Мозаика

У Вари шалили нервы.
Не хотелось общаться вообще ни с кем: ни с соседками, ни с соцработниками. Курьерам, жэковским слесарям и сантехникам вообще не открывала. Не отвечала на звонки на домашний телефон. Она старательно избегала знакомых, отказывалась от приглашений в гости. Хотелось лежать, закрывшись с головой одеялом, и не двигаться. Руки и ноги отказывались слушаться, как будто на них висели пудовые гири. Стало лень вставать, умываться, принимать душ. Позавтракать она себя заставляла только из-за укола, после которого надо было поесть, запихивала в рот всё равно какой бутерброд и быстрей запивала чаем. Если нужно было куда-то идти по делам – это становилось пыткой, готовилась весь предыдущий день. Со временем становилось всё хуже. С походом в магазин тянула, пока всё съедобное в холодильнике не заканчивалось. А ужаснее всего, что чаще и чаще приходили мысли покончить с этим одиноким, пустым и бессмысленным существованием. Мучило чувство чёрной тоски, состояние раздражительности, опустошённости. Брала книгу и на второй странице откладывала, не могла вникнуть. Неинтересно. Смотрела передачу и не понимала, о чём шла речь. Опомнится, а программа давно прошла. Как-то Варя вышла полить пару кактусов, посмотрела с седьмого этажа своего застеклённого балкона на цветущую далеко внизу сирень, и вдруг ей непреодолимо захотелось кинуться вниз. Еле себя удержала. С ужасом захлопнула створку балконной рамы, села на пол и разрыдалась. Но после того случая Варя испугалась, собрала последние остатки сил и дотащилась до диспансера, записалась к врачу-психиатру. Взяла с собой результаты развёрнутого анализа крови. На всё.
– У вас депрессия, – сказала врач, которую звали Анна Сергеевна, это было пришпилено на её кармашке. – Серотонина не хватает. Гормон радости, – объяснила она, внимательно посмотрев показатели.
«Да уж какая тут радость», – подумала Варя. Всех родных похоронила. Детей бог не дал. Болезни замучили. Давление скачет. Диабет.
– Вы мне рассказывали, что пережили за жизнь, а особенно в последние годы, тяжелые потрясения, потерю близких. – Врач развела руками. – Ваше состояние понятно. Хуже бы было, если бы это с вами случилось без всяких причин. Знаете, всё хорошо: любящий муж, дети, успехи на работе – а жить не хочется.
– А разве бывает без причины? – Варя удивилась.
– Ещё как бывает! Поэтому ваш случай не такой трудный, объяснимый, и надо вновь включаться в жизнь, находить в ней новые, интересные грани. – Я вам выпишу антидепрессант.
– А что в нём содержится? – недоверчиво спросила Варя. – Я не стану сумасшедшей?
– Не волнуйтесь! Антидепрессанты включают селективные ингибиторы обратного захвата серотонина, такие как флуоксетин. – Доктор посмотрела на полные страха глаза ничего не понимающей пациентки. – Считайте, что это витамин радости. Попринимаете месяц-другой. Потом я вам дозу уменьшу и попробуете отказаться от него. Можно будет заменить капсулами сильно концентрированного экстракта зверобоя. А ещё вам пропишу лёгкое снотворное. Но тоже не увлекайтесь, не превышайте рекомендованную мной дозу, попейте не больше месяца, а то привыкнете. Принимайте витамин D в масляных капсулах, больше гуляйте, старайтесь не уклоняться от общения с людьми, даже сами идите на контакт. И ещё вам могу посоветовать: раскрашивать рисунки или мозаику складывать. Очень успокаивает и помогает. Хобби у вас есть?
– Хобби? – Варя даже опешила. Смеётся она, что ли? При чём тут хобби? Ну и врачи пошли! – Да нет.
– Вот и считайте, что это ваше лечение, хобби – это терапия. Поверьте моему слову: начнёте рисовать или мозаичить – и вся грусть-тоска уйдёт. – Врач сострадательно похлопала Варю по руке, безжизненно лежащей на краю стола. – Да? А как у вас с алкоголем? При таких лекарствах нельзя употреблять.
– Что вы! Я не употребляю. Даже шампанское в Новый год не пью. Я много лекарств принимаю. От давления. От диабета.
– Давайте посмотрим ваш список. Что можно принимать вместе, а что отдельно.
Отрегулировав список и объяснив, как и когда принимать препараты, доктор и закончила приём.
– Придёте ко мне через месяц. Запишитесь внизу.
  Варя сначала не поверила. Посмеялась. Хобби. Разве может это помочь? Какие-то детские занятия. Но слова врача запомнила. Если это терапия, то надо попробовать. Что она теряет? Не поможет, тогда бросит. Пошла в магазин. Купила карандаши и рисунки-раскраски. На рисунках были изображены контурами вазы с розами, альпийские пейзажи и поляны с разноцветными цветами, мотивы русских народных сказок: Жар-птица, Колобок, Лиса Патрикеевна. И правда, когда она думала, что и каким цветом раскрасить, как придать полутон или, наоборот, яркость, её всегдашние депрессивные думы немного отходили на задний план. Она забывалась и старательно, часами, меняя карандаши, закрашивала чёрно-белые контуры. Появлялись картины. Всплывало в памяти, как в детском саду самым популярным в группе был набор из двенадцати карандашей, в который добавляли бирюзовый, салатовый и розовый цвета. Этим заветным набором хотели обладать все девочки. Они раскрашивали розовым принцесс и замки, поэтому наперегонки бежали, чтобы успеть получить его, когда воспитательница объявляла рисовальный час.
  Теперь Варя не скупилась. У неё было несколько огромных наборов с карандашами, в них имелись разные тона, оттенки всевозможных цветов, от интенсивного до пастельного, и – о чудо! – были даже золотой и серебряный! Она с детской радостью глядела на невиданные в её советском детстве карандашные сокровища.
 
