37. Пойти на конфликт с такой бабушкой

Дорогие читатели!

Приглашаю вас в младшую группу (от 3 до 4 лет) одного не совсем обычного московского детского сада. Вы познакомитесь со всеми её маленькими и такими разными обитателями, а также с воспитателями и другими работниками садика, с родителями и, конечно же, с проблемами. Куда ж без них…

Разумеется, все имена и названия изменены, любые совпадения случайны.


ТЕМНИКОВ ТАРАС

В комментариях к статье про Тараса кто-то спросил: почему такая состоятельная и влиятельная семья не выбила ребёнку полагающегося ему тьютора?

Через две недели с начала посещения Тарасом садика, когда стало окончательно понятно, что ребёнок буйный и неуправляемый, этим вопросом задались и воспитатели, и родители других детей.

Мама и бабушка Тараса отвечали, что с мальчиком занимаются лучшие специалисты, которые нашли к нему подход, которым они, родители, доверяют, и которых Тарасик согласен терпеть. Потому что, если между ребёнком и прочими не установится доверие и взаимопонимание, толку от занятий не будет.

С этим трудно поспорить. Хотя так же трудно представить, что у Тараса с кем-то сложилось взаимопонимание. Скорее всего, нанятые за хорошие деньги специалисты просто делали и говорили то, что родители от них требовали. Пойти на конфликт с такой бабушкой – значит, потерять хорошо оплачиваемого пациента. Как говорится, за ваши деньги – любой каприз. Поэтому, наверное, несмотря на большое количество занятий у всевозможных специалистов (лучших!), Тарас выглядел совершенно диким и расторможенным.

Родители остальных детей написали жалобу, назначили время приёма у заведующей и почти в полном составе отправились в кабинет.

Кто был во главе этой акции? Родители Игоря, Нины, Влады, Мирона, Вани, Алика, Жени, Стасика.

Кто в первых рядах ринулся на второй этаж, первым ворвался в кабинет и, потрясая грамотно составленным вышеупомянутыми родителями заявлением, грозя всеми карами и инстанциями, требовал от Тамары Теодоровны соблюдения и защиты прав своих детей? Правильно, мама Прохора, бабушка Игната, мамы Саши, Толика, Тимура, Никиты. Мамы Зины, Стёпы и Костика свои подписи поставили, но на приём к заведующей не пошли.

На то, что от Тараса удастся так просто избавиться, никто не надеялся, но пусть к нему хотя бы тьютора приставят.

Тамара Теодоровна всё понимала. Она сама была в ужасе от того, во что превратился некогда образцовый, престижный и довольно известный в определённых кругах детский сад, имевший полувековую славную историю, богатый традициями и достижениями, обеспечивающий высокий уровень развития и воспитания детей. Ещё два года назад, до постройки этого злополучного нового здания, такие дети, как Тарас, а заодно и большая половина тех, кто в него сейчас ходит, не могли бы попасть в этот садик по определению. Это было узко специализированное дошкольное образовательное учреждение, и детей в него тщательно отбирали по определённым критериям со всей Москвы. Но теперь мы имеем, что имеем, спасибо оптимизации, инклюзии и иже с ними.

Бедная Тамара Теодоровна, вдруг после долгих лет благополучной, ценимой начальством, родителями и сотрудниками работы оказавшаяся между молотом и наковальней, куда ни кинь – везде клин, вынужденная плясать за копейку и нашим, и вашим, вертелась, как уж на сковородке. Было совершенно очевидно, что права принимать решения у неё уже нет и что конкретно по этому мальчику, Тарасу, она просто была поставлена перед фактом какими-то высшими всесильными структурами, у которых как раз появилось право хаотично дёргать её за ниточки, а наработанный десятилетиями опыт, все признанные и неоднократно отмеченные наградами достижения перечеркнуть, обнулить, как их и не было.

Кое-как успокоив возмущённых родителей, Тамара Теодоровна пообещала что-нибудь сделать, недвусмысленно дав понять, что полностью на их стороне и что будь её воля… Но воля теперь была не её.

Через несколько дней воспитателям официально сообщили, что у Тараса будет тьютор – его няня Катя. Все облегчённо вздохнули. Казалось бы, самое оптимальное решение проблемы – няня хорошо знает своего подопечного, как-то привыкла с ним управляться, да и он привык к ней. Ну, если он вообще способен к кому-то привыкнуть.

