Об изощрённых графоманах

Распространено мнение, что подлинность поэта легко определить по одному простому признаку: в его поэзии невозможно заменить ни одной буквы, ни одного знака препинания, ни одной паузы, чтобы не разрушить мысль, образ и мелодию стихотворения. Тогда как у графоманов, включая изощрённых (о них речь пойдёт чуть позже), замене может подлежать не только слово, но строка, строфа или строфы.
Увы, этот метод обнаружения с неменьшим успехом применим и к эпигонам. Я бы сказала, что не каждый эпигон является графоманом, но каждый графоман является эпигоном.
К сожалению, даже у очень талантливых и даже великих поэтов много не то что неудачных, а просто плохих строчек. Их можно не то что исправить и заменить, но и выбросить вообще безо всякого ущерба. Например, Пастернак, о плохих стихах которого написано довольно много статей самыми разными специалистами в области филологии и лингвистики.
Так как же неискушённому читателю определить, с чем или с кем он столкнулся на литературном поприще? К сожалению, вынуждена вас огорчить: неискушённому читателю сделать это крайне сложно, потому что и опытные специалисты подчас бывают введены в заблуждение при встрече с эволюционирующей графоманией.
В этой статье мы проведём экспресс-анализ чрезвычайно токсичного для литературы вида: “изощрённый графоман”. И начнём мы с определения графомании, чтобы освежить память и правильно расставить акценты в дальнейшем.
;Графомания – это психическая патология, основным признаком которой является не столько суперплодовитость, как принято считать, а бредовая идея-фикс собственной исключительности и “великости”. Наряду с графоманией, страдающий этим тяжёлым, подчеркнём, недугом часто имеет и другие психические отклонения: маниакально-депрессивный психоз, шизофрению, психопатию, паранойю. В последнем случае с графоманией рука об руку идёт кверулянтство – непреодолимая сутяжническая деятельность, выражающаяся в борьбе за свои права и ущемлённые интересы (зачастую мнимые или преувеличенные). Причину возникновения графомании некоторые исследователи находят в заниженной самооценке, асоциальности, неуверенности в себе, стремлении к мудрствованию и в гиперкомпенсации комплекса неполноценности у больного.
Кандидат педагогических наук, литературный критик Щербинина Ю.В. пишет об этом так:
“Кроме того, «графомания – это не мания создания формы, а мания навязывания себя другим. Наиболее гротескный вариант воли к власти». Справедливое и важное уточнение Милана Кундеры позволяет говорить о том, что графомания и талант – отнюдь не взаимоисключающие понятия. Ибо «воля к власти» есть и у одаренного сочинителя, и у литературного бездаря, одержимого бесом писательства.
В России же все осложняется еще и тем, что графомания имеет давний и прочный метафизический статус «высокодуховной болезни», национального ментального комплекса и маркера интеллектуальности. В нашем сознании понятие графомании подразумевает хотя и скрытые, но отчетливо позитивные коннотации; под бесплодное сочинительство подведена мощная эстетико-философская платформа. И даже иронизируя над капитаном Лебядкиным, мы сочувствуем Макару Девушкину, который тешился надеждой выбиться из нищеты, усовершенствовав свой литературный стиль. Так сама внутренняя форма слова незаметно подверглась каламбурному переосмыслению: мания сочинительства оказывается тесно сопряжена с манией «графства» – сановности, статусности и состоятельности Человека Пишущего.
Очень хорошо об этом сказано в книге С. Бойм «Общие места. Мифология повседневной жизни»: «В России графомания, писательское недержание – это массовое осложнение от высокой болезни литературы. Выражается она не просто в желании писать, но и в желании быть ЛИТЕРАТОРОМ. Героическое жизнетворчество писателя, соперника вождей, вдохновляет графомана не меньше, чем сам акт письма <…> Графомания – это одновременно мания писания и мания величия».
Таким образом, дискурс графомании изначально пронизан мифотворчеством: «муки текстопорождения», «непонимание толпы», «богоизбранность и одиночество гения» – штампы саморефлексии графомана неизменны. Однако механизмы и стратегии существования графомании все же эволюционируют с течением времени.”