  Варя даже начала немножко гордиться. Вот как красиво получается! Две самые удачные работы вставила в рамки и повесила на стену. Но через какое-то время немного поостыла к этому виду творчества. Что ещё говорила врач? Аппликация или мозаика. Этого она совсем не знала. При упоминании мозаики вспоминался почему-то Михайло Ломоносов. Кажется, он первый научился варить и обжигать смальту для мозаики и создал первое русское мозаичное панно – «Полтавская баталия». Посмотрела в мобильном по интернету, что это такое. На сайтах предлагали разные мозаики – от совсем детских, пластмассовых кружочков, которые втыкались в дырочки на пяльцах, до сложных картин. Варя купила первый набор, пришла домой, раскрыла коробку и схватилась за голову. Холст покрыт клеевым слоем, а тот – под защитной плёнкой. Пакетики с разноцветными стразами. Пинцет, силиконовый клей и специальный карандаш, называемый «стилус», с металлическим полым хоботком-наконечником, в него надо набирать клей-гель. Этим кончиком карандаша надо захватывать стразы – квадратные или круглые – и ставить их в свою клеточку – букву, которая определяет цвет. Стразы стеклянные и перламутровые, мерцающие. Глаза разбегались.

  Варя растерялась. Один день попробовала, а на другой еле себя заставила продолжать. Первый блин получился немного комом. Стразики положила неровно. Кое-где вылезал клей, в нескольких местах ошиблась и приклеила квадратики не совсем того цвета, но картина всё же сложилась. Блюдо с яблоками. Когда мозаика была готова, Варя, как говорилось в руководстве, покрыла её акриловым лаком и вставила в специальный багет, продававшийся вместе с набором. Оказывается, это совсем не лёгкая забава, а целое искусство – ровно, из разноцветных малюсеньких квадратиков выложить мозаику. Кроме желания, надо иметь дисциплину и огромное терпение, чтобы не бросить всё и довести до конца работу. Желательно найти и оборудовать специальный уголок в квартире, сохранять в порядке рабочий материал. Наконец, и это самое главное, надо найти время, которого у людей работающих так мало. Варя была на пенсии, времени навалом. Она не знала, как не думать о грустном, как скоротать часы до сна. Ведь это своего рода медитация, священнодействие. Во время работы можно включить тихую музыку. Она ставила кассету Поля Мориа или Джеймса Ласта. Тихо плакала под «Шербурские зонтики» или под «Все капли дождя – мои!».

