Фрагмент из рассказа Аибга

На фотографии Борис Манихин справа на костылях.


    Анастасия Манихина долгое время вела переписку с многочисленными родственниками и друзьями. Со временем адресантов становилось всё меньше и меньше, и она начала записывать свои мысли, размышления, воспоминания в тетрадь.

   В первые дни войны нас студенток отправили на уборку хлеба в Кущёвский зерносовхоз. Работали на току с раннего утра до позднего вечера. К началу учебного года возвратились в Краснодар. Вместо учёбы послали рыть окопы, сооружать противотанковые рвы. Начались авианалёты. Всё чаще раздавался вой сирен. Взрывными волнами были выбиты все стёкла в окнах общежития.
   В октябре студентов распустили по домам. Трудно было с выездом. На железно- дорожном вокзале сотни людей штурмовали поезда. Из-за бомбёжек поезда по расписанию не ходили, но я всё-таки села в поезд, который шёл на Сочи. Какой-то парень через окно втащил мои вещи, а потом за руки втянул и меня. На станциях Кавказская и Армавир был налёт. В общем, домой добралась без особых приключений.
   В ноябре призвали на строительство Адлерского  аэропорта. Работали часто под дождём по колени в воде. Удивительно, что не болели, вот только некогда было лечить зубы, а потому их просто удаляли.
   В декабре по общей мобилизации я была призвана в ряды РККА. Призывали всех бездетных женщин в возрасте от 18-ти до 40-ка лет. Оказалась в 180-м запасном полку. Нас распределили по ротам, учили стрелять, оказывать первую помощь, умению обращаться со средствами индивидуальной химзащиты. Поскольку я умела печатать на машинке, командир батальона перевёл меня из роты в штаб писарем.

   В январе из штаба фронта приехал офицер. Он предложил мне составить какой-то документ. Когда документ был готов, он прочитал его и сказал комбату: "В штабе дефицит грамотных людей, думаю мы заберём вашего писаря". Что и случилось через несколько дней. В штабе фронта, после проверки меня особистами, допустили работать с секретной перепиской.
   9-го августа 1942-го года был сдан Краснодар, Ейск. Майкоп. В сентябре началось сражение за Туапсе. Немцы рвались к перевалам. Я боялась, что они прорвутся и захватят Сочи, Адлер, Аибгу.

   В январе 1943-го, в штаб на строительство блиндажей прибыл со своим взводом лейтенант  Борис Манихин. 18-го января я шла в штаб, лейтенант шёл мне на встречу.
Моё сердце подсказало, что он идёт познакомиться со мной. Он первый отдал мне честь.
   - Товарищ рядовой разрешите обратиться.
   Я кивнула.
   - Сегодня святки, девушки гадают. Погадайте на меня: "Что предвещает мне будущее? Я погибну или нет на этой войне?"
   - Вы верите в провидение?
   - Я верю в эффективность собственных действий.
   - Тогда зачем гадать?
   - Это нужно вам. Если  не погибну, то я ваш суженный.
   Помню я растерялась, покраснела, сказала, что тороплюсь и побежала в сторону штабных блиндажей. Ночью я гадала. Получилось он не погибнет. На следующий день мы снова встретились. Разговорились.
   - За ворота башмачок сняв с ноги бросали?
   - К сожалению башмачка не было, бросала кирзовый сапог. Скажите во что ещё, кроме эффективности собственных действий, вы верите?
   - Верю в победу и в чудеса, бывающие в ночь на Крещенье.
   - С вами, хоть раз было чудо?
   - Год назад я командовал отделением "Катюш" из трёх машин. 18-го января, вечером мы вышли на позицию, дали залп и рванули в тыл. Пересекали какую-то речку. Две установки прошли, а последняя провалилась под лёд по самую крышу. Потеря установки грозила трибуналом. К счастью, недалеко стоял дивизион 152-х мм гаубиц, транспортировали их мощные тягачи - СТ-5 "Сталинец". Пока солдаты прорубали во льду канал от машины до берега, я нырял в святую крещенскую воду, прикреплял троса и периодически грелся у костра. Я мерзляк и никогда не закалялся, а тут не чувствовал холода. Машину вытащили, я не заболел. Разве это не чудо?
   Я рассказала ему, что год назад я тоже замерзала и грелась у костра в Крещенскую ночь. когда добиралась по горной дороге в Аибгу. Я мечтала, чтобы появились 12 месяцев и растопили снега в горах. Но чуда не произошло.
Выслушав мой рассказ, Борис заявил, что Крещенское чудо произошло сегодня и оно в том, что мы встретились. Мы еще встречались несколько раз, но срок командировки кончился и лейтенант со своим взводом вернулся на передовую. Прощаясь он сказал: "Мы обязательно встретимся после войны. Уверен, что придёт ей конец".

