Флорист

Проблема необычного роста корней – странный, феноменальный случай. Но эпидемия охватила лишь определенный ареал, поэтому глобальной проблемы, возможно, не существует. А существует просто улица. Маленькая темно-зеленая улочка, где только и есть, что ряд давно ослепших жилых домов, обвитых монументальными лапами гребнеголовых ветвей, похожих на казуаров. На моем столе – книга по флористике, которую я только что дочитал. С недавних пор я потерял интерес ко всему, кроме цветов. Меня начала беспокоить вполне безумная гипотетическая идея о создании цветочного шедевра. Это не будет вычурный коллаж, мертвое панно, или синтоистская икебана. Такое искусство вызывает у меня отвращение. Я не занимаюсь фитодизайном, я намереваюсь создать манифест. Моя задача состоит не в том, чтобы поразить человечество обыденной красотой. Это все лицемерие. Да и кто сказал, что истинная красота пребывает в красоте расцветок и форм? Кто сказал, что бессмысленная смерть сотен тысяч цветов – это вообще красота? Моя задача в том, чтобы выразить торжество над болью и смертью. Думаю, в этом присутствует некий дегенеративно-христианский подтекст. Кажется, я понимаю, чего на самом деле хотят цветы. Думаю, они просто хотят предоставить нам возможность стать кем-то еще. Кем? Теперь я точно знаю кем, поэтому и задумал этот шедевр, чтобы утвердительно продемонстрировать нашу истинную сущность. В этом боль всех существ, которые явились в мир, чтобы наполнить его своим жалким однодневным счастьем, служа друг для друга пищей, семенем, домом, роком. 
По ту сторону оконного проема - праздник диковинных людей. Это стало проявляться после начала растительного феномена. Эти личности лишены одежды, памяти, жилищ и родственных уз. Теперь в городе на каждом шагу попадаются нагие, счастливые, бессмысленно смеющиеся люди, свободные от чувства голода, страха, стыда и какой бы то ни было моральной ответственности. Они лишь танцуют и во тьме их вытаращенных глаз – абсолютный природный мрак. Но в их венах пенится новая кровь. Да-да, зеленовато-белая цветочная кровь.

Поначалу я был напуган и непонятно взвинчен. Эти животворные мясистые кущи, торчащие из глазницы оврага, бесконечная скобяная литургия среброглавых трав – я даже не был уверен в том, что когда-нибудь осмелюсь выдуть себя сквозь дудку этого фитопомрачения на манер новообразовавшегося торфяного пузыря, жаркого и пакостного как свежая гниль. Я думал, что все, что мне остается, это в очередной раз пустить себе кровь из жил при помощи острого кривого ножа, которым я соскребал со своей кожи лоскуты странной растительной проказы. Но, не смотря на то, что я проводил эту смертельную операцию сотни раз, результат всегда один и тот же – я вновь и вновь возрождался, лежа в луже густого горького сока забвения. Надо признать, что это совершенно непостижимо. Хоботоподобные ветви обвили все городские здания, перли в окна квартир. Город теперь оцеплен со всех сторон войсками, так как власти пока не знают, что с нами делать. Информация о нашей аномалии строго засекречена.

Я каждый вечер выхожу из дома в поисках нового материала. Кажется, я открыл неизвестный ранее вид цветка. Я дал ему имя Uterus Mortuus, то есть, мертвая утроба. Это потому, что его порождает гниющая плоть. Он расцвел в проулке между домами, там, где несколько дней назад валялся труп собаки. Когда труп разложился, и его кишащее червями брюхо расселось, оттуда показался первый росток. На следующую ночь чрево собаки произрастило удивительной красоты цветочный куст. Стройные атлетические формы его стеблей, бархат траурных бутонов цвета ночи, источающих тонкий ванильный аромат, смешанный со слабым запахом падали, - цветок был фантастически прекрасен. Думаю, я оказался свидетелем рождения новой, высшей цветочной расы.

