Фотография
«Вот тебе и ответ на почти классический вопрос – идти или не идти» - подумал Николай и решил остаться дома, зашить кроссовок во избежание дальнейшего увеличения разрыва. И вообще он не любил неопрятности, неаккуратности как в одежде, так и во всём. Он разулся и к радости жены, которая всегда немного волновалась когда он уходил, остался дома.
- А у нас есть темно-синие нитки? – поинтересовался он.
- Должны быть. Надо посмотреть. А тебе зачем? Что случилось? – с некоторой тревогой поинтересовалась супруга.
- Надо кроссовок зашить. Не пойду же я в рваном.
- Выброси. Купим новые.
- Выброси, - фыркнул муж, - эти совсем не старые, не стерлись нигде. Вот только почему-то лопнула ткань как-то странно и ровно так, как разрез. Эти уже проверенные, не трут.
- Не трут, конечно, - улыбнулась жена, - где ты видел, чтоб кроссовки натирали, а тем более ношеные-переношенные.
- Бывает, бывает. Ещё как бывает, – дважды повторил мужчина, подкрепляя правоту ответа и переключил разговор на интересующую его тему, - так что насчет ниток?
- Пойду посмотрю в комоде. Должны быть. Иди со мной и выберешь нужные, а то будешь потом ворчать, что не те дала для любимых кроссовок. И что это у тебя за привязанность к допотопным вещам? Никогда тебя старое и привычное выбросить не заставишь.
Жена ворчала добросердечно и шутливо, открывая средний ящик комода. Она уверенно стала доставать шкатулочки, пакетики в левом углу полки, чтобы добраться до коробки с нитками.
- Ну, во-первых, не старые, - отреагировала смиренно стоящий в ожидании рядом муж, - тут не согласен, а вот привычные – да. Зачем удобное, которое уже к тебе прилегло выбрасывать. Одел и не чувствуешь.
Жена улыбалась. От своих подруг она знала, как консервативны мужчины и не любят менять привычные, проверенные порой годами вещи. Она почти машинально извлекла черный пакет от фотобумаги и подала мужу.
Он взял с удивлением. Николай не помнил про наличие этого пакета. Это жена все держала в памяти, что где лежит и могла с закрытыми глазами протянуть руку и достать нужную вещь. Он бы весь дом перерыл в поиске ниток, а она безошибочно и без промедления их обнаружила.
Мужчина вертел пакет в руках наблюдая как жена перебирает катушки ниток, чтобы сделать выбор нужного цвета. И тут к его ногам кувыркаясь и замысловато кружа в воздухе из пакета выпала фотография. Он наклонился и стал удивленно рассматривать запечатленное изображение.
Факт появления и сам снимок его поразили. Они взяли с сбой при переезде к морю совсем мало фотографий, пару десятков, не больше. Остальные остались в Киеве.
Выпавшая фотография оказалась полной неожиданностью. Он и забыл, как отбирал именно её из множества прочих в альбомах и пакетах. И почему именно эту?
Со снимка прямо ему в глаза смотрели он сам совсем мальчишкой, сестричка, тётушка с дядей и его армейский друг.
- Ух ты! - удивленно воскликнула жена, - откуда это?
- Оттуда, - буркнул муж, не отрывая взор от снимка.
Ответ прозвучал двусмысленно. Жена, понимающая мужа не только с полуслова а и с полувзгляда, уловила вложенный подтекст в короткий ответ и уточнила:
- Из какого года прилетело? Это ж сколько тебе тут лет?
- Думаю год 1965 и лет мне здесь примерно 6. Это я ещё, наверное, в школу не пошёл, - и подумав, покопавшись в памяти добавил, - да точно ещё до школы. А тетушка с дядей ещё не женаты, только познакомились, встречались и готовились к свадьбе.
- А это кто сидит так важно посредине?
- Это дядин армейский друг. Они вместе на флоте служили.
- Судя по зарослям это вы на даче у дедушки.
- Точно, угадала.
- Послушай, а как это фото здесь оказалось? Я и не помню, чтобы мы его отбирали, - поинтересовалась жена, подавая нужного цвета, по её мнению, катушку ниток и уточнила, - эти подойдут?
- Да, - почти машинально ответил муж и добавил на первый вопрос, - а я и сам не представляю как она здесь оказалась. Хоть убей не помню, как её отбирал. Я даже сам снимок не припоминаю. Как в первый раз вижу. Смотри как сестра гордо присела, облокотившись как-то почти небрежно на парня, а таких молодых тётю и дядю вообще не припоминаю.
- Ты ужасно смешной с чубчиком. Смотришь так гордо и твердо в объектив и кулачки сжал. Кажется, что вскочишь прямо сейчас с корточек и что-то скажешь. У вас там что-то произошло?
