8. Под бокалом вина

    Маленький каботажный пароход бросил якорь на рассвете в устье ручья
Чантабоун и долгие жаркие часы простоял там,
слегка покачиваясь вместе с ленивым течением, ожидая отплытия джонки
спуститься из городка Чантабун, расположенного в двенадцати милях выше по реке. На пароходе было удушающе жарко, и из стороны в сторону, к какой бы стороне ни подходил человек
, не было ни малейшего дуновения ветерка. Только тепло, обволакивающее,
влажная жара сгущалась, удушая. Очень тихо, без посторонних шумов и
голоса с палубы, где под навесом лежала томная
на палубе пассажиров, спящих на своих кроватях роллы. Было очень тихо.
на берегу было так тихо, что можно было услышать бульканье и чавканье.
большие сухопутные крабы шныряли по черной илистой грязи или
звук тощего поросенка , скребущегося о груды мусора, туземные хижины, сбившиеся в кучу хижины на сваях в деревне в  устье ручья.

Капитан спустился с узкого мостика в тесный салон.
Он был одет в желтую пижаму, на босу ногу обуты местные сандалии, и
в одной руке держал топик с красивым рисунком. Он был в нетерпении из-за
задержки судоходной джонки, спускавшейся с верховьев реки, с ее возможным
пустяковым грузом и, возможно, пустяковыми пассажирами на палубе, которых на
маленьком пароходике и так было достаточно.

"Это долгое ожидание ... это очень раздражает", - прокомментировал он, сидя на потертые кожаные подушки на скамье в салоне. "И я хотел, чтобы у меня было время достаточно, чтобы остановиться и повидать одинокого мужчину. Я хорошо провел время в этой поездке.
Учитывая все обстоятельства. У нас есть свободное время, чтобы позвонить,
прочь с нашего пути. И вот проходят хорошие часы, пока мы ждем здесь,
бесполезно."

- Одинокий человек? - спросил пассажир, который не был пассажиром на палубе.
Он был единственным пассажиром салона, и из-за этого спал сначала
то в одной, то в другой из двух маленьких кают, чередуясь
в зависимости от того, с какой стороны дул ветер.

- Возможно, вы не возражали бы, - продолжал Капитан, - если бы после
в конце концов, несмотря на эту долгую задержку, мы все же нашли время для одинокого человека? Незапланированный заход, совсем не по пути... О, в дне плавания отсюда. А мы, как вы знаете, плывем медленно...
"Через три - четыре дня - для меня это не имеет большого значения, когда
мы прибудем в Бангкок, - многозначительно сказал пассажир, - но расскажите мне об этом человеке".
На буфете, под перевернутым бокалом для вина, стоял маленький позолоченный статуэтка Будды, поставленная туда фарфоровыми мальчиками. Капитан устремил взгляд на Будду. -"Вот так. Недвижимый и укрытый теснотой, неподвижно сидящий в маленьком Космос. Покрытый. Кто-то давным-давно опрокинул в него бокал с вином и теперь он сидит, такой тихий и недвижимый. У меня от этого сердце
болит. -"Скажи мне. Пока мы ждём. - Три года назад, - мечтательно начал капитан, все еще глядя на крошечного позолоченного Будду в перевернутом бокале для вина, - он поднялся на борт. Граница
нигде в частности-в Бангкок, то, возможно, так как мы собирались, что
сторону. Или любой другой порт, ему казалось, что вдоль побережья, так как мы были остановки вдоль всего побережья. Он сказал, что хотел забыться. И,
как вы видели, мы останавливаемся во многих отдаленных, уединенных деревнях, таких как этот. И мы видели много одиноких мужчин, иностранцев, изолированных в таких деревнях, как эта, неизвестных, удаленных, забытых. Но ни одна из них
ему не подходила. Он искал подходящее место много
лет. Бродил вверх и вниз по побережью, на грузовых лодках, на маленьких
каботажных судах, на парусниках, иногда на местных джонках,
останавливался то тут, то там, искал место, где он мог бы сойти и
жить самому по себе. Он хотел побыть совсем, безраздельно, наедине с самим собой. Он сказал, что должен немедленно узнать это место, если увидит его - узнать немедленно. Он сказал, что мог бы найти себя, если бы смог уйти совсем
абсолютно далеко. Найти себя, то есть восстановить себя - что-то,
часть себя, которую он потерял. Просто временно потерял. Он был очень
задумчивым и очень нетерпеливым и сказал, что я не должна считать его дураком или сумасшедшим. Он сказал, что всего лишь хотел побыть один, в нужном месте,
чтобы достичь своей цели. Он достигнет своей цели, а затем
вернется.

