Дед Митяй глазами щедрости сборник Отклик мира

ДЕД МИТЯЙ РАССКАЗЫВАЕТ, КАК СВИСТУЛЬКИ ДЕЛАТЬ НАУЧИЛСЯ
(дед Митяй глазами щедрости)

Молодой, совсем зелёный я был, сиротой рос. Мать умерла, мне только десять лет исполнилось, а отец после её смерти боль свою спиртным заливать начал и через три года в могилу сошёл. Остался я один. Родственников никаких. Мать— поздний ребёнок в семье, отец из Сибири приехал и никогда о родне своей ничего не рассказывал, говорил, что с малой родины только имя и фамилию привёз — Степан Семёнович Золотников, а остальное в среднерусской деревне нажил.

Когда родителей не стало, задумался я, как мне дальше жить? В школе учителя обо всём прознали и захотели в интернат отправить. Я сильно против был. Даже подумывать стал, что школу надо бросать и к взрослой жизни определяться, в город податься, работу найти. Но, видно, судьба мне в деревне жить. Хорошо лето началось. Решил — летом дома поживу, а осенью подамся куда глаза глядят.

Как-то утром сижу на лавке, только июль начался, вижу — машина прямо у дома останавливается. Я испугался — вдруг в интернат забирать приехали. Убежал, но стал из-за угла дома выглядывать, любопытство-то разбирает. И увидел чудо — как будто мой отец на лавочке сидит, только одет как женщина, а на голове коса в причёску уложена. Осмелел, чего же родного отца бояться. Подошёл и слышу голос дивной красоты:

— Ты будешь Дмитрий Степанович Золотников?

— Я, — говорю, — а вы кто?

— Не узнаёшь?

— Вы очень на отца моего похожи. Я сначала подумал, что папа с небес меня навестить пришёл.

— Тётка я твоя, а с твоим отцом мы близнецами были. На лицо похожи, только характеры разные. Степан очень обидчивым рос. Что не по его — сразу обижался, а если кто скажет что-нибудь, что ему не понравится, по месяцу не разговаривал.

Я стою, глазами хлопаю:

— Вы ошибаетесь, наверное, про другого человека рассказываете. Отец с матерью вообще никогда не ссорились; а если он с кем-то поругается, то сразу и прощения попросит, и мириться начинает. И мне всегда говорил: «Если с кем поругаешься, лучше первым и сразу прощения попроси, даже если и вину за собой не чувствуешь». Я спрашиваю: «За что же тогда прощения просить?» «За то, что не удержался, не нашел нужных добрых слов, не смог спокойно вопрос обсудить, а на спор, крик, ругань сорвался, вот за это прощения и проси».

— Мить, и ты мне про другого, для меня неизвестного человека рассказываешь. Значит, будет чем друг друга удивить. Если ты не против, я у тебя немного поживу.

— Да пожалуйста, живите сколько хотите. Дом огромный. Отец всегда большую семью иметь хотел, а по-другому вышло.

Стали мы с тётей Надей жить вдвоём. Вот как бывает: был один-одинёшенек на белом свете, а оказалось, что родни у меня огромный воз и маленькая тележка по всей стране. Даже дальние родственники за рубежом имеются.

Тётка у меня шустрая оказалась, уже в органах опеки побывала и свои верительные грамоты представила, что не с улицы, а родная кровь. И мне сказала, что интернат по мне уже «не плачет». Так что ничего не бойся, а где жить, здесь ли или у деда, сам решишь немного погодя.

В день приезда Надежды ещё один гость ко мне наведался. И полчаса не прошло, ещё одна машина к дому подкатывает, прямо день визитов какой-то. Смотрю, дядя Серёжа, отцов друг приехал. Он ещё и дверцу у машины не открыл, а уже кричит: «Давай собирайся, у меня будешь жить. Конечно, у нас таких хором нет, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Я только сегодня утром вернулся, ничего про твоего отца не знал. Жена мне всё рассказала да прибавила, что тебя в интернат хотят определить. Дело твоё, но, думаю, в семье жить лучше, чем на казённых харчах. Все мои домашние тебя ждут, так что пакуй необходимое, запирай дом, и айда…» Но фразы закончить не успел, потому что дверь отворилась, и на пороге предстала тётя Надя, но в джинсах, рубашке и бандане, во всем папином. Она потом рассказала, что решила вещи брата поносить, так с ним проститься захотела. Дядя Сережа дар речи потерял, а потом, запинаясь:

— Стёпка, а мне сказали, что ты того. Ну и шутки у моих, однако, но я им за это головы всем намылю.

Надежда посмотрела на Сергея исподлобья, так отец иногда смотрел, дурачился, и говорит:

— Не обманули тебя твои домашние. Я сестра-близнец Степана, Надежда, приятно познакомиться.

Получился один большой день встреч и знакомств.

