Шкатулка княгини Вадбольской, отрывок 11

В конце лета князь Петр и Елена Филипповна получили в Покровском длинное послание на многих листах. Вечерами Елена Филипповна читала и, в некоторых местах мило краснея, переводила его мужу – Варвара Филипповна писала по-французски, а князь за время жизни в деревне уже основательно подзабыл уроки мусье Роже. Когда письмо было дочитано, княгиня спрятала его в шкатулку, подаренную ей маленьким Петей. Впоследствии шкатулка эта, передаваемая из поколения в поколение, уберегла письмо от разрушительного воздействия времени, поэтому мы имеем возможность ознакомиться с самыми занят-ными его отрывками.
«...Вчера после долгих мытарств на весенних дорогах мы прибыли на границу России в Васильков, а утром мне передали письмо от папеньки – оно было отослано с курьерской почтой и опередило нас почти на трое суток. Я сейчас еле держу в руках перо, наши российские ямы и ухабы меня напрочь доконали. К тому же позавчера в дороге что-то стряслось с нашей каретой, и пришлось весь день провести на почтовой станции, пока вызванный плотник возился с колесом. От запаха, каким несло с сосед-него постоялого двора, меня до сих пор мутит, но я непременно должна тебе написать, иначе не смогу спокойно спать.
Меня потрясло известие о смерти матушки, хотя я помню о ней лишь то, как Ма-рья учила нас молиться о ее здравии. И еще помню портрет в нашей детской – две ма-ленькие девочки, держащиеся за руки, матушка и ее сестра тетушка Дарья Даниловна. Все остальные портреты матушки сгорели во время пожара, а этот тетушка Дарья Да-ниловна привезла, когда приезжала нас навестить, помнишь? Нам с тобой тогда было года четыре.
Мои поздравления вам с Пьером по случаю рождения сыновей и соболезнования по поводу кончины твоего свекра.
Какое счастье, Серж, видя мои страдания, сейчас сказал, чтобы я не мучилась, он сам напишет, и нынче же отошлет вам с Пьером письмо. Поэтому я пока это свое по-слание откладываю, а продолжу писать позже, когда появится, что занятного тебе со-общить...
...Ну вот, снова пишу, хотя пока ничего интересного не произошло. В Василькове мы два дня скучали, ожидая из Саксонии советника русского посольства Михаила Семеновича Новикова. Он следовал из Дрездена в Варшаву, и здесь, на границе с Польшей, Серж должен был встретиться с ним и передать письма из Коллегии ино-странных дел. Вчера, наконец, Новиков прибыл, они с Сержем завершили все дела, поэтому завтра мы уезжаем. Пока не отсылаю письмо, продолжу писать в Дрездене...
...До Дрездена мы добрались с превеликим трудом. Плотник-хохол в Василькове оказался мошенником и починил нашу карету кое-как, хотя Серж щедро ему заплатил. На подъезде к Дрездену колесо вновь треснуло, а вместе с ним треснула и ось. Ма-стер-немец покачал головой и заявил, что ремонт займет не меньше десяти дней. Мы оставили кучера на постоялом дворе присматривать за работой, а сами добрались до русского консульства в Дрездене в наемном экипаже. Можешь себе представить наше состояние! Когда же я по приезде сказала супруге консула Амалии Карловне, что мы хотели бы после дороги попариться в бане, она заявила мне, что бань в Дрездене нет, и предложила нам свою большую вытесанную из дерева ванну, которую привезла с со-бой из Петербурга. Пришлось воспользоваться. При этом с огромным сожалением вспоминала я, как в детстве Марья мыла нас с тобой в печи и давала пряник, если мы ухитрялись вылезти, не испачкавшись золой.
Правда, на следующий день мы почувствовали себя лучше, поскольку с утра нам прислали от молодого курфюрста Фридриха Августа приглашение прибыть ко двору. Горничная вытащила из дорожного сундука мое шелковое платье и разгладила его, так что оно сидело на мне прекрасно. Перед тем, как нам отправиться во дворец, Серж и консул что-то долго обсуждали в кабинете, а Амалия Карловна уединилась со мной в малой гостиной и поначалу похвалила мой туалет, а потом начала давать наставления, причем, на каждом слове извинялась.
