Голос безмолвия
Тяжелые стальные двери распахнулись. Из них, спотыкаясь, кубарем вылетел человек в порванной одежде. Мужчина поднялся с гладкого пола, облицованного гранитом, после чего в растерянности огляделся по сторонам. Трибуны на верхних ярусах здания были доверху заполнены разного рода людьми. Лимонные фраки, бледно-синие мундиры, увешанные орденами, пиджаки, вышитые красным бархатом - помпезная торжественность оставила их в той же манере, что и безликие знамена. Пышные наряды стали вынужденной частью ритуала. Создавалось впечатление, что многие надели их просто от того, что надеть было нечего. Взгляды всех этих людей были устремлены к небольшому балкону, на котором стоял герой. Мужчина опустил голову. На огромной площади стояли десятки, сотни тысяч человек. Бескрайняя толпа тянулась от самой линии горизонта: дети, женщины, старики смотрели наверх, казалось, с радостью и надеждой на что-то. Шум стих, после чего наступила продолжительная пауза. Смятенный посмотрел на мужчину в желтой накиде, окруженного свитой, облаченной в серебристые камзолы. Высокий господин, расположившийся на соседнем балконе, повернулся лицом к безымянному. "Тебе есть что сказать?" - громогласный звонкий голос эхом прокатился по каменной коробке. Два человека пристально смотрели друг на друга. Оборванец находился на порядок выше собеседника, от чего невольно облокотился на гранитную ограду. "Тебе есть что сказать?" - вопрос повторился. Герой обернулся, предположив, что странная реплика не имеет к нему отношения. Однако серьёзный взгляд обратившегося был прикован непосредственно к мужчине. Да и сам узник каменной ратуши понимал, что смотрят, без сомнения, на него. Безмолвие продолжалось до тех пор, пока человек в яркой накидке, не сказал куда-то в сторону более тихим голосом: "Это точно он?" Полноватый господин в шляпе, собраной из множества шестеренок, кивнул. Глава процессии вновь перевел взгляд на виновника торжества. "Если тебе есть что сказать, говори," - гулкое эхо растворилось в воздухе над площадью. Герой по-прежнему молчал, оглядывая замерших в ожидании участников собрания, расположившихся в корпусе по правую сторону от него. "Покажи пальцем, назови имена. Мы исполним твою волю, раз уж так было суждено," - вновь заговорил человек в накидке. Ответа не последовало. Герой всё так же смотрел на него, на всех собравшихся с укоризной. В его глазах виделось смятение. Тишина нависла над ратушей. Спустя несколько секунд полного безмолвия послышался тяжелый вздох вопрошающего: "В таком случае приведите следующего..." Неожиданно выражение лица героя сменилось на более уверенное. "Это я," - молвил мужчина. Волна шума прокатилась по толпе. Все люди, заполнявшие неспокойную гавань, принялись перешептываться. Некоторые из них пытались время от времени выкрикнуть что-то, но подавляющий шум глушил все эти крики, делая их неслышимыми даже для самих кричащих. Восседавших на трибунах членов собрания кипиш не обошел стороной. Волнение добралось и до свиты мужчины, облаченного в золотистый наряд. Не обращая внимания на движение кругом, он плавно повернулся к герою. Его взгляд выражал пронзительное ожидание, наполненное тем, что увидишь нечасто среди подобных взглядов - осознанным смирением. На мгновение узник балконного ограждения увидел в нём что-то близкое себе. Но сразу опомнился. Этот человек всё равно был другим. "Мы готовы слушать," - спокойным звонким голосом скандировал собеседник. Толпа затихла.
- Меня? - медленно переспросил герой.
- Теперь мы готовы вас выслушать. Я лично прослушал ваши речи, прочитал труды. Мы все стоим здесь с одной целью - попросить. Вашей помощи. Что нам делать дальше?
Доля обиды тонкой змейкой проскользнула в глазах мужчины. "Мы все, все кто явился сюда к этому времени, в растерянности. Вы единственное, что осталось от той поры. Вы были правы... Во всём," - продолжил речь глава собрания.