   Как только немцы стали отступать от Туапсе, мы отправились в путь по сожженной Кубани. Близ станицы Холмская, добрались до необыкновенного хутора. Это был какой-то оазис в степи. Здания были целы, не разрушены. Улицы утопали в цветущих акациях. Их запах дурманил, кружил голову. Мы ночевали в бункерах спецмашин. Звёздная ночь, тишина, пение цикад, спать не хотелось. Было ощущение чего-то необычного, прекрасного, волшебного. Утром мы покинули это райское место. По дороге начштаба сообщил нам, что это был лепрозорий, а его пациенты эвакуированы в тыл. Потому он и цел, что немцы боялись проказы и обошли его стороной. Мы ехали по разбомбленной дороге мимо разрушенных, догорающих хуторов и станиц. Где-то недалеко грохотала канонада, было не чем дышать - смрад, трупный запах преследовал нас. Временами приходилось одевать противогазы. В эти моменты я думала: "Почему так, почему рай в лепрозории и ад вне его?" 
Ожидание и боязнь эпидемии, выбивающиеся из сил бойцы похоронных команд, переполненные полевые госпиталя, врачи в пропитанных кровью халатах, налёты вражеской авиации и огонь наших зениток, маленькие дети вокруг сбитого, дымящегося, немецкого самолёта, бросающие камни в обгоревшие трупы лётчиков, слёзы молодых измождённых, похожих на древних старух женщин, умоляющих нас забрать их с собой, эвакуировать, не оставлять на повторную оккупацию в случае отступления и повторного прихода фашистов.

    В мае в штабе фронта появился Г.К.Жуков, Он лично руководил операцией по прорыву немецких оборонительных рубежей под станицей Крымская. Жуков провёл совещание с комсоставом штаба фронта. Я готовила ряд документов для этого совещания.
    В отделе кадров был  большой объём работы, кадровики не справлялись. У меня, как у рядового бойца была только 3-я форма допуска. Я допускалась к работе с документами только с грифами "для служебного пользования и секретно". Мой начальник подал рапорт с предложением о моей демобилизации и оформлением в качестве вольнонаёмного специалиста. Так в октябре 1943-го года я сняла солдатские погоны. Мне присвоили высшую форму допуска, допустили работать с документами любого грифа секретности и завали работой, но я справлялась.

    Бои на Кубани завершились разгромом немцев, бежавших в Крым. Северо-Кавказский фронт стали расформировывать, а из его частей формировать Приморскую Армию, которой предстояло вести бои за Крым. Меня переводили в оперативный отдел этой армии. Мой бывший начальник говорил мне: "Никого не слушай, не соглашайся, там будет бойня, мясорубка. У тебя оба брата на фронте, для одной семьи достаточно. Пиши рапорт. Уезжай домой".
Внезапно появился старший лейтенант Манихин, прибывший за направлением в Приморскую Армию. Судьбе было угодно опять нам встретиться. Ночь мы провели в Эмке начальника. Борис поддержал его совет о моём увольнении, сказал, что найдёт меня после войны.
Его направили в 255-ю морскую бригаду командиром роты. Бригаде предстояло штурмовать Керчь.

    В конце ноября 1943-го года я вернулась домой. Перед Новым Годом я получила письмо от Бориса. После этого писем не было до марта. В марте я получила письмо обратный адрес которого был: Сочи, эвакогоспиталь, санаторий НКВД-2. Он сообщил, что после высадки десанта, начались уличные бои. Его батальон пробивался к горе Митридат. Склоны были усыпаны телами в чёрных бушлатах. Наступление стало захлёбываться и был получен приказ коммунистам возглавить штурмовые группы: - " Коммунисты вперёд". Манихин вступил в ВКП(б) в мае 1942-го года.
30-го января 1944го года, на подступах к горе Митридат, старший лейтенант Манихин был ранен в голень правого колена, правое и левое плечо, крестец, касательно в голову.
    Он с трудом был переправлен на материк. Переправу бомбили, суда под Красным Крестом расстреливали немецкие самолёты. Пролив был нашпигован донными минами. С момента ранения до прибытия в стационарный госпиталь прошло много времени. Врачи установили газовую гангрену и заявили о необходимости ампутации ноги. Борис не соглашался: "Дома нет, родители погибли, без ноги - зачем такая жизнь?"
Его положили на ночь в "мертвецкую" - неотапливаемое, холодное помещение с трупами умерших. Утром зашёл врач, спросил: "Не передумал? К вечеру будет поздно". Борис ответил: " Режте, уж больно неприглядная обстановка в этой комнате". Усыпили хлороформом и увезли в операционную. Ногу отняли выше колена.
     Он не просил меня приехать. Это было прощальное письмо. Я рассказала о нём своим родителям. Мать сказала: "Поезжай".
     Когда я зашла на территорию госпиталя, по аллее на встречу мне, на костылях шёл Борис. Подойдя он сказал: "Зря говорят, что не бывает чудес. Твой приезд - царский подарок для меня".
     Я переехала в Хосту, чтобы ухаживать за Борисом. Выздоровление шло медленно. В связи с начавшимся рожистым воспалением пришлось делать реампутацию.      Выходили осколки из других участков тела.

     В октябре 1945-го, Борис выписался из госпиталя и уехал в Сталинград. Вскоре пришло письмо, в котором он сообщал, что обком партии направил его на работу на 91-й завод с представлением комнаты в коммунальной квартире. Потом пришёл вызов для поездки к нему. Седьмого ноября 1945-го года мой поезд прибыл в разрушенный Сталинград. Стоя у окна и вглядываясь в темноту я думала: "Начинается новая жизнь. Мы будем счастливы, я приложу все усилия для этого".

     Анастасия Манихина умерла 02.04.2019-го года. Дочь позвала её к обеду. Получила ответ: "Хорошо, спасибо". Прошла минута, дочь вошла в комнату повторить приглашение.
Прежде чем уйти в мир иной, она успела положить на журнальный столик очки, ручку,  тетрадь. На последней странице последняя запись: "Всё предопределено. Единственный мой, спасибо тебе за то, что ты был со мной в этой жизни".