Сказание о великом походе семерых к бугорку венеры

                ПРОЛОГ


День хвали вечером,
жен — на костре,
меч — после битвы,
дев — после свадьбы,
лед — если выдержит,
пиво — коль выпито.


Мужей не суди
за то, что может
с каждым свершиться.

Нет человека столько добродетельного, чтобы он совсем не имел пороков,
 и столь дурного и порочного, чтобы в нем не было ничего хорошего.

Старшая Эдда


             Внимай, читатель!

Семеро их было, и молоды они были. Свежи были их движения, задорны –  поступки и проступки, порывы – энергичны и деятельны. Звонки были их голоса, слова их были быстры. Они были сильны и не стеснялись напевать любимые мелодии – под настроение, прямо на улицах чужого города.

 Они были разные, как многогранники. Соприкасаясь вершинами, гранями и ребрами, стачивались  и обтачивались их сердца и души. А все же некоторые из них заняли чужое место и причинили своим случайным товарищам больше вреда, чем пользы.

Но им по девятнадцать-двадцать лет, и еще неведомо, что скоро изменятся правила провоза ручной клади из-за того, что два самолета влетели в два здания, а рухнуло еще и третье. Не знают они, насколько жестко обманывает их поколение их отцов, убеждая их своим казенным пустословием в незыблемости собственной власти и непогрешимости своей политики. Кое-кто из семерых уже знаком с эпитафиями Киплинга, но не представляет, насколько своевременными они окажутся через двадцать лет. Они, прямо в кинотеатре, вместе с другими зрителями, издеваются над инфернальным всадником из Сонной Лощины, испытывают потрясение как от игры актеров, показывающих «Красоту по-американски», так и от сюжета фильма, который вышел далеко за границы, установленные режиссером и сценаристом. Вот кто-то из них взобрался на стол во время новогодней вечеринки, присел и стал махать рукой под песню «The real Slim Shady». Кто-то завел подружку, кто-то все ищет высокой любви, не понимая, что любовь – ответственность и доверие. Все остальное – влюбленность, удовлетворение скоротечных желаний.

Вот эти молодые люди: Александр Беджет, Мазаль Тов, Фальстаф, ван Эйк, Медвежонок, Задира и Алан-э-Дейл. К чему тебе знать их настоящие имена? Это даже не люди – идеи. Как идеи – они реальны, как живые люди с душой – бессмертны.

Один из них рано покинет мир, оставив детей-сирот. Другой из ревностного патриота превратится в озлобленного эмигранта. Его же хитрость обличит его. Третий – линялый сокол – преуспеет. Четвертый всю жизнь будет метаться, изворачиваться, охотиться и залечивать раны, неумело скрывать свои подлинные чувства и мысли. У него будет везение, и, как у Цезаря и Наполеона, на которых он желал походить, оно, несвоевременно, закончится. Пятый, скопидом, любитель давать жизненные советы, разведется. Шестой пройдет извилистый путь, будучи уверенным в своей правоте. Седьмой, нерешительный, находясь на грани между двумя полюсами, седеющий при мысли о завтрашнем дне, прося подачки и мыкая горе, как бездомный нищий, в то время как сердце его исходит кровью, поведает о великом походе семерых к «Бугорку Венеры». 

Разные люди – разные судьбы – разные пути. Время от времени они будут встречаться и рассказывать о прожитых годах, достижениях и потерях, помогать друг другу и критиковать общих знакомых. У них будет время любить и время ненавидеть свою молодость. Цапля забвения, вьющаяся над миром, начнет постепенно, постоянно и последовательно обкрадывать их память, и только редкие встречи помогут им вспомнить о молодости, которую они, наедине с собой, любят и ненавидят. Хворые мыслями о достижении жизненных благ, они продолжат блуждать по вселенной и страдать худшей болезнью – недовольством своей судьбой.


                ДОСТОВЕРНАЯ ИНФОРМАЦИЯ — КЛЮЧ К ЭФФЕКТИВНЫМ РЕШЕНИЯМ


            Фальстаф поглощал пресную лепешку с жареным свиным мясом, перемешанным с дольками помидора и нарезанным брусочками картофелем, приправленными холодным соусом из йогурта, огурца и чеснока. Потом поддевал вилкой красные языки маринованного перца в масле, перекладывал их из банки на ломоть хлеба и уплетал. Раскрывал рот от удовольствия, вливал туда стакан пенящейся кока-колы. Черные зрачки его глаз блестели, смуглая кожа лица багровела от прилива крови, вызванного ощущением блаженства: скупой Стаффи (как называли его приятели) ел сегодня за счет товарищей. Каждый из них получил в тот день по восемьсот долларов.