Несколько месяцев назад в интернете часто попадалась реклама, приглашающая учиться на тьютора. То есть, видимо, это позиционируется как настоящая профессия и, наверное, предполагает какие-то общие правила, обязанности, этику. Хотя дети, нуждающиеся в тьюторе, все такие разные.

Но через пару дней стало ясно, что Катя в качестве тьютора так же, как и в качестве няни, руководствуется только требованиями бабушки близнецов. Она, как говорили раньше, «ходила» за Тарасом. В буквальном смысле – ходила за ним следом, просто следя, чтобы он не ушибся, не упал, не поранился.

Помощь от неё была – она постоянно находилась позади него с растопыренными, как у вратаря, руками и подставляла свою ладонь между его головой и стеной или между жёсткой игрушкой, зажатой в руке Тараса, и головой другого ребёнка.

Ещё она сидела с близнецами за столом и кормила Тараса, покрикивая теперь уже на пару с Ксюшей:

- Нина Ивановна, дайте нам другую ложку, Тарас уронил!

- Нина Ивановна, у нас салфетки кончились, Тарас суп пролил, я стол вытерла, а вы пол подотрите, а то он растопчет!

- Няня, а Тарас съел свою запеканку, а теперь ест мою! Принеси мне запеканку!

Ещё Катя мыла Тараса, когда он обкакается, переодевала в чистое, меняла памперс. Одевала его на прогулку и раздевала после неё, мыла ему руки.

Но. Поставив Тараса в ванну, она бросала грязный памперс на пол, ванну за собой не споласкивала, пролитую на пол воду и чего ещё другое не вытирала и шла с помытым Тарасом на руках в спальню. Там она садилась с ним на первую попавшуюся кровать, потому что своей у него не было, вытирала, переодевала.

Он часто вырывался, начинал носиться, орать, сдёргивать подушки, покрывала, пижамки. Катя терпеливо следила только за тем, чтобы он не упал и не ушибся, и выжидала момент, чтобы взять его снова на руки и продолжить вытирать-одевать. А Тарас этого очень не любил.

Бывало так, что дети после обеда уже заходили в спальню, а там бесился Тарас, а их кроватки были разорены, пижамки валялись на полу. Катя Тараса никаким образом к порядку не призывала, ничего ему не запрещала, не останавливала, потому что, как того требовали бабушка и мама, старалась, чтобы он не раздражался, не злился, а был цел и, по возможности, доволен.

Это было полнейшее безобразие. Тихое, спокойное переодевание и укладывание детей в чистой проветренной спальне грубо нарушалось беснующимся буйным неадекватом. Налицо было нарушение режима.

В то же время в группе не было другого места, чтобы предложить его Кате для вытирания и одевания её подопечного. Единственный взрослый стул стоял в спальне около письменного стола у окна. Детские мягкие диванчики и креслица не были рассчитаны на взрослых, да и низенькие они совсем. А Катя была женщина высокая, крупная, тяжёлая, медлительная.

Она не могла, как Нина Ивановна, быстро помыть Тараса, тут же, в ванне, вытереть полотенцем и на коврике около ванны натянуть на него памперс и штаны.

У Кати это всё было медленно, долго, с уговорами, с беготнёй по всей туалетной комнате, с разбрызгиванием воды, с постоянными требованиями: достать, принести и подать сухие/влажные салфетки, памперс, полотенце, открыть дверь с спальню, включить свет, принести Тарасу игрушку. Сама она не может, у неё же мокрый Тарасик на руках!

На прогулку одевала его так же долго, стараясь улучить момент, когда он не сильно против, чтобы на него что-то надели, а он вырывался, извивался, сдирал одежду, бегал, орал, толкался. Она терпеливо ждала, занимая собой и своими и Тарасовыми вещами целую скамейку.

Часто бывало, что группа уходила на прогулку, а они ещё не были одеты. Вероника Эдуардовна, по молодости сильно уповавшая на волшебного всесильного тьютора, которого рассматривала как ещё одного взрослого, и думала, что он, одев своего подопечного, поможет одеть и других, была сильно разочарована.

Но вот и Катя с Тарасом выходят во двор. Тарас носится по всей территории, забегает на другие участки, хватает любые игрушки, бросает где попало, топчет цветы, ломает постройки, пугает детей. Катя спокойно ходит за ним, отряхивает, если испачкался. Всё.

