На рыбалке

Разговор с Василием о людской взаимопомощи меня очень заинтересовал (см. рассказ «Как Василий деду Митяю крышу чинил), захотелось его продолжить и всё обстоятельно у Васи выспросить. Я и сам люблю за разными людьми наблюдать и в городе, и в деревне, да подмечать, кто как себя поведёт, что сделает и как ответит в той или иной ситуации. Но об этом немного погодя.

На следующий день зашёл я к Василию и пригласил на речку порыбачить — с удочкой посидеть, а потом у костерка под ушицу по душам поговорить.

Василий быстро собрался, и мы отправились. Сидим на поплавки таращимся, неспешный разговор ведём, от речки прохлада — благодать в жаркий день. Василий меня и спрашивает:

— Николай Иваныч, что это с Петькой Лучником случилось? Тихий стал, слова лишнего не скажет, ходит глаза в землю и одет в обноски, уж очень на него не похоже.

И поведал я Василию, какой казус с Петюней-насмешником приключился. Насмешником его звали за зубоскальство, за «ячество», за насмешки, за то, что другого всегда «опустить» норовил, а себя умным, умелым и знающим представлял. Правда, сейчас только кличка от него прежнего и осталась, и неизвестно — надолго ли?

— Случилось это прошлым летом, ты, Вася, уже в Москву подался над музыкальным слухом работать — Василий шутку оценил. — Собрался я на лесное озерцо за карасями. Караси там уж больно хороши — большие, жирные. Иду рано утром по деревне, а Петька на лавке у дома своего сидит, семечки лузгает. Спрашивает меня: «Ты, дед, куда с утра пораньше собрался?» Я и сказал, что порыбачить на озерце, мне скрывать нечего. Смотрю, у Петюни глаза загорелись: «И я с тобой, поедем на мотоцикле, а у дядьки моего Афанасия (лесничим он у нас, и домик у него недалеко от озера со всеми рыболовными причиндалами) надувную лодку возьмём, чтобы на глубину забраться и побольше рыбы наловить». Ну я, знамо дело, согласился, подумал, что предлагаемые удобства перекроют неприятное общество Петюньки-насмешника, так как к общению с ним никогда не стремился. Неинтересно мне с такими людьми, которые только о себе говорить любят да в ярком свете себя выставлять, очень часто незаслуженно.

Дорога оказалась быстрой и лёгкой. И лодку получили, и на берег её доставили. Только предчувствие меня кольнуло — лучше с берега порыбачить, а на глубину заплывать не след. Вспомнился и рассказ моего дедушки о том, что озерцо это непростое, и живёт в нем озерная дева, всем озером и округой управляет, и кто ей не понравится, может и зло наслать. Дед добавлял, что были случаи, когда люди блуждали по насколько дней в лесу — дорогу домой не могли найти. А один так и вовсе утонул: день жаркий был, захотел искупаться, знать, ногу свело, так на берег и не выплыл; а напарник его хотел было кинуться спасать, только поднялось над озерцом марево, и он услышал: «Не ходи, и его не спасёшь, и сам погибнешь». Он оттуда еле ноги унёс — три дня по лесу блуждал, дорогу никак вспомнить не мог. Куда ни пойдёт — всё к озерцу выходит. На четвёртый день за ним жена его к озерцу пришла, нашла горемычного и домой отвела.

Подумалось мне, сколько раз один на озерцо ходил, ничего этого никогда не вспоминал и всегда с хорошим уловом возвращался. Правда, я всегда, когда иду в лес по грибы, за ягодами, веников берёзовых нарубить; в поле — травки лечебные собрать или на рыбалку, — всегда и разрешения попрошу у природы, и спасибо скажу за подарки, и прощения попрошу за причинённый ущерб. Всегда пожелаю, чтобы новое народилось — и ещё одна курчавая берёзка выросла, и рыбка расплодилась, и травка семена дала да ветром рассеялась. Одним словом, стараюсь с уважением, всегда беру аккуратно, чтобы наименьший вред причинить, и только в необходимом количестве, больших запасов никогда не делаю, на всю жизнь всё равно глупо запасаться, да и всегда хватало мне собранного. Бывало, что рыба не клевала, и ни одной не поймаешь, а обратно идёшь — или грибы попадутся, или ягоды, или орехи. Никогда я внакладе не был и всегда за то, что природа с тобой делится, спасибо говорил.

Опять увела меня тропка в сторону, но вернёмся к рыбалке. Я на бережку пристроился, а Петюнька, вижу, лодку навостряет, чтобы на глубину плыть, и приговаривает, а ближе к середине, мне сказали, можно и карпа поймать, только проверить всё никак не получалось. Попробовал я его отговорить, но не тут-то было. Поплыл Петюня на глубину, остановился там и рыбачить начал, ну а я с берега стал удочку закидывать. Поклёвка в тот день у меня очень хорошая была, знай карасей таскай да нового червя на крючок насаживай, увлёкся я, одним словом, только слышу вскрик с воды и всплеск, будто что-то в воду упало, повернул голову в сторону, где Петя рыбачил, да обомлел — лодка есть, а Петюни в лодке нет, и что-то рядом с лодкой в воде трепыхается из последних сил. Понял, что это Петюня плещется; как упал, не знаю, но надо парня из беды выручать, увидел, что сам он не справится. И поблагодарил в душе его дядьку. Афанасий, когда нас провожал, дал мне длинную тонкую верёвку с грузом на конце и сказал: «На озеро идёте, там место непростое, может, и пригодится», — и пригодилась ведь.