Раньше бескрайние темные пространства моих снов имели запах бурь и непокорных трав. Теперь эти пустоты сжались надо мной до размеров мраморной плиты, где я покойно лежу на спине, одутловатый и краснобородый как Нерон, безглазый, кайфово опутанный цветущими лианами. Я ощущаю морозную отстойность мира и отторжение всех от вся длиной в жизнь. Теперь я веду бесконечный поиск и  начал собирать мертвых птиц, останки крыс и кошек. Все это я помещаю в оранжерею, которую соорудил на лоджии. Внутри оранжереи высокая температура, тропическая жара и влажность, поэтому мертвая плоть там особенно эффективно разлагается, ускоряя процесс роста Uterus Mortuus. Вскоре буйная колония цветов заполнила весь балкон, и их аромат стал вызывать у меня необычные сны. В основном, это грезы о смерти. Это не кажется мне чем-то мудреным. Чтобы стать разумным цветком, достаточно сохранить свой истинный человеческий субъективизм. Я говорю «истинный», подразумевая, прежде всего, осознанное понимание себя как мыслящее существо. Однако манера исполнения этого замысла является, по многим причинам, трагичной. Мне, как существу, склонному к теоретическим суицидальным решениям, такой исход казался тогда единственно вероятным. Собственно, я всегда стремился к альтернативным выводам, понимая при этом, что решение проблемы лишь в одном – в окончательном и добровольном прекращении всех жизненных процессов внутри себя. Вся суть в том, что осуществить это необходимо собственным усилием воли. Настоящая красота не имеет над собой власти насилия, но она в осмысленности самоустранения. Умереть ради красоты. Теперь я имею возможность сравнивать. Я начал поиски в доме смерти – больничном морге. Среди развалявшегося мертвого сала, динамически изъязвленного проточным светом луны, я обнаружил подходящий экземпляр, который мне удалось выкрасть ночью. Это был свежий  труп оранжевоволосой женщины средних лет. Умершая была одета в серый больничный халат на пуговицах. Я просто запихнул ее в багажник и потом, дома внимательно рассмотрел. На ее теле еще не выступили трупные пятна. На пухлом окоченевшем пальце поблескивало серебряное кольцо с молитвой. Пупок был выпуклый и заостренный, грудь с бледными сосками обвисла по бокам, шафрановые волосы на голове на ощупь напоминали жесткую свалявшуюся шерсть дохлой псины. Не то, чтобы я не испытывал отвращения, эта наглядная метаморфоза смерти способна отпугнуть каждого, в ком теплится жизнь, просто труп оказался вполне годным материалом для творческого эксперимента. Я поместил покойницу в оранжерею и стал ждать. Спустя неделю я увидел, что Uterus Mortuus уже начал заселять эти скорбные  останки, заменяя бессмысленное уродство прожитых человеческих лет совершенством неизведанного. На омерзительную вонь разложения, пропитавшую мою маленькую отсыревшую комнату, я почти не обращал внимание. Даже мухи, появившиеся в огромном количестве, не мешали. Новорожденные  упругие стебли жизнелюбиво пробивали себе путь сквозь отверстия мертвого тела, сквозь тьму разинутого рта, росли из черных ноздрей, из выпуклых люков глазниц, из щели влагалища и ушных раковин. Но что можно было сказать о самом материале? Об умершей? Вот передо мной, под звездами, безымянный, гниющий кусок мяса, бывший когда-то женщиной, чьи сочные жизненные мгновения спектрально впечатались в отлетевшее марево ее души. Ее освободившееся сознание - всеобъемлюще, тождественно Богу и пока еще связано с плотью, поэтому, даже будучи трупом, она, скорее всего, понимает, почему ее тело находится здесь. Если при жизни она оставалась бездетной, то теперь ее мертвая утроба произвела на свет многочисленное потомство прекрасных цветов. Великолепная картина смерти.
Спустя еще несколько дней, я заметил, что Uterus Mortuus, порожденный человеческими останками, сильно отличается от своих собратьев, выросших на трупах животных. Вскоре стройные могучие стебли заполнили все пространство, выдавили стекла лоджии и зазмеились снаружи по стене, взбираясь на верхние этажи. Когда на стеблях появились цветы, огромные, мрачные продолговатые бутоны, я понял, что эксперимент удался. Я оставил труп на балконе и разобрал оранжерею за ненадобностью. Конечно же, мой грядущий шедевр – это не какой-то безымянный труп. Мой шедевр – я сам. Но я не хочу просто убить себя. С другой стороны, мне отвратительна мысль о том, что в скором времени я стану таким же, как те, на улицах, пораженные растительным недугом, бессловесные смеющиеся твари, ведь, судя по всему, мы все здесь закончим тем же, надышавшись зараженным воздухом. У меня другая цель. Все очень просто. В бутонах Uterus Mortuus я обнаружил достаточное количество семян. Это твердые серо-прозрачные крупицы, похожие на продолговатые капсулы. Я уже проглотил десяток-другой в сочетании с легкой дозой фенциклидина. Теперь я ощущаю небольшое жжение и как бы омертвение внутренних тканей, но это  нормально. Просто организм замер в предчувствии зарождающейся в нем жизни. Оказывается, для этого совсем не обязательно умирать. Поэтому я облюбовал себе место на городской  площади. Я хочу, чтобы те, которые наблюдают за нами снаружи, увидели все в деталях. Их наблюдатели часто появляются в  городе,  одетые в противогазы и защитные костюмы. Они боятся. Конечно, я их шокирую, но главное, чтобы моя показательная трансформация вселила в них уверенность в том, что страх смерти – всего лишь недомолвка природы. Процесс внутреннего роста уже начался. Это больно. Я знаю, что первый росток проткнет мне горло, следующий – глазные яблоки. Через пару часов я лягу на гранитный постамент на площади. Они увидят все своими глазами. Радость творца – вот что я испытываю…