«Вы еще так молоды, дорогая Варвара Филипповна, не знаю, известны ли вам некие нюансы, извините, милая. Я только хочу предупредить, чтобы вы были осто-рожнее, иначе мы можем оказаться в крайне неловком положении, простите. Видите ли, теперь у курфюрста принимают князя Путятина с супругой. Вы, конечно, слышали о скандале, который с ними связан, извините? Мы с Путятиными держимся строго в тех границах, которых требует вежливость, но никто не должен думать, что отноше-ние государыни к этому делу изменилось, а поскольку вы с вашим супругом офици-ально представляете здесь Российскую империю...»
Ну, и так далее. Разумеется, я слышала, в январе об этом говорил весь Петербург – у князя Путятина была скандальная связь с графиней Сиверс, она родила от него дочь, и ее муж граф Сиверс потребовал развода. Государыня была весьма недовольна, князю Путятину и графине Сиверс запрещено было появляться при дворе. Когда графиня по-лучила развод, они с Путятиным поженились и вместе с дочерью покинули Россию. Однако при дворе курфюрста Путятиных, оказывается, принимают весьма любезно.
«Благодарю вас, дорогая Амалия Карловна, – очень мило ответила я, – обещаю, что последую вашему примеру и тоже не выйду из границ»
«Еще хочу предупредить, – продолжала она, – что курфюрстина в тягости и страшно тревожится, потому что все прежние роды у нее окончились неудачно. Вам следует быть крайне осмотрительными в беседе, чтобы не напомнить ей о ее печалях. Вы меня простите, конечно»
Я всем сердцем посочувствовала курфюрстине.
«Бедняжка! Разумеется, я постараюсь не заговаривать о ее бедах»
«Ну, и еще, – она слегка сконфузилась, – я уже говорила вам, что в Европе нет бань, и нет культа мытья, извините меня. Конечно, курфюрстина и принцессы имеют ванны, но курфюрст... гм... как бы это сказать... Он придерживается мнения некоторых докторов, что мытье вредно для здоровья. Вы уж меня простите, ради Бога, но ежели вы что-то почувствуете... гм...запах, извините, то будьте готовы, чтобы никак не по-дать виду»
От этих слов ее я решила, что у меня сейчас глаза на лоб полезут, но тут Серж за-кончил беседовать с консулом, и мы отправились во дворец, где нас ожидал очень теплый прием. Хотя, как я позже поняла, это объяснялось вовсе не почтением к вели-кой Российской империи или к государыне, а дружескими чувствами к графу Строга-нову, дяде Сержа. Кстати, мое платье, пошитое у Линденмана, к моей радости оказа-лось намного элегантней, чем наряды дрезденских дам.
Путятиных мы среди присутствующих, к счастью, не встретили, а курфюрстина Амалия вовсе не выглядела печальной и держалась с нами очень просто и мило. Нас представили сестрам курфюрста принцессам Марии Амалии и Терезе Марии, потом Сержа увел курфюрст, а я осталась поболтать с дамами, и поначалу мы только и гово-рили о графе Строганове, который является чем-то вроде кумира для здешнего двора. Привожу тебе примерные слова курфюрстины:
«Мне трижды приходилось встречаться с графом Строгановым, и смело скажу, что более ни в ком я не наблюдала такого поразительного ума и такого глубокого видения прекрасного. У меня висит его подарок – овальная картина Робера «Водопад в Тиво-ли», представленная в парижском салоне лет восемь или девять назад. Граф подарил мне ее в трудное для меня время»
Тут голос Амалии слегка задрожал, и принцессы тревожно переглянулись. Оче-видно, картина «Водопад в Тиволи» была связана для курфюрстины с каким-то тяже-лым воспоминанием. Ничего, конечно, в точности не зная, но помня слова Амалии Карловны, я поторопилась сменить тему:
«О, да, – сказала я, – любовь к искусству делает дядюшку Александра совершенно невероятным человеком, ваше высочество. Вам известно, например, что в его петер-бургском дворце нет спальни?»
