Воскресший муж вдовы Екатерины

                ВОСКРЕСШИЙ МУЖ  ВДОВЫ ЕКАТЕРИНЫ
            Эссе на тему психологии власти и политической шизофрении

       Императрица Всероссийская Екатерина II Великая    почти всю  жизнь де-факто и де-юре  была  завидной порфироносной  вдовой-правительницей. 
       Завидной вдовой, по  её  же тайному и страстному  желанию, ей помогли стать, придворные гвардейцы-клятвопреступники, её лихие фавориты, на всё готовые  послушные любовники. Внезапная смерть дочери Петра Великого, императрицы Елизаветы Петровны в 1761 году  развязала руки вчерашней  скромнице  и благовоспитанной   невестке Екатерине Алексеевне и открыла ей дорогу к власти, на пути к  которой стоял «глубоко нелюбезный её  сердцу законный супруг», отец нелюбимого ею сына Павла.
      Когда в 1762 году в  Ропше  гвардейцами-заговорщиками  злодейски был  убит её венценосный муж, Екатерине исполнилось всего 33 года, настоящая жизнь для  молодой и богато одарённой   женщины  только начиналась.
     До нашего времени дошло чудом сохранившееся "покаянное" письмо  убийцы императора Алексея Орлова, в котором есть такие
ключевые слова её неистового любовника: «Матушка, милостивыя государыня. Матушка! Готов идти на смерть, но сам не знаю, как эта беда случилась. /.../  Не помню, что и делали, но мы все до одного  виноваты, достойны казни. Помилуй меня хоть для брата. Повинную тебе принёс,  и допрашивать нечего».
     Неясная тайна переворота «28 июня 1762  года» и смерти  императора Петра III при официальной   версии  о смерти его в 34 года от "геморроидальной колики" явилась хорошей почвой для скорого появления в России в эпоху Просвещения большого числа   самозванцев, принявших имя  Петра III.  (Казимир  Валишевский) 
       Клио, муза Истории, зло подшутила над  властолюбивой и тщеславной румянощёкой немецкой принцессой.  Дав  ей неограниченную власть над многими народами и огромной территорией, она  сделала вдовствующую  императрицу Екатерину II женой сразу  40   живых мужей в образе убитого гвардейцами и чудом воскресшего  несчастного императора Петра III Федоровича. Такого феномена «многомужества» мировая история ещё не знала ни при  жизни капризной красавицы  царицы Савской, ни при знойной царице Клеопатре.
      В  отношении царей-самозванцев  и «державных чудом спасшихся мужей»  наша страна оказалась первой и до сих пор непревзойдённой. Удивительно ещё и то, что  самым ярким и оригинальным  мужем среди сорока воскресших императоров-мужей  44-летней вдовы Екатерины, государыни Матушки   в образе царя-батюшки  Петра III стал  неграмотный донской казак Емельян  Пугачев.
        Удивительное дело — быть вдовой, беспечно   тешиться любовными играми  с  юными и зрелыми фаворитами, бравыми гвардейцами-богатырями  и вдруг узнавать, что твой покойный муж воскрес,  как семидневный смердящий праведный Лазарь, вышел из гроба-пещеры на  свет Божий, и стал нагло и открыто предъявлять свои  супружеские права. А заодно претендовать на  свою   утраченную  по принуждению,    императорскую власть.
       Мало этого, всякими прельстительными посулами, хитростью и обманом   собрал на Волге и Яике шайку  «всякой сволочи» из  беглых солдат,  бродяг,  воров, грабителей   и объявил тебе, царствующей вдове-жене,  и твоей империи  гражданскую  войну.
     «Воскресший» муж оказался для царствующей вдовы  страшнее турецкого султана и всех внешних опасностей вместе взятых. Личный, внутренний  враг стократ опаснее для правителя страны, нежели враг внешний. В России для любого правителя  личный враг   (соперник) страшнее врага политического, идейного. 
       Донской казак Емельян Пугачёв был  опаснее турецкого султана — он не только претендовал на царский престол, но он ещё  являлся   и общественным политическим  изобличителем женщины, совершившей руками любовников дворцовый переворот через  убиение своего  ненавистного и нелюбимого царственного  супруга. Пугачёв в лице  чудом спасшегося императора Петра III Федоровича, стал для Екатерины Божьим попущением и одновременно, её стыдом и позором.
