семьей. Да, не все были идеальны — одни дембеля в последний день, когда заходили прощаться «увели», видимо на память, папин офицерский кортик, который вручается офицерам после окончания училища вместе с погонами лейтенанта. Было обидно, но тогда я поняла, что не каждый человек в форме идеален. Отец подумал и не стал никуда заявлять, сказал, что не хочет портить жизнь молодому дураку.
Мне одиннадцать, идем на очередные стрельбы (вход в порт стал строже охраняться, но теперь есть знакомая дыра в заборе), пока не вышли из порта в море меня прячут, потом можно разгуливать где угодно. Отец ставит меня к приборам — обращает внимание на яркую зеленую точку, которая хорошо фиксируется лучом, который делает полный оборот на экране, с каждым оборотом точка все ближе и ближе, причем на море ничего не видно. Оказывается, «мы» обеспечиваем первый выход новейшей лодки «Акула» на ходовые испытания.
Поэтому, вопроса где мне быть, когда началась СВО даже не возникло – только вместе со своей армией.