27. 2. 24

                Что-то не то

Старший брат молился Богу, и было ему так хорошо. Но
вдруг младший брат стал стучаться в дверь — он хотел что-то
взять в комнате.
Старший рассердился и накричал на брата, что тот ему
мешает разговаривать с Богом.
Младший обиделся и ушёл. А старший брат хотел продол-
жить молитву, но не мог.
«Что-то я сделал не то», — вздохнул он...



 Как один ребёнок перестал в храме бегать, лазать и под ногами прихожан ползать

Как святая литургия началась, так он скорей и начал бе-
гать, лазать и под ногами у людей ползать. Потому что он ду-
мал, что литургия — это ещё не для него — по молодости лет.
И надо же ему столько времени чем-то заниматься весёлым!
Вот и стал он бегать, лазать и ползать, и это было очень
интересно и забавно — протискиваться среди больших людей
и даже некоторых пугать. Как разведчик! И некоторые ему в
ответ улыбались, а некоторые молчали.
А тут вдруг ему на руку и упала горячая слеза.
Такая горячая, что аж вскрикнул ребёнок от испуга и боли.
И не мог сразу понять, что же это такое, и поднял лицо своё
вверх.
А там наверху было лицо женщины, которая плакала. Она
плакала безмолвно, но из-за неё ребёнок вскрикнул — так уж
получилось. И она даже не посмотрела на него, на ребёнка,
который ползал под ногами и всем мешал, а смотрела она на
Божий образ — с очень горячими слезами и молитвой.
С той поры этот ребёнок и перестал бегать, лазать и пол-
зать в храме.


                Как это?!

Один человек сделал что-то такое нехорошее, что не толь-
ко сам покраснел от стыда, но даже и рубаха на нём, и куртка,
и штаны, и даже туфли — стали вдруг красными. Народ вокруг
даже испугался: как это?
А этот бедняга так краснел-краснел, а потом не выдержал,
пошёл в церковь и на исповеди покаялся в своём нехорошем
поступке. И ему отпустился этот грех. И он перестал краснеть,
и вдруг его одежда и обувь опять стали такими, как до этих
событий.
А народ всё это наблюдал и опять испугался:
— Как это?!


                Паломники

Шли паломники, и мальчик их упросил, и они его взяли с собой. А сам он взял кота с прекрасными глазами.
И отправились они к месту, где святого угодника могилка, — с пением молитв да псалмов. Шли всё пешком, в машины не просились, а мальчик нёс кота на руках. Все вместе терпели солнце жаркое. Устанут, отдохнут в тени под деревом у дороги — да опять в путь.
Спутники спрашивают мальчика про кота:
— Никак, он слепой? От рождения, или как?
А мальчик молчит, голову опускает.
Они его опять спросили. А он опять молчит, голову опустив.
— Ты, никак, гордый, что молчишь? — говорят ему. — Грешно, нельзя, сынок…
Тут он и расплакался горько-горько. Да так громко плакал,
что и кот испугался, и все паломники. И поведал мальчик свою историю…
Сначала его котик был зрячим, весёлым. Мальчик с ним играть любил, и на дачу его брал. Котик с большими глазами бегал по участку, и всё ему было интересно, как ребёнку.
И были рады оба: мальчик да кот.
А на даче росла высокая сосна. На сосне какая-то птаха устроила гнёздышко, вывела птенцов. Вот котик это дело заметил и полез по стволу к гнёздышку.
А мальчик, не долго думая, схватил камешек и бросил, чтобы кота прогнать с сосны. И попал коту — совершенно нечаянно — в самый лоб.
Испугался кот, еле слез на землю, а куда идти — не знает. Потому что от удара ослеп.
Ветеринар сказал, что медициной здесь не помочь.
Вот и надумал мальчик: если люди ходят по святым местам за исцелением — то почему бы не отнести котика к святому угоднику?
…Стали люди мальчика успокаивать, и кот о его грудь трётся лбом, что, значит, любит, и нет в его котикиной душе никакой обиды.
— Мы все помолимся о нём! — обещали добрые люди.
Встал тогда мальчик, кота своего к груди прижал — и отправились все дальше. По жаркому солнцу, с пением да с верой. К святому угоднику на поклон…


                Оса
                (рассказ Петра Ивановича)

Однажды в детстве я был с родителями в Геленджике. Там на морском берегу продавали большущими кусками сахарную тёплую вату, и мама купила нам по пышному куску.
Я от своей ваты только начал откусывать, как прилетела оса и хотела попробовать мою сахарную вату. Я ударил по осе рукой, она звучно шлёпнулась на асфальт, а я её растёр сандалией по асфальту.
— Зачем ты? — сказала мама и в самые глаза посмотрела мне. — Она ведь не может себе купить и хотела только крохотный кусочек от твоего большущего.
…С того дня прошли десятки лет. А я иногда всё вспоминаю ту бедную осу, и мне так стыдно и так её жалко, что у меня рука не поднимается даже на комара, а если только могу, то его осторожно поймаю — и выпущу в окно.