подарил цветы

"Я подарил ей цветы.
А что мне ещё оставалось делать?
После всего того, что я совершил, что наговорил ей в ту ночь? После пощёчины, которую я получил от неё и которая через несколько секунд после удала начала жечь. Пощечина жгла щетину, кожу на моей щеке, её цоканье туфлями резали уши, а её лицо, глаза перед уходом буквально наносили мне тяжелые удары по сердцу, после которых я не мог дышать, словно их делали на моем вдохе, а без неё уже не получалось..."
Я решился на цветы довольно ранним весенним утром. Шёл по набережной и сам того не замечая дошёл до кафе, в которое так и не зашёл с ней. Видимо, это место было создано для меня одного, ведь я постоянно заходил сюда по странному стечению обстоятельств. Например, когда неожиданно начинался дождь, если срочно нужно было зарядить телефон или разменять деньги, посидеть в одиночку и позволить себе найти оправдание своему поведению, как сегодня.
"Я здесь вопреки  туманному утру, ещё совсем свежим воспоминаниям и уже такому ломающему чувству внутри запястья, они не дают мне даже спокойно выпить кофе, не говоря уже о том, какие выстроить планы.  Да и какие планы на жизнь могут быть без её? Но в данной ситуации только один план моего пути был у меня в голове — и это путь за цветами".
Оставив завтрак, я выбежал также неожиданно, как и зашел, не забыл, конечно, расплатиться. Забавно, но сейчас этот глагол воспринимается мной иначе. Сначала я шёл очень быстро, но вскоре мне стало жарко в пальто, поэтому пришлось расстегнуть его и обернуться на воду. Передо мной был ранний Питер, можно предполагать, что солнечный, хотя в это ли время года? Ветер обдал моё лицо и мне стало комфортно, бодрость просыпалась, как и моё воображение.
Пионы. Пышные, розовые, больше десятка штук были аккуратно завернуты в бумажную обёртку под моим чётким контролем. "Открытка для Вашей девушки"?—спросила меня другая, совершенно незнакомая мне девушка за прилавком. "Нет, спасибо,"— это было сказано мной с такой интонацией, что на момент мне показалось, что она знает, прочитала у меня на лбу, поняла по глазам всё и даже больше по выражению лица. Но девушка ничего не ответила, а я забрался и ушёл, вдыхая свежесть цветов и приятную, слегка кислую сладость.  Путь оставался один: до её дома— и пока я проходил его финальную часть, мысли подводили надо мной итоги.
"Я прекрасно понимаю, что нет у меня никаких шансов снова заполучить её, снова обладать ею. Как горько знать, что она больше ни за что не преподнесёт себя в мужские руки. Речь даже не о моих руках. Эта женщина…. Мне захотелось сделать глубокий глоток свежего воздуха глядя вперед.
Она больше не преподнесёт себя в руки ни одному мужчине. И судя по всему, я в теперь в их числе.
В какой-то степени из-за меня мужская половина лишилась всякого шанса на удачу, ведь теперь завоевать её будет практически невозможно. С одной стороны, это мне льстит, ведь я помню, как ощущаются на ощупь её волосы, какой хитрой и манящей она может быть. Завоевательница. Другие могут об этом лишь мечтать, засыпать с её фотокарточкой на груди, задерживаться на работе до поздней ночи, чтобы не думать о ней…"
Я подошёл к её дому. Поднялся в вестибюль и до сих пор не знал, как именно мне поступить: подняться или оставить цветы на её имя? Рассуждая об этом, я загнался в небольшую панику от волнения. Если я поднимусь к ней, то риск был существенный в том, что сегодня ночью мой самолёт поднимется в небо без меня. А если просто оставлю цветы на её имя, даже не поинтересовавшись, не попытавшись, то буду трусом и грош мне цена — я ринулся к лифту. Поднимаясь, пришло осознание, что мысли были быстрее:
"Знаю, что это ничего не изменит, что всё безнадёжно. Но Ремарк писал: "Никогда не проси прощения. Ничего не говори. Посылай цветы. Без писем. Только цветы. Они покрывают всё, даже могилы."
На этих строчках загорелась кнопка моего этажа. Медленно двигаясь к концу коридора, я решил для себя, что при худшем исходе от моего имени Она будет получать цветы каждые 2 недели.
"Цветы, которые будет приносить белокурый мальчишка или добрая девушка, желающая так же иметь в своем наслаждении белые или иные розы, будут наблюдать её изумление, улыбку, фигуру и тонкость рук, которые будут брать на себя всю тяжесть букета. Пусть эта будет единственная тяжесть, какая хоть когда-либо сможет подобраться к её хрупким пальцам и лицу, столь белоснежному и неповторимому для меня.
Цветы, что будут уносить её ноги в спальню, лежать на кровати и ждать, пока Она наполнит раз за разом хрустальные вазы, едва ли  Она коснётся столь нежных лепестков, как она сама, — будут покрывать мою могилу, переполненную пустых надежд. Надежд, что оставил мне Бог, которые моя бессовестная душа только и сможет себе позволить."