  Предлагались картины известных художников, типа «Утро в сосновом лесу», «Девочка с персиками», «Золотая осень». Эйфелева башня в цвету, собор Василия Блаженного, ещё картины с иконами. Крошечные квадратики – маленькая частичка картины. И вот из сотен таких крошечек надо её сложить. Варя выбрала сначала картины попроще. Она помнила, как дарила такого рода детские пазлы из картона внучатому племяннику Федьке – «Белоснежка и семь гномов», Микки-Маус и Дональд Дак, и он лихо их складывал. Неужто она сама не справится? Надо попробовать. Глаза страшатся – а руки делают.

  Отойти от тяжёлых мыслей совсем, конечно, не получалось, но теперь она прокручивала в голове трагические эпизоды своей жизни без чёрной тоски. Скорее она чувствовала светлую грусть, иногда плакала, но это приносило даже облегчение. Не как раньше, когда хотелось прекратить эту жизнь, напиться таблеток или выброситься с балкона. Теперь это уже не приходило ей в голову, было интересно, сможет ли она сложить ту или иную новую большую картину, коробки с которыми она покупала в одном из отделов супермаркета, так и называвшемся – «Хобби». Продавщицы её уже знали и предлагали что-нибудь новенькое, только что к ним поступившее.
 
  Однажды она заметила пожилого мужчину, застенчиво стоящего несколько в стороне от прилавка. Продавщица Вика как раз ей расхваливала новую мозаику известной фирмы. Варя купила коробку и вышла из магазина.
– Простите, сударыня?
Варя вздрогнула. Никто к ней так – «сударыня» – не обращался. Чаще в «Пятёрочке» наорут: «Женщина, вы что – слепая?» Или: «Встала с коляской своей! Ни пройти, ни проехать!»

«Сударыня» она слышала только в фильмах. Осталось это где-то так далеко… В рассказах Чехова и пьесах Островского. Давно забытое преклонение перед женщиной.
– Простите великодушно!
  Да. Это к ней так старомодно обращался мужчина, что стоял в магазине около прилавка.
– Я видел, что вы разбираетесь в мозаике. Я только хочу научиться, как её складывать. Не посоветуете, какую лучше взять для начала?
– Спросите продавцов, – сдержано посоветовала Варя и уже хотела идти дальше.
– Да они продадут что подороже. Я уже покупал у других, а собрать не могу.
Слишком сложные мне продавали. Всё приклеивается, рассыпается. Теряется.
Варя внимательно посмотрела на него. Вроде серьёзно говорит, не заигрывает. Приятной наружности. Выбрит. Седые волосы коротко стрижены. Она взглянула на ботинки. Дело в том, что Варвара, как и героиня фильма «Москва слезам не верит», не любила неаккуратных мужчин. Ботинки были начищены. Шнурки завязаны.
– Давайте присядем, – предложила Варя уже более благосклонно и поставила на скамейку тяжёлую сумку с продуктами и целлофановый пакет с набором мозаики.
Они сели.
– Ох, простите. – Мужчина опять вскочил. – Я не представился. Меня зовут Сергей Петрович.
– А я Варвара Ивановна.
Он благодарно потряс её руку.
– А почему вы решили раскладывать мозаику? Это чаще женщины делают. – Варю несколько удивило желание незнакомца освоить «немужское» хобби.
  Она улыбнулась, разглядывая мужчину. Худощавый. Примерно её ровесник, красивая седина, карие глаза с грустинкой, прямой, чуть хрящеватый нос, была видна родинка на щеке с её стороны.
– У меня жена умерла. А недавно сын погиб. Ещё неженатый был. Никого не осталось.
– Горе-то какое! А как это произошло?
– А так. Там, где сейчас жарко. Повестка пришла. Он и пошёл. – Мужчина помолчал. – Я раньше работал инженером. Сейчас на пенсии. – Он тяжело вздохнул, поудобнее уселся на скамейке. Нервно мял сложенный вчетверо полиэтиленовый пакет. – Чёрные мысли одолели. Прочитал, что это помогает. Забываешься. Вы меня понимаете? – Он посмотрел на неё.
  Варя кивнула. Как не понять. Сама такое пережила.
Они вернулись в магазин, и Варя помогла ему выбрать картинку попроще.
– Вам какие картинки нравятся? С птицами, ягодами?
– Я грибы люблю собирать, – улыбнулся мужчина.
  Выбрали картину с опрокинутой корзиной грибов. Подберёзовики, подосиновики рассыпались на траве, среди осенних листьев.
Сергей Петрович проводил её до дома, донёс сумку.
– Спасибо, что помогли донести! – сказала Варя и уже собиралась открыть дверь подъезда.
– Это вам спасибо, что посоветовали. Поговорил с вами, и вроде легче. С людьми-то редко стал разговаривать, да ещё с такими добрыми, как вы. Выслушали. Помогли. Не отогнали.
– Да не за что. Понимаю, я ведь сама тоже одинокая. Всех похоронила. Ну, приятно было познакомиться. – И Варя нажала код на двери подъезда.
– А если я попрошу ваш телефон, это не покажется вам чересчур навязчивым с моей стороны?
  Варя, подумав, согласилась.
Он вытащил из кармана плаща блокнотик с ручкой. Записал.
  Варя в этот вечер крутилась на кухне и всё думала о незнакомце. Вдруг впервые за долгое время захотела жареной картошки. Поела с аппетитом и удивилась вкусноте кругляшей с хрустящей корочкой. Поужинав, зашла в ванную. Умыла лицо. Посмотрела на себя в зеркало. Надо бы в парикмахерскую сходить. Давно стрижку не делала. Вгляделась повнимательнее в своё отражение. Как-то она осунулась, выцвела. Седая чёлка падала на лоб. Дуги когда-то чёрных бровей заросли, неухоженные. Совсем она себя запустила. Нос булькой, маленький рот. Только большие зелёные глаза ещё были хороши. Да. Надо сходить в салон.

