Выпей отвары трав, главы 18 и 19

Глава 18. Глупость

Эрих постепенно начинал осознавать, что сотворил великую глупость. Маша – хорошая женщина, симпатичная, – даже, пожалуй, красивая, если немного поколдует над внешностью. Эрих уже убедился, что колдовать над внешностью Маша умеет, как большинство русских дам. Немного косметики, распущенные волосы – минут за пятнадцать  растерянный и  неяркий утёнок превращался в лебедя.  Мужу оставалось только крякать от удивления. Жаль, происходило превращение редко.

   Бывало, супруги выбирались на развлекательные мероприятия в окрестные городки – Эрих просматривал газеты, находил что-то, достойное внимания, предлагал Маше – она на всё охотно соглашалась, никогда не капризничала. Но на длинных представлениях, устав от необходимости постоянно вслушиваться в поток немецкой речи, неизменно начинала клевать носом. Эрик видел, что она безжалостно щиплет себя за ногу, пытаясь не задремать. Вечером в спальне он замечал на нежной  коже  синяки, но молчал, никак не комментировал. Он тоже  начал уставать от невозможности свободно обсуждать с женой возникающие проблемы.

   Вероятно,  не стоило жениться  так поспешно – с каждым днём это становилось всё очевиднее. С Машей невозможно было поговорить! Конечно, она быстро учила язык, да и вообще соображала отлично: иногда могла уже даже пошутить на немецком, что, как известно, показывает неплохой уровень владения языком. Но Эрих не знал, понятия не имел, о чём с ней разговаривать!
   Маша уклонялась от любых обсуждений "что почём в магазинах",  не лезла в политику, не интересовалась рабочими проблемами мужа. Телевизор не смотрела – говорила, что не приучена к этому занятию с детства.
    В какой-то момент Эрих заметил, что Маша ходит растерянная, озабоченная, предположил, что она хочет поговорить о расставании и возвращении на родину.  Втайне немного обрадовался, но тут же устыдился и начал представлять себе возможные последствия развода.
  Тут она его и огорошила. Утром, сразу после дежурной реплики "Хорошо ли ты спала, майн шатц?", жена, не слушая,  не желая отвечать на шаблонное приветствие,  вдруг выпалила:
– Эрих, я беременна.
– Не может быть, – сказал Эрих, – а  как же те таблетки?  Ты же таблетки пила? Я тебе покупал.
– Я про них забыла, — честно сказала Маша, – тут столько всего нового...Ты на меня не сердишься? – и полезла к мужу обниматься.
– Не знаю. – сказал Эрих  бесцветным голосом, отстраняясь от неё и вытаскивая изо рта длинный светлый волос, – мне надо подумать.

Глава 19. Винтовая лестница

– Слушай, Кира, что делать? Эрих явно не обрадовался будущему ребёнку! – спросила  Маша  подругу, – может, мне домой вернуться, как думаешь?
  В последнее время она ходила в соседнюю деревню ежедневно – только это и спасало её от полного отчаяния, удерживало от додумывания до конца трусливой  мысли "Не пора ли искать  в интернете дешёвые билеты "Кёльн – Санкт-Петербург?" Стоит лишь допустить эту мысль в голову – и придётся действовать. Так всегда внушала ей бабушка: "Придумала,  что делать – делай сразу, ничего не жди! Потом забудешь". Бабушка была авторитетной, внучка все советы брала на вооружение, не подвергая сомнению.
    Да, иногда Маша ловила себя на том, что самым прочным якорем, удерживающим её от побега домой, является Кира. Такой потрясающей подруги у Маши не было – и не будет, если Маша не выдержит и сбежит домой. Кира уникальна. А муж? Муж, может, и другой найдется…
  Всего за несколько месяцев жизни на мельнице Маша убедилась, что Хенни и Эрих – типичные обыватели. В муже и свекрови – Маша по-прежнему с трудом верила, что у неё есть муж и свекровь – словно чего-то не хватало. Не  было какой-то важной детали – изюминки, что ли?
      Копаться в себе было интересно, но находки Машу очень удивляли. Например, ей вдруг стало ясно, что в мужчинах её восхищает прежде всего творческое начало, лёгкая сумасшедшинка, полёт фантазии.
    Мужчина привлекателен, когда он поёт, рисует, пилит или строгает,  пишет нескладные стихи… Настоящий, живой мужчина никогда не вытирает насухо душевую кабинку, ему это не интересно. Думать о бытовых мелочах – удел женщины.
    Что-то в любимом человеке должно волновать, тревожить, может быть, даже пугать – так думала Маша, лежа без сна рядом с Эрихом, внимательно разглядывая его – волосок за волоском, родинку за родинкой. Пыталась определить: есть ли у них с мужем душевное и телесное родство?  Понять всё никак не получалось.

   Отец её будущего ребёнка…

   Ей было душно, скучно и почему-то хотелось есть. Ужинали на мельнице рано, а  после ужина никогда не кусочничали. Машу это удивляло и расстраивало – она привыкла пить сладкий чай с лимоном  в полночь, долго сидеть на продавленном кухонном кресле с ногами в обнимку с кружкой, болтать с бабушкой, обсуждая дневные события. Вредно есть на ночь?  Да мало ли, что там говорят? Вредно ложиться спать, не изгнав при помощи позднего ужина  стрессы и печали…

    Сама Маша не считала себя творческой личностью. Конечно, как почти все дети из более-менее благополучных семей города, она в детстве посещала местную художественную школу, но не больно-то преуспела в творчестве: её работы никогда не занимали призовые места на конкурсах.

    Бабушка после конкурсов говорила “Давай-ка сюда свою мазню”, вставляла картины  в рамки и развешивала по стенам, пока в квартире было место. Закрывала дыры на страшных, линялых обоях, оставшихся с советских времен и ободранных тремя поколениями бабушкиных котов.

  – Кира, скажи, что мне делать, – не оставала Маша, хотя видела, что подруга ее почти не слушает – увлечённо разучивает какой-то очередной хорал для воскресного богослужения.

  – Не дури, Машка, — сказала Кира, продолжая играть, – сбежать всегда успеешь. Тебя никто не обижает. Скучно тебе здесь? Ищи, как развлечься. Давай ко мне в хор? Будешь у меня в первых сопрано!

  – Я не против, но бабушка говорила, что наша кошка лучше мяукает, чем я пою...– ответила Маша.

  – Как сказал бы сейчас какой-нибудь психолог, бабушка тебя обесценивала и демотивировала. Я, конечно, в терминах-то психологических не сильна, но, поверь мне, ребёнку такое говорить нельзя. Петь в хоре любой человек может, если у него в принципе связки есть. Да и в опере, наверное, если очень захочет, но тут нужна поддерживающая бабушка. У меня как раз такая прабабушка была, – сказала Кира, сползла с длинной гладкой скамьи, выключила орган   и нежно похлопала старинный инструмент по трубам, – пусть моя зайка ненаглядная немного остынет, пойдем чаю выпьем.

  – Я нынче просто возненавидела чай, – сказала Маша,  осторожно спускаясь по скользкой винтовой лестнице. Она уже начала, сама того не замечая, ходить осторожнее, не скакала по ступенькам, как прежде.

– Хм, а от кофе-то тебе пора отвыкать, подруга, – сказала Кира ласково и чуть насмешливо. Она  умела усмехаться так, что собеседник не обижался.