       Ведь в глазах народных масс «анператор» Петр Федорович выглядел героем и мучеником, пострадавшим от   коварной, неверной  и хитрой жены. Пугачёв  стал личным врагом Екатерины как женщины и как императрицы, когда объявил  себя всему миру её «законным  супругом». Самозванный муж в лице «злодея и степного зверя» Пугачева был  кошмарной реальностью, вторым  дурным сном вдовы Екатерины и    зловещим антиподом всех героев её  героических трагедий, пьес нравоучительного и  сатирического характера. В  глазах Пугачёв  выглядел как  самый наглый обманщик из всех известных миру наглых обманщиков, который не должен иметь своего имени и своего места в истории. «Степной зверь» и его «Разбойничья партия» были изъяты  ею из исторической памяти  эпохи  Просвещения, в  том числе  и в «Записках касательно российской истории»,  написанных ею специально  для  внуков Александра и Константина, воспитанием которых до семи лет царица занималась лично.
      В своих исторических записках она категорически  исключала историю смут и нестроений, социальных катастроф и разрушений, полагая, что её наследники найдут  более надежные средства  для  недопущения бунтов и революций.   
         Екатерина Великая как автор  исторических пьес «Из жизни Рюрика», и  «Начальное управление Олега» считала, что великую историю великих империй  пишут  не  народы, не чернь и не смутьяны, а  демиурги, «культурные герои», цари и полководцы.
      Не нашлось Пугачёву места и  в литературном творчестве императрицы. Из всех известных   политических смутьянов, фокусников, шулеров, шпионов  и масонов  своего времени она уделила внимание только графу Калиостро в своей  комедии  «Обманщик», где выводит Калиостро под именем «Калифалк-жерстона».(1)
       Казак Емельян Пугачёв для  деловой и прагматичной Екатерины II являлся  не просто бунтовщиком-обманщиком  и  обольстителем грубой дикой черни, а  вполне реальным кошмаром окружающей реальности с её пасторальным романтизмом под Созвездием топора и  плахи, вторым её жутким сном во сне и наяву.
        Первым же  её  кошмарным   сном, реальной фантасмагорией    на тему борьбы за власть стал её визит к Шлиссельбургскому узнику «Иванушке» (бывшему императору Ивану  VI), к несчастной и невинной жертве дворцового переворота весёлой  царевны Елизаветы Петровны в ночь с 24 на 25 ноября 1741 года. После своего неблагоразумного визита в Шлиссельбургскую крепость к заключённому экс-императору Ивану Антоновичу, она зареклась вообще  ходить по тюрьмам и госпиталям, где лежат изуродованные войной солдаты. (2)
      Почему Екатерина не пожелала лично поговорить со  злодеем Пугачёвым, своим самозванным мужем возмутившего  почти на три года всю юго-восточную  часть империи, вполне объяснимо. Что ни  говори в пользу величия Российской империи, «пугачёвщина» и связанное с ней насилие и поветрие  самозванства –это черное  постыдное пятно на  «золотой эпохе» её правления.
    Личное свидание с Пугачёвым стало бы для неё   унижением  на виду  у  сановников  и существенно  умалило бы её  имперское величие в глазах потомков.  Самозванец казни не боялся, а вот Екатерина Алексеевна боялась прижизненных разоблачений, больше,  чем  суда небесного, но более всего  —  суда Истории.
       Императрица понимала, кто она на самом деле  и каким неправедным путём и с помощью кого  она достигла  высшей власти. И в то же время  де-факто  она была  императрицей эпохи Просвещения, а посему смиренно начертала  на смертном приговоре: «В теперешнем случае  казнь нужна, по несчастию, для блага империи».
        Никто до сих пор не в состоянии узнать, какие чувства  обуревали эту страстную, честолюбивую   просвещённую женщину за всё время Пугачевского бунта, вплоть до самой казни  самозванца в Москве на Болотной площади. Никто не знает, что двигало ею, когда она  выносила свой приговор своему «самозванному супругу и злодею» задолго до решения суда  под председательством   князя Александра Вяземского  и до окончательного разгрома бунта.
     В ходе допросов   Пугачева, во время следствия и проведения судебного процесса,  Екатерина посылала судьям через князя Михаила  Волконского   свои письменные указания и  свои  личные вопросы  к дерзкому государственному преступнику, но потом эти письма-вопросники были тщательно изъяты из  всех архивов. В том числе из архива Министерства иностранных дел Российской империи ( РГАДА), документами которого, с  разрешения императора Николая I Павловича, пользовался А.С. Пушкин во время написания своей «Истории Пугачева», переименованной по воле Главного цензора страны  на   «Историю  Пугачевского бунта", ибо по его словам «у бунтовщиков и смутьянов истории  не бывает».