Фальстаф насытился. С нехорошей, лживой улыбкой оглянул он своих сотрапезников и, ни к селу ни к городу, степенно, с паузами, молвил:

— Я слышал, "Венерин бугорок" отремонтировали. А давно мы там не были, ох, как давно.

— Не только отремонтировали, но и новых девушек на работу взяли. Все иностранцы только об этом и говорят. Только не "Венерин бугорок", а "Бугорок Венеры", — поправил его Алан-э-Дейл.

Фальстаф не любил, когда ему делали замечания или комментировали его слова.

— Эй, Алан, насколько я знаю — у тебя же, кажется, есть девушка из Восточной Европы? Ты же больше не пойдешь в подобное заведение, ты же ей не изменишь? Ведь у тебя – принципы? — весь вопрос так и отдавал ядом, а "кажется" он произнес с особенным удовольствием. Алан-э-Дейл красотой не блистал, харизмой не обладал, отношения с девушками завязывал с большим трудом. Тратил на них много денег, а взамен получал слова благодарности и вопросы типа "как думаешь, я нравлюсь твоему другу такому-то?". Таким образом, мечтая о любви до гроба в нежных объятиях любимой под песни Хулио Иглесиаса, Алан-э-Дейл довольствовался нахально раскрытыми ногами и вульгарными улыбками жриц любви в кварталах «красных фонарей».

— Эй, Стаффи, а у тебя, вообще, нет девушки. Насколько я знаю, — ответил ему вместо Алана-э-Дейла Задира. Он давно понял, что Фальстаф труслив и любит манипулировать прямодушными людьми. А Алан-э-Дейл в ту пору таким и являлся, (он еще не научился невовремя возвращать долги и закладывать золото жены). Вообще, Задира уважал Алана-э-Дейла за интеллект и усидчивость. А Фальстаф Алану-э-Дейлу завидовал, и Задира это знал:

— Так скажи нам, Стаффи, почему ты живешь за границей три года, и у тебя до сих пор нет серьезных отношений?

— И у тебя нет, — растерянно ухмыляясь,  исподлобья на Задиру Фальстаф.

— Ты прав, у меня тоже, — согласился Задира, — но это ты устроил побоище в музее из-за понравившейся тебе девушки и был бит. Это ты осуждаешь соотечественницу, которая  носит белые стринги под белой прозрачной юбкой. Это ты проповедовал на днях, что жена должна быть девственницей, а муж – муж должен иметь опыт. Не находишь ли в этом противоречия, Стаффи? Не лицемеришь ли?  Это ты корчишь из себя святошу и ханжу. А я, видишь ли – я не верю в любовь между женщиной и мужчиной, у меня подход утилитарный. Женщина, со временем, начинает тяготиться мужем, семейным бытом и хочет попробовать – какого это? –  побывать в объятиях накаченного мулата, университетского профессора или мужика-крестьянина? Понимаешь ли ты – я не верю в женскую верность! Как и в мужскую. Мы все – охотники. Ходоки и бабники! Кто – нет, тот – либо настоящий святой, либо – святая простота (Задира издевательски усмехнулся – вспомнил старушку, подкинувшую хворост в костер, на котором сжигали Яна Гуса). И я об этом открыто заявляю, не прячась за замшелую общественную мораль, цель которой – обеспечение спокойствия и равновесия. Но если бы блуд был нормой, то наказывали бы за воздержание. В том же обществе. Мне противно само это слово – общество!  Как назывался фильм, который мы недавно смотрели, ну, где играл Кевин Спейси? В общем, таково мое мнение на этот счет. А ты, любезный, просто скупишься угостить даму чашкой черного кофе. Ты не любишь тратить деньги на женщин. Я тебя понимаю. Но когда они достают свои кошельки, тогда ты начинаешь таять как кусок масла над чашкой горячего чая. А это никуда не годится.

На протяжении этого монолога Фальстаф пристально смотрел на Задиру, потом глаза его забегали. Страх перед более сильным и наглым сковал его мыслительную деятельность, и пока он соображал, слово взял Медвежонок:

— Бросьте, будет цапаться по пустячному поводу. Лучше скажите, сколько стоят бутылка пива и один танец в "Бугорке"?

— Три тысячи, по отдельности. Приватный танец — пять и больше, в зависимости... — ответил Фальстаф.

— Можно ли заняться с ними сексом? — продолжил расспрашивать Медвежонок, лихой боец на поле битвы с прекрасным полом. Первую половину дня он разглядывал фотографию своей невесты, а вторую половину посвящал службе Венере и Бахусу. Отваги ему было не занимать, но оскомину вызывала его неизменно провальная тактика.

