Часть I, глава 6. Кладбище

  Возле кладбищенских ворот Шаровый отпустил извозчика, немного с ним поторговавшись -
 для собственного, как понял Крот, удовольствия.

  Кладбище было обнесено высокой каменной стеной, по верху стены шли
неприятного вида железные шипы. Шаровый извлёк огромный ключ и отпёр дверцу
сбоку от ворот.
 

Странное это было кладбище. Крестов не было. На каждой могиле высилась
уходящая в небо небольшая лесенка. Вдобавок лесенки были выкрашены в разные
цвета и всё вместе это напоминало детскую площадку, а не место упокоения.

  Шаровый объяснил, что вознесенцы, в просторечьи именуемые золоторылами
 и лестничниками, верят, что после смерти души почивших поднимаются ввысь по
 длинной лестнице и растворяются в Небесной Тверди, сливаясь с вечным блаженством.
 Лесенки символизируют этот подъём. Раскрашиваются же в соответствии с духовным
достоинством умершего. Кстати подвёл к ещё более необычной могиле. На ней был
установлен утыканный гвоздями столб.
  -А здесь у них грешник похоронен, убийца. Вот ему-то после смерти тяжело будет
по такой жлыге на небо карабкаться. А кому-то суждено вечно в твердь стучаться,
не пустят. Вообще мракобесы. Ну, пойдём с хозяином знакомиться. Если он чего чудить
 начнёт, ты мимо внимания пропускай. Человек дикий, болезненный...
 

  Хозяин помещался в конце кладбища в ветхой почерневшей от времени деревянной
хибарке, отгороженной от остального кладбища живой изгородью, так что от ворот
хибарку  совсем не было и видно. В этом домишке  он спал и ел. Тут же было ещё
одно столь же ветхое строение поменьше, вроде сарайки, где хранился инструмент, - мётлы,
лопаты, также краски для подкрашивания лесенок и всевозможный скопившийся за
долгие годы хлам.

  Шаровый открыл дверь сарая и некоторое время осматривал его содержимое.
  -Тут бы половину выкинуть,топчан поставить. Чтобы тебе можно было
ночевать.

  Вдруг дверь избушки распахнулась, на пороге показался высокий худой старик.
Секунду он рассматривал пришедших, затем с шумом захлопнул дверь. Шаровый
 причмокнул губами.
  -Человек совершенно никаких условностей не признаёт.
 Погоди.
Он без церемоний вошёл в избушку вслед за стариком и притворил
за собой
дверь. Некоторое время до крота доносилось только приглушённое
 двухголосое
бормотание, затем Шаровый возвысил голос:

  -Не извольте возражать! Не то вылетите у меня на улицу!
 
  Крот поёжился. Ему здесь явно были не рады.