Золотой Колаис БК-2-20 Так ты сармат, диво-дивное!

   -  Внимание, Талант! Тебе сегодня повезет увидеть нечто! «Полёт гаруды», есть такая птичка, о ней отец рассказывал, он  видел ее, когда жил в Херсонесе!  –  воскликнул Кай Валент и рывком до плеча натянул тетиву легкого, красной полировки, изогнутого лука, который он держал в правой руке.

      В отдалении, почти в конце сада, торчали на шестах апельсины, мишень.

      Талант стоял под гранатовыми деревьями, ближе к беседке, закрытой цветущими магнолиями. Герострат, как всегда бывало во время тренировок господина, прятался на террасе, наблюдая за происходящим на домашней арене.

     Сегодня с утра господину вздумалось пострелять из лука.

     Стрела сорвалась с тетивы не в сторону мишени, а в сторону Таланта: он увидел  в последний момент,  господин резко изменил направление. В воздухе свист стрелы почти слышен не был, только блеснула она молнией в лучах восходящего горячего солнца. Над головой Таланта, стоявшего невозмутимо, насквозь прошила серую пичугу, сидевшую на ветке.  Талант умудрился поймать пичугу, схватив за оперение стрелы.

      Виртуозность бывшего гладиатора, не испугавшегося обманной уловки, Кая Валента  восхитила. Он подозвал к себе варвара. Тот не сразу подошел, освобождая стрелу от тушки птицы, залитой кровью. Вперил взгляд в стрелу, недоуменно ее разглядывая.
   -  Ну, что, гот, сможешь повторить  мой  удар? –  спросили без насмешки.

   -  Я не гот, -  сухо ответили Каю Валенту, рассматривая протянутый ему лук с таким видом, будто уже  видел такое оружие.   -  Кто сказал тебе, мой господин, что это скифский лук?

      Кай Валент сложил руки на груди, пряча нечто похожее на перстень, надетого на левой руке.

      Со стороны посмотреть -  беседуют себе, как равные, - Герострат сплюнул с досады.

   -  Этот лук  отец привез из самого  что-ниесть скифского города. Готы  его знают. Неаполь Скифский.

      Кай Валент заметил, как стиснул кулаки на древке лука варвар, до побеления костяшек. Великолепно владея собой, спокойно ответил, с легкой хрипотцой:

   -  Таких у скифов никогда не видел…Насколько  знаю их оружие, нет и близко похожего ни у кого.  И даже нет у римлян.

      Талант попробовал оттянуть тугую тетиву и вдруг из пальца брызнула кровь.

      Кай Валент засмеялся спокойному лицу  «гота», сунувшего в рот порезанный палец.
   -  Так просто эту тетиву не оттянуть… – будничным тоном заметил Талант, прижимая палец к кончику губ, кровь потихоньку останавливалась. – Я видел издалека – ты натянул тетиву легко и быстро.  И не поранился…Где твой секрет?

      Варвару мягко улыбнулись, явно без всякой мысли его обидеть насмешкой.
   -  Да,  есть мой секрет! -  Кай Валент кивнул на кольцо с пчелкой, которое отныне открыто поблескивало на пальце Таланта. И показал ему левую ладонь.
      Знаток скифского оружия совершенно не удивился, проводя окровавленным пальцем  над ладонью господина.
   -  Я  ознакомлен, это -  перстень лучника!
      Глаза  Кая Валента широко раскрылись от нескрываемого удивления.
   -  Так ты, гот, осведомлен,  есть такое необычное оружие?! А, говоришь, лук, стрелы не ваши…Как понимать?

      Талант молчал, вперив  застывший взгляд в таинственный перстень лучника.   
 
      На  ладони господина туманно золотом светились две длинные пластины, на загибе безымянного пальца имевшие перекрученный ободок, переходящий на тыльной стороне руки в собственно перстень. Одна, плоская пластина, с прорезями и небольшими выступами, похожими на зубья, лежала на ладони. Другая – на пальце,  довольно интригующая деталь. Она закрывала весь палец. И там  две выемки. Со стороны ногтя выемка наружу, полукольцом. Следующая выемка внутрь, как бы охватывала палец. Поверхность полуколец сверкала,  отшлифованная.

      Кай Валент перевернул ладонь вниз, показывая, что странные пластины посредством загнутого ободка связаны с коронкой перстня. Только вместо камня - наклепка в виде трапеции, украшенная непонятными знаками. Перстень был разъемный, массивный, цвет золота с патиной говорил о его невероятной древности.

