Потерянное счастье

                ПОТЕРЯННОЕ  СЧАСТЬЕ
                Рассказ
  Размолвка длилась уже неделю. И причину её возникновения не могли объяснить ни Тоня, ни Гриша. Обоим казалось: пустяк завтра опять всё будет по-прежнему ясно и безоблачно. Но проходили дни, а примирения не наступало. Вернее, никто не хотел признать свою неправоту и протянуть руку один другому.
Утро начиналось с угрюмого молчания, день кончался  скупым и холодным предупреждением Антонины:
- Не хочешь по-доброму уйти из квартиры – подам в суд!
Григорий в который  раз уже сожалел, что уступил когда-то капризам жены по поводу рождения ребёнка. Не хотела Тоня, не готова была взять на себя заботу о семейном очаге; удивлялась тем, кто едва выйдя замуж, рожал детей. Нет уж, она, Тоня, не спешит обзаводиться таким хлопотным хозяйством, как стирка и глажка пелёнок-распашонок, ходьба на молочную кухню  за бутылочками кефира. Вставать по ночам к проснувшемуся ребёнку – тоже не её удел, а не дай Бог, ещё заболеет – хлопот и вовсе не оберёшься.
      Вон у Лёльки  всё как-то ясно и просто: вдвоём с мужем ходят в театр, в гости. Всё время улыбаются друг другу. А кто у неё муж? Всего-то лишь каменщик на стройке. А вот у неё, Тони, муж – одарённый художник-оформитель.  Но  вот поди ж ты, не завидуют её счастью подруги. Стороной обходят. Увлеклись воспитанием детей, проверкой школьных тетрадок, хождением на родительские собрания. Подумать только: Лелька, та самая  Лелька, её подруга по школе, которая вечно списывала контрольные по математике у неё, теперь  воспитывает отличника Олежку, слывёт примерной мамой. Даже в родительском комитете состоит. Зато худая – кожа да кости, это, наверное, оттого, что вникает во всё, куда надо и не надо. А может, и не худая Лелька – просто  миниатюрная и стройная?
…Тоня критически смотрит на своё отражение в зеркале. Из глубины его на неё глядит  синеглазая брюнетка средних лет. Полная фигура, лицо бледное, словно никогда не видавшее солнца, хмурое его   выражение отталкивающе действует на людей. Зато глаза у Тони синие-синие, как  ясное небо! Не за них ли полюбил её  художник, чьи картины  имеют немалый успех даже за рубежом?! А она, Тоня, любила ли она его?  Наверное, любила, коль вышла за него замуж. Хороша была свадьба! Всё было в розовых цветах, такой и жизнь представлялась в дальнейшем –  розовой, без тени тревог и раздумий.
Но получилось всё наоборот. Гриша постоянно твердил:
- Сынишку бы нам или дочку…
И замолкал, наталкиваясь на  суровый взгляд жены, отчуждение на её лице приобретало воинственную силу:
-  Фи, не хочу! Не будет по-твоему!..
 Григорий подолгу смотрел на окна квартиры  в доме напротив. Там, за тюлевыми шторами, по вечерам резвился Олег, с ним забавлялся отец. Завидовал  по- доброму, светло Григорий каменщику. Вздыхал украдкой:
- Хоть бы разок прижать к себе пухлые ручонки малыша, поцеловать его в тугую румяную щёчку, завести  быстроходный автомобильчик и смеяться взахлёб вместе с мальчишкой, когда игрушечная машинка врежется в ножку кресла…
Нет всего этого у Григория. И не будет. Во всяком случае Тоня и слышать не хочет о рождении  детей.
И вот неделю назад произошёл крупный скандал. Это уже не первый за  десять  лет совместной жизни. Но всё  как-то быстро  угасало. И супруги смущённо улыбались друг другу.
А теперь…
Не получалось улыбки у Григория. Складка печали набежала на лоб, да так и осталась, залегла меж бровями. Та же печаль и в глазах, умных и серьёзных. Смотрит Григорий  на жену и не узнаёт её: та ли это нежная, весёлая щебетунья Тонечка? Какой-то ящерицей смотрит  на него, едва он переступит порог дома. Так и вертится возле зеркала, поправляя  локоны волос. Чужая. Совсем чужая. И невозможно сродниться с ней. Заносчивая, гордая.
Не знал её такой Григорий. И примириться невозможно. А чем виноват он, Григорий? Тем, что упрекнул жену в мещанстве?  Да ведь так оно и есть. Одни наряды у неё на уме – блузочки,  юбки, шубы,  кофточки. Родила бы девочку, наряжала бы её, как куклу, больше было бы пользы. А то вот подай ей новую шубу и всё! Да что он, Григорий, миллионы получает, что ли, чтобы каждый сезон покупать ей дорогущие шубы?! То одного цвета ей нужно, то другого, то одного фасона, то другого. Он в принципе не против красоты, но ведь существует ещё и духовная красота. И пусть таковой будет больше, чем той, напыщенной и вычурной красоты в нарядах жены, от которых хочется бежать сломя голову… Григорий сжал виски руками. Вдруг до его сознания дошли слова:» В суд подам, если не уйдёшь из квартиры». В суд?! Ну нет! не такой он мелочный человек, чтобы судиться. Сам уйдёт. Без споров и угроз. Без любви и тепла не жить под одной крышей…
В последний раз Гриша уже у двери оглянулся на жену, стоящую у зеркала:
- Тоня!