А нет, не всё. Ещё спокойно и с достоинством объясняет возмущающимся воспитателям других групп, что Тарасик – ребёнок «особенный», поэтому его нельзя гнать с чужого участка и отбирать у него чужой самокат. А он полюбил забегать под навес у центрального входа, где была «парковка» детских транспортных средств, и носиться там, расшвыривая чужие самокаты, велосипеды, коляски. Катя стояла, смотрела, следя, чтобы какой-нибудь велосипед, падая, не отдавил Тарасику ножку.

То есть, вся её работа сводилась к тому, что она ходила за Тарасом и на него смотрела.

При этом что в туалетной комнате, что в игровой, что в спальне, что в раздевалке, она была, как слон в посудной лавке – занимала собой много места, громко и монотонно гудела низким мужским голосом, не обращала внимания на других детей, воспитателей, вообще на то, что происходит в группе.

Спустя неделю стало совершенно очевидно, что терпеть одного Тараса легче, чем вместе с Катей. И родителям, которые, приходя, тихонечко стояли у двери и смотрели через окошко в группу, тоже не нравилось, что между детьми, не обращая на них внимания, топчется большая чужая тётка и делает им замечания.

Вина детей заключалась в том, что они не хотели играть с Тарасом, оказывались на пути его хаотичной беготни и играли в игрушки, которые мог захотеть взять Тарасик.

Говорить с Катей оказалось бесполезно. Она была, как человек-робот, механически выполняющий заложенную в него бабушкой одну-единственную программу. Программа, прямо скажем, была не слишком обременительная, но, видимо, неплохо оплачиваемая.

Вместо ожидаемого облегчения Катя в качестве тьютора сильно осложнила работу группы. Воспитатели пытались с ней как-то договориться, распределить обязанности, согласовать её действия с жизнью группы, с режимом, с правилами, расписанием... Нет, у Кати было своё начальство – родители Тараса, и она неуклонно выполняла только их требования.

Со стороны воспитатели и Нина Ивановна видели, что живущий в обеспеченной и заботливой семье Тарас неприкаян и потерян, как слепой котёнок, выброшенный в бескрайней степи. Он бросается во все стороны, гонимый, словно злым ветром, своим непредсказуемым настроением, а нигде нет ни стен, ни краёв, ничего прочного, устойчивого, за что можно ухватиться, на что можно опереться, к чему прислониться. Что задержит, не даст укатиться в страшную неизвестность с постоянно отодвигающимся горизонтом. Полная свобода… пустота...

Но их мнение никого не интересовало. Да и не были они специалистами по работе с такими детьми. И рассуждали чисто по-житейски, опираясь на собственный родительский опыт, педагогическое образование, большой стаж воспитательской работы и здравый смысл.

Конечно, больше всего они хотели, чтобы такого проблемного ребёнка забрали из группы, и забыть его, как страшный сон. Но… в душе уже зародилась жалость и беспокойство за несчастное существо.

Они пытались разговаривать с мамой, бабушкой, но те на контакт не шли. Они сами себе были специалистами по своему Тарасику и ни в каких советах не нуждались. С Тарасиком занимались «лучшие специалисты», выбранные и одобренные авторитарной бабушкой, и наверняка за хорошие деньги.

Но Тарасу исполнилось уже четыре года, а он был практически Маугли, только чистенький и в хорошей одежде. Жалко ребёнка… Впрочем, остальных детей, и особенно себя, было ещё жальче.

Когда Тарас особенно расходился, уставал, сильно возбуждался, предполагалось, что тьютор Катя будет отводить его в комнату релакса, где он сможет побыть один, отдохнуть в тишине, прийти в себя. И группа от него немножко отдохнёт и придёт в себя. Замечательно.

Но беда в том, что в садике не было такой комнаты. Катя выпускала его из группы и ходила с ним по этажам и коридорам. Вопли его были слышны во многих группах, взрослые и дети шарахались.

Однажды Тараса занесло в актовый зал, в котором никого не было, и он радостно там носился, ронял, ломал, рвал всё, до чего мог дотянуться. Музыкальный руководитель едва не лишилась чувств, увидев своё осквернённое детище, и написала жалобу заведующей с перечислением ущерба.

Написала жалобу на «особенного» ребёнка! Впрочем, листочек этот тихо упокоился в ящике стола в кабинете заведующей.

Катя сунулась было в спортивный зал – там много места и интересных предметов, Тарасику раздолье! – но простая и нетолерантная Валентина коротко сказала, что Тарасику для успокоения нужна комната с мягкими стенами, а спортзал ею не является. Достаточно садику порушенного актового.