Мои слова настолько потрясли немецкое воображение моих собеседниц, что они, позабыв об этикете, заговорили все одновременно:
«Нет спальни? Но где же он спит?»
«Где угодно, в кресле, на диване, на походной кровати, но только не в той комнате, где хоть раз прежде ночевал. Возвышенная душа дяди Александра не переносит одно-образия».
Курфюрстина была поражена.
«Так сколько же в его дворце комнат?»
«Не знаю точно, ваше высочество, и никто этого, наверное, не знает. Известно только, что для обслуживания своего двора и увеселений он содержит не менее ше-стисот человек. Сама государыня ежегодно приезжает к нему во дворец поздравить его с днем ангела».
Курфюрстина покачала головой и тонко улыбнулась.
«Да, – сказала она, – когда ваш наследник престола Павел стал крестным отцом сына графа Строганова, мы были счастливы, что русская императорская фамилия ока-зала нашему другу столь высокую честь. Однако после того, что вы рассказали, скорее можно полагать, что это граф Строганов оказал честь императорской фамилии»
У нас в России подобную шутку сочли бы неприличной, но здесь, при дворе сак-сонского курфюрста, она прозвучала очаровательно. Все посмеялись, после этого курфюрстина Амалия мило попрощалась и удалилась. Я поискала глазами Сержа, по-лагая, что нам тоже пора распрощаться, но Мария Амалия заметила мой взгляд и по-нимающе улыбнулась:
«Ищите вашего мужа? О, он теперь нескоро освободится, наш брат наверняка завел с ним беседу о проблеме образования, это его любимая тема»
«Фридрих Август полагает, – горячо проговорила Тереза Мария, по-видимому, обожавшая брата, – что достичь всеобщего благосостояния невозможно, если населе-ние не будет грамотно»
Обе принцессы увлекли меня в уютную нишу, где мы долго болтали обо всем по-немногу. Наша мирная беседа была нарушена лишь раз, когда мы заговорили о раз-бойнике Пугачеве. Я сказала, что народ русский восхищен был милосердием госуда-рыни, заменившей этому преступнику и его сообщникам публичные пытки и при-жизненное колесование отсечением головы, а юная Тереза Мария неожиданно вспых-нула и возмущенно закричала:
«Когда Фридриху Августу было всего двадцать лет, он отменил пытки! Уже две-надцать лет палачи в Саксонии не терзают и не калечат человеческого тела, а моего брата народ зовет Справедливым. Так неужели же восхищаться тем, что государыня, поклонница великих мыслителей, не опустилась до варварского обычая дикарей?»
Я растерялась, не зная, что ответить, но Мария Амалия взглянула на свою сестру с легкой укоризной и поспешно сказала:
«Мы неизменно восхищаемся ученостью вашей государыни и ее отвагой. Какой силой духа нужно обладать, чтобы, подав пример всей стране, привить оспу себе и наследнику престола! Ведь эта прививка настолько опасна, что во Франции ее запре-тили, хотя там редко встретишь человека без отметин оспы на лице. Говорят, именно из-за этого французы накладывают на лицо такой толстый слой косметики»
Тереза Мария, уже забыв о своем недавнем волнении, хихикнула, а я возразила:
«Первая жена моего отца погибла во время эпидемии оспы, ваше высочество, и он всегда говорил нам, что из двух зол нужно выбирать меньшее. Поэтому, когда доктор Томас Димсдейл приезжал в Россию, чтобы привить оспу государыне и наследнику Павлу Петровичу, отец, как и многие другие дворяне, последовал примеру Ее Величе-ства и просил Димсдейла привить оспу нам, своим детям. Сам он оспой болел в дет-стве»
Принцессы немедленно заинтересовались моими словами.
