Начало жизни. Эпизод 2

                Все помнят ясли Иисуса.
                И я припомню здесь свои,
                заради праздника искусства,
                с кусочков полотно скроив


  Приехав из деревни к старшим сёстрам в город, моя мать жила на квартире то у одной, то у другой. Она устроилась на почту, клеила конверты и в этом добилась весомых успехов, - просто ставила рекорды. Но могла и загреметь по политической статье, так как балуясь с подругами, нечаянно из окна второго этажа облила водой комсомольского вожака. А был он человеком злопамятным, и матери бы не поздоровилось, не приди разнарядка на энное количество комсомольцев для поездки на целину. На освоение целинных земель мама и поехала. Рассматривая в раннем детстве мамины фотографии с её же комментариями, я навсегда запомнил названия казахских городов: Караганда, Целиноград, Кустанай, Кокчетав, Актюбинск. У неё свидетельство было от правления зерносовхоза Энбекшильдерский о занесении в книгу почёта. Всё это для меня звучало занимательней самой интересной сказки.
  Вернувшись с целины мама поселилась у старшей сестры - тёти Нади в районе "красных казарм", проще говоря бараков. Присматривала за сестриными двумя дочками. Потом устроилась в ресторан "Брест", торговала на улице разной выпечкой. Когда ей было уже тридцать лет, она, гостя недалеко от родной деревни  ещё у одной сестры, (в семье у них было девять детей), встретила моего будущего отца - Яшу-гармониста, который был младше её на семь лет. Приехав назад в город, она, может и забыла бы  деревенского гармониста, если б он не появился с велосипедом в заулке барака в котором жила мать. Она сидела у окна, когда Яша проходил мимо. Со временем выяснилось, что всё это было намеренно подстроено. Дело в том, что колхозники в те времена не имели паспортов. Чтобы получить паспорт. надо было найти работу в городе. Чтобы найти работу, нужна была городская прописка. Канитель ещё та. Мать была прописана у тёти Нади, которая построила совместно с другой семьёй дом на две половины и уже почти переехала туда жить.
  Вообщем родители поженились. Отец получил паспорт, устроился на завод металлоизделий, делал гвозди. Вскоре родился и я. Недолго мы пожили вместе. Старший брат отца Степан уговорил его ехать на заработки в Карелию. Мать, как чувствовала, не хотела отпускать, потом сдалась. Отец со Степаном уехал. Письма шли не часто, потом совсем прекратились. Мать не долго думая, меня двухлетку под мышку, в поезд и прямиком в Беломорск. Приехали. Люди указали где жил отец. Мать со мной заходит в дом, проходит в комнату, а в ней мой отец за работой - мастерит колыбельку, (к слову, он был хороший столяр), для своего будущего ребёнка, а рядом сидит его новая зазноба на сносях. Мать характера крутого. Разбивает недоделанную колышку, за шиворот отца и уводит с собой. Пожили мы вместе с ним неделю на квартире, но мать от него добилась только обещания, что он вернётся через месяц, которое он так и не выполнил.
  По возвращению домой, мать уйдя из декрета, устроилась на работу в ясли-сад, куда и меня оформила. Первое воспоминание - это спальная комната на втором этаже, множество кроваток, и мне ставят банки на спину. Я очень боюсь, плачу и всячески отказываюсь от этой процедуры. Выплакавшийся, облепленный банками, я засыпаю и слышу сквозь сон, как несколько банок отлепились, и создали неудобство при лежании. Помнится хождение зимой на второй этаж по пожарной лестнице. На первом был ремонт, поэтому ходили так.
  Ещё лето. Я по двору яселек иду к зданию кухни, где работала мать и зову её в открытое окно. Ору знатно. Тогда всё казалось большим. А был я ниже цоколя одноэтажного здания кухни, и задирал высоко голову к окну, в котором показалась мама:
- Что, сына?
- Мама, - кричу я, - я обкакался!
  На кухне водились крысы. С ними боролись. Помню мужчину в синем халате, который поймав и убив крысу у меня на глазах, облил её горючей жидкостью и поджог в жестяном совке. При этом он говорил, что она выделяет крысиный яд опасный для людей. А может он говорил, что им нужно купить яд против крыс. Не важно.
  Навсегда запомнил имя заведующей - Лидия Ананьевна. Для меня её отчество на вкус было очень сладким. Никогда я такого отчества и мужского имени больше не слышал. Во дворе яселек был загон, обнесённый зелёной сеткой, для велосипедиков. Но это уже для более старших деток.
  Однажды, ожидая когда мать управиться с делами, я сидел на ступеньках бетонного крыльца в торце здания. На крыльце стоял мальчик намного старше меня. Он наверно ждал, когда заберут из яслей его младшего братика, или сестричку. Моя рука лежала на бетоне возле его ноги. И тут он, глядя мне в глаза, наступил на мою руку. Я её не одёрнул, а упрямо держал на месте, не уступая ни миллиметра занятой территории. Тогда мальчик стал топтать мою руку: раз, другой, третий. Не помню чем закончилось дело, перелом кисти левой руки у меня был, хотя ни врачей, ни гипса я не припоминаю.