- Надо покопаться в памяти. Ведь столько лет прошло, да и неожиданно всё это как-то.
Николай взял нитки и пошёл в задумчивости зашивать кроссовок. Он сидел и практически машинально шил, умело и размеренно накладывая стежок за стежком, а мысли его витали далеко-далеко.
Тем далеким летом он ещё не умел плавать и на выручку приходила черная камера от автомобильных шин. Такие раньше вставляли в колеса и надували их. Камера была из гладкой черной резины. Таких надувных камер в арсенале на даче было несколько. Маленькая от не понятно какого транспортного средства принадлежала ему. Была ещё большущая, от грузовика и её катили к речке учитывая габариты и внушительный вес.
Единственным, пожалуй, но существенным недостатком данных плавсредств был ниппель через которые их надували. Трубочка вызывающе торчала внутрь камерного бублика и обладала острыми краями, норовившими оцарапать купальщика. Николаю вспомнились свои долго заживающие царапины на боках и спине от этой медной железки. Наматываемая во избежание оных изолента в воде быстро отставала и мало помогала в защите.
С большущей камерой было проще. Плавали, расположившись всем телом поверх неё, не опуская ноги в дырку и гребли руками как веслами. Вспомнились умельцы умудряющиеся на камеру наложить сетку и превратить ее таким образом в маленькую лодочку, дарившую возможность лежа на сетке животом наблюдать подводные заросли, медленно проплывающие прямо перед глазами как в иллюминаторе подводной лодки.
В тот день после выполненного наряда дедушки в огороде все отправились радостно купаться и шумно плескались в прогретой воде. Особой забавой было соревнование кто сможет встать в полный рост на большой камере и дольше всех устоять. По понятным причинам главное соревнование развернулось между дядей и его другом.
Они азартно вскарабкивались туловищем на черный толстый бублик. Сделать это было не просто, учитывая скользкую поверхность резины. Потом надо было закинуть одну ногу, потом вторую, встать на колени, а потом умудриться выпрямиться во весь рост. Через какое-то время камера все равно вырывалась как из катапульты из-под ног стремительно улетая в сторону. И было очень увлекательно наперегонки её догонять.
Весело было всем, но только не ему. Он сидел на мостике наблюдая задорное буйство со стороны поскольку был удалён, чтобы не мешал, но больше всего из опасения, что отлетающая увесистая камера может в него попасть, а он не сможет увернуться, нырнув под воду. Ведь с кругом нырнуть невозможно.
Николаю вспомнилось его тогдашнее ощущение ущербного щенка, которого отшвырнули в сторону от породистых собратьев. Заботу о себе воспринимал как отречение от непутёвого мальца, и обида на них и ещё больше злость на самого себя пронзала его.
Иголка впилась в палец Николая. Он с удивлением посмотрел на проткнутый палец и появившуюся капельку крови и подумал: «Точно так как та давнишняя пронзительная боль. Только тогда она глубоко засела во мне и цепко, зараза, занозой держалась». И воспоминания потекли потоком.
Вечером тётушка с дядей и его другом отплыли вечерним катером в город, а они остались с дедушкой на даче. Они всё лето проводили там, а по выходным заезжие родственники привозил продуктовое подкрепление. С каким радостным упоением они бегали на пристань встречать тихоходный катер по прозвищу «лапоть». По понятным причинам провожать было грустновато, и оставшиеся обычно ещё долго молча стояли на причале и глядели вслед теплоходу.
Николай тогда твердо решил во чтобы то не стало научиться плавать. Таким, по его убеждению, должен последовать ответ на несправедливое, как ему казалось, отношение к себе. Но ещё больше всего ему хотелось доказать самому себе свою состоятельность, способность. Тогда он никак не формулировал свое желание, это сейчас с высоты прожитых лет было определённо ясно. А тогда это была просто жгучее стремление утереть нос и стать участником общей задорной забавы.
«Н-да, утереть нос именно себе и не распускать нюни», - весело ухмыльнулся Николай.
Тогда же он ломал голову как этого добиться. Без спроса у деда и в одиночку на речку ходить возбранялось. Только под присмотром. По необъяснимым причинам даже сейчас Николай был уверен, что научиться плавать он сможет только самостоятельно и в одиночку. Почему именно так не известно, но именно так.
Он тогда день или два, и кажется даже ночью ломал голову как вырваться утайкой от дедушки и придумал лучший на его взгляд вариант.
Рано, ещё до утренней зорьки, когда в окошко стало едва пробиваться розоватое предрассветное свечение он выбрался из-под теплого тяжелого ватного одеяла и стал потихоньку пробираться к двери. Главным было ничего не зацепить по пути и по возможности бесшумно открыть и закрыть дверь. В первый раз ему так и удалось.