Обратимся к практике и посмотрим, по каким признакам (симптомам) можно с высокой долей вероятности вычислить графомана и обыкновенного, и эволюционирующего.

Примечание. Я отказалась от использования слова “графон” по причине того, что “графон” – это устойчивый филологический термин. Он означает передачу произношения героев или их состояния средствами графики и орфографии: сплошными прописными буквами, курсивом, искажением (пелестрадал – у Толстого в «Анне Карениной»).

1. Произведения лишены художественной и духовной ценности;
2. Не терпит критики;
3. Любит привлекать к себе внимание всеми доступными средствами, будь то “плакательные” или эпатажные тексты, выступления на публике, бесчисленные фотографии и видео в соцсетях, театральность, красочные обложки, хлёсткие названия, тиражи, появления в СМИ, и т.п. и т.д.
4. Эпигонство, навязчивое повторение одних и тех же образов без попытки нового их осмысления, неспособность идти прогрессивным путём;
5. Литературный карьеризм;
6. Похвальба публикациями, знакомствами, вхожестью в литтусовки;
7. В текстах часто сыплет цитатами, аллюзиями (подчас на грани плагиата), отсылками, чтобы таким образом отвлечь внимания читателя от поэтической несостоятельности своего произведения;
8. Нужен непрерывный успех и восхваление его мнимых талантов, иначе он опускает руки и впадает в депрессию:
9. Во всех видит конкурентов, подозрителен, завистлив, злопамятен, труслив, мстителен;
10. Не переносит настоящих, выдающихся поэтов и в то же время старается втереться к ним в доверие, держаться поблизости. Графоман – обезьяна поэта, он внимательно следит за поведением и речью своих даровитых соперников, подражая им в высказываниях и в поведении так, словно пытается облечься в “шкуру” подлинного таланта;
11. Избегает самоиронии;
12. Чрезмерно плодовит.

Мне могут возразить, что сейчас все хвастаются в соцсетях своими достижениями. Так-то оно так, но графоман подвержен самолюбованию СВЕРХ всякой меры, и вы довольно скоро заметите эту его привычку, если за ним понаблюдаете.
Почему чрезмерную плодовитость я поставила на последнее место, мы рассмотрим в следующей части нашего исследования, а пока – примеры.

Первым делом рекомендую прочитать непревзойдённую по остроумию статью В. Ходасевича о поэтических графоманах.
Здесь мы приведём небольшой отрывок из её текста:
“Предел этого своеобразного почитания Пушкина достигнут, однако, в книжке, которая, прямо скажу, составляет перл моей коллекции. Она выпущена в 1927 году в Софии. Автор её, Виктор Колосовский, прямо заявляет, что в него вселился дух Пушкина. На обложке и обозначено: «В. Колосовский — А.С. Пушкин». В книжечке всего 16 страниц — она содержит первую главу из «Истории мира в стихах».
Я долго думать-то не стану,
И Исторью мира напишу,
Оставьте вы читать Татьяну,
Внимайте этому, прошу!
Итак, я начинаю вновь
Писать для будущих веков.
Да вы же помните меня,
Мои милые друзья.
Я откровенный человек:
Я здесь живу уж второй век.
Итак, я напишу сейчас
И о том, что ожидает вас.
Конечно, это надо знать,
А потому решил я написать.

Дело начинается с сотворения мира, Адама и Евы. Адам и Ева жили в раю, а Бог на небе. Когда же Господь вздумал их навестить и полетел в рай, поручив наблюдение за небом Аврааму, то Он застал такую картину:
Адам занялся здесь делами,
Уже расстался с волосами,
И новый мир себе завёл.
Вокруг него народу кучи,
А над ним повисли тучи,
А Ева царицею сидит
И ни с кем не хочет говорить.
Уже и стража есть в (sic!) Адама,
И себе он выстроил дворец.
И что же получилось, наконец?
Говорит Богу эта дама:
«Мой муж царём, Адам,
А я царицею сижу,
Ты зачем явился к нам?»

