Ромас Глава третья

«РОМАС»

Жизнь судового механика


Глава третья


Первым портом захода был Гонконг.
Так как скорость судна составляла порядка двадцати узлов, то до Гонконга «Ромас» дошёл за четверо суток. Температура воздуха в Гонконге была не то, что во Владивостоке, плюс восемнадцать — двадцать градусов в июне, а тридцать — тридцать два.
Жарко. За сутки до входа в тропики включили кондиционеры, и экипаж начал постепенно привыкать к той температуре, в которой судну предстояло находиться ещё долгое время, потому что впереди их ждали Филиппины, Сингапур, Малайзия, а потом мимо Цейлона, через Красное море в Суэцкий канал, по Средиземному морю в Англию.
Как выяснилось, после Англии должны быть Франция с Гавром, Роттердам, Гамбург и Амстердам.
После полной выгрузки груза судно предстояло проследовать в Ленинград уже с новым грузом для Балтийского пароходства.
Так как судну было меньше двух лет, то всё на нём работало отлично. Требовалось только неукоснительное соблюдение инструкций по эксплуатации. Моточисток не предвиделось. Перед сдачей предстояло только навести порядок, подкрасить и помыть помещения с механизмами.

В Гонконге «Ромас» с подхода сразу поставили на контейнерный терминал и через некоторое время началась погрузка.
Как только судно встало к причалу, дядя Витя (помполит) организовал увольнение на берег. Астахов попал в первую группу. Ему, как командиру, выделили двух человек.
Группа Астахова состояла из Вани Гапоненко, его вахтенного моториста, и Льва Михайловича.

Лев Михайлович являлся выдающейся фигурой на судне. Ему было за пятьдесят, занимал он должность газоэлектросварщика. Любая работа была ему по плечу, и делал он всё добросовестно и качественно. Это был человек неимоверной силы, но пользовался он её осторожно и разумно, так что даже самые тонкие работы выполнял с ювелирной точностью. «Ручка» Льва Михалыча напоминала клешню краба, в которую лучше не попадать. Каждый «пальчик» на ней напоминал гамбургскую сардельку, но Лев Михалыч, зная о своей особенности, никогда нарочно не причинял кому-либо бессмысленной боли. Так что при рукопожатии можно было не опасаться, что он оторвёт своему другу или знакомому руку.
Ко всему прочему Лев Михалыч мог говорить на всех языках мира понемножку.
Поэтому Астахов был уверен, что с Львом Михалычем можно будет без проблем пройтись по злачным местам — в смысле, не там, где пьют водку и присутствуют женщины определённого поведения, а там, где можно подешевле купить некоторые вещи, которые пользовались повышенным спросом в Союзе.
Денег увольняемым выдали на две недели вперёд, хотя переход до Гонконга составил всего четверо суток.