"Можете ли вы представить его, одинокого человека, одержимого, путешествующего вверх и вниз по побережью
Китая, заходящего в отдаленные порты, один за другим, на
бесплодные поиски места для высадки. Правильное место
чтобы сойти на берег, то место, которое он должен признать, должны знать его
собственное место, которое будет отвечать тоска в нем, которое послал ему
поиск кругосветное путешествие за семь морей мира. Место
в котором он может вновь найти себя и обрести то, что потерял.

"Есть много островов поблизости", продолжал капитан. "Сотни.
Пустыня. Он подумал, что никто ему подойдет. Так что я положил его на один
изо всех сил, чтобы его найти. Он перегнулся через перила
мостик, и сказал мне: "Мы приближаемся". Затем он сказал, что
видел это. Поэтому я остановил корабль и высадил его. Он был очень благодарен.
Он сказал, что ему нравится бывать в Сиамском заливе. Что название имеет
живописное звучание - Пиратские острова. Он будет жить совсем один на
одном из пиратских островов в Сиамском заливе. Изолированный и удаленный,
но в одну сторону находилось побережье Индокитая, а в другую сторону
было побережье Малайи. Соседский, но не слишком близкий. Он должен
всегда чувствовать, что может уйти, когда будет готов, что с таким
в заливе много машин, время от времени появляются лодки туземцев. Он
ошибся насчет движения, но я не сказал ему об этом. Я знал, где он был, и мог наблюдать за ним. Я поставил крестик на карте, на
его острове, чтобы знать, где я его оставил. И я пообещал
позвонить на него, время от времени, чтобы увидеть, когда он должен быть
готов снова предстать перед миром".
Капитан развел диаграмму по таблице. -"Шесть градусов северной широты, - отметил он, - Десять тысяч миль  от..." -"Гринвич", - подсказал пассажир, желая показать, что он знает. - От Неё, - поправил Капитан.
"Он немного рассказал мне о ней. Я добавил остальное из того, что он
опустил. Все это произошло довольно давно, что и было проблемой
. И поскольку это произошло так давно и продолжалось так долго
, ему было еще труднее прийти в себя снова. Как вы думаете, люди когда-нибудь снова приходят в себя? Когда ценное в них, дух их был накладным и
обложил, покрытый глубокими искусственными слоями----?

"Чудо, что он хотел вернуть ее ... хотел прорваться.
Большинству это не нужно. Вторая вещь так проста. Деньги - конечно. Они у нее были, и он любил ее. У него ничего не было, а она любила его. У нее были деньги всегда, она жила с ними, жила на них, они въелись ей в душу.
И у него не было двух шиллингов, чтобы заработать, но он обладал
даром - гениальностью. Но они где-то встретились и влюбились друг в друга, и это положило ему конец. Видите ли, она взяла его и отдала ему все, что у нее было. Это было чудесно, потому что она так любила его. Забрала его с
чердака за четыре шиллинга в роскошь. Из своей потрепанной, бедной, поношенной одежды в лучшую, какая только была. Из автобуса за копейки в превосходный моторы. Со всем остальным в придачу. И он принял все это.
потому что любил ее, и это был самый простой способ. Кроме того, незадолго до того, как она вошла в его жизнь, он написал - ну, что бы это ни было
- однако все они хвалили его, критики и рецензенты, и
назвала его грядущим мужчиной, и он был очень рад этому, а она
казалось, вошла в его жизнь прямо на вершине его счастья из-за
его работы. И подорвал его. Не хотел, но сделал. Зарубил его гений
под корень. Сказал, что его начинающейся славы было вполне достаточно - вполне достаточно ради нее, ради ее друзей, ради общества, в которое она его ввела.Все они хвалили его, не понимая, насколько он велик, или
не думая о его будущем. Они оценили его по ее оценке, которая была
достаточно высокой. Но она думала, что он достиг вершины. Понимаете, не
знала, что есть что-то большее.
"Он тоже был так уверен в себе в течение тех первых нескольких лет. Молодые
и уверенно, сознавая свою силу. Перемещаясь не имело бы значения для
пока. Он мог позволить себе плыть по течению. Его гений созревает, он сказал
себя, и время было на его стороне. Так что он плыл по течению, очень счастливый и содержание, созревание. И все время перекрывается, все глубже и
толще, этой неосязаемой, прозрачной, прочной стеной, окружающей его, заключающей в себе золото, совсем как тот маленький джосс там, под
бокалом для вина.-"Она расточала на него все подряд, без меры. Но у нее не было знания о нем, правда. Просто очередной игрушкой, он был лучшим из всех, в ее роскошные оборудования. Поэтому он путешествовал с ней по миру и обедал
в посольствах всего мира, Востока и Запада, во всех столицах
Европы и Азии. Однако с годами он начал проявлять беспокойство.
затянулся. Как бы ощупывая бокал, хотя и не мог видеть
его. Глядя сквозь его чистую прозрачность, но чувствуя давление,
каким-то образом осознавая близость. Но он продолжал сидеть неподвижно,
не испытывая особого желания пошевелиться, потянуться.

