Мужчина, который готовит и женщина, которая ни-ни

Я никогда особо не была рабой стереотипов, но как-то в голове моей с детства сложилось, что готовит женщина. Без вариантов. Без головных болей. Без недомоганий. Готовит едьбу и всё тут. Баба она, в конце концов, или где? А помимо этой самой готовки еды - 24/7 (и упаситябоже повториться с супом чаще чем раз в месяц), - она, эта самая баба, ещё ошкуривает рыбов в ночи, бесстрашно выковыривает червяков из сыроежек, яростно запихивает помидоры-огурцы-волосатые укропы в трёхлитровые банки, и денно и нощно выдумывает как из ни*уя в кухонных шкафчиках сделать хоть какое-нибудь х*я в семейных тарелочках. А, ну и работает ещё по десять часов в день, - но это так, не считается же, что там эта смешная бабская работа, баловство одно, да и только, ведь рождена женщина для одного лишь - чтобы ублажать едой.

Примерно такими были настроения общественности на всём пути моего советского взросления. Мужчины не готовили. Ну вот прямо на каком-то религиозном уровне чурались этого, будто бы боялись быть проклятыми, или очумлёнными, или осквернёнными, или всё вместе. Нет нет, одного готовящего еду мужчину я могу припомнить - дядю Колю, но он рано спился и умер (наверное, не смог выдержать всей нервозности этих кулинарных перипетий), так что, наверное, он не считается.

Ну, в общем, вдоволь наглядевшись на все эти женские мытарства с превращением клубней с налипшими на них кусками чернозёма и кровавых кусков животных во что-то съедабельное, я, выпустившись из родительского дома в пятнадцать, перекрестилась - не на образа, нет - на побитый бордюр у подъезда (я из Владивостока, так что да, у нас там «бордюры» и «подъезды», и никак иначе) и зареклась никогда не готовить. Бордюр тот, помню, был заляпан чем-то странным и борщеобразным, явно до этого переваренным чьим-то желудком, что я посчитала знаком с небес и ещё одним подтверждением, что готовка - это зло.

… Потом я жила в студенческом общежитии пять лет, и после на примерно двенадцати съёмных квартирах от Владивостока до Санкт-Петербурга, и имела трёх мужей, и родила человека, - и всё это, казалось бы, должно было заставить меня обратиться уже наконец к своим женским генам и начать кашеварить, учитывая, что никаких доставок еды тогда не было, да и, если уж на то пошло - денег на оные было бы не сыскать.

Что ели? А то и ели. В общаге - хлеб с намазанным на него вареньем, ну и картошку ещё варили (деревенские девочки мы были все - в сентябре нам папы привозили грузовики корнеплодов и домашних заготовок в стеклянных банках, которые мы потом мыли в одной единственной на этаж раковине и сдавали в «Стеклотару» - а на вырученную денежку покупали самый дешёвый коньяк).

С мужьями я жила по году, а что там первый год? Там не до готовки, там иными порывами одержимы умы и тела. Кусок хлеба с куском сыра закинули в себя между порывами, полили вином, и норм. В общем, пронесло.

Но несколько блюд я всё же, как ни хотела, но освоила и, в принципе, только их и ем вот уже кучу лет - куриный суп (без всяких зажарок, просто всё закидывается одномоментно), омлет, варёная картошка, спагетти, греча и огурцово-помидорный салат. И мне хорошо. Вот, кстати, годный рецепт - варите спагетти, промываете холодной водой, вываливаете туда горбушу из железной банки, сверху сыр произвольными кусками и в микроволновку. В прикуску можно взять помидор - но имейте в виду, лучше мытый.

Когда родила человека и тот человек исчерпал молочные запасы моей организмы, уже появились каши и баночные пюре, ну и потом постепенно стали доступны доставки готовой еды. Я из тех людей, что работают на еду, да, и мне не стыдно это признавать. Я готова работать по 8-10 уроков в день, - и работаю, - только чтобы не готовить еду, а покупать её уже готовой.

Да, я ненавижу готовить. Становлюсь ли я менее женщиной от этого? Не знаю, наверное, не мне судить. Но я точно знаю, на что потратить время - исследую языки, пишу вот эту свою писанину, заучиваю стихи. Да, стихи. Просто открываю один из сборников, тычу пальцем в стих и учу его наизусть. Сейчас вот этот, Владимира Соловьёва (одного из незаслуженно забытых поэтов Серебряного века):

Милый друг, иль ты не видишь,
Что всё видимое нами -
Только отблеск, только тени
От незримого очами?