Дальнейшая неразбериха не стоит пересказа: достаточно указать, например, что, разочаровавшись в Адаме, Бог сотворил Авеля и дал ему в жены троицу: Веру, Надежду и Любовь. Адам между тем царствовал.
Но скоро смерть его постигла.
Тому уж много, много дней,
Как его Ева схоронила
(В степу неведомом, глухом,
Под зелёным лопухом).

Поэма снабжена примечаниями, не менее разительными, чем самый текст. Так, к слову Татьяна — пояснено: «Татьяна, имя, которое часто упоминается в моём сочинении «Евгений Онегин». К слову лопух: «Лопух, растение с большими листьями».”

Ещё один яркий пример графомании – граф Дмитрий Иванович Хвостов, имя которого попало в знаменитую Пушкинскую поэму «Медный всадник»:
“…Граф Хвостов,
Поэт, любимый небесами,
Уж пел бессмертными стихами
Несчастье невских берегов.”

А бессмертные стихи эти были таковы:
“…Свирепствовал Борей,
И сколько в этот день погибло лошадей!…
Под вётлами валялось много крав,
Лежали они ноги кверху вздрав…”
(“Кравы” – это коровы по-церковнославянски, “высокий штиль”.)

И ещё такие строки принадлежат неутомимому перу Хвостова:
Пузырь как ни надуй, но все он будет пуст,
И выйдет пустота из пузыревых уст.
Пускай червяк браздою
Кидает свет, ползя,
Однако ведь нельзя
Его назвать звездою.
Подобно так нельзя почесть за ум
Блистательны слова без важных дум.

Постмодернизм, короче:
Жил на свете таракан,
Таракан от детства,
И потом попал в стакан
Полный мухоедства …
:))

...Окончание статьи получилось менее весёлым. Достаточно вспомнить, что помимо медикаментозного и психотерапевтического лечения, в некоторых источниках в качестве наиболее надёжного и проверенного метода исцеления от графомании рекомендуется лоботомия, т.е. иссечение лобных долей мозга.

Сравним два подвида: графоман обыкновенный и “эволюционирующий” (изощрённый). И начнём мы с того самого последнего пункта о пресловутой плодовитости.
Ура Интернету – изощрённому графоману стало много проще скрываться в гуще литературного сообщества. Зачем плодить тексты, если можно их бесконечно, бесконтрольно переписывать (не путать с редактированием!) и заново публиковать? Опубликовав, выждать какое-то время, удалить и … снова публиковать, ведь графоману важен не его текст, а происходящее ВОКРУГ его текста. Ещё один, не менее изобретательный способ: гнать строку эпосами, поэмами или запутанными текстами длиной в страницы.
Остальные пункты, как правило, подходят обоим подвидам, но изощрённый графоман изворотлив и умело приспосабливается к меняющимся условиям существования. Например, он вполне может научиться иронизировать над собой на публике.
Если родители не наградили его звучным именем, он возьмёт громкий  псевдоним. В случае привлекательного ФИО, графоман станет напоминать о нём публике при любом удобном случае. Сейчас, когда культура становится (если уже полностью не стала) монетизированной и на каждом шагу “Фесты”, “Фестивали” и прочие “поэтические” шоу, он чувствует себя как рыба в воде.
 
Будьте внимательны! Подлинный поэт пишет ради поэзии, и чем глубже становится его неразрывная мистическая связь с ней, тем дальше он уходит от собственного “я” и от любой шумихи. О мистике в поэзии мы ещё поговорим, но в другой публикации.