Воспитатели считали самым правильным и логичным отводить Тараса для успокоения в кабинет заведующей. И он, действительно, туда несколько раз забегал (Тамара Теодоровна обычно держала дверь нараспашку, чтобы слышать звуки садиковской жизни, а запирала, только выходя), а тьютор Катя вплывала следом. После нескольких визитов, во время которых заведующая искренне пыталась отвлечь, увлечь и развлечь Тарасика, но потерпела ожидаемое фиаско, она стала запирать дверь, и приходилось или стучаться, или звонить по телефону, чтобы узнать, на месте ли она.

Садовский психолог, толковый, опытный специалист, не был для родителей Тараса авторитетом (вы же помните, что с ним занимались лучшие…), пользоваться его бесплатными услугами они, видимо, считали ниже своего достоинства.

Честное слово, когда Тарас был в группе один, было легче! Катя сильно мешала, к тому же она полностью блокировала все попытки воспитателей вовлечь Тараса в жизнь группы, к чему-то его приучать, прививать какие-то навыки. Всё это пресекалось тьютором Катей на корню, потому что было «насилием над личностью».

Там, оказывается, была свободная «личность», а её насиловали попытками научить держать ложку.

Бабушка и мама ходили с поджатыми губами. Остаётся только гадать, что и в какой интерпретации рассказывала Катя своим работодателям о пребывании Тараса в саду, о воспитателях и других детях.

Так что сопровождение очень проблемного ребёнка заморским волшебником тьютором никакого облегчения никому не принесло.

По крайней мере, в данном конкретном случае. Работать стало совсем невмоготу. Стали думать, как избавиться от такой «помощи». Писали заявления о сорванных занятиях, испорченных вещах, о ненадлежащем исполнении тьютором своих обязанностей. Хотя никто толком не знал, в чём они заключаются. Заявлений накопилась уже стопка толщиной в палец, а Тамара Теодоровна всё не решалась дать им ход.

Но в конце месяца, к счастью, заболела Ксюша. Катя потребовалась дома. Не сидеть же бабушке одной с больным ребёнком! Тем более, Тарасику пора уже было привыкнуть к садику.

В первый день, когда Катя, заведя Тараса в группу, ушла, воспитатели и няня испытали огромное облегчение. Они снова могли делать свои дела, вести все занятия, игры, разговоры без оглядки на постороннего человека.

Неизвестно, что там было между родителями Тараса и заведующей, но в качестве тьютора Катя больше не трудилась.

Тарас, действительно, немного привык, и с ним перестали носиться, как с тухлым яйцом.

Сад массовый, воспитатель – не индивидуальная нянька, он работает с группой, режимные моменты должны неукоснительно соблюдаться в отношении всех, в садике есть свои правила, режим, расписание занятий, за соблюдение которых, кстати, расписались и родители Тараса. Так что, вперёд и с песней, на общих основаниях.

Одеваться он реально не в состоянии. Значит, стой смирно и не мешай себя одевать. Ты здесь не один. Вырываться, извиваться, сползать на пол отвыкай, дома будешь своё недовольство показывать. Мягко, но крепко зажали коленками, надеваем всё последовательно: левую ручку, правую ручку, застегнули, повязали, всё проговариваем, неважно, понимает или нет. Что-то да отложится, когда-нибудь да всплывёт.

И не надо изображать из себя варёную макаронину! Подняли, легонько встряхнули:

- Стой! Раз-два!

Эту присказку Нины Ивановны, жены военного, знают и обожают все дети. Часто сами говорят: стой! Раз-два! – и хохочут. И «варёная макарона» приводит их в неописуемый восторг.

- Ты что, варёная макарона? Стой! Раз-два!

Одетого передали из рук в руки воспитателю. Раз не понимаешь границ нашего участка, будешь гулять за руку. Носиться по всей территории нельзя. Оставлять других детей, чтобы гоняться за тобой одним, никто не будет. Дыши свежим воздухом «на привязи». Целее будешь.

За столом кусок хлеба в одну руку, рука Нины Ивановны сверху, вот так, несём хлебушек в ротик, кусай, молодец! Суп ещё рано, разольёт, а вот вязкую кашу вполне уже можем черпать ложкой в две руки с няней. И всё проговаривать, и хвалить, если есть, за что.

А лезть пятернёй в тарелку – нельзя! Ни в свою, ни в чужую. Тянущаяся куда не надо ручонка немедленно мягко перехватывается сильной рукой Нины Ивановны и возвращается на место. С нахмуренными бровями Тарасу грозят пальцем: нельзя! У Нины Ивановны очень выразительная мимика и интонации – сразу понятно, хвалит тебя или ругает, разрешает или запрещает. Может, и Тарас со временем начнёт понимать.

