Золотой Колаис. БК-2. 21. Этрусское благородство

     Аулия Велиана вертелась у зеркала, разглядывая себя в короткой полупрозрачной тунике. Она ждала очередного любовника.
     В комнату заглянула бабка.

   -  Домиций Тит приехал? –  обернулась к ней внучка. – Заводи баранчика.

     С гордо поднятой головой Тит Домиций вошел в атрий дома Ларта Бофорса.
     В дурной голове Тита и мысли не возникало:  дочь Цецинов нравится его другу, Марку Виктору, он намерен свататься, а значит, Тит идёт к его невесте. Но сама же вызвала.

   -  Удачи тебе от Богов,  благородный Тит Домиций. –  гостя вышла встречать матушка Цецина. – Иди, иди смелее. Хозяина нет дома, он   скоро не появится.  Сегодня календный совет гаруспиков.
   -  Понятно. Гаруспики подсчитывают свои убытки?
   -  Да, милок, кормят кур.
      Тит Домиций развязно засмеялся.
   -  Если куры клевать зерно откажутся, то  гаруспики в ответ на неудачу быка  зарежут, и начнут гадать на печени. Всё равно они врут.  Дядюшка Бофорс тот - тоже…
             *   *   *
   … В затененной черными портьерами комнате крутился зеркальный шар, отражая россыпь бликов восковых свечей, острыми иглами вонзавшиеся в мозг человека. Этот человек – поверенный гаруспиков – сидел в кресле, погруженный в глубокий гипноз.
     Напротив  располагались  Публий Крейс и двое из Посвященных. Обычно брат Публия принимал информацию, но срочно понадобилось быть в Риме, и Ларт Бофорс уехал.
     Монотонным голосом загипнотизированный излагал:

   -  Твердо  уверен – Волузиана - кесаря морят черным колдовством…Я давал клятву Гиппократа…до конца буду лечить кесаря…Мной интересуется префект Волузиана…Марий…Марий…Боюсь его…Мне нагадали, смерть моя придет от человека, близкого к кесарю…Грешу на Мария….

     Календный совет гаруспиков у своего главы совершенно обычный, над которым в сенате посмеивались:  что-де  авгуры подсчитывают свои барыши, и никому в голову не приходило, что речь на совете шла совсем о другом – это именовалось у гаруспиков «кормлением кур».

     «Кормление кур» означало не просто дурить знамениями и гаданиями Рим, его общественность, армию, сенат и царствующих, подчиняя своим замыслам авгуров и фламинов разнообразных культов.  Это было высшим мастерством магии в практицизме обмана.
    Обращаясь к гаруспику, люди, верили они или не верили в гадания, не знали, -  их считывают до кончиков ногтей. Информация помещалась особым способом в мозг загипнотизированных помощников великого гаруспика, и при  необходимости извлекалась таким же образом. В обычном состоянии ходячие банки секретной информации совершенно не помнили её содержания, и, естественно, не могли быть разглашателями тайн.

     Публий Крейс вышел. Когда помощник придет в себя, он не должен видеть главу, таков  был железный порядок.  Покачивая в воздухе указательным пальцем, будто кому-то  угрожая, великий гаруспик уже твердо знал: Марий Алкивиад – их главный и опасный враг…

   …Ларт Бофорс вернулся домой, по мнению бабки Цецины, не ко времени. Увидев его, бодро шагавшего по атрию, она всплеснула руками.

   -  Ларт! Ты что-то, сын мой, позабыл?

     Сын остановился, с подозрением окинув мать в черном одеянии.
   -  А что  могу забыть я в собственном доме? Или у тебя, мать,  опять тайный клиент?
   -  О, никого, клянусь Тагесом.  В моих услугах никто пока не нуждается.

     Бабка Цецина слукавила. Ей просто запретили именем великого гаруспика заниматься черным колдовством.
     В это неудачное время со стороны женских покоев прилетел мужской вопль, похожий на рёв издыхающего быка.

   -  А это чья душа  взывает о помощи ? –  гаркнул сын и рванулся к покоям.
     Мать устремилась за ним.

   -  Это не душа, это  - клиент твоей племянницы. О, Ларт! Будь благоразумен, не мешай девочке.  Вспомни, какое мнение имеет на этот счёт твой брат.
   -  В собственном доме имеет счёт мое мнение!

     Ларт Бофорс ворвался в полутемные покои и увидел сцену.

     На полу, корчась от боли, вопил голый Тит Домиций. Племянница  швыряла в него подушки и всё, что под руку попадало.
   -  Вовек не забудешь  Аулию  Велиану, останешься как евнух египетский – кастратом!

     Увидев вошедших, но пока не разобравшийся – кто с бабкой,  Тит Домиций завопил громче:
   -  Она  меня уродом сделала! Она меня загрызла! Что я теперь смогу?!
   -  Ой, милок, не кричи, исправим, будешь, как огурчик! – кинулась к нему бабка Цецина.  Тит Домиций не размыкал рук внизу живота, еще больше скорчившись: уже от страха, ибо узнал хозяина дома.
   -  О какие бесы меня сюда загнали! –  он чуть головой не бился об пол, скуля, как пес.

     Взгляд хозяина устремился на племянницу. Аулия закрылась простынями, обиженно проговорив:
   -  Никакого удовольствия… Толстый, мокрый, как червяк!  Вдобавок вялый, как  прошлогодняя морковка! – смахнула злые слёзы.

     Каменным шагом дядюшка подошел к ложу, загрёб племянницу в охапку и понес её, взвизгнувшую от страха:
   - Куда  меня забрал, пусти, противный Ларт!
   -  С приятелями Марка Виктора  вздумала беситься? Ничего, ничего… Сейчас получите  вы оба!  А ты, баранчик…. –  он приостановился; возле Тита Домиция  хлопотала бабка Цецина… -  Мне должен триста сестерций, помнишь?