«Оспопрививание нас особенно волнует, – объяснила Мария Амалия, – ведь наш дорогой отец тоже погиб от оспы, она не щадит ни принцев, ни крестьян. Сколько царственных особ ею унесено, Людовик пятнадцатый, английская королева Мария, ваш молодой император Петр Второй! Я помню, когда отец заболел, нас с братьями и сестрами поспешно увезли в другой замок, и там мы узнали о его смерти»
«Расскажите, что вы чувствовали после прививки? – попросила Тереза Мария. – Остаются ли следы, как при оспе?»
«У нас с сестрой с неделю был сильный жар, и место прививки сильно распухло, болело, а потом ужасно чесалось. Нам не разрешали чесать, и мы все время капризни-чали, вот и все, что я помню. Теперь же на месте прививки остался лишь крохотный шрам, не заметный даже под бальным платьем»
«Его Высочество курфюрст еще десять лет назад хотел ввести в Саксонии обяза-тельное оспопрививание, – задумчиво проговорила Мария Амалия, – но потом решил, что это слишком опасно»
«В прошлом году доктор Димсдейл опять приезжал в Россию, чтобы привить оспу великим князьям, детям наследника престола, – возразила я, – и все прошло хорошо. Говорят, тут многое зависит от опыта врача. Я тоже слышала о несчастных случаях, но это, кажется, произошло по вине шарлатанов»
Мария Амалия со вздохом покачала головой.
«Где взять столько опытных врачей? По просьбе Фридриха Августа я много читала о методе прививания оспы от больного человека здоровому. На Востоке он применял-ся еще с древности, об этом сообщила жена английского посла мадам Мэри Монтегю. Любимый брат ее умер от оспы, а сама она в молодые годы была страшно изуродована этой болезнью, поэтому метод ее сильно заинтересовал. Вернувшись из Турции, где ее муж служил послом, она сама привила оспу своему сыну, чтобы предохранить его от болезни»
«Ах, Мария, – возразила Тереза Мария, – мне кажется, то была дочь, а не сын»
Ее сестра пожала плечами.
«Не так уж это и важно. В Англии метод испробовали на преступниках и сиротах, потом привили королевских детей. Это случилось больше шестидесяти лет назад, по-сле этого прививки начали делать по всей Европе. У некоторых, правда, они вызывали настоящую оспу, но в первые годы из каждых ста привитых заболевали только двое, а позже оспопрививание начало вызывать эпидемии. Именно это и остановило Фри-дриха Августа, он решил, что прежде необходимо всерьез заняться образованием тех, кто будет делать прививки. В каком возрасте вам и вашим родным привили оспу, ма-дам Новосильцев?»
«В тот год нам с сестрой исполнилось пять лет, мы близнецы, а наши братья стар-ше нас. Многие отговаривали отца, убеждали, что в столь юном возрасте оспоприви-вание большой риск, но, Димсдейл уезжал из России, а другим врачам отец не дове-рял»
Мария Амалия задумалась и умолкла. Она размышляла так долго, что Тереза Ма-рия начала проявлять нетерпение.
«Ты не думаешь, Мария, что мы чересчур увлеклись разговорами об оспопривива-нии? – спросила она. – Возможно, мадам Новосильцев больше интересуется музыкой и театром»
Мария Амалия с трудом оторвалась от своих размышлений.
«Да, ты права, Тереза, – она виновато посмотрела на меня и улыбнулась, хотя взгляд ее оставался задумчивым, – простите меня, мадам, действительно, можно найти темы много интересней. Вы любите, театр?»
«Ах, обожаю, ваше высочество!»
«Этим летом у нас открывается первый оперный сезон на курорте Линкеше-Бад. Мы были бы счастливы видеть вас с вашим супругом среди первых зрителей»
Тереза Мария радостно захлопала в ладоши.
«Вы непременно должны приехать, мадам, непременно! Господин Иоганн Науман, наш капельмейстер, надеется приобрести партитуру одного очаровательного зингшпиля, – она повернулась к сестре, – Мария, как называется тот зингшпиль?»
«Похищение из сераля», дорогая»
«Да-да, именно. Один венский композитор написал этот зингшпиль для немецкой труппы, однако император Иосиф не очень высоко его оценил. Что ж, ему хуже! Я всегда подозревала, что австрийский император совершенно не разбирается в музыке. Мария, как имя композитора, что написал зингшпиль?»
