Детство. Ощущения детства. Весна

Под окном журчит ручей, скатываясь к заброшенному, старому, кирпичному, пожалуй, единственному в деревне по настоящему кирпичному дому. А так саманные и бревенчатые постройки по всей деревне. Только у деда особый дом, тоже кирпичный, но только со шлаком внутри между внешней и внутренней станами. Говорят, в том доме жили зажиточные люди... . Ты уже в валенках с галошами топаешь по рыхлому снегу. Пускаешь кораблики. У Романка тоже свой кораблик, старательно выструганный его отцом. А у тебя что? – одно названье –дощечка с вбитой палкой, но зато с парусом из тряпки на этой палке. Спор – чей лучше? Спорите до хрипоты. В сердцах Колька бросает твой кораблик в талый сугроб, подальше от ручья. Ты лезешь за ним, проваливаясь в этот сугроб. Достал, хочешь выйти обратно, а ноги застряли в талой жиже. Оставив валенки в сугробе, бежишь домой – жаловаться. А там тебе шлепок по попе, чтобы не жаловался и не терял валенки. Обидно. Слезы наворачиваются на глаза. Только прабабушка, вытерев твои ноги, успокаивает. Бабушка принесла оставленные тобой валенки с одной галошей.
- А вторую не нашла. Где-то в сугробе осталась. Сколько раз тебе говорила, не спорь с Колькой. Он знаешь какой вспыльчивый – весь в покойника деда. Не даром Романок.  Позже, когда сойдёт вода, найдут твою потерянную галошу. А ты найдешь в размытом ручьем приступке в заброшенный дом гжельского малого конька и надломленный серебряный нательный батюшкин крест.
- Это знак, - скажет прабабка и водрузит этот крест в «красный» угол, к образам. Молиться тебе надо, внучек. И учила тебя Анна Семёновна молиться, и бить лбом об пол при этом молении, стоя на коленях перед образами. Молился, а ещё бы, ведь она через твою голову бросала любимые тобой кофейные подушечки. Кончились конфеты, закончилась и учёба твоего моленья. Обидно было прабабушке. Это ты понял позже, когда после первого класса заявил, что бога нет – Гагарин его на небесах не видел. Но видя печальные глаза прабабушки, бросился её утешать, - Ничего, в следующий раз увидит. Ты не плачь. Хочешь, помолимся сегодня вместе.
- Не надо. Бог сам к тебе придёт, когда надо. Иди, гуляй.  До сих пор жалею о той обиде!
Весна запоминалась вербными веточками, стоящими на окне возле прабабкиного сундука в стеклянной вазе. А ещё была Пасха! Вы, детвора, всей гурьбой входили в дома к знакомым и не знакомым людям и с порога, - Христос воскрес!
- Во истину воскрес! - отвечали вам и дарили раскрашенные яйца, пироги, иногда конфеты-подушечки, редко шоколадные. Ну, это уже богатство! А потом бились этими, подаренными яйцами друг с другом. У кого треснуло, то отдай противнику – он победил.
- Ну что? Вернулся. Сколько подарков тебе надарили?
- Много. Только вот Витяка опять все выиграл в «тычки». Ба, почему у него всегда крепче крашеные яйца и ракушки? А, ба?
- Видно рука у него лёгкая и бог его любит. Не горюй. Иди лучше жаворонков отведай – я напекла твои любимые из ржаной муки. И ты шёл, и ел свежеиспеченных в печи жаворонков с пирогами и пышками, прихлёбывая по этому случаю их молоком. Теперь и у тебя были белые усы над верхней губой.
Подражая деду, одеваешь его шапку, под мышку берёшь его костыль и со значением говоришь домочадцам: - Пойду кормачку овцам дам. И идёшь, и кормишь овец. А по возвращению даёшь полный отчёт о состоянии скотного двора. Не хитрое дело, а осознание своей нужности и полезности появлялось. Подсыхала земля, появлялась первая травка. Валенки давно сменили на резиновые сапоги. Да и они всё реже востребованы.
Солнце всё жарче припекает. Вот уже и стадо на пастбище выгоняют. А там посадочная пора в огороде. Дел уже не в проворот. Не заметишь, как лето наступило.
Детство, как ярки твои краски! Как дурманят  и зовут тебя запахи твоих приключений и времён года. Детство, ты куда ушло?!