На дворе было холодно. Он был в одних трусах. Быстро достал из стоящего возле веранды пустого улья припрятанное накануне полотенце и обернулся в него. Стало немного теплее, и он побежал на берег. Над рекой стелился туман, с листьев деревьев скатывалась роса и было так тихо, что казалось слышным как падающие капельки разбиваются о другие листки или ветки.
Он снял трусы и положил вместе с полотенцем на мостик. Зашёл по колено в воду. Вода казалась тёплой после остывшей за ночь земли. Дрожь то ли от холода, то ли от волнения и набросившиеся комары погнали его дальше на глубину. Он зашел по шейку. Вода, казалось, стояла неподвижно и могучая река замерла в ожидании рассвета, а может быть плывущего мальчика.
В тот раз ничего не вышло. Он тогда только присел, опустив голову до макушки под воду, и пробыв там совсем недолго вынырнул и побрел к берегу. Там от быстро вытерся, надел трусы и побежал к домику по пути опять спрятав полотенце. Перед входной дверью омыл ноги в ведре с водой стоявшего там с целью максимально ограничить попадание песка в домик. Забавно, но он тогда возрадовался, что сумел как мышка проскользнуть и никого не разбудить.
Пробрался под тёплое одеяло и там свернулся клубочком, усмиряя неприятный тремор. И было не ясно от чего он больше дрожал – от холода или от прорвавшегося на поверхность нервного напряжения. Заснул быстро и его еле-еле растолкали к завтраку.
Радость сохранения в тайне своего похода быстро улетучилась. Николай и сейчас вспоминал тот день как один из самых тяжёлых дней своей жизни. Он выполнял поручения деда безоговорочно, не канючил разрешения сбегать на реку, ел манную кашу и суп без нытья и оставления недоедков, улёгся днем поспать без обычного сопротивления и заявки, что он уже не маленький. Для деда день был идеальным со стороны внука, а вот у того висел такой тяжкий груз на душе, такая гиря, что если бы он пошел плавать, то уж точно бы пошел ко дну топориком. Каких только обидных слов, кличек в свой адрес за день не было придумано. Даже сейчас некоторые вплыли из глубины памяти. Николая аж передернуло от некоторых вспомнившихся дразнилок и недоумения, что мог о себе такое подумать?
Как был пережит тот день даже сейчас вообразить невозможно. Но всё проходит и день самоуничтожения, самообесценивания был преодолён, и он остался чудом жив. Дедушка поглядывал на него с удивлением, пару раз трогал тревожно лоб, немного успокаивался, но озадаченность непривычно тихим, смиренным поведением внука не проходила.
Наконец изнуряющий тягостный день закончился и все улеглись. Дедушка тихонько посапывал на тахте, сестрёнки вообще не было слышно. Она, как всегда, легла и мгновенно заснула, не переворачиваясь даже на другой бок до утра. Только он в ту ночь повертелся изрядно и передумал столько всего, что хватило бы на роман или диссертацию по психологии. А ещё он очень боялся проспать рассвет и таращил изо все сил глаза, щипал себя за ноги и кусал палец, чтобы не уснуть, но сон взял свое.
Удивительным было пробуждение как намечал ровно за пятнадцать минут до рассвета, когда глаза сами распахнулись и он мгновенно ощутил себя бодрым и ясномыслящим. Ощущение было сравнимо с мгновенно вспыхнувшей лампой после включения. В то утро опять удалось тихонько выбраться из постели, на цыпочках пробраться к двери и бесшумно отворить её. На пороге он облегчённо выдохнул расслабленный и довольный, что сумел и в этот раз беззвучно покинуть дом. Ублаготворенный Николай шагнул с крыльца и тут задел пустое ведро. Шелест почти беззвучно опрокинувшего в песок ведра показался ему тогда громом небесным. Вспомнилось, как он тогда похолодел от ужаса возможного провала.
Замерев и прислушиваясь, простоял немного и не слыша ничего кроме густого комариного писка и не поднимая ведро, захватив из улья влажное полотенце бросился на берег. Там он скинул трусики и ступил на мостик, который довольно далеко выдвигался в реку, оставляя позади себя камыш и заросли кувшинок.
Николай четко ощутил своё тогдашнее состояние, когда внутри всё напряглось, сжалось подобно заводному механизму будильника или любимого дедовского патефона. Он недвижимо стоял и смотрел на казавшимся невероятно далёким, недостижимым край мостика, за пределами которого в лёгком, незыблемом тумане скрывалась река. Но он знал, что она там и течёт своим чередом подобно бесконечному потоку жизни и что ему необходимо окунуться туда. Противоположный берег мистическим образом не казался таким привычно далёким, и было необъяснимо твёрдое убеждение, что до него можно допрыгнуть хорошо разбежавшись. Над резко, зубчато очерченным деревьями подобно кардиограмме горизонтом разгорался рассвет и казалось солнце вот-вот весело, задорно выскочит в небо.