К десяти часам утра катер подошёл к борту судна и повёз в город желающих потрясти капитализм.
Катер высадил увольняемых у паромного причала и советские моряки дружно повернули направо, направляясь в «щели», в которых каждая группа рассосалась туда, куда призывал их инстинкт «отоварки».
Астахов оказался в Гонконге не в первый раз, но вновь поразился увиденному, когда они вошли в «щели», как моряки называли этот район.
Это и в самом деле были щели. Высотные дома поднимались в сопку один за другим. Они разделялись между собой узкими улочками, на которых сидели китайцы, торгующие всем чем ни попадя.
Завидев русских моряков, торговцы махали руками, зазывая их к себе громкими криками:
— Корефан, заходи, смотри! — и махали для наглядности тем, что продавалось в лавке.
При малейшем внимании на предлагаемый товар лавочники подбегали к морякам и громко и назойливо кричали:
— Корефан, заходи. Ничего покупать не надо. Ты только посмотри. Ничего не покупай! Корефан, не ходи туда, ходи сюда!
Такие старания продавцов Лев Михайлович сразу прерывал:
— Иди, иди, своей дорогой отседова. У нас своя дорога, у тебя своя дорога.
Эти увещевания на русском языке китайцы, скорее всего не понимали, но тон, каким их выговаривал грозный Лев Михайлович, отпугивал их и они сразу отставали.
Астахов взял с собой фотоаппарат и кое-что фотографировал. Но в фотоаппарат он зарядил чёрно-белую плёнку на тридцать шесть кадров. Много снимков не сделаешь, но в особенных местах они всё равно останавливались и фотографировались.
Обходя навязчивых продавцов, Лев Михайлович выбрал одному ему известный маршрут и уверенно шёл вверх по одной из узеньких улочек.
Вдруг он остановился, чтобы перевести дух и поинтересовался у парней:
— Джинсы будете покупать?
— Будем, — не задумываясь, разом ответили Астахов с Иваном.
— Тогда пошли, я покажу вам одно хорошее место, где можно приобрести недорого джинсы.
Ну, если Лев Михайлович говорит, то он зря слов бросать не будет, и они медленно продолжили путь по узкой улочке, ведущей куда-то вверх и погруженной в полумрак, создаваемый высокими серыми стенами высотных домов.
Около одного небольшого магазинчика Лев Михайлович остановился.
На пороге сидел грустный китаец, но как только он увидел Льва Михайловича, то сразу преобразился. Подскочив и раскрыв объятия, он бросился к нему с радостными воплями и, обняв Льва Михайловича, что-то ему сразу залепетал. Лев Михайлович с умным видом кивал китайцу в ответ, изображая полное понимание момента.
На шум из дверей магазинчика вышла женщина с маленьким ребёночком на руках и принялась вертеть его перед невозмутимым Львом Михайловичем.
Астахов с любопытством смотрел на маленького китайчонка. Вроде бы русского в нём ничего не было. Значит, этот китайчонок не был произведением Льва Михайловича, решил Астахов для себя.
Но оба китайских супруга смотрелись счастливыми и довольными. Тут Астахов вообще перестал понимать происходящее.
Китайцы схватили Льва Михайловича за руки и потащили в магазин, но Лев Михайлович остановился у его дверей и показал жестами на своих спутников, недоумённо стоявших по середине улочки. Китайцы, поняв его жесты, одобрительно загалдели, а Лев Михайлович махнул парням рукой, чтобы они следовали за ним.
Когда Астахов зашёл в магазинчик, то сразу понял, что это именно тот магазинчик, где находилось всё что нужно советскому моряку. Джинсы, туфли на платформе, которые были тогда в моде, джинсовые рубашки, пух марабу, различные рулоны разноцветных материй, косметика. Именно то, ради чего моряки сбивали ноги в увольнениях. А тут всё было сразу собрано в одном месте.
Лев Михайлович, довольный произведённым эффектом от вида товаров, важно заверил своих спутников:
— Вот сейчас мы тут всё и купим, а остальные пусть ищут что хотят и где хотят. Так что, парни, выбирайте тут всё и отдыхайте. Шибаться больше нигде не надо. — И Лев Михайлович широким жестом своей «ручки» обвёл магазинчик.
Но тут китаец с китаянкой начали тянуть Льва Михайловича и, конечно же и его спутников на второй этаж.
Астахов с Иваном невольно поддались китайцам и поднялись на второй этаж домика-магазинчика. Там по середине комнаты стоял низенький круглый стол, за которым китайцы предложили им сесть. Ничего не понимающие парни уселись вокруг столика и принялись ждать дальнейшего хода событий.
Китаянка поставила на стол миски с рисом и какими-то травами, обильно посыпанными красным перцем, а довольный китаец вынул из закромов бутылку «Наполеона», торжественно поставив её на стол.
Лев Михайлович с важным видом сидел за столиком, принимая ухаживания китайцев, как должное, а Астахов с Иваном были несказанно удивлены такому гостеприимству.
В недоумении Астахов поинтересовался у Льва Михайловича:
— Что это такое? Что случилось? Чего это они такие щедрые?
На что Лев Михайлович хитро ухмыльнулся.
— Видишь у китаянки ребёнка? — кивнув на маленького китайчонка и, прищурившись, посмотрел на Астахова.
— Ну, вижу. — утвердительно кивнул Астахов, всё ещё толком ничего не понимая.
— Года полтора назад, — начал разъяснения Лев Михайлович, — мы зашли в Гонконг и также бесцельно шарахались по улицам и зашли в этот магазин. Смотрим, а хозяин какой-то хмурый и невесёлый. Ну, я его и спрашиваю: «Чего ты хмурый такой?» Хозяин тогда отмахнулся от меня: «Детей нет. Трагедия. Нет счастья в этом доме». А я смотрю на китайца и его жену, а они в возрасте уже. Видно, долго не было у них детей. Тогда я ему и говорю в шутку: «Ты соверши своё мужское дело, а потом пусть жена ляжет и ноги кверху повыше задерёт, может, что и получится». В шутку, конечно, я это сказал. А видишь, оказывается, не шутка. — И он показал на ребёнка. — Получился у них ребёнок. Вот поэтому китаец и довольный такой. Тем более, что ещё и мальчик получился.
Китаец всё время улыбался, а его жена постоянно крутилась вокруг стола, ухаживая за гостями.
После выпитого захотелось поговорить и китаец перешёл на английский язык, чтобы его лучше понимали и Иван с Астаховым. А так как присутствующие его знали не очень хорошо (это, мягко говоря), да и китаец примерно так же его знал, как и его гости, то есть в пределах десяти-пятнадцати уроков по Бобровскому — то есть Present Indefinite и больше ничего, — то разговор продолжался чуть ли не пальцах. С постоянными «о’кей», и «йес», и чуть ли не ОБХСС.
На четверых бутылочка «Наполеона» ушла за милую душу. А когда она закончилась, то моряки, довольные и счастливые, спустились вниз, на первый этаж магазина, набрали джинсов, рубашек и всего того, что нужно, да ещё и с фирменными этикетками.
Взяли всех товаров по два комплекта, хотя рейс планировался меньше трёх месяцев и разрешалось брать только одни джинсы, одну рубашку, одни туфли и так же косметику. Второй комплект надеялись напялить на себя, чтоб таможне его не показывать. Обычно все так и делали. Страусиного пуха взяли (да кто его мерить будет?) по десять метров, хотя разрешалось провозить только три.
И счастливые, довольные, сытые и слегка захмелевшие, уже не спеша, так как все деньги они потратили, покинули гостеприимный магазинчик. Время до катера ещё оставалось, и они прогуливались по узким улочкам, заглядывая в интересные места и фотографируясь в особо интересных местах.
Астахов время от времени поглядывал на часы, боясь опоздать на катер, но вернулись они на причал вовремя и ожидавший катер отвёз их на судно.