 Не оглянулась.
- Тосенька! – вернулся. Обнял за плечи, заглянул в её глаза.  Синий  холод обжёг его.
- Я всё сказала! – ледяным голосом отчеканила жена. Григорий покачал головой, молча постоял. Понял, что это конец, медленно побрёл к двери. Осторожно прикрыл её за собой…
    В сибирском посёлке Григорий поселился в небольшом уютном доме матери.  Рисовал с рассвета до позднего вечера. А когда с помощью соседки, молоденькой  воспитательницы детского садика взял из детдома и усыновил черноглазого Серёжу, жизнь Григория круто изменилась к лучшему. Судьба накрепко привязала его к сиротке. Воспитывал Серёгу, следуя строгим правилам матери: знал – плохого мать не подскажет. И бабушкой она стала для Серёжки отменной – доброй, ласковой, такой, пожалуй, в целом мире не  сыщешь! Хорошо мальчику с таким папкой и бабушкой! Серёжка гордится своим отцом: вон какой сильный – лодку легко поднимает! А то, что мамки нет – это  почти не ощутимо. Серёжка и так счастлив. Он хочет вырасти таким же, как его папа – сильным и ловким. Должен  вырасти таким – уж  он, Серёга, не подведёт  своего папку…
     Григорий работал над чем-то серьёзным.
Он всё чаще и чаще задерживался у полотна. И вот на тёмно-синем фоне возник костёр. Около него притулилась женщина, по другую сторону костра стоял мужчина. Костёр почти погас. Лишь  несколько язычков пламени  освещали красивое надменное лицо женщины. Лицо мужчины, напротив, было ярко освещено. Оно печально и горестно. Упрёк и любовь, горечь и нежность застыли в его глазах.
Картина, написанная масляными красками, вызывала в душе бурю эмоций и чувств. Глядя на этих двоих людей, которых разделял костёр, хотелось протянуть руки ему и ей, соединить их через пламя, чтобы исчезла боль в глазах мужчины, чтобы улыбка озарила лицо женщины.
- Пап! Это же … ты! – неслышно подошёл сзади Серёжа.
Через несколько дней Григорий Степанович уезжал в командировку.
Тоня получила странную телеграмму: »Буду проездом 20-го 10 часов утра поезд № 186 вагон 7». Что бы это значило? Сестра вот только месяц назад уехала от неё, приезжала  погостить, да очень скоро съехала от своенравной сестрицы. С мужем у Тони давно покончено – не  сошлись во многом. Во всяком случае, так она сказала на суде при разводе. Постарела она за эти годы. Устала от жизни. Скучно ей. У Лельки вон сын из армии вернулся. Да и не Лелька она уже –  Алевтина Николаевна. И кроме сына  Олега, есть у них с мужем ещё дочка Яна. Забавная девчушка, хохотушка-веселушка. Счастливая Лелька.
А она, Антонина?..
К поезду Тоня пошла из интереса. А может, от скуки. Может там, на вокзале, развеется тоска. Посмотреть интересно: кто же это едет проездом и хочет видеть её? О Григории  она и не думала, считала, что с ним всё получилось ошибочно ( с кем не бывает такое в молодости?).
Он, наверное, уже давно женат  на другой женщине. Что о нём думать? Разорванные  и связанные нити без узелка не бывают. А ей в жизни узелки не нужны! Гордость и самолюбие не позволяют иметь шероховатости в её расчётливой жизни…
Осторожно подкатил скорый.
Через секунду открылись двери вагонов. Пассажиры выходили, протаскивая чемоданы, сумки.
- Тоня! – Григорий стоял на подножке вагона и протягивал ей что-то большое, завёрнутое в белую бумагу.
Удивлённо  глядя на него, Тоня подошла поближе.
- Это тебе, Тоня. Я всегда помнил тебя. А теперь прощай! 
- Гриша?! Ты, что, от жены уехал?
- Нет, я не женат. Но у меня растёт сын Серёжа. Усыновил, так сказать . А как живёшь ты?
Тоня не ответила. Развернула бумагу. На неё глянули глаза Григория, такие милые и печальные.
Тем временем поезд плавно отошёл от перрона. Григорий  уже из вагона смотрел на свою первую  любовь.
- Гриша-а! Вернись! – неожиданно вскрикнула Антонина и побежала за уходящим поездом, прижимая к себе картину.
- Гри-шень-ка-а!
А поезд всё ускорял и ускорял  ход.