  Новый знакомый позвонил через несколько дней.
– Добрый вечер, Варвара Ивановна! Не ладится у меня эта мозаика. Вот весь в клею сижу. Вам звоню.
Варя засмеялась.
– А что не ладится?
– Да не знаю, как объяснить. Может, вы зайдёте? Поможете?
– Хорошо. Давайте завтра. – И Варя записала адрес.
  Идти было недалеко. Оказывается, он жил на соседней улице.
  Сергей снял с неё пальто.
– Как я вам благодарен, что согласились прийти ко мне, олуху. Проходите, пожалуйста.
  Варя огляделась. Двухкомнатная квартира чисто убрана. В серванте у противоположной стены блестела посуда. Цветы на подоконниках. Заметила на стене фотографии. С женой – светловолосой женщиной в цветастом платье – и мальчиком. Портрет сына в траурной рамке…
  В гостиной, на подстеленной на полированный стол клеёнке, была разложена мозаика. Варя посмотрела. Поняла, в чём дело.
– Вы слишком много геля в стилус набираете. Надо вот так. – И она показала. – И пальцем или салфеткой убрать лишнее. Тогда будет хорошо браться, и вот так на место встаёт. – И она быстро и ловко стала приклеивать квадратики.
– Как у вас все здорово получается.
– А ну-ка попробуйте сами! – И Варя отдала ему стилус.
– И правда, лучше. – Он приклеил несколько. – Что бы я без вас делал? Бросил бы всё.
Варя засмеялась.
– Ну вот как скоро я ваш рассеяла испуг.
– Кажется, это из «Собаки на сене»? – улыбнулся хозяин.
– Вы узнали? – Варя так обрадовалась этому маленькому созвучию в их душах. – Очень люблю этот фильм! Терехова, Боярский. Такой актёрский ансамбль!
– А театр вы любите? – прощупал новый знакомый.
– «Любите ли вы театр, как люблю его я…» – процитировала Варя Доронину. – Очень люблю. Раньше была театралкой.
– И я. Только ходить не с кем. Раньше с женой ходили…
  По его лицу Варя увидела, что он испугался. Сболтнул лишнего. Преувеличенно весело попытался исправить оплошность и сменил тему.
– А может, чайку? Я сырники сегодня испёк. И варенье есть. Сметана. Вы что больше любите?