Как только катер подошёл к борту, то на него сразу же спустилась вторая группа увольняемых, а прибывшие разошлись по каютам, чтоб поподробнее рассмотреть покупки и подарки.
Четвёртый механик, с которым Астахов познакомился за эти четыре дня перехода, оказался весёлым парнем, лет на пять его моложе, но он уехал в город вместе с радистом. Так что показывать покупки Астахову было некому.
На судне из механиков остались только Астахов, да электромеханик, поэтому Астахов с Иваном спустились в машину и, сидя в ЦПУ, мирно обсуждали события прошедшего дня и со смехом вспоминали довольного китайца.

Погрузка и выгрузка контейнеров продолжалась. В одни трюма; контейнеры грузили, а из других выгружали.
В Японии на контейнерных причалах контейнеры стояли в стопках по три штуки, а тут их почему-то выстраивали по пять-шесть.
По причалам с грохотом ездило и надсадно гудело множество разнообразных машин. Одни из них забирали из стопок контейнеры и грузили их на платформы автомобилей. Те срывались с места и мчались на выгрузку под береговые краны. Краны тележками со специальными захватами подхватывали их и несли в трюма судна.
В порту шла напряжённая работа. Но всё-таки здесь работали не так чётко и слаженно, как в Японии. Но дело двигалось, и второй помощник в конце вахты поделился с Астаховым новостью, что утром судно должно сняться в рейс.

Вечером приехала вторая часть экипажа и после двадцати часов, сдав вахту четвёртому механику, Астахов вернулся в каюту. Там, сев за стол, он продолжил чтение новой английской книжки, которую он выпросил у второго помощника, хотя этот вечный балагур Юра Певкин со смехом воспринял желание Астахова читать книгу на английском языке. Мол, зачем вам английский в машине, сидите себе там в подвале, да в мазуте колупайтесь. Но книгу дал.
Вахта Астахова начиналась в четыре утра, поэтому до полуночи времени у него было достаточно, чтобы отдаться чтению.
Книга оказалась интересной. Но в ней Астахову попадалось очень много незнакомых слов, которые он выписывал в отдельную тетрадь и старался заучить наизусть.
Кроме технических книг на русском языке, Астахов решил уделять время изучению английского языка, потому что за время работы на «Ромасе» он понял, что без английского моряку никак нельзя. Ведь сколько стран они обошли на «Ромасе», везде он оказывался необходим. Знания английского после училища почти выветрились из головы, а при пароходстве были курсы английского языка, на которые Астахов хотел записаться в следующем отпуске. Поэтому, чтобы там на них бараном не сидеть, он сейчас и выпросил у Певкина книгу.
Английский продвигался с трудом, но так как Астахов обладал отличной памятью, то успехи уже ощущались, потому что за последние дни он прочёл уже четверть книжки.
Утром на вахту он брал с собой тетрадку с новыми словами и после утреннего чая и пары часов работы с механизмами принимался за зубрёжку этих слов.
В семь утра Иван ходил поднимать ремонтную бригаду, а после завтрака без десяти восемь она с новой вахтой приходила в ЦПУ, а они с Ванькой в восемь, сдав вахту, с чувством исполненного долга шли на завтрак.
Примерно по такому распорядку дня жил Астахов в рейсе.

Конец третьей главы

Полностью повесть «Ромас» опубликована в книге «Ромас»: https://ridero.ru/books/romas/