«Моцарт, дорогая»
«Да-да. Так вот, Фридрих Август желает, чтобы Дрезден стал центром немецкой оперы, поэтому Науман хочет поставить зингшпиль Моцарта в первом сезоне, а Фри-дрих Август...»
Договорить ей не удалось, потому что к нам приблизился сам курфюрст в сопро-вождении Сержа и еще двух молодых людей. Честное слово, супруга консула была права, когда меня предупреждала! От работника, целый день махавшего топором пах-нет много лучше, а ужасней всего, что запах немытого тела курфюрст пытается за-глушать ароматом духов. Меня затошнило, но я мужественно улыбнулась.
«До меня уже который раз доносится мое имя, – весело прервал курфюрст Терезу Марию с бесцеремонностью, возможной только между очень близкими родственни-ками, и улыбнулся мне в ответ, – мадам, вы, наверное, устали от столь частого упоми-нания моего имени, но у моих дорогих сестер это вошло в дурную привычку. Разре-шите представить вам господина Жака Неккера, племянника и тезку бывшего фран-цузского министра, а также господина Шиллера, врача, поэта и философа, из-за кото-рого у меня будут неприятности с Вюртембергской родней вашей будущей импера-трицы»
Побагровев от смущения, Шиллер воскликнул:
«Ваше высочество!»
Курфюрст шутливо махнул рукой.
«Да будет вам, господин Шиллер!»
Со свойственным ему юмором он рассказал, что Шиллер прежде служил полковым врачом во владениях герцога Вюртембергского в Штутгарте. В прошлом году он за-кончил свою драму «Разбойники», и в январе ее поставил театр в Мангейме. Шиллера на премьеру спектакля полковое начальство не отпустило, однако он самовольно от-лучился в Мангейм, за что позже был отправлен под арест, но сбежал. И теперь, счи-таясь дезертиром, скрывается в Дрездене у одного из своих приятелей.
«И мало того, что господина Шиллера собирались лишить свободы передвижений, – со смехом, подхваченным обеими принцессами, продолжал курфюрст, – ему еще запретили заниматься сочинительством и писать иные трактаты, кроме медицинских. Этого я, согласитесь, допустить не могу, поэтому усиленно делаю вид, что господина Шиллера в Саксонии нет, а в моем театре тем временем актеры с утра до вечера репе-тируют, готовясь к постановке «Разбойников». Через две недели премьера на нашей сцене, и если вы, мадам, уговорите вашего супруга задержаться в Дрездене, то сможе-те судить, насколько я был прав, не уступив господина Шиллера Вюртембергу»
Шиллер поклонился, а я посмотрела на Сержа, который тяжело вздохнул.
«Увы, Ваше Высочество, я только что получил от нашего посланника в Париже князя Барятинского пакет с предписанием поспешить в Париж, где, как известно Ва-шему Высочеству, вскоре ждут прибытия графа и графини Северных. Мы были бы уже на пути в Париж, не возникни проблем с экипажем, о которых я вам говорил. К сча-стью, наш консул в Дрездене понимает важность данного предписания и готов завтра предоставить нам свой экипаж»
Курфюрст знал, конечно, что под именами графа и графини Северных по Европе путешествуют наследник престола Павел Петрович и его супруга Мария Федоровна.
«Я понимаю, – тонко улыбнулся он и кивнул, – долг есть долг»
Он пожелал нам счастливого завершения поездки, мы распрощались с августейшей семьей и удалились в сопровождении Жака Неккера, который по просьбе курфюрста отправился проводить нас до консульства.
«Кажется, вам не очень повезло на дорогах, – с улыбкой сказал он, – завтра я уез-жаю в Париж, моя карета достаточно просторна, и она к вашим услугам»
От столь сердечного предложения отказаться было невозможно, так что с утра мы отправляемся в Париж с Жаком Неккером. Постараюсь отметить в пути все самое ин-тересное и описать тебе. Поэтому пока не стану отправлять письмо...