       Великому поэту и замечательному прозаику-историку удалось из некоторых вопросов судей определить авторство императрицы, услышать  как бы голос самой государыни. Среди таких вопросов был и такой: «Каким образом ты, злодей, правил бы империей, будучи неграмотным и тёмным мужиком?» И на него был ответ: «Обзавёлся бы грамотными советниками и умными министрами, из  немцев здесь живущими. Поступал и правил  бы царством  по справедливости. А немного погодя  посадил бы на  царский трон законного наследника царевича Павла Петровича, а сам бы  зделался  атаманом Войска Донского». Такой ответ был не в пользу Екатерины. В «Казачьей, народной  империи» Емельяна Пугачёва  ей   места не находилось. И она это прекрасно осознавала.
      Из материалов  следственного дела императрица уже знала многое о моральном облике этого «Степного Зверя», о его  незаконных женитьбах при живой венчанной жене, о его походном «гареме» из дворянских жен и дочерей. Екатерину как женщину, как драматурга и  писательницу, глубоко потрясла    трагедия Татьяны Харловой — дочери коменданта Елагина, жены майора Харлова. «Капитанская дочка» против воли стала  любовницей Пугачева, который убил самых близких ей людей: отца и мужа.  Через месяц сподвижники Пугачёва выкинут её из обоза Пугачева вместе  с 11-летним  братиком Ваней,  пристрелят (тяжело ранят) у придорожных кустов, где  их и обнаружат позднее проезжие люди  замерзшими  в смертельных объятиях.
        Дворян казаки-мятежники   уничтожали под корень (как и большевики в XX веке) по принципу монголов  у врагов вырезать всех, кто выше колеса арбы. Захватив Саранск, он, будучи «в силе и славе», отправил на виселицу 62 пленных дворян,    не пожалел даже воеводскую вдову Авдотью Каменецкую, которая устроила ему и его шайке пир. А посему вопрос Екатерины, переданный ею через  судей Пугачёву, о том, чтобы он сделал бы с царствующей государыней-императрицей в результате своей победы, был вопросом риторическим и сугубо женским. Ответ Пугачёва тоже был неубедителен и туманен: «Господь Бог вразумил бы  меня,  может  всё  разрешилось бы полюбовно».
      Конечно же, императрица   не поверила   ни одному слову Пугачёва, ибо история не знает оптимизма, а власть — милосердия к падшим врагам.
      Правители предпочитают быть в силе  и в могуществе здесь и сейчас, и  всячески  спешат отправить в мир иной своих потенциальных соперников, тайных   и явных врагов. Лучше  вершить свой суд здесь на земле, чем  быть одним из судей Небесного   суда, по эгидою  Судьи Верховного.  Мирской суд и смертная казнь здесь страшит больше, чем гипотетический Ад, смерть многих людей делает атеистами-реалистами. Политическая шизофрения начинается с мании величия и больных амбиций, с нездорового гедонизма и разврата, с жгучей жалости к самому и/или  самой себе, а завершается тотальным равнодушием к чужим жизням и к слезе невинного ребёнка, ибо  всё  должно делаться любой ценой и  только во  благо империи.
        Очень жалко несчастного экс-императора Ивана Антоновича ещё младенчиком посаженного в  самую страшную тюрьму империи, но себя жальчее всех, а  существенно улучшить содержание принца-узника, заменить  ему тюрьму  тобольской ссылкой, увы, не в интересах Империи.  Доброй и весёлой была императрицей Елизавета Петровна, отменила в стране  смертную казнь, несколько смягчила телесные наказания, а вот над  узником-младенчиком Иванушкой  не сжалилась.
       Всё, что творилось в Золотой век Екатерины с его просвещённым  крепостным правом, самозванством, смутой   и  пугачёвщиной, и всё то,  что происходит сегодня в мире  на наших глазах,  лишнее подтверждение старой истины: никакой страшный сон не сравнится с имперской реальностью.
       В самом Е.И. Пугачёве и в его казацком окружении мы  видим ту же самые природу и психологию власти,  характерную для  времён палеолита  — сочетание дикой анархии  и необузданного насилия, слепого разрушения всех  жизненных устоев, морали  и нравственности ради  собственной  корысти и своего благополучия за счёт страдания других.
    Не сжалилась Екатерина Великая и над женщинами Пугачёва, а их «царицок», кроме двух «законных жен», у него  было множество. Власть в лице Екатерины не пощадит ни «царского тестя», ни царицу-казачку Устинью, виновной в убийстве Татьяны Харловой, которая стала прообразом Маши   Мироновой из «Капитанской дочки» А.С. Пушкина. Всю свою безрадостную жизнь Устинья проживёт в холодном каземате крепости Кексгольм  вместе с Софьей  Пугачёвой. Многие «царики» из походного гарема были отправлены властями на тяжелые, каторжные  работы, их судьбы не позволяли им пожаловаться хотя бы одним смиренным оправдательным   словом.