  Варя зашла на кухню, присела на табуретку. Кухня маленькая, как и у неё. Всё аккуратно, опрятно. Домовитый, видно, мужчина. Красные весёлые навесные шкафчики, вместительный двухкамерный холодильник. Шторы в мелкую красную клетку с рюшками на окне. На подоконнике гриб, напиток в банке. Сельдерей в горшке. Пахнет корицей.
  Сергей налил из большого чайника кипяток, из маленького заварки ей и себе. Присел.
– Угощайтесь.
Варя попробовала.
– У меня такой мама любила! – удивлённо и радостно сказала она.
Он положил ей на тарелку сырник, сметаны.
– Вкусно. Какой вы молодец! Сами готовите.
– Научился. – Он посмотрел на неё. – Раньше жена готовила, а я только её стряпню употреблял, а сейчас вот…
Он отхлебнул чаю. Над краями его большой чашки с золотыми петухами Варя видела его глаза. Была в них человеческая радость и даже вроде нежность. На неё так давно никто не смотрел.
– А вы сегодня какая-то другая. Причёска новая, и цвет этот русый очень вам к лицу.
Варя зарделась.
  Сергей проводил её до дому. Было уже темно.
Варя долго не могла уснуть. Вспоминала уютную кухню. Улыбку Сергея. Она с удивлением себе заметила, что сегодня совсем не плакала и горькие мысли не приходили.

...Примериваясь, раздумывая, какой квадратик куда пристроить, она вспоминала своё детство, школу, как вышла замуж, какие-то рассказы, семейные предания бабушки, мамы, и казалось, что они все здесь. Сейчас мама вперевалочку – суставы сильно болели – войдёт в комнату и скажет:
– Варюша! Пойдём-ка чайку попьём. Я душистый заварила, с васильками.
  Мама очень любила этот сорт – «Эрл грей». И мармелад настоящий. Яблочный.
«Вот так и наша жизнь – мозаика, которую надо иметь терпение сложить до конца, мозаика из событий, случайностей, любви и ненависти, горя и радости, встреч и расставаний. Находок и потерь, историй и рассказов разных людей, которые потом сложатся вдруг в один большой рассказ или даже роман о нашей жизни, надо только найти подходящие друг другу слова и поставить их в нужном порядке, и из них получатся предложения, фразы, абзацы, главы… Целые истории, если суметь подобрать правильно», – думала Варя, с гордостью глядя на готовую мозаику – икону Богородицы Казанской. Она складывала её в память о маме. Цветовая гамма была сложная, и Варя старалась не ошибиться, работала особенно внимательно и медленно. Из-за этого долго не могла закончить.
– Слава Тебе, Господи! – перекрестилась Варя, глядя на светлый лик Божьей Матери и радуясь, что так хорошо получилось. Икона, в отблесках от настольной лампы на стразах, светилась, будто живая. – Пресвятая Богородица, Матушка, моли Бога о нас, грешных! – и заплакала, спрятав лицо в ладони, пахнущие клеем.
  Она даже вздрогнула от громкого телефонного звонка.
– Варвара Ивановна?
– Да. Это я.
– Что с вами? У вас голос какой-то не ваш! Вы… вы плачете?
– Нет. Нет. Это так.
– Простудились? – встревоженный голос Сергея на том конце заставил её приободриться.
– Нет, правда? С вами всё в порядке? Может, нужна моя помощь? Вы не стесняйтесь.
– Нет, не беспокойтесь, Серёжа. Со мной всё хорошо, – улыбнулась она. Давно забытое чувство, что она небезразлична. На том конце телефонной трубки человек боится за неё, переживает, что ей плохо.
– А я уж испугался, – проговорил Сергей с тревогой и нежностью в голосе. – Ну тогда приглашаю вас в театр. В Малый. Вы мне окажете такую честь? Пойдёте со мной?
– А что за пьеса?
Варя сама себе не признавалась, но все эти дни ждала.

...Таблетки она пить бросила. От них возникало какое-то состояние, будто она сидит в аквариуме, а за стеклом идёт жизнь. Некогда ей стало пребывать в созерцательной медитации. То Сергей её на выставку в Пушкинский вытащит, то пригласит в филармонию. Путёвки вот в санаторий заказали, после новогодних праздников.
Так она и не выбралась повторно на приём к психиатру. Да и зачем?