2. 7 День похорон

Ведьмы гиблого леса
Часть II Запретный плод
Глава 7 День похорон
Адам слонялся по городу, призывая вдохновение, и видел, как покатилась по мостовой телега с детским гробиком, над которым плакали те же люди, что в мае над почившим родителем. Так же, как в мае, поэт уже был голоден, но только теперь у него и в мыслях не было последовать за траурной процессией, чтобы, побираясь, пропеть несколько псалмов. Теперь он кормился от общей прибыли цирка, он был влюблен и окрылен надеждой на светлое будущее, и ему даже совестно стало за свое счастье.   
На похоронах Мэри потеряла сознание, когда на гроб сына упал первый ком земли. Филипп поддержал ее. Тревор, Лаура и отец Говард стояли рядом и молча утирали слезы.
Джек всю дорогу плелся за ними следом, но наблюдал издали, из-за деревьев, рядом с оградой церковного кладбища. Увидев Мэри полубезумной, простоволосой, ее исхудавшее почерневшее лицо с ввалившимися глазами и слабые руки, совсем недавно излучавшие нежность и грацию, которые теперь были нервными и безжизненными, он не решился подойти, вспомнив все то, что говорил ей. Он почувствовал ужасную вину и раскаяние и шептал только:
--- Видит Бог, я этого не хотел!
Филипп силой увел Мэри от свежей могилы малютки Бэна, когда отец Говард закончил читать молитвы. Священник, потерявший племянника, с глазами, полными слез, напоследок погладил ее по плечу и сказал: «Господь забрал малыша, чтобы спасти. Если бы он вырос, то нагрешил бы так, что погибла бы душа его». Но женщина даже не взглянула на него. Понурясь, они с мужем медленно прошли по сырой от дождя земле между вековыми плитами.
Тревор и Лаура шли позади, и жена в какой-то момент прошептала:
--- Наша дочь осталась жива, несмотря на сонные капли, холод, и то, что вовремя я ее не покормила… Это – знак свыше, Бог оставил нам возможность искупления.
Тревор вздохнул и мрачно произнес:
--- Я прощаю тебя, и прощаю себя, но будущего у нас больше нет. Ты – не та женщина, которую я назвал своей женой. Но пелена иллюзий спала, и я ухожу.
Лаура зашлась от рыданий.
…
Филип не впустил Мэри в дом, оставив на крыльце у входа. И сказал только:
--- Уходи. Ты мне теперь никто.
--- Куда я пойду? – пролепетала Мэри обескровленными губами. - У меня никого нет!
--- Куда хочешь. Ты убила нашего ребенка.
Он захлопнул перед ней дверь.
Мэри, задыхаясь от горя, ничего не понимая, бродила весь остаток дня по улицам, пугая прохожих своим сумасшествием, а к вечеру вернулась на кладбище, легла рядом с могилкой сына и вконец потеряла сознание. Ночью она бы промерзла насквозь и наутро оказалась бы смертельно больна, но Джек, мучимый угрызениями совести, просидел весь день у кладбищенской ограды, скорбя и вздыхая, и увидел несчастную мать, решившую умереть на могиле своего ребенка.
Он подошел к ней, бережно, как хрупкий сосуд, как раненую голубку, поднял с земли и отнес в свою каморку на конюшню, положил на свою постель, укрыл одеялом, погладил кудряшки волос.
Она согрелась, открыла глаза и безучастно посмотрела на Джека.
--- Мэри, Мэри, - заговорил он, собравшись с духом, и взяв ее за руку. – Если можешь, прости… Я всегда любил тебя… и всегда понимал, что даже если бы волею своего отца ты стала моей женой, а не Филиппа, я не добился бы взаимности ни в любви, ни в дружбе, потому что гнусен я был для тебя и как человек, и как мужчина. Потому что унижал тебя…
Молодая женщина высвободила свою руку из его руки и, не имея сил повернуться на другой бок к стенке, снова закрыла глаза. Джек не знал, была ли она в сознании, и поняла ли то, что он ей сейчас сказал.
На следующее утро, оставив для нее свою еду рядом с постелью, он сходил на исповедь к отцу Говарду, и все следующие дни заботился о Мэри, как это было возможно.