Обычный графоман лепит ахинею с массой стилистических и речевых ошибок, а изощрённый подчас выверяет каждую букву.
Изощрённый способен не только написать одно или даже несколько стихотворений с признаками поэзии, – ему по силам сформировать некую псевдопоэтическую систему по аналогии, например, с Блоком и его Прекрасной Дамой. Бездарно копируя великое, первое (но не обязательное), к чему приступает изощрённый графоман, это составление “словаря” псевдопоэтической лексики. Он выбирает слова, которые звучат “поэтично” и часто используются классиками. Например: небо, печаль, заря, ветер, крылья, дождь, музыка, свет, тьма, сны, звезда, тишина, волны, дрожит, слеза, снег, шёпот, купола, колокола и пр. в том же духе. Остаётся, скопировав интонацию какого-нибудь мастера, сложить их в нечто сентиментальное и банальное, можно с акцентом на своём одиночестве и несчастности, и – крибли крабли бумс! – публика, в особенности наши сострадательные и добросердечные женщины, готовы носить на руках “печального гения”. Впрочем, время в помощь тем, кто желает определить относится ли его кумир к одному из разбираемых здесь подвидам: время – злейший враг любого графомана, потому что рано или поздно оно обнажает его поэтическую несостоятельность.

Из диалогов с графоманами:
1
- Вы подло украли мою личную оригинальную рифму!
- Это какую?
- Роща-на ощупь. А ещё вы украли мои лирические образы: “снег” и “тишина”! Я выстрадал их!!!
2
- Вчера на меня свалилось несчастье! Мой телефон самопроизвольно обновился, и я потерял текст своего нового стихотворения. Я (sic!)со слезами восстанавливал его по крупицам, не помня себя от горя!

Изощрённого графомана нелегко определить, потому что у него есть определённая культурная подготовка и хитроумие, несмотря на низкий уровень поэтического дарования или полное его отсутствие. Что делать такому стихотворцу, чтобы привлечь к себе внимание и притупить своё ненасытное тщеславие? Допустим, он не хочет или не способен составить “словарь” и не собирается “давить на жалость”, справедливо считая этот приём устаревшим и легко распознаваемым. В этом случае на помощь приходит “стаффаж”.

Здесь нужно кратко объяснить, что я называю “стаффажем” и чем он отличается от орнаментальной лирики.
Стаффаж – понятие из живописи, «второстепенные элементы композиции, создающие фон, окружение, среду для основных фигур и подчёркивающие их значение, обогащающие сюжет дополнительными нюансами, сценами, эпизодами» (Власов В.Г.).
Орнаментальная лирика – та, где сюжет уходит на второй план или вообще отсутствует и наибольшее значение приобретают образы, ассоциации, метафоры, ощущения, повторения и т.п. Композиционно такая лирика строится на прочной взаимосвязи всего перечисленного. Примеры: Юрий Казарин, Сергей Шестаков, Сергей Пагын, Василий Нацентов
Орнаментальная поэзия в отдельных случаях может переплетаться с филологической – пример: Евгений Чигрин.

Представьте себе заурядный текст, написанный с неплохими рифмами и строгим размером. В тексте есть сюжет, впрочем, сам по себе ничем не выдающийся и вторичный. Графоман открывает “пособие по изощрённости” и достаёт из него стаффаж с богатым арсеналом разного рода “примочек”: рифмы сделать вычурными и эпатажными – 1; наполнить текст “драйвом” и пафосом – 2; вывихнуть мозг, но ввернуть хотя бы пару строк поэзии в виде удачной метафоры, потому что на большее он не способен – 3; придумать свою “визитку” (вместо авторского почерка), переходящую из текста в текст – 4. Этими четырьмя пунктами список, конечно, не ограничивается.

Орнаментальная лирика отличается от графоманской подделки духовностью, пронзительной глубиной мысли, смысловой (и/или сюжетной) УНИКАЛЬНОСТЬЮ вкупе с виртуозными, а главное – САМОБЫТНЫМИ стаффажными приёмами, позволяющими ей как угодно играть образами, смыслами и словами.
Если вы очистите графоманский текст от его поверхностных и без особого труда различимых “украшений”, он окажется самодостаточным, тусклым и пресным, тогда как настоящая орнаментальная лирика пишется и воспринимается как ЕДИНЫЙ поэтический организм.
“Визиткой” может стать любой фокус – всё зависит от “артиста”. Один придумает акцент на социальности, другой – на архаике или, наоборот, на “прекрасном далёко”, третий – на сценичности, четвёртый – на проблемах детства или старости, на патриотизме и т.д., многое диктует конъюнктура.