Милый друг, иль ты не слышишь,
Что житейский шум трескучий -
Только отклик искажённый
Торжествующих созвучий?

Милый друг, иль ты не чуешь,
Что одно на целом свете -
Только то, что сердце к сердцу
Говорит в немом привете?

…Заучивание идёт тяжело, и с каждым годом всё тяжелее, но я заставляю себя. У всех свои причуды, правда? Я ни в коем случае не осуждаю тех, кто не учит стихи, а готовит. Я, признаюсь, восхищаюсь ими. Наверное, это прекрасное чувство - радовать своих домашних приготовленной тобой вкуснятиной, видеть их счастливые глаза, ведь как бы мы не отнекивались, еда - это одна из главных главностей, а домашняя еда - эта просто царица всех цариц. Но у меня вот не сложилось с этим…

… И так вот, на куске огурца в одной руке и краюшке чёрного хлебушка в другой, я протянула до сорока двух лет. А потом в мою жизнь вошёл тот самый Странный Мужчина. Сначала, когда он приготовил рассольник, я подумала, что это какая-то шутка. Попробовала рассольник, вроде настоящий, и не из пластмассовых овощей из детского набора «Поиграем в повара», и даже вкусный. Посмотрела на Мужчину подозрительно. И всё время ждала подвоха - стрихнина или мышьяка, или ещё чего, но организма моя на рассольник отозвалась положительно.

Я высказала осторожное своё одобрение - и, наверное, зря. Ибо потом на меня обрушились вот эти все доселе невиданные невиданности, - перечисляю в порядке их появления, - жареная картошка с грибами, борщ, картофельная запеканка с фаршем, щи, салаты все эти разнообразные, - с компонентами, которые я думала, бранные слова, ан нет, они, оказываются, едятся, - запечённая в рукаве (так он, сказал, называется этот целлофан) курица, гороховый суп с копчёными рёбрами, голубцы, и что-то ещё, забыла. И это за примерно месяц  более чем нерегулярных встреч.

Глядя на все эти скатерти-самобранки, я сначала пузырила глаза, потом отнекивалась, кричала «Изыди», билась в истериках, клялась и божилась, что если он таким образом хочет меня приболтать и впоследствие расчленить, то выхлопа особого не будет, максимум на суп с тощими рёбрами наковыряется, грозила, что вот каааааак щас наварю пустой гречи и покажу, как едят настоящие принцессы (ибо он по какой-то своей блажи повадился назвать меня принцессой).

Потом я поняла, что этот человек не шутит. Этот человек и правда готовит. Контрольным выстрелом в мою голову явилось блюдо холодец. Я всегда считала холодец неким тайным Вуду-обрядом посвящённых, священнодейством, чем-то за гранью вообразимого и уж конечно невыполнимого, а тут на тебе - «Вот тебе холодец с курицей, чесночком и зеленушечкой. И один судок (ещё одно слово, которое узнала от него) заберёшь домой, накормишь бледного отрока. И супа вот вам в банку отлил».

Ну что хочу сказать… А то, что когда ломаются шаблоны и рвутся в клочья твои сложившиеся представления о мире, - особенно когда ты уже не наивно-возрастная полусопливая дивчина, - это, мягко говоря, неожиданно. А особенно когда эта неожиданность исходит от мужчины, который для себя и не готовит-то никогда. Только для этой, как он назвал её, «принцессы».

А, может, - ну, может, на секундочку, знаю, бредовая мысль, - ну в вдруг? Может, именно так и рождаются принцессы? Когда женщине дают понять, что она ценна не своими навыками, а просто тем, что она вот такая, какая есть? Со своей рукожопостью, со своими несимметричными грудями, со своими целлюлитными вмятинами на попе, со своим вздорным характером. Но вот стоит человеку, - её мужчине, - назвать её «принцессой», и магическим образом груди выравниваются, вмятины на попе становятся невидимыми, характер мягчеет, а руки сами собой берут ножик и начинают обескожуривать картошку, помогая этому самому принцессо-тебя-назвавшему человеку готовить харчо (страшное слово, знаю, но он сказал, что будет вкусно).

Хых… Так много над чем надо будет подумать. Но потом, потом. Когда переварится харчо. И когда ранее несимметричные - а теперь уже идеальные - груди перестанут колыхаться.