Раскручиваю я верёвку, примериваюсь, чтобы половчее кинуть, Петьке кричу: «Сейчас верёвку кину, хватайся за конец, буду вытягивать», — а в мыслях умоляю деву озёрную пощадить мальца, на дно не тащить, дать шанс ему, непутёвому, одуматься, свои приоритеты жизненные пересмотреть и начать по-другому к миру относиться, измениться, значит. Молодой, один у родителей, вот и балованный, а ты его проучи, но выпусти, и пусть твою науку на всю жизнь запомнит. Хвала небесам — верёвка упала рядом с Петькой, он сумел схватиться, ну я его и вытащил. Лодку уж Афанасий после сам доставал, как, не сказывал. У человека, который в лесу живёт, свои секреты имеются, и не всем он их рассказывать должен, имеет право — свои у него отношения с лесом, для многих непонятные и странные, но иначе в лесниках тебе делать нечего, своим ты в лесу должен стать, иначе пропадёшь.

Что произошло с Петькой, и почему он в воду упал, и что в воде было, я так от него и не добился. Мямлил он всю дорогу что-то невразумительное, сидя в телеге Афанасия. Афанасий над нами сжалился, даже не всю мою рыбу взял, хоть я и настаивал; отвёз нас в деревню, Петюню на руки родителям сдал. Вот после этого случая уже больше года Петюня в таком состоянии и находится; говорят, что даже стал в церковь ходить. Мать его очень расстраивается, что её сыночек так изменился, теперь из него и слова не вытянешь. Правда, стал родителям по хозяйству помогать: и в огороде, и со скотиной, и отцу по работе. Но это её почему-то не радует. Говорит, что будто подменили ей сыночка, был первый парень на деревне, правда, это её материнское преувеличение; теперь вроде деревенского юродивого сделался, даже бородёнку стал отпускать — вот такие дела.

Пока я Васе про Петюньку рассказывал, мы успели рыбки наловить. Развели костерок, котелок с ушицей на рогатинах приладили, ушицу помешиваем и уже речь повели о человеческих взаимоотношениях, и кто человек человеку: друг, товарищ и брат или волк. Стал я опять выспрашивать Василия, как он себе представляет свои отношения с людьми и с миром в части помощи другому.

Сказал мне Вася следующее:

— Сейчас я тебе, Николай Иванович, идеальную картину нарисую, то есть ту, к которой человек, на мой взгляд, стремиться должен. Первое — помогай тому, кто помощи просит. Но научись различать — действительно человеку помощь нужна или этот человек либо побирушка, либо паразит и чужим промышляет. Если сомневаешься, то лучше плохому помочь, чем хорошего без помощи оставить (но это я тебе уже говорил).

Второе — помогай тогда, когда у тебя сил на эту помощь хватает, и она, помощь эта, для тебя будет не в тягость, а в радость.

Третье — благодарностей, кроме «спасибо», не требуй и не желай. Хотелось бы, чтобы установился следующий порядок — как круговорот воды в природе — ты помог, когда можешь, и тебе кто-то помог, даже и незнакомый человек, когда у тебя нужда в чужой помощи имеется.

Думаю, мир лучше станет, но это идеальная модель, к сожалению, в реальной жизни не работающая или работающая со сбоями, потому что она от человека требует изменения отношения и к себе, и к другому, и ко всему миру в целом. Вопрос трудный для одних, а для других и вовсе неподъёмный. Редкий человек сам по себе измениться хочет. Таких, кто ощущает внутреннюю потребность, — единицы. Большинство меняются только под воздействием внешних обстоятельств, да и то не всегда. Бьётся человек о стенку и не хочет понять, что можно и даже нужно к вопросу с другого конца подойти, а то и вообще от того, к чему он так усердно тянется, отказаться. Но природа человека дремуча и к изменениям неподатлива. Спасибо, природа нас таких терпит, хотя тоже сбоит — и природные катаклизмы, и эпидемии, нет на земле врага для человека злее и вреднее, чем он сам, но это всем известная истина.

Но если всем вместе взяться, то можно и старые истины на новые переделать. Так что за работу, друзья!

P. S. После разговора с Василием я много думал над его словами, и вот что мне открылось в их продолжение.

Если ты видишь, что человеку помощь нужна, трудно ему что-то даётся или в трудной ситуации он находится, но о помощи не просит, а в тебе что-то шевелиться начинает, подталкивает тебя, к твоей совести взывает, — видишь, трудно человеку, помоги, тебе же это посильно. И помогаешь, а что же в ответ?

А в ответ бывает разное:

спасибо он тебе говорит, потому как совестно ему было помощи просить и другого обременять;

ругаться на тебя начинает — чего лезешь, не просит никто, сам бы справился;

на шею садится, потому как только и ждал такого жалостливого; провоцировал, чтобы нашёлся «дурачок», который на его удочку попадётся.
Вот и должен человек сам в себе разобраться и к каждой ситуации по-разному подходить, потому что каждая ситуация индивидуальна и такого же индивидуального решения требует.

Трудные задачи ставит перед человеком жизнь, но решать-то их интересно, и чем труднее, тем интереснее. Только на этом поле проторённых дорожек нет, каждому каждый раз новую торить приходится да творческие пути решения ситуации искать, а это трудно, по проторённой-то шагать легче.

Но лучше потратить силы на то, чтобы новую и нужную проторить, чем на то, чтобы готовую, но не подходящую искать. Этим и сильны будем!