Но вот загвоздка: мы знаем немало поэтов крепкого среднего уровня, пишущих добротно как раз именно такие “стаффажные” стихи. Что ж, здесь нам поможет внимательное наблюдение за поведением пишущего и тщательное исследование его лирики. Если “вынырнув”, вы отчасти испытали какое-то удовольствие от самого процесса чтения, но отдышавшись на берегу не ощутили ровным счётом НИЧЕГО, запомните свои ощущения и сравните их с чувством от прочтения текстов, в непричастности к графомании которых вы абсолютно уверены. Поскольку как бы ни изощрялся графоман, он зауряден и вторичен, а потому не способен ни на какие поэтические и философские открытия. Если же к отсутствию послевкусия или отчётливо неприятному его оттенку прибавятся поведенческие признаки графомана, у вас есть веские основания довериться вашим интеллекту и интуиции…
Однако, не спешите навешивать ярлыки на ваших знакомых – эволюционирующего графомана можно опознать с высокой степенью вероятности лишь по СОВОКУПНОСТИ признаков, основными из которых являются мания величия, самолюбование, литературный карьеризм и хорошо “загримированные” тексты, при скрупулёзном рассмотрении не представляющие собой никакой или почти никакой духовной и художественной ценности.

К слову: однажды мой знакомый, без преувеличения известный поэт – около десятка книг, несметно рецензий и интервью, более шестидесяти публикаций в ЖЗ – в привате попросил меня поставить лайк его новой публикации. Я удивилась, но поставила. Спустя короткое время эти приватные обращения и мои ответные лайки стали привычным делом, пока я не перестала заходить в личные сообщения. Рассказываю об этом потому, что на лицо тревожный признак превращения в графомана человека, чей поэтический талант не подлежит сомнению. В преклонные годы, к сожалению, подобное случается нередко – дорогие поэты, берегите себя!

В современной психотерапии распространена сомнительная практика предлагать пациентам “проговаривать” свои проблемы в стихотворной форме. Вроде бы всё ничего – больной начинает сублимировать нездоровые переживания в стихи и некоторое время получает утешение и пользу от самого процесса. Но мы помним, что среди значений слова “сублимация” есть и такое: “возносить, возводить низшее к высшему, культивировать”. Рано или поздно пациента перестаёт устраивать чтение его стихов лечащим врачом, и тогда на сцену выходят родные и близкие, а после них – Интернет: Стихи.ру и соцсети. Получается, что вместо излечения, психотерапевт ограничивается перенаправлением нездоровой психической энергии пациента в иное русло, а мы с вами получаем свежеиспечённого “участника литпроцесса”, который делится с читателем  своими психозами. Самое печальное, что в такой ситуации больной как правило добавляет ещё один пункт в свою историю болезни, потому что довольно скоро становится зависим от “сублимации” и получает от неё значительное удовольствие. Понятно, что процесс превращения “психотерапевтического поэта” в графомана – вопрос лишь времени.

Вы, наверное, замечали, что графоманы обычно держатся стаями. Это обусловлено их трусостью, а также природой маниакальных психических заболеваний: таких людей буквально притягивает друг к другу. Графоман, занимающий более-менее высокую должность в литературном мире, осознанно или подсознательно, но непременно подберёт окружение из себе подобных и, если возникнет необходимость найти преемника, выберет его из “своих”.

Соцсети и сайты с общим доступом к публикации немало способствуют развитию графоманских наклонностей, когда человек становится заложником количества лайков, репостов,  подписок, рейтингов и читателей.

Так или иначе сегодня существует высокая вероятность обнаружить изощрённых графоманов в жюри самых престижных литературных конкурсов, в редакциях уважаемых журналов, в правлении разного рода профессиональных лит. союзов и объединений, среди культурологов, в издательской и интернет индустрии.
Стоит отметить, что в некоторых случаях больной человек не осознаёт своего бедственного положения и пребывает в болезненном плену собственных иллюзий. И лишь одно не вызывает сомнений: любая графомания не имеет ни малейшего отношения к поэзии, развращая, засоряя разум читателя и наполняя его интеллектуальной псевдолитературной жвачкой.