Почему он молчит? Впервые в жизни потрепанному выпала возможность говорить. И сейчас, когда тысячи людей смотрят на него (да-да, именно на него! Никто более не отвлекает их взгляд на себя), нуждаются в его слове, он по-прежнему молчалив. Уже нельзя оправдаться чужим криком, давящим на хрупкое сознание. Нельзя найти оправдание и в безмолвии людей, что не желают обратиться к нему. Какая глупость - упускать такую возможность! Почему?.. Неужели вся его жизнь, полная напряженных раздумий, ошеломляющих открытий, веры, так и закончится? Как жизни тех же людей из толпы - "жизней для себя", в безвестности. С желанием, которое идет в сравнение... С его? Нет! Но увы, никто из всех этих людей так и не узнает об этом.
"Мир устроен не так..." - неожиданно начал свою речь мужчина. Эхо торжественно прокатилось по площади, донеся до ушей каждого его слова. "Мир устроен по-другому! Всё, что вы знали о нём по словам клеветников, стоявших у истоков ваших бед и напастей, ложь!" - толпа взорвалась оживленным шумом, - "неужели вы поверили "своей" участи молчать? Молчать ради "своего" успеха, молчать ради других? Кто же? Кто-то отблагодарит вас? Я помню лица.." На трибунах началось движение. Некоторые люди поднимались, пугливо оглядывались, расталкивая присяжных, занимавших ту же ложу. Охрана загородила выходы, закрыв последний путь к отступлению для беглецов. "Он," - сказал выступавший, указав пальцем куда-то в область предпоследнего этажа. Толпа расступилась. Господин в синем пиджаке попытался бежать, но стража окружила его плотным кольцом. "Этот человек помогал "Каскаду" в фальсификации множества дел против работников центра управления, неугодных их организации. По его вине вы, те кто остался в живых, стоите здесь без своих близких, лишенных жизни в трудовых колониях". Подсудимый перевел строгий взгляд, характерный больше судьям, на противоположный балкон. Женщина неуклюже пыталась прорваться сквозь ряд стражей. "Она санкционировала изъятие детей из семей непокорных под предлогом социальной защиты. Акт безопасности? Нет! Я видел! Их растили в ненависти к вам. За что же? За здравие вашего рассудка?" Учредитель собрания молча наблюдал за повсеместным хаосом. В его сизых глазах виделась пылающая горесть. Сожаление совсем не от вездесущих волнений или жалости о тех, кого наконец постигло суровое наказание. Сожаление о времени. Времени, прожитом в бездействии. Как хрупок "справедливый" мир...
- И конечно же ты, мой дорогой друг, - прежде неуверенный оратор, сделавшись совсем уж серьезным, указал на почетное место по центру передней трибуны.
- Щенок! - проскрежетал темноволосый мужчина, облаченный в мантию с пышным воротником.
- Щенок? Щенок отличим ото пса лишь по громкости лая? Щенок не станет беззаветно прислуживать чужому виду, как это делают старые псы вроде тебя.
Группа военных подбежала к обвиненному. В отличие от собратьев он не стал сопротивляться аресту, продолжив давить на героя застывшим взглядом, полным дикой ненависти и злобы.
- И что предложишь им взамен? Новую диктатуру под своим началом? Как можно быть таким глупцом... Люди не выживут в безвластии. За стабильность и безопасность они всегда платили нам. И цена тому огромна. Цена миру среди людей, - грубо распихав охрану, корнеастый мужчина дал стражникам понять, что желает договорить.
- За время заточения, в которое вы любезно поместили меня, я сумел многое обдумать. Безвластие, говоришь... Что порождает беды людские во времена безвластия? Хаос, анархия... Повсеместная разруха - никто не вмешается, никто не подаст руку. Люди боятся - в этом и беда.
- Без страха никогда не будет порядка! - горделиво рявкнул оппонент, - чуть дашь им спуску, они проявят себя, не сомневайся! Попомни моё слово.
- Как и твои "собратья"? Или... Кто они тебе? Удивительно, но вместе с твоими полномочиями их покинуло и желание спасать твою шкуру. Какая хрупкая система, однако же. Взгляни: вот они, перед тобой. Отчаянно пытаются вырваться, убежать отсюда. Никто так и не оглянулся на тебя.