      Герострат чуть не вывалился из своего тайника, пытаясь сверху разглядеть, что там господин показывает готу?
 
      Двумя пальцами Кай Валент нажал на края пластин, они разошлись, и он освободил руку.  Таким же образом надел Таланту. Загадочный перстень сковал ладонь, не сомкнуть безымянный палец.

   -  Я объясняю, как  правильно брать тетиву, стрелу…

      Но господина неожиданно перебили, обронив в пол голоса:
   -  Знакомо… Держу лук в правой. Тетиву захватываю  зубьями, что на ладони. Чем дальше тот зубец, тем дальнее ты расстояние отмеряешь для полета стрелы. 

      Стрелу Талант вогнал опереньем в пазы полуколец, как бы положил на свой безымянный палец, тетиву оттянул на первый зубец.

      Кай Валент с недоумением наблюдал за Талантом. Тот развернулся к мишени.

      Со стороны показалось, будто раскрытая ладонь сама движет тетиву со стрелой. С  первой попытки  варвар сбил апельсин на шесте – мишень.

   -  Браво! – воскликнул Кай Валент, как на гарнизонных учениях, хлопнув его по спине. -  Молодец!  Ты - настоящий талант! Я учился дня  четыре, пока не понял, в чем тут ловкость, а ты…Где  научился стрелять из такого лука?...Отец мне говорил, это  единственный  лук, больше нет других! У меня к этому луку есть только две стрелы…

      Варвар горько улыбнулся. Сняв перстень, протянул на ладони господину. Не заметил, как выдал на родном языке:

   -  Да, согласен, лук этот –диво  дивное!  Его потеряли….Ты не поверишь, благородный  Кай Валент, стреляли  из  лука  мальчишки…пяти лет…Мои маленькие господа, кому  служил я верой - правдой…в той жизни…Когда свободен был… Только…луков  таких  было…два…

      Кай Валент пропустил мимо ушей признание Таланта, сделанное им в сильном волнении. Кай Валент узнал сарматский язык, которым он с отцом пользовались для тайного общения. С иронией проговорил.
   -  Так ты – сарма-ат, о, диво-дивное!

      Настал черед удивиться сармату. Забыв, на каком он свете, радостно улыбнулся лукавым глазам  римлянина.

   -  Ты говоришь на языке моих отцов не дурно!  Я по отцу сармат…По матери  я – скиф, как вы нас называете, по-нашему – сколот, се коло…солнечные, значит, рожденные мы богом Солнцем. Его мы называем Колаисом, а на языке моего отца, народа росаланов, зовут бога Хросаем.  Но твой отец ошибся, говоря, будто  это дивное оружие из Неаполя…-  сармат осекся.

      Так ему захотелось выговориться за пятнадцать лет рабства, на родном языке -   так обрадовался – шрам на скуле  не иначе исчез, разгладился. 
      А на сармата  уже смотрели, эдак, склонив голову, будто оценивали на рынке живых товаров. Куда и подевалась простецкая манера общения. Надевая на свою руку перстень, господин неожиданно заговорили сухо, растягивая слова:

   -  Всё чаще думаю, зачем я вытащил тебя со дна реки? Отец узнает о моем  поступке, рано или поздно.  Мне  будет нелегко от лжи   отмыться.  А может мне признаться, а?  Вот, дескать, обманул тебя, отец,  Талант не раб, и у этруска  его не покупал.  Это Цитус, гладиатор, кого ты приказал ланисте  утопить…Живёт  Цитус  в нашем доме. В гостевых покоях. С рабыней Ламией изволит спать. Купается в домашней бане. Мой личный раб, бедняга Герострат, у Цитуса на побегушках…

      Кая Валента начинало трусить от еле сдерживаемого хохота. Он уже не видел помрачневшего лица гладиатора Цитуса, сгибался, держась за грудь.

   -  О Парки,  иже с вами, что накрутили  вы в моей судьбе?! Меня, как непутевого Одиссея, заносит, то к сиренам, то к листригонам! –  он уже задыхался от хохота, выкрикивая  -  Все, как люди живут: барыги, карьеристы…Кто  золото и должность добывает, кто банки рушит инфляцией, кто ****ство возводит в святость! У меня у одного   глаза завязаны, о, слепая госпожа Фортуна, на весах твоих то вверх, то вниз, то влево, то направо…И всем  подай,   спаси, и  расцелуй…

      Талант отшатнулся, когда господин, неожиданно оборвав дурацкий хохот, в лицо ему вооруженной перстнем с зубьями ладонью, едва не полоснул по глазам, свирепо вскричав:
   -  Убил бы,  сарматская болячка!