   -  Триста?! –  ужаснулся пострадавший. – Нет, не  помню…
   -  Так я тебе устрою  «этрусскую забаву», вмиг  вспомнишь! Эй, мальчики, тащите  баранчика во двор.

     Этрусская забава напоминала гладиаторский бой, с той  разницей, что противником человека был дикий пёс и оба  привязаны.  Псом никто не руководил, только его инстинкт самозащиты, а человеком, который назывался «вестиарием», наряженным в лохматую шкуру с головы до середины ног, руководил устроитель боев.
     К нему от вестиария-гладиатора тянулись верёвки с палочками. Ими устроитель управлял вестарием. Натянет одну верёвку, вестиарий падает, натянет другую, тот не может хлыстом достать собаку.

     Вот такую игру Ларт Бофорс устроил на заднем дворе  дома, взяв в помощники своего раба.
     Лай,  хрипящий с завыванием, вопли, хохот. Пыль столбом.
     Управлял вестиарием хозяин. Азарт его игры был несравнимо  выше того, кто дрался с собакой.

     Тит Домиций и Аулия Велиана  примостились  рядышком на ступеньках  двора, застланных  ковром. Вокруг толпилась дворня. Активному  болельщику  старухе Цецине  не сиделось. Она притопывала и кричала:

   -  Да подсекай его, Ларт, пусть падает, и не давай подняться, пусть лёжа сражается!  Давай его!

     Созерцая это зрелище, Тит Домиций  трясся всем телом, зуб на зуб не попадал.
   -  Это то, что твой отец, Публий Крейс, этрусским благородством называет?! Не-ет, ваши предки  были похуже зверей. Ваши предки Рим научили гладиаторским  боям, понастроили волчьи дома, привили нам привычку жить расточительно. Ничего, скоро вы, внуки Авла и Гая, все вымрете!

   -  С нами  ты трупом ляжешь! --  грубо ответила Аулия. --  Молчал бы. Сейчас мой дядюшка тебя как запряжет, попрыгаешь тогда.
   -  Аулия, если твой дядюшка такое сотворит, скажи ему, – я буду жаловаться. Я не какой-то там бродяга. Я – патриций.
   -  Ты не патриций, ты – навозное дерьмо …

     Когда наступил черед Тита Домиция испробовать себя в роли вестиария, со всех ног он бросился к воротам.  За ним погнались лакеи Цецинов, улюлюкая:
   -  Держите  пса! Держите его, бешеного!

     Поймали, поволокли воющего от страха, обратно.
     Ларт Бофорс снимал перчатки, вытирая мехом оторочки потный лоб.
   -  Давай истерика сюда.

     Лакеи подтащили Тита Домиция к господину.  У Тита ослабели ноги, он упал на колени.
   -  О, дядюшка Бофорс, одумайся! Какая  тут игра? Сущее зверство!
   -  А чем ты занимаешься, не зверство, плут?
   -  Чем я занимаюсь, чем  занимаюсь?  Я не виноват,  она, – ткнул рукой в сторону  Аулии,  – меня позвала.
   -  Запрягай  его, мальчики!
   -  Нет! Правду  расскажу…На рынке хотел купить тебе, о, благородный Ларт, подарок, нес деньги  - долг  отдавать…Меня обокрал трибун Кай Валент!

     Аулия расхохоталась, уткнувшись  лицом  в колени.
   -  О, Кай, тебе   денег мало, воруешь у бедного Тита…

   -  Что ты мне здесь курию устроил. Я тебе не судья, ты – мне не подсудимый…Его, гляди, обокрали!
   -  Клянусь Юпитером и всеми предками! Я знаю больше…Отец мне рассказал…У Фабиев хранится документик  против Мариев. Он , и Кай Валент  твой -  казнокрады!

     Ларт Бофорс на мгновение замер, услышав интересную для него новость, но потом заорал:
   -  Раздевай его, мальчики!
     Тит Домиций забился в руках лакеев, мешая им исполнить волю господина.
   -  Я  долг отдам тебе, о, дядюшка Бофорс, клянусь, завтра принесу…
   -  Четыреста!  Плюс тридцать в сестерциях для матери моей, за то, что подлечила тебя. Плюс двести тысяч – проценты и семьсот тысяч за то драгоценное время, что ты у меня отнял, пока я  тут с тобой возился! Итого: пол-тыщи золотом, в талантах! Завтра! В это время. На этом месте, Домиций. Попробуй  улизнуть, из-под земли достану. Тогда этрусской забавой  не отделаешься!

     Бедолаге Титу Домицию оставалось только покорно согласиться. Его вынесли за ворота дома  чуть живого, бросили в дожидавшиеся  носилки, под смех и веселые выкрики проходивших мимо зевак.

     Своей племяннице, скорбно взглянувшей на дядюшку, Ларт Бофорс заявил:
   -  Отныне, со всеми твоими клиентами так буду поступать. Разок попрыгают здесь, на цепи, всему Риму разболтают, какое у нас гостеприимство. От тебя, как от чумы, даже калека  убежит!

     Племянница  улыбнулась дядюшке, неожиданно ласково.
   -  Возьми меня на помолвку моей подруги. Хочу молодым…вечной любви  пожелать.

     Ларт Бофорс плюхнулся на ступеньки, рядом с ней.
   -  Ты обещаешь вести себя  благоразумно?

     Аулия захлопала в ладоши и бросилась ему на шею.
   -  Я  заказала себе красивый наряд вечерний! Всё обещаю!

     На нее покосились с легким сомнением, но у Ларта сердце было добрым и своих родных он обожал.