Глава 17. Контакт

Плодом бессонной ночи Мстислава Егоровича явилось решение открыть карты. В смысле прямо поинтересоваться Митенькиной тетрадкой у кого-нибудь из больничного персонала. Ведь не взялась же она просто ниоткуда! И хотя он и вспомнил о предостережениях гадалки, особого значения им, как человек всё таки достаточно образованный, не придавал. И зря...
На самом деле в появлении этой тетрадки у редактора ничего удивительного не было.
Митеньку настолько захватила бьющая ключом сероглюченская жизнь, что он без раздумий бескорыстно остался в селе и после завершения статьи про выигрыш Кузькиной матери, чтобы вести подробную летопись происходящих здесь событий. У него собственно и не было возможности выбраться назад в район — на дворе уже стояла глубокая осень и все дороги развезло. Да он и дороги-то обратной не знал. К тому же, как человек ещё довольно неопытный в житейском смысле, да ещё городской интеллигент — откровенно трусил снова неделями скитаться по полям и лесопосадкам, теперь уже совсем не таким живописным и притягательным, как в летнюю пору.
Короче говоря, встал он на постой к Кузькиной матери, да и строчил каракули в тетрадке, выпрошенной у Кузьки, в обмен на сделанные за него школьные домашние задания.
Под рождество, уже по санному пути, Игнатьич собрался опять свои ложки на базар в район везти, а Митенька про то прознал и уговорил его захватить исписанную до корок тетрадку, чтобы передать в редакцию. Прямо на обложке и прописал — мол, редактору, Мстиславу Егоровичу Сучьеву, прямо в руки. Но Игнатьичу-то читать ту тетрадку совсем неинтересно было, он человек серьёзный, бизнесом занимается, а не писульками всякими. Вот и запамятовал про неё совсем, уже перед самой обратной дорогой и вспомнил, в забегаловке при рынке, куда зашёл подкрепиться и подогреться. Тут он случайно с Мишкой и оказался рядышком сидеть — видит, вроде человек солидный, представительный, в драповом пальто, не оборванец какой! Ну и решил Игнатьич перепоручить ему передачу рукописи — сам-то уже не успевал. Санитар действительно оказался парнем душевным и отзывчивым, и на такую незначительную услугу для хорошего человека охотно согласился. Но в процессе обсуждения второстепенных деталей оба так подогрелись, что Игнатий прибыл в Сероглюки в полной уверенности, что рукопись уже им передана по назначению, хотя как именно это происходило — совершенно не помнил; а Мишка совсем позабыл про тетрадку, сунутую в карман пальто.
И поскольку пальто это он одевал крайне редко, успешно обходясь обычно служебным халатом, то так до весны она там в кармане и пролежала, пока Мишкина сожительница не решила почистить и проветрить эимние вещи перед летним хранением. Вот она-то и обнаружила тетрадку, а что было дальше, вы уже знаете. Правда для самого Мишки так и осталось загадкой, откуда взялась загадочная рукопись. А сожительница его, неграмотная глухонемая девушка из глухого села, про тетрадь вообще забыла сразу, как только отдала её в Мишкины руки.
Короче говоря, на утреннем обходе задаёт Сучьев профессору прямой вопрос — так мол и так, товарищ доктор, а не известно ли вам про некую тетрадку с записями про Сероглюченские события?
Алоизий Херувимович чуть чувств не лишился от волнения — ну точно, неспроста этот редактор тут обозначился, журналюга продажный — наверняка своё задание отрабатывает, провокатор хренов, типа проверяет — просигнализирую или нет!
Профессору сразу показалась неубедительной редакторская история болезни — хотя она и странным образом перекликалась с бредовой песенкой Никитичны, поступившей в лечебницу ранее. Но ведь наши органы способны ещё и не на такие легенды!
Быстро взяв себя в руки, психиатр принял решение и сделал условный знак санитару, стоявшему у него за спиной. Мишка выдвинулся вперед и профессионально скрутил редактору руки — тот едва успел открыть рот для возмущения, как успокаивающий укол уже начал действовать — редактор вместо возмущения зевнул и расслаблено повалился на кровать.
"Отдохни пока, гражданин Сучьев..." — злорадно произнёс про себя профессор, пряча шприц обратно в карман.
— Этого больного надо перевести в одиночную палату! — выдал он указание персоналу.

В трубке что-то пошуршало, потом щелкнуло, и стальной голос не то робота, не то того самого сотрудника, который беседовал с Алоизием Херувимовичем у него дома, произнёс:
— Да, профессор.
— Имею сообщить — редактор районной газеты господин Сучьев, Мстислав Егорович, находящийся в настоящее время здесь, в лечебнице, под моим личным наблюдением, получил от неизвестных лиц записи, касающиеся интересовавшей вас темы. При нем их не обнаружено...
— Хорошо, продолжайте наблюдение, профессор, мы примем меры...
Щелчок.
— Служу... — Алоизий Херувимович, видимо хотел отрапортовать по военному, но заметив, что его уже никто не слушает, стыдливо умолк и старательно упрятал спутниковый телефон обратно в шифоньер.