А пока: вместе с няней обхватили с дух сторон чашку с компотом, чуть наклонились, приподняли, поднесли к ротику, вот так, аккуратно, не торопись!

И всё время – рука в руке, каждое движение вместе. Хоть узнает, какие действия нужно совершать, чтобы поесть. Вот так, ложку за ложкой, не отвлекаемся, у няни, кроме тебя, ещё дел полно.

Вроде няня кормит, а вроде уже и сам ест. По крайней мере, ложку мимо рта уже не проносит. А зачерпнём вместе, рука в руке. Постоянные добрые прикосновения дают поразительные результаты. Вот молодец, Тарасик, почти сам съел всю кашу и хлебушек!

Погладим по голове, по плечу, по спинке. Дёргается, уклоняется. Ничего, привыкнет. Нельзя детёнышу без тактильного контакта. Особенно, если речь не понимает.

Утром бабушка говорит:

- Ксюша сказала, что вчера Тарасик сам съел завтрак. Вот видите, я же говорила, всему своё время! С Тарасом работают лучшие специалисты! И вот результат!

Все дети идут на горшок. И Тараса ведут. Всё проговаривают: снимаем штанишки, садимся на горшочек. Пись-пись!.. Сопротивлялся, вскакивал, выгибался. Но памперс с утра сухой. Удерживали на горшке, отвлекали, забалтывали. Наконец, дождались! Пописал. Хвалили, обнимали.

Со временем заметили, что, если его сильно держать, прижимать к себе, он расслабляется и успокаивается. Скоро он стал какое-то время спокойно сидеть, пригревшись под тяжёлой и тёплой рукой Нины Ивановны или Анны Яковлевны.

Так и стали сажать его вместе со всеми на горшок. Как и Прохор, он иногда что-нибудь «высиживал». И уже так яростно не сопротивлялся. Хотя стоять около него всё равно приходилось.

Но прилетела возмущённая бабушка: ребёнка насильно сажают на горшок! А ведь она предупреждала! Хорошо, что у Тараса есть сестра, которая всё замечает и докладывает дома!

Анна Яковлевна, смирившаяся с мыслью, что до пенсии ей тут не доработать, чётко и внятно ответила, что дома, с личной няней, они вольны делать всё, угодно, а в садике Тарас будет соблюдать все режимные моменты наравне с другими детьми. Да, будет учиться пользоваться горшком, самостоятельно есть, мыть руки и прочее, чему его не удосужились научить за четыре года дома.

- Тарас не садится на горшок! – кричала бабушка. – Он его боится! Вы травмируете ребёнка! Вы нарушаете его права!

- Наоборот, - сказала Анна Яковлевна, - мы обеспечиваем ему право не быть в четыре года голодным и обкаканным.

Кстати, спросили у Кати, почему Тарас всегда одет в широкие, мягкие спортивные штаны со свободной резинкой. Она бесхитростно ответила: чтобы он мог их снять, когда ему захочется. Причём, не когда ему захочется в туалет, а чтобы побегать голышом.

Как-то, когда Тарас в очередной раз содрал с себя штаны и побежал по ковру, снеся по пути мирно ходившую по кромке Зину, к воспитательнице подошла Влада и, стыдясь, спросила:

- А разве можно снимать штаны? Это же неприлично!

Вероника Эдуардовна замешкалась, начала сбивчиво говорить, что, конечно же, нельзя, но вот Тарасу вроде как можно (о Боже, что я несу??.), потому что он «особенный»… Сидящая в кресле с книжкой Женя спокойно сказала:

- Потому что он больной.

- Господи!.. – не выдержала Нина Ивановна, - да что же это творится? Почему девочки должны видеть это безобразие?

Подобрала с пола штаны, поймала голозадого бесстыдника, мягкими, но сильными движениями скрутила его, одела. Всё это под ритмичную потешку с легким потряхиванием на коленях:

- Поехали, поехали, в лес за орехами!..

В штанах, кроме резинки, обнаружился крепкий шнурок, свисающий концами внутрь. Нина Ивановна затянула его и завязала на двойной бантик. На живот не давит, но и стащить штаны с попы не даст. Хоть ты оборись, Тараска, а бегать по группе голышом – нельзя! Как он рычал и злился, когда почувствовал, как что-то невидимое держит штаны!