Затем звуки с другой стороны начали просачиваться внутрь, отдаваясь в основном эхом в его ограниченном пространстве, создавая в нем эхо, которое несло в себе смутное беспокойство, порождающее беспокойство. Он переместился в пределах своего пространства и начал осознавать ограничения. Извне доносились голоса, настойчивые, спрашивающие, что он сейчас делает? Имея в виду, что за вещь писал ли он сейчас, ведь прошло много времени с тех пор, как он писал? То, что вызвало похвалу людей. К нему пришли, внутри
его бокала, эти требования извне. Поэтому он очень вырос
непросто, и пытались подняться, и именно тогда он начал чувствовать,
насколько близко хрустальные стены окружали его. Он даже хотел разбить
их, но острая боль в сердце подсказала ему, что это неблагодарность. Ибо он любил ей, видите ли. Никогда не забывай об этом.

"Вот видите, как все это произошло. Он осознает себя,
его мощности. И хотя впервые за все годы он плыл по течению, он всегда был
сознавая свою силу. Знал, что он имел, но, чтобы подняться, взять на себя
исполинского роста. И затем, только потому, что он был очень скован, а
боль от скованности и растяжения сделала его неотесанным, он разозлился. Он
возмущало его плена, раздражаясь его общества, как, что, не
понять, как это произошло. Это произошло благодаря любви.
Благодаря простому, защищая любовь. Эквивалент его для нее. Она
поставила над ним хрустальный кубок, чтобы уберечь его. И он просидел в безопасности
под ним все эти годы, боясь пошевелиться, потому что он ей так нравился.

"Наконец, дело дошло до выбора. Его счастливая жизнь с ней - или его
работа. Бедный дурак, сделать выбор в тот поздний день. И он разбил
свой бокал, и свое сердце, и ее сердце тоже, и ушел. И
затем он обнаружил, что он не мог работать, в конце концов. Лет сидения
все-таки это сделал.

"Сначала он пытался восстановить себя снова в пути
своей молодости. Мансарда в Лондоне, студия на Монпарнасе, убогий,
голодный - все бесполезно. С ним покончено. Бесполезно. Покончил с собой без всякой цели
потому что он потерял и ее тоже. Потому что, видите ли, когда он покидал
ее, он планировал вскоре вернуться, коронованный заново. Вернуться с триумфом, ибо
она была всей его жизнью. Ничто другое не имело значения. Он просто хотел положить
что-нибудь к ее ногам в обмен на все, что она ему дала. Сказал он
бы. Так они расстались, с разбитым сердцем, сокрушенный, ни один
понимание. Но он обещал вернуться, с его лавры.

"Что расставание было давно. Он не мог обрести себя. После того, как его
отказ по тропинкам юности чердачных помещений и студий, он
пытался восстановить свою гениальность еще раз осматривают все части
мир, который он посетил вместе с ней. Только на этот раз смиренно. Стоял на
улице перед дворцами и посольствами, вспоминая времена, когда он был
гостем внутри. Общался плечом к плечу с толпой снаружи, потрепанный,
бедный, покинутый. Всегда стремясь вернуть то, что было утрачено.

