Где был ты никем

Вдруг, случайно увидев новейшее изображение группы русских святых старцев - белобородых, в древних скуфьях, - таких дивных, сказочно прекрасных,  поистине благородных, почему-то вдруг вспомнилось старинное предание о встрече святого Антония Великого с кожевником на рынке, к которому его направил  Сам Господь, чтобы святой Антоний увидел того, чей подвиг превзошел его отшельническую святую жизнь. Направил к тому,  кто непонятно как, но сумел превысить меру и ценность христианского подвига самого Величайшего в Пустыне мира Антония.

Кожевник, торгующий на базаре... Серый человек и серая жизнь. И к нему за наукой и за уроком святости отправлен Антоний?!  Но в чем же она, эта святость? Чем так стала угодна Богу? Разве не тем святость удостоверивается, что человек обретает некое звание, форму, чин (соответствуя  ему, конечно),  и чин сам уже несомненно несет и воздымает человека над миром других, чинов не имеющих?

Человек + чин - могучая сила. Но, оказывается, не для Бога, собравшего простецов и мытарей в свое братское воинство. Человеки без чинов и без регалий. А тут - простой кожевник. Семейный мастеровитый работяга, торгующий своими трудами на базаре, - чему он мог научить по изволению Божию Великого Антония?

Из списка в список передается одно: кожевник, мастеря свои сапоги, смотрел в окно, на проходящих людей и воздыхал: все они спасутся, один я погибну.

Так в чем отличие? И Антоний так мыслил. Неужели ж был гордым? Нет. Не в том, думается, сокровенная тайна предания. А в том, что истинной святости сумел достигнуть невидимый и не облагороженный никакими чинами, ничем внешне ценным и достойным, и тем паче саном возвеличенный, человек.

Совсем никакой человечишко,  Антония, преподобного отшельника и монаха превзошедший, простой серый, скромный, семейный обыватель - некий кожевник
В чем урок-то?
А в том, что мы не понимаем...

... Как получилось, что мы об этом кожевнике забыли и перестали понимать святость в ее истинном виде - без опор, без приставок, без подпорок?!

Разумеется, мы должны чтить и чин и сан,  ибо мир Бог устроил иерархично, но святость - она выше чинов и санов. Не ими сильна и их превозходит.  Чем?

Без чина и сана - без этих  великих подпорок человеческой уверенности в себе, твердости и крепости, - как устоять в этой жизни, полной испытаний, искушений, унижений, и сохранить живое сердце в чистоте, безкорыстии, любви, и душу - в полной покорности воле Божией?  Без "честь обязывает"  сохраниться в тотальном безчестии этой земной жизни?

Здесь и великая тайна святого юродства о Боге: никаких подпорок земных. Никаких. Здесь же, в этих основаниях, и незримая высота святости простого человека о Боге - даже не обособляющегося юродством, но  где-то как-то живущего и не имеющего никаких вообще подпорок, даже тех - в виде особенных даров и крайностей отречений от мира, что присутствуют и на чем стоит истинное юродство. А тут?

...Не лезь среди первых и в первых никуда. Не мнись смиренным и не смей идти последним, яко самый смиренный. Но смирись с серединным местом. Затеряйся в нем, в земной толпе... На базаре жизни... В грустных обиталищах сокрушенных и смиренных сердец...
Живи себе и живи, затеряйся, как можно лучше затеряйся в обыденной жизни, где в поте лица добывают люди, такие же как и ты, хлеб свой насущный, где ты не имеешь, где сердце приклонить, где достается тебе последнее место или вообще остаешься без места... Где был ты никто и нес свою пОтом пропитанную и истертую лямку жизни... Но где - при том при всем -  странное твое сердце  имело в себе тайный схрон, где оно в секрете даже от себя самого тихо пело о любви, о Нем - о Женихе Небесном, и сладостно оплакивало свою грядущую погибель: "Все спасутся, а я погибну..." И ширилось, и исполнялось света, и все желанней охватывало мир своей жалостью-любовью - это странное сердце незаметного человека, чью святость не ведал в мире никто. Только Бог.

И сам ты ничего этого о самом себе и не знал, кроме как одного:  все, знай, твердить, да  с обреченностью: "Все спасутся. А я погибну".
А Бог за тебя и мир хранил, и Антониев учил. Так было. Так и ныне?

P.S.Удивительно как долго в трактовках этого момента (Божиего поучения Антонию) мы шли на поводу букв и поверхностного чтения. Впрочем. Многое в нашей науке из наук аскетике, в истории Церкви еще не рассмотрено достодолжно. Теперь и подавно.  У меня выше поставлен простой вопрос: а что св. Антоний не имел великого смирения, не видел свои грехи как песок морской, что Господь послал его поучиться? Имел, видел. Великий подвижник Божий был. Но что-то же явилось поводом для преподания ему этого Божиего урока? Полагаю, привычка человеческая, земная придавать слишком большое значение внешним регалиям и не уметь видеть вживе святость простых людей, хотя бы тех бедных вдов, что клали в церковную сокровищницу "все житие свое", свои последние гроши, как видел то  Сам Господь. 

Это толкование открывает нам око и на грядущие Божии Суды и приоритеты в нашем спасении, на любимый Богом человеческий образ, Им избранных среди званных.  Вот как на такого кожевника из Александрии.
У Антония несомненно не было чего-то, что имел кожевник - вот такого предельного сознания своей погибели, своего истинного недостоинства. Подвижническая жизнь Антония и великая его брань тоже, пусть в крохотной мере, но накладывала на его духовное самочувствие свой отпечаток.  Куда спрятаться от сознания своих доброт человеку? Так ли уж хорошо шуйца научается не видеть того доброго и прекрасного, что творит
десная рука?

Итак, все дело в Божественном приоритете простых, не видных, ничего не значащих в этом мире сердец в сравнении с изобретенными миром людей разнообразными успехами, карьерами, возвышениями, котурнами, пъедесталами, даже самыми почетными, вроде монашества и великих творческих успехов гениев, но в чем-то не дотягивающих, как оказывается,  до простоты ничего не значащего в мирских табелях о рангах человека с чистым сердцем и глубочайшей богопреданностью, несмотря ни на какие испытания его скромной жизни.