Николаю вспомнилось как он тогда набрал сколько мог воздуха и побежал, набирая скорость вперёд, оттолкнулся что есть мощи от края мостика и буквально взмыл в небо. Полёт ему казался очень долгим и создалось реальное впечатление, что он завис как в невесомости над водой. Перехватило дух от восторга дарованного ощущения и несравненной красоты картины. Было то самое прекрасное мгновение, которое страстно желаешь продлить насколько возможно и сохранить в памяти до мельчайших подробностей навсегда.
Он видел вспыхнувший бриллиантовой искрой краешек солнца в разрыве между верхушками деревьев, и внезапно расступившийся туман под собой и приближающуюся воду невозможно изумрудного цвета в которую он погрузился почти вертикально и невообразимо бесшумно. Скорее всего он не услышал всплеска погрузившись под воду и потому ему все происшедшее вспоминается как беззвучная замедленная съемка восхитительной красы.
Он медленно шел ко дну оказавшимся, к его удивлению, немного илистым. Ноги опустились в приятную и почему-то теплую субстанцию плотного киселя. Внезапно он почувствовал под ногами камень и замер, утвердившись основательно на нём. Случилась ещё одна мистическая странность – он стоял на камне и не всплывал, будто бы его примагнитило к нему.
Над собой он видел расходящуюся идеальными кругами рябь воды, которая по-прежнему играла изумрудным цветом. Посмотрев по сторонам, от тогда с волнительным удивлением отметил совершенно отличный от искрящегося перелива воды вверху её зеленовато-бурый цвет по сторонам вокруг, вызывавший колкое беспокойство и ощущение обволакивающей, медленно и неудержимо сжимающим тисками субстанции.
Скорее всего это был показатель исхода запаса кислорода и голову, мозг стала сжимать тревога, давая команду на быстрое всплытия. Он оттолкнулся от камня и торпедой устремился к поверхности, выдыхая по пути воздух, выскочил почти до пояса над водой с шумом компрессора вдыхая воздух.
Николай вспомнил своё невозможно восхитительное переживание чуда, когда он повторно завис над рекой и был ошарашен потоком света и видом парящего уже над горизонтом солнца. Ему показалось тогда что оно плывет в лазоревых небесах совсем рядом, прямо напротив готовое с ним обняться (только протяни руки) и смеется.
Он плюхнулся обратно в воду на этот раз очень шумно и брызги полетели веером вокруг. Но более странным тогда оказалось то, что он даже с головой не опустился под воду.
Размашисто закидывая руки вперёд и яростно бултыхая ногами он поплыл к солнцу, ощущая всем телом плотное движение потока воды. Другой берег оказался вдруг опять очень далёким, и он повернул к своему. Там, поджидая его, стоял с ремнём улыбающийся дед…
На следующие выходные снова приехали тётушка, дядя и его друг. Они собирались залить цементным раствором площадку перед порогом в дом. Все дружно потрудились, сооружая опалубку и мешая раствор, а потом отправились на реку прихватив, как всегда, с собой камеры.
Николая помнит свой нетерпеливый трепет и изнуряющее усилие сдержать себя, чтоб не забежать раньше всех хвастая в воду, а стойко дождаться пока все зайдут. И ещё ощущение искренней благодарности сестре и дедушке за сохранение в тайне его нового навыка. Все уже плескались и собирались опять устроить соревнование по продолжительности устойчивости на камере. И вот тут он разбежался и прыгнул с мостика в реку, замечая в опять поразительно долгом, затяжном полёте удивлённые лица взрослых, распахнутые в испуге огромные зеленые глазища тётушки и ликующие синие дяди. Вынырнул он под радостные крики и летящие в его сторону брызги.
На огромную для него камеру взобраться самостоятельно не удалось, его подсадили подтолкнув под попу, и он смог устоять на ней некоторое время широко расставив ноги и заливистым победным хохотом свалившись с нее. Все были возбуждены, плескались, смеялись, а он тогда буквально парил над водой.
Загадочно и мистически возникшая фотография была сделана после того памятного купания. Дед усадил компанию между домиком и посаженной им туей. Она там до сих пор стоит.
Николай держал двумя руками слегка пожелтевшую фотокарточку и улыбался себе маленькому. А тот далекий мальчуган с фото смотрел ему прямо в глаза. Взор его казался не по возрасту умудренным, говорящим: «Ничего не бойся. Страх это всего лишь наши мысли и в твоей воле его преодолевать».
Николай, не отрываясь разглядывал фотографию и его переполняло желание донести себе, сестре всем, что все у них в жизни будет как следует. Не бойтесь за завтрашний день, а живите с любовью и верой прекрасным сегодня. И всё у вас получится!
Свидетельство о публикации №224030201418