- И ему так не терпелось воссоединиться с ней. Всегда тосковал по ней.
Пришел к пониманию, что она значит для него больше, чем весь мир рядом.
Пожирающий его сердце, жаждущий ее. Страстное желание вернуться, снова сесть
сам под свой колокол. Только теперь он больше не был позолочен. Он должен позолотить
себя заново, сияющим, таким, каким она нашла его. Тогда он смог бы вернуться
.

"Но это было невозможно. Он не мог работать. Где-то в мире,
он сказал мне, было место, где он мог работать. Где не было
воспоминания. Где-то в семь морей лежал на месте. Он должен знать это
когда он увидел это. После стольких лет изоляции он был уверен, что
должен почувствовать атмосферу места, где он мог бы работать. И там
он останется, пока не закончит, пока не проявит то великое, что
было в нем. Таким образом, восстановленный, он снова вернется к ней. Еще одно
усилие, еще раз ощутить свою силу, еще раз услышать стимулирующий
поток похвал, - и он снова бросал это занятие, вполне довольный тем, что досидит со своим бокалом вина до конца. Но сначала это.

"Итак, я высадил его там, где я вам сказал, на уединенном острове. Несколько
к северу от Экватора, в десяти тысячах миль от Нее. Он с тоской в голосе
сказал, что это совершенно подходящее место. Он чувствовал это. И мы помогли ему, фарфоровые мальчики и я, построить маленькую хижину на сваях, покрытую соломой пальмовыми листьями. Здесь очень пустынно. Со всех сторон полированный океан, горячий и бездыханный. И теплый, влажный зной, сомкнувшийся вокруг, тихий и удушающий. Как одеяло, плотное, обволакивающее. Но он сказал, что это
то самое место. Я не знаю. Он работает там уже три года. Он сказал
что мог бы сделать это там - если вообще когда-нибудь. Время от времени я останавливаюсь там, если
пассажиры готовы к задержке на день или два. Сейчас он выглядит очень старым
и очень похудел, но всегда говорит, что все в порядке. Скоро, очень скоро
рукопись будет готова. Возможно, в следующий раз я остановлюсь. Однажды я
наткнулся на него всхлипывающим. Причалив рано утром, выскользнул на берег
и обнаружил, что он всхлипывает. Голова обхвачена руками, плечи трясутся. Это было ранним утром, и я думаю, он рыдал всю ночь. Почему-то я
думаю, что это было не из-за подарка, который он потерял, а из-за Нее.
"Но он снова и снова говорит, что это правильное место - то самое
подходящее место в мире для таких, как он. Сказал мне, что я не должна возражать, видя его таким одиноким, таким явно подавленным. Что это ничего не значит. Просто Тропики, и быть так далеко, и, возможно, думать
слишком много о вещах, которые не касались его работы. Но работа
наверняка продолжится. Время от времени на него находило настроение, которое, как он понимал, было вполне подходящим настроением для работы, для того, чтобы создавать великие вещи. Его гений, несомненно, созрел сейчас - он должен просто сконцентрироваться. Когда-нибудь, очень скоро, начнется большой ажиотаж, и он должен был почувствовать, что снова заряжен прежним, прекрасным огнем. Он бы произвел великое дело своей жизни. Он чувствовал, что оно приближается - оно было бы закончено, когда я позвоню в следующий раз.
"Это в следующий раз. Мы пойдем?" - спросил Капитан.

Соответственно, через день или два маленький прибрежный пароход бросил
якорь в мелководной бухте у необитаемого острова, отмеченного крестом
на карте капитана и не отмеченного на всех других картах того же типа
воды. Вокруг простирались спокойные просторы пустынного океана, а на
острове среди пальм виднелась соломенная крыша одинокой хижины.
Капитан сошел на берег один, и вскоре, спустя некоторое время
по прошествии времени, он вернулся.
"Все закончено", - коротко объявил он, - "великая работа завершена. Я
думаю, что это, должно быть, было завершено несколько недель назад. Он, должно быть, умер несколько недель назад. Возможно, вскоре после моего последнего звонка." Он протянул лист бумаги, на котором было написано одно слово: "Возлюбленный".