       Но была среди них одна бедовая и везучая, которую миновал гнев вдовы-императрицы,  Ею оказалась  14-летняя Дуняша Невзорова, «Дуняша-разбойница», прозванная  заводским мастеровым людом «карагайской блудницей» или «саткинской государыней». Её,  как утверждают очевидцы, «государь» Емельян  Иванович Пугачёв любил  особой «царской» любовью, наверное, за её молодость и не по летам пылкую страсть.(3)
        Почему порфироносная вдова  позволила 14-летней  разбойнице Дуняше Невзоровой после подавления пугачёвского бунта  выбирать свою судьбу по  своему разумению, остаётся до сих пор психологической  загадкой. Вполне вероятно, что  «вечная вдова» Екатерина Алекс=сеевна, будучи сама  по духу авантюристкой, увидела в Дуняше    родственную душу и отпустила дерзкую девчонку плыть и дальше по волнам житейского  моря.  В конце-концов,  не могла правительница огромной империи предавать  смертной казни через отсечение головы и четвертование несовершеннолетних подростков за активное участие в бунте. Екатерина  II была женщиной образованной и просвещённой, она считалась с общественным мнением Западной Европы, и светского, земного  суда боялась больше, чем суда Небесного.
      «Степной зверь» Пугачёв  мирского суда  над ним  не боялся,  боялся больше зверских пыток «кнутобойца» Шешковского, министра тогдашней госбезопасности.  Известие о казни  Пугачев  встретил с достоинством, мужественно У него была своя философия жизни и смерти. В иной жизни всё будет по-иному — в любом случае,   «вечный покой в блаженном успении»  будет стократ лучше любой  государевой  темницы и пожизненной  каторги. Ничего на этом свете нет  тяжелее  каторжного труда в  Рогервике, где  уже трудился в кандалах знаменитый московский  вор и  сыщик, экс-командир Таганской полицейской команды   Ванька Каин, автор «народной» песни «Не шуми ты, мати,  зелёная дубравушка…»
      Если прибегать к историческим параллелям и сравнительному анализу,  так любимыми нынешними  футурологами и знатоками политической истории, то Пугачёв как ярый враг крепостнической Империи является  предтечей Ленина,  как в главных целях разрушения, так и в методах их осуществления.   Оба были авторами  искушающих, соблазнительных, "престительных"  декретов и манифестов, типа «Земля крестьянам, заводы рабочим», оба были зачинщиками и организаторами гражданской войны, когда   крепостные, «приписные» крестьяне воюют с рабочими, а рабочие с хозяевами заводов  и подневольными «приписными» крестьянами-чернорабочими, где русские воюют вместе с инородцами против русских, все вместе против крепостнической империи.
       Емельян Пугачёв был единственным из всех  54 самозваных Петров III Фёдоровичей, который  на деле пытался превратить крепостническую, рабовладельческую Империю в свободную  Великую казачью республику. Он пытался  искоренить до третьего колена дворянское сословие, а вместо него    создать    сословие  казаков-полковников, новую правящую элиту.  Он задолго до смутьяна Ленина  пытался отдать землю тем, кто  на ней работает и добывает хлеб, крестьянам, а  заводы и мануфактуры — рабочим, тем, кто куёт оружие и шьёт кафтаны.
      Личная история  порфироносной вдовы Екатерины и трагическая  судьба её самозванного, чудом спасшегося/ «воскресшего»  супруга, донского казака Емельяна Пугачёва не могли в дальнейшем  не сказаться  негативным образом на психологии русского абсолютизма и на развитии сакрализации самодержавной власти. Гражданская война под водительством Пугачёва и его команды, вошедшая в учебники истории как Крестьянская война, выявила не только сильные стороны Российской империи, но и слабые, легко уязвимые, особенно те, которые относятся к законности существующего правящего режима. В ходе  Пугачёвского бунта в империи возникло массовое  поветрие на самозванство среди  всех слоев населения империи — служилого казачества, крестьянства, купечества, старообрядчества и простолюдинов-авантюристов. В ходе войны с империей на Волге и Урале выяснилось, что управлять империей может любой желающий быть царём-самодержцем — лихой атаман Донского казачьего войска, храбрый батыр Башкирского ханства и  даже неверная жена и блудная вдова-мужеубийца. Именно с пугачёвского движения  в нашей стране возникают когорты неистовых ниспровергателей существующего порядка вещей, революционеры-народники, вожди «разбойных партий», а с ними и политическая шизофрения, нездоровые завышенные амбиции,  мания величия и паранойя.