Свирепый господин что-то почувствовал. Это стало заметно по его взгляду, рефлекторно поднявшимся векам. Столь же свирепый испуг, под стать его характеру, был различим в бездонных карих глазах. Как и те же люди, смятенно задравшие голову вверх, дети, плачущие на руках у матерей, приспешники в недавних делах, он ощутил колючие оковы страха, сжимающие крепкую грудь. Забытое ощущение, оставленное в глубокой яме несбыточных надежд и пустых амбиций, лежало оно прежде смиренно в углу, ожидая час высвобождения.
- Страх... И ты его чувствуешь. Просто забыл об этом. Захотел забыть. Именно он и является причиной беспорядков и анархии, человеческих бед и конфликтов - он! Кто-то страшится не оправдать чужих ожиданий, сгибаясь под ударами кнутов ради мнимого "порядка", который служит несчастному оправданием. Кто-то боится потерять авторитет?.. Нет! Побочный страх, следствие. Ну не может же быть всё так банально у нас, людей. За этой боязнью явно что-то кроется. Совсем другой страх - усомниться в себе. Взглянуть на таких без свиты - на что они способны в одиночку - наедине с собой? Если глубоко внутри считают себя же слабаками и в других находят себе спасение, оборачивая тысячи глаз, пылающих ненавистью, против себя, вернее, против того, что внутри пожирает их душу. В погоне за избавлением от тягот этого чувства они больше и больше ненавидят собственную слабость, оставляя на пути ущемленных подсказки в надежде на то, что те поймут... Замысел: "Это не я, это кто-то другой во мне! И я его тоже ненавижу, но такие как вы сделали со мной то же, что делает он! Теперь посмотрите на последствие ваших действий, взгляните на себя!" Он до последнего продолжит оборачивать людей во зло, но это... Где оно, зло? Ни страх ли это?
А есть и тот человек, что боится показаться в чужих глазах кем-то другим, остаться наедине со своими мыслями, что хотел открыть миру... Легко не оправдать доверие, легко предать. Так уж вышло, что страх порождает то, чего мы боимся, ведь сковывает нас именно в том, на что нацелен. Меньше лишних действий - меньше вероятность ошибки. А чем больше мы пытаемся ошибки избежать, тем больше их совершаем, повышая вероятность её допущения. И зло ли в этом? Признаюсь вам, меня эта участь стороной не обошла. Я боялся говорить. Дошёл в этом до того, что и стал другим в глазах людей, которым мог помочь. Но я не хочу такой участи, ведь она не моя! И не ваша, поверьте!
- Всё равно любой идеализм обречен на провал, - добавил плененный, с трудом пытавшийся удержать невозмутимую позу.
- Тебе об этом сказал, должно быть... Сам Господь? Кто же говорил нам, что идеалы наши конечны, неизменны? Быть может, да, может, они лишь следствие чего-то... Большего? Не думали вы об этом? Если лицемерие - высшая стадия лжи, на которой держалась политика "Каскада", является следствием фальшивого властолюбия, то и властолюбие разве конечно? У его истоков лежит всё тот же страх. Будет ли лгать человек, которому нечего бояться? А зачем чего-то бояться и лгать, если можно жить иначе - без страха, вранья себе и другим? И потому, чем убивать, подчинять своей воли невинных, гибнуть ради чужого, ни легче ли заняться своим?
Об этом я хотел сказать сего... Нет. Все эти годы заточения. Заточения внутри собственного безмолвия. Я больше не буду молчать! И на том страх мой кончен. Если я стою здесь, перед вами, все вы слышите мои слова, то избавившись от него - главной вашей помехи - и вы окажетесь здесь. Мы все окажемся там, где только пожелаем, ведь... Что нам помешает, а главное - кто, если все наши препятствия внутри головы нашей?
Ни это ли мифическая "идиллия", которой "нету"? Что скажешь, идеолог?
Оппонент, опустивший глаза, тяжело вздохнул, прошептал: "Быть может... Ты и прав".
Кто-то в толпе начал неуверенно апплодировать. К нему присоединилось ещё двое человек. Ещё и ещё - и вот уже волна шумных аваций накрыла площадь. Мужчина в желтой полу-прозрачной накидке встретился взглядом с философом. "Я верил в тебя... С самого начала. Пожалуй, чутье человека не обмануть!" - думал он, широко улыбаясь. "Спасибо," - произнес герой.
Что же. Одному Богу известно, что будет дальше. Но одно герой знает точно, пожалуй, жизнь его прожита не зря!
Свидетельство о публикации №224022900134