Ничего, Нина Ивановна крепко прижала его к себе спиной, ноги на ширине плеч, подняла вверх его руки, держа за запястья, и, не обращая внимания на его вопли, начала делать с ним физкультурную композицию «Ветер дует нам в лицо». Он сначала пытался вырваться – не давали покоя не снимающиеся штаны, – но Нина Ивановна женщина крупная и сильная, от неё не вырвешься. Крепко зафиксированному Тарасу деваться некуда, волей-неволей втянешься в ритм движений и слов. Затих, расслабился, уже не сопротивляется движениям, которые совершает его руками Нина Ивановна.

Однако мама и бабушка Тараса остались недовольны завязанным шнурком.

- Вы понимаете, что он будет нервничать оттого, что штаны почему-то не снимаются?

- Без штанов пусть дома бегает. А здесь государственное дошкольное образовательное учреждение, - отчеканила Нина Ивановна, - и родители остальных детей не хотят нервничать из-за того, что ваш неадекват Тарас трясёт своим хозяйством перед их детьми!

- Не забывайте, Тарас – особенный ребёнок, - подвякнула Катя, - у него особые потребности и особые права!

- Да уж как забудешь!..

В бытность Кати тьютором у них с воспитателями и особенно с Ниной Ивановной сложилось стойкое взаимное раздражение. Может быть, как няня к няне, она чувствовала какую-то профессиональную конкуренцию.

А совсем уж невзлюбила Катя Нину Ивановну после одного случая в спальне, когда Тарас, которого она после подмывания переодевала на чужой кровати, вырвался и развлекался тем, что скакал по кроватям и, сидя по-турецки, прыгал на подушках. Нина Ивановна, увидев это вопиющее безобразие, не выдержала и в сердцах закричала:

- Да что же это такое?!. Куда вы смотрите? Тарас!.. Что ж ты своей голой задницей на чужие подушки-то?.. Дети же лицом ложиться будут!..

Поймала Тараса, скрутила и передала его, как куль, на руки Кате.

Инцидент был в красках описан маме и бабушке. Те незамедлительно написали жалобу на нецензурные слова в адрес «особого» ребёнка и на применение к нему насильственных действий. Заканчивалась жалоба требованием отстранить Нину Ивановну от работы в группе.

Анна Яковлевна и Вероника Эдуардовна в устной, но категорической форме заявили заведующей, что, если из группы уйдёт Нина Ивановна, они уйдут вслед за ней. Потому что без неё они с Тарасом не справятся. А ведь кроме него есть ещё Прохор, Зина, Игнат… И ещё пяток очень непростых детишек. В такой группе можно работать только крепкой командой, да и то с трудом.

На следующий день мама и бабушка Тараса стояли за дверью и тихонько заглядывали в стекло. Хотели своими глазами убедиться в беспределе, совершаемом по отношению к их кровиночке.

Из двери туалетной комнаты вышла Нина Ивановна, обнимая поперёк груди Тараса и прижимая его спиной к себе. Они медленно, переваливаясь с ноги на ногу, шли через группу, Нина Ивановна при этом что-то декламировала. Заметив маячивших за дверью родительниц, Нина Ивановна с Тарасом направилась к ним.

- Тарасик! Ну, как ты сегодня? Хорошо? Тебя никто не обижал? Сейчас домой пойдём! Катя, одевайте Тараса!

Катя уже держала верхнюю одежду Тараса в руках, но мальчик не отлеплялся от Нины Ивановны. Стоял, прижавшись к ней спиной, и на лице его было некое подобие улыбки.

Бабушка оттащила внука от казённой няни и полезла проверять памперс.

- Памперс сухой. Тарас только что пописал в горшочек. – сказала Нина Ивановна.

В тихий час в группу зашла Тамара Теодоровна и сказала, что они своё заявление забрали.

P.S. Что примечательно – когда после обеда приходят за Тарасом, Ксюша не выходит навстречу своим маме, бабушке и няне. Как будто их здесь и нет. Девочка вместе со всеми ребятами идёт в туалетную комнату, потом в спальню.

Старается сама раздеваться, вешать свою одежду на стульчик. А поначалу ждала, что за неё это сделает няня.

Общается с девочками, улыбается.

Когда забирают Тараса, она заметно расслабляется – как будто сдаёт смену, снимает с себя ответственность.

До следующего утра.

                21.06.2021

Дорогие читатели! О том, как проходит жизнь в группе «Дюймовочка», вы сможете узнать в следующих публикациях.