     Именно тогда, в «золотой век» Екатерины Великой, когда на волнах Просвещения и крепостного права, насилия и страха, Российская империя  была единственной и самой могучей мировой державой, было положено начало  всех будущих великих потрясений  и социально-экономических катастроф в России — бунтов, революций, разрух, голода,  болезней и пандемий. Есть какая-то крепкая  таинственная связь между неудержимой страстью человека к мировому господству на уровне самого Господа Бога, политической шизофренией и его психофизическим вырождением и распадом личности.  В этом смысле история мужа-самозванца и властной  порфироносной вдовы становится  незаменимой темой  политической антропологии и клинической   психиатрии. 
               

Авторские примечания и пояснения.
      1.Чуждая мистики, обладая умом ясным и рациональным, Императрица с самого начала отвергала  масонство, которое широко распространилось в России. По её словам, она ознакомилась с огромной масонской литературой и нашла в ней одно «сумасбродство». Появление в столице в 1780 году " мага " и " волшебника " графа Калиостро, с его замаскированным шарлатанством, ещё более восстановило Екатерину против масонов. Она пишет комедию " Обманщик ", где выводит Калиостро под именем Калифалк-жерстона. В следующей комедии, " Обольщённый ", высмеиваются московские масоны, а в " Шамане сибирском " Императрица ставит масонские обряды в один ряд с шаманскими фокусами. Однако вскоре Екатерина приходит к выводу, что перед ней не просто " сумасбродство ", с которым можно справиться одним литературным оружием
      (См.  Сочинения Императрицы Екатерины II. Произведения литературные. -  С.-Петербург, Издание А.Ф. Маркса, 1893г. Вступительная статья русского литературного критика, библиографа, историка литературы А .И.  Введенского).
     2.В первые месяцы своего правления Екатерина чувствовала шаткость своего положения на троне, ибо она совершила, в отличие от Елизаветы Петровны, двойной захват  власти  -отняла её от мужа и не передала сыну, естественному наследнику отца. Чтобы придать своему правлению полную законность, она, 33-летняя вдова   захотела даже вступить в брак с 24-летним Иваном VI, свергнутым с престола Елизаветой Петровной 11-месячным ребёнком и с пелёнок заключённым в тюрьму.  Когда Екатерина  через форточку в дверях одиночной камеры бледного как смерть, никогда не видевшего свежего воздуха, полубезумного  узника,  ей сделалось  дурно,  и её увели всю в  слезах. «Нет, я не могу выйти за него  замуж. Это ужасно! Несчастный принц! Он ни  в чём не был виноват, - говорила   она всякий раз, когда  осуждала  безмерную жестокость дочери  Петра  Елизаветы.
 3. Несовершеннолетнюю  гулящую девицу Дуняшу Невзорову  можно считать Лолитой того "бунташного" времени. Она в отличие от остальных обозных одалисок, не потерялась, не  погибла в боях и пожарах Крестьянской войны.
«Государь» предчувствовал, что скоро он будет схвачен или убит. Поэтому он позвал к себе Дуняшу и подарил во время прощания свой пояс, набитый сполна червонцами, а потом отпустил ее на волю со словами: «Вот тебе, Дуняшка, от меня на память. Тебе этого хватит на твой век... А мне уж скоро конец, видно, приходит».  После разгрома Пугачевского восстания, проявив завидное упорство и даже мужество, она вернулась в Саткинский завод и вскоре вышла замуж за 30-летнего крепостного мастерового Федора  Аристова из Ново-Саткинской  пристани (теперь Новая пристань). Нельзя сказать, что она была довольна своей судьбой, но остальную часть своей жизни прожила степенно, уравновешенно. Родила 14 детей, но только четверо выжили. Умерла Евдокия Ивановна Невзорова-Аристова в 1840 году глубокой старухой. Было ей уже за 80 лет. Похоронена она была  на новопристанском кладбище, но могила потеряна.
Внуки от самой бабушки Дуни слышали чрезвычайно завораживающие рассказы об очень близком и дорогом ей человеке — Емельяне Ивановиче Пугачеве. Она же называла его «святым пророком правды и воли». Знали внуки также,
то один из сыновей бабушки — Гордей Федорович Аристов был участником Отечественной войны 1812 года. (К.П.Горбунов)
 
01.03. 2024, День священномученика  Гермогена, патриарха Московского