37. Чужая

 
«Любовь - есть суть трех влечений: души, разума и тела.
Влечение души порождает дружбу.
Влечение разума порождает уважение.
Влечение тела порождает желание.
И только все три влечения порождают ЛЮБОВЬ».
Индийский трактат "Ветки персика"


На имя Зои стали приходить письма  из далекой Сибири,  с каким – то странным обратным адресом: буквами и цифрами.
Бывалые люди объяснили, что пишет ей какой - то «зэк» - заключенный.

Зоя стала смутно догадываться, кто мог быть их автором.
Прошлым летом она решила провести отпуск на море.
В купе поезда  Москва – Симферополь  было нестерпимо душно, и Зоя вышла в коридор.
 
Там у соседнего открытого окна стоял парнишка в шортах и яркой рубашке, которая надувалась от ветра, как парус.
Он повернулся к ней и весело сказал: «Меня зовут Герман».
Девушка назвала свое имя, но разговор не завязывался, и они просто молча  стали наблюдать за сменой пейзажей.

Вечером жара немного спала, из степи дул терпкий ветер, настоянный на волшебно пахнувших травах. 
Люди в вагоне оживились.
В соседнем купе было шумно, кто – то бренчал на гитаре.
Из любопытства Зоя заглянула в открытую дверь.
Знакомый парень позвал ее:
-Заходи, знакомься – это мои друзья.
Потом они долго разговаривали, пили сладкое крымское вино.
Зоя попросила гитару, настроила ее, стала перебирать струны  изящными пальчиками и тихонечко запела свой любимый романс «Белой акации гроздья душистые».

В коридоре, напротив купе, появились слушатели.
Когда она закончила петь, раздались аплодисменты.
Бархатная крымская ночь добавила романтизма.
Герман поцеловал руку Зои и попросил  разрешения ей писать.
Ранним утром поезд прибыл в Симферополь, и они расстались.
Давно известно, что мимолетное знакомство, обычно, ни к чему не обязывает и ничем не заканчивается.

В нашем случае оно получило неожиданное продолжение – нескончаемый поток писем.
По началу,  девушка отвечала,  но, утомленная сложной философией, перестала писать.
Положение дел не изменил высокий  слог его эпистолярных усилий.
Вскоре на подоконнике выросла стопка нераспечатанных писем.
Старшая сестра Люся обратила на них внимание. 
- Зойка, почему не отвечаешь человеку, когда он в беде и нуждается в добром слове?!
-Если ты такая добренькая «самаритянка», то пиши ему сама, - парировала  Зоя.
 
А письма все приходили и приходили.
Сердобольная сестра решила ответить инкогнито.
Нашлись общие темы. Переписка продолжалась целый год.
На просьбу прислать фото она не отвечала.

Пошел второй год обмена интересными, содержательными письмами.
В последнем Герман писал, что он за год ни разу не нарушил распорядка учреждения,  доказал своё исправление и освобождается  условно - досрочно.

Люся обрадовалась и одновременно забеспокоилась, ведь скоро должен был наступить конец их роману в письмах.
Она уже его любила какой - то виртуальной любовью, но понимала, что игра затянулась и постепенно перешла в горячую и опасную фазу.

Узнав о намерении Германа приехать, Зоя только удивленно спросила у сестры: «А ты что все это время ему писала?».
Та, мучимая чувством какой – то вины, оправдывалась: «Так ты сама разрешила».
-А вдруг он и правда приедет? – со страхом спрашивала она Зою.
-Ну и пусть приедет. Что тут такого?
Зойка, растерявшая к тому времени,  всех своих кавалеров – однодневок,
была не прочь возобновить отношения с Германом.

Минуя родительский дом, свободный, счастливый молодой человек поспешил на встречу к «своей» девушке.
Наступило время "Ч".
Раздался звонок в дверь. Сестры стали шепотом уговаривать друг друга:
-Ты открой!
-Нет, ты!
Звонок не умокал.
После  препирательств,  наконец,  дверь открыла старшая сестра.

На пороге стоял высокий статный широкоплечий красавец со спортивной сумкой на плече.
Он поздоровался, улыбнулся и только мельком его взгляд скользнул по  Люсиному лицу.
С едва уловимым волнением, но громко спросил: "А  Зоя дома?"
Из комнаты появилась улыбающаяся Зоя.
-А это ты? – проходи,- изобразила она гостеприимное удивление.
-Почему не предупредил о своем приезде?
-Я тебе писал в последнем письме, но ты, наверное, забыла.

Зоя сморгнула возникшую неловкость, и распахнула дверь в кухню, где она была «гастрономической царицей».
Секрет ее непревзойденного обаяния скрывался то в парящем чайнике с заваркой, то в дымящихся пельменях ручной работы, то отсвечивал от коричневой хрустящей корочки на тушке цыпленка - табака.
Она - то знала наверняка, что когда люди едят, то ничего не говорят, а если и говорят, то потом, блестя жирком, славят искусство хозяйки.
Зоя умела не только чудно готовить, она умела чудно молчать, якобы внимая собеседнику.
В это время, обычно, в Зойкиной головке составлялся план приготовления нового замысловатого блюда.

Приглашенная к столу старшая сестра, отказалась разделить  трапезу, чем явно обрадовала их обоих, и дверь на кухню моментально затворилась.
В ванной комнате  Люся  всплакнула по утраченным грезам, умылась и ушла из дома. Она запретила себе даже думать о Германе.

Но, спустя неделю, как бы невзначай, спросила: «Зоя, а где Герман?».
- Мы расстались, - лаконично ответила Зоя. Он уехал на родину.
 
Потом добавила: «Навсегда».

Рассматривая себя в зеркале, она обратилась к Люсе:
-Послушай,  я  что – то не поняла его последней фразы: «Зайчонок, я ехал к тебе, но ты какая – то другая, чужая. Прости меня».
И не дожидаясь ответа, заключила: «И вообще, он какой – то «мутный».
 
Старшая сестра  молча,  стояла у окна,  рассматривая,  как капельки дождя струятся по стеклу.