      Грубо выхватил у сармата лук. Ушел так стремительно, что едва не споткнулся на ступеньках.

      Герострат, дождавшись, пока не скроется в доме господин, перемахнул ограждение террасы. И к Таланту, готовый вцепиться ему в глотку.

   -  Что ты сделал с господином, поганый гот?!

      Его попытку наброситься осадили взглядом, неожиданно властным, уничтожающим. Герострат чуть  в поклоне не согнулся, а ему сказали железным тоном:
   -  Ты  Марию  Алкивиаду, что видел и слышал, не говори!  Ничего! Я же знаю, ты подсматривал за нами…Молчи как рыба! Не то вырвут у тебя язык..

   -  Языки умеет ловко вырывать старший хозяин, - как завороженный, пролепетал Герострат. Он не понимал, чем  гот в мгновение ока  положил на лопатки его ярость и  рабскую обиду? – Один у нас так доболтался,  кровью захлебнулся, помер… 

   -  Не хочешь его участь повторить – молчи, и отвечай «Вне подозрения всё!».

      Личный раб Кая Валента утвердился в мысли, что Талант, бывший Цитус, – готский колдун, и он приворожил молодого господина.

      До конца дня Талант сидел в своей гостевой комнате. Его не вызывали, в нём не нуждались. Без него господин уехал в Рим, в зал Аттина, как сообщила Ламия, принесшая  обед в комнату.

      За пятнадцать лет  рабства сармат насмотрелся на бывших хозяев, доподлинно знал, на что способны римляне, как они обращаются с теми, кого называют варварами.
      Но таких, как Марий Кай Валент еще не встречал.  Он не просто варваров ни во что не ставит, он их ненавидит. В его плохо скрываемой ненависти Талант разглядел неведомую трагедию, которая произошла в жизни юноши. Оставила в его душе неизлечимую боль. Талант это понял именно сегодня, когда готовы были изуродовать ему лицо зубьями перстня лучника. В глазах  Кая, загоревшихся ненавистью со слезой, Талант узнал свою страшную боль и ненависть к тому, кто погубил его семью, а  его самого заковал в рабские колодки.

       Талант  видел Алкивиада, когда тот приходил в школу Гикесия, выбирать гладиатора. Однако, больной, не запомнил даже лица  отца Кая Валента. На вилле же приходилось постоянно прятаться, как велел молодой господин.

       Но имя Мария Алкивиада хорошо знает. Невдомек только, почему он  охотился за Цитусом, приказал убить, несчастный случай подстроить?  В гладиаторах, после школы Гикесия, Цитус обретался не более двух лет, срок небольшой, чтобы Рим знал его так же хорошо, как Лонга или Оместа. Да, и не выпячивался  на  Арене Цитус, отдавая все силы на  то, чтобы защищаться, спасая свою жизнь.

      Вспоминая  рабскую юдоль на латифундиях в разных римских провинциях, сармат часто удивлялся тому повороту судьбы,  помогавшего  ему не попасть в штольни или на галеры. Будто кто-то толкал в спину прежних хозяев срочно продавать Цитуса...
     Однажды он попал к пиратам, но их корабль потопило военное судно, почти все утонули, а его выловил римский матрос, и продал в Томах. Там его хотели отравить, да отравился сам хозяин, после чего Таланта продали в школу гладиаторов.

      Бессчетно раз сармат целовал своё серебряное колечко, но почему-то думал не о погибшей жене и новорожденном сыне,  а о…Кае Валенте…

      Глаза его  кого-то напоминали дивным цветом и росчерком почти женских ресниц…А кого? Сармат не мог припомнить, как не напрягал память….

      Утро вообще не задалось. Ламия сообщила о приезде старшего хозяина, а значит, выходить   нельзя.

      А может Кай Валент во всём признается отцу? Ведь спас он гладиатора в пику патрициям-мошенникам, назло ланисте Гикесию.
      Талант уже разобрался, каков у молодого Мария характер. По словам раба Герострата: «Сегодня спас, завтра ухлопает» - непредсказуемый…

----------------------------------
 Перстень с луком, описанный здесь, действительно Бог весть в какие времена был в ходу у атлантов и назывался "перстнем лучника".
(....)