Через месяц уговорила меня тётя Надя к бабушке с дедушкой съездить, познакомиться. Прибавила при этом: «Можно, конечно, и до совершеннолетия подождать». Я оторопел — так едем или нет?

— Едем, едем, старики и так 13 лет ждали, так что больше затягивать не стоит.

Вот тогда-то в первый мой визит к отцовой родне дед мой Семён Силыч меня свистульки делать и научил. Да рассказал, что наука эта в семье передаётся давно как забава — от отца к младшему сыну:

— Степан, может быть, через это и из дома сбежал, что свистульки считал оскорблением мужского достоинства. А какое это оскорбление — радость одна только. Но, видно, не смог он этого понять, вот и уехал. Меня же отец научил, как сейчас помню, летом дни длинные, и вся ребятня местная к нам во двор стекается, да и взрослые собираются посмотреть и концерты послушать, потому как у каждой свистульки свой собственный голос имеется, и отец что-то вроде хорового свиста устраивал или песни пел под их аккомпанемент, мне очень нравилось, завораживало даже. И я по примеру отца соберу ребятню: кто хочет — учись мастерить, а кто посвистеть, тогда тебе дорога в «хор свистунов». Стёпа не одобрял этих групповых посиделок. Замкнутый он очень был, считал, что я — его отец, и не надо мне щедрость своей души на всех рассыпать, когда своя семья имеется. Не понимал, что щедрость от того, что ты её раздаёшь, прибавляется только.

В общем, под руководством деда я и свистульки делать научился, и «свистуном» стал, и традицию семейную продолжил по обучению художественному свисту. Да ты и сам знаешь, как я с мальцами летами в рощице у речки развлекаюсь, подальше от деревни, чтобы никому не мешать.

— Пенсионеров без слуха в свой хор принимаешь?

— Всех желающих принимаю, а если обучиться мастерству не получается, у нас группа поддержки имеется, слушателей, одним словом. Кстати, кот твой уже записался, два месяца концерты посещает. Придёт, сядет в сторонке, глаза закроет и в слух превращается.

— А я-то все гадал, куда это Чеши частенько уходить стал. Грешным делом, стал думать, может, семьёй обзавестись решил или зазнобу завёл, а он, оказывается, художественному свисту обучается. Так что не боись, Митяй, я с таким сен-сеем, как мой кот, у тебя ещё в первые ученики выбьюсь.

Митяй, хочу ещё кое о чём у тебя спросить. Все знают, что ты человек домовитый, можно даже сказать, прижимистый, а со своими свистульками ты будто перерождаешься и совсем другим становишься.

— В корень зришь, Иваныч. Я тебе больше скажу, жадный я, что там скрывать. Но в этом бы никогда не признался, если бы не эти самые свистульки. Давно это было — решил, зачем добро даром раздавать, когда можно и деньжат подзаработать, сам знаешь — свистульки мои нарасхват. Сделал я партию для продажи. Праздник какой-то был, тепло, народу в городе полно, все гуляют, ребятни навалом. Я рядом с рынком место себе подыскал. Тётки ягодами да огурцами торгуют, а я свистульками. Стал народ подходить. Первую молодому парню продал — он для сынишки покупал, и цену ему назначил не какую задумывал, а в два раза больше, решил — парень весёлый, да при деньгах, тут моя жадность и вылезла. Вторую уже по себестоимости, что называется, язык не повернулся больше назвать — женщина с маленькой девочкой покупателями были. И так мне противно вдруг стало. Выходило, что я дар и радость, которые мне предки передали, за деньги продаю. Стал первого покупателя на площади искать, чтобы деньги вернуть, но не нашел. А потом просто накупил конфет и ребятишкам вместе со свистульками раздал. С тех пор я о свистулечной коммерции даже не помышлял. Этот случай помог мне понять, что во мне жадность сидит, а свистульки светлым пятнышком в ней просвечивают. Ещё увидел линейку: один конец — жадность, другой — расточительность, а посередине щедрость. Жадность и расточительность губительны для человека, а щедрость — нормальное состояние. Вот наша природа щедра — когда необходимо, всё отдаст, а потом снова накопит, чтобы опять, когда нужда придет, щедро дыру залатать. А жадность копит и копит, и надо и не надо, чтобы всё больше и больше было, а для чего, и сама не знает, а чтобы поделиться — ни боже мой. Расточительность же — другая крайность, без разбора валит и валит, и нужды никакой нет, и не просит никто, всё равно раздаёт бездумно. Если же человек начинает стремиться жить в гармонии с природой и с самим собой, он от этих крайностей отходит и к середине стремится, ведёт жизнь разумную и впрок откладывает, а когда нужда — щедро тратит, не считая. Только не просто такую тонкую настройку в себе наладить, время и желание нужно.

Поэтому путь один — работа над собой и движение вперёд, тогда и жадность с расточительностью в щедрость переродится смогут.

Вот тебе и свистульки.