— Нельзя, разумеется, — солидно произнес молчавший до сих пор ван Эйк, — это запрещено законом, столько живете в этой стране — до сих пор не знаете?

— Давайте сходим сегодня, — предложил Медвежонок, — оттянемся, взбодримся.

— Давайте, давайте, — раздались голоса поддержки.

— Учтите, в "Бугорке" любят накручивать счет, — сказал Мазаль Тов, — напьемся, а там пиши-пропало.

— Не накрутят, — возразил Алан-э-Дейл, — мы им не гастарбайтеры и не туристы.  Я лично буду отслеживать наши заказы.

— Герой, — похвалил его ван Эйк.

А хранящий молчание Александр Беджет одобрительно кивал головой, хотя взгляд его выражал удивление и нерешительность. Фальстаф влип в уголок зеленого, видавшего виды, дивана и задумчиво смотрел на шумящих парней – как легко, однако, управлять людьми! Все же, он был недоволен  – с такими примитивными личностями никакого личного роста!

                ПЕРЕД ПОХОДОМ.
                СБОР НА УЛИЦЕ АВЛИДЫ

Эта радостная толкотня, в предвкушении, – из душа в комнату, из комнаты в зал, из зала на балкон – покурить, степенное передвижение «ветеранов», деловая суматоха «первопоходников»:

 – Алан-э-Дейл, у тебя «Хьюго Босс» или «Версаче»? Дай побрызгать!

 – У него «Версаче», Медвежонок, – отвечает Мазаль Тов вместо Алана-э-Дейла, – «Хьюго Босс» – у ван Эйка.

 – У меня «Версаче», – услужливо и, одновременно, – озабоченно уточняет Александр Беджет.

 – Живем, ребята!

– Что еще, Задира? – недовольно-пренебрежительный вопрос  Фальстафа.

– Я нашел  тридцать тысяч в кармане куртки! Целых тридцать тысяч! С прошлого месяца!


 – Ребята, как вам мой костюм?

 – Отличный костюм, – редчайший случай, когда Фальтаф не проливает свой яд в адрес Алана-э-Дейла,  – а сколько ты заплатил за галстук? Классный очень…

 – Это подарок Александра Беджета и ван Эйка, когда они ездили в Германию и Италию.

 – Товарищи, у Мазаль Това нет костюма! Что будем делать?

 – У меня есть, – Александр Беджет простирает дружественную руку и преподносит Мазаль Тову свой светлый костюм в полоску.
Все бы хорошо, и костюм – дорогой, только Александр Беджет полноват, а Мазаль Тов худощав. Он чувствует себя некомфортно в дорогом костюме – вдруг его владелец что-то попросит в будущем за подобную услугу? Скажем – постоять в очереди для получения какого-нибудь документа? Да и великоват костюм. Но ребята утешают: «Нормально все», с джинсами сочетается, да и кто в полутьме будет пялиться на твой костюм, когда вокруг пилона извиваются десятки свежих соблазнительных женских тел?

 – Я заказал такси, поторапливайтесь!

 – Мы еще не собрались, Алан-э-Дейл! Кто тебя просил торопиться?

 – Эй, Медвежонок, не дерзи человеку, заставившему нас мыть за собой посуду, – полушутя делает замечание Мазаль Тов.

 – А ты, специалист по английской филологии, вспомни Шекспира, – парировал Медвежонок, – как бы тебе не бегать, преследуемым медведем.

– Если бы кто дал мне сто тысяч американских долларов, а я взамен должен был бы отсидеть в тюрьме лет десять, я бы отсидел.

 – Нет, Задира, много. Не такие большие деньги. Хотя бы тысяч двести или триста.

 – Сразу – миллион, Медвежонок, сразу.

«С кем я снимаю квартиру…», – думал Алан-э-Дейл, – «о чем говорить с этими людьми. А ведь я раньше считал, что криминальные понятия проникли лишь в конкретные слои общества. Ошибался страшно…».


Медвежонок, Александр Беджет, Задира и Фальстаф – как четыре сына Аймона на коне Баярте - разместились в первом такси. Алан-э-Дейл, ван Эйк и Мазаль Тов – во втором. Мазаль Тов щеголяет в костюме Александра Беджета. Это – жертва. Они – не друзья. Просто, независимо от своего желания, оказались в одном месте, как любит приговаривать Фальстаф. Умный парень, но самонадеянный, озлобленный, ограниченный и завистливый. К тому же  - бестактный. Любит комментировать методы воспитания чужих родителей, вычислять – у кого какая жена будет в будущем. Интересно, знает ли он о том, какая семейная будущность ждет его самого?