Помидор

     Первый снег упадет и растает...               
     Как наивный кадет поспешит               
     Всех солдатиков строем расставить               
     Для кузины, не чая души.

     А она так рассеянно смотрит,               
     Не вникая в кампании план.               
     Не трубит, даже пушку не просит               
     И не скачет на дерзких улан.

    "Ах, какую смешную шараду               
     Нам представил один реалист!"               
     Он обжегся своим шоколадом,               
     Ткнулся в тумбочку - не был речист.

    "Боже правый! Ведь только в сочельник,               
     Когда ехали с ней на каток!..               
     И прошло-то всего две недели!.."               
     Мысли рвались. Не жег кипяток.

     А она доверительно шепчет:               
    "На каникулах в Риге гостил,               
     Чуть пониже, чем Вы, но... Покрепче.               
     И за лето усы отрастил.

     У него уже уши пылают               
     И редуты сметает ногой...               
    "Как волшебно шуршат ее платья!               
     Но в душе... Нет, ей дорог другой!"

     О, какие там Канны, Фарсалы!..               
     Смерть солдатиков косит косой.               
     А она:- Что-то стихли там в зале! -               
    (Взгляд на двери, украдкой, косой).

     Не тревожат. Придвинулась ближе -               
     Кружевная перчатка. Погон.
    "Там дома... Ну, почти, как в Париже               
     И канкан... Но для взрослых. А он!.."

    "Ах ты, шпак!.. Но какая же мука?!"               
     И зачем-то метнулся к окну.               
     Растерялась. "Какой же Вы бука!               
     Ну, хотите, слегка намекну?"

    "Только, чур! Догадаетесь сами!               
     Вот, присядьте удобней на стул!"               
     Он присел, но на край. Он часами               
     Пил бы взглядом ее красоту.
   
     Но сейчас как в гвардейском манеже
     На чужом норовистом коне
     Позвоночник напрягся. Не нежным
     Он казался ей вовсе. Бледнел.

     «Может, слишком я с ним…  Откровенна?
     Но какой же!.. Как рыцарь красив!»
     Как-то вдруг ослабели колени,
     Приутихла, глаза опустив…
   
     В доме гулко пробило четыре,
     Хомячок зашуршал за стеклом
     И они на мгновение застыли,
     А из детства пахнуло теплом.

     «Ну, так вот!» – и в упор опрокинув
     Этот синий огонь неземной. –
     «Угадаете?» - личико вскинув. –
     «Поцелую, как станет темно!»

     Просияв от нежданного счастья,
     Проглотил подступивший комок,
     Сознавая, что стал ее частью.
     О таком и помыслить не мог.

     А она как-то странно прогнулась,
     Вперевалочку, уткой прошлась,
     Вправо-влево сердито метнулась –
     Нет, к ней явно не шел этот шарж.

     Но когда, округливши запястья,
     Стала в воздухе щупать «живот»,
     Он вскочил, захлебнувшись несчастьем:
     «Вы – беременны?» «Вы – идиот?!»
   
     И, сорвавши со стула накидку,
     Убежала к родителям в зал.
     Он решил все мгновенно, навскидку:
     «С ним  стреляюсь, а там… На вокзал!»

    «Хорошо, что Сережка Еропкин
     К нам с вечерни зайти обещал.
     Приглашу в секунданты. Не робкий.
     Столбовой. Только род обнищал…»

     А она, пробегая огромный,
     Весь в багетах, пустой коридор,
     Все шептала: «Какой же нескромный!
     Просто красный тупой помидор!»

     Ну, а Гендельман Фима, он славный!
     Хоть болтают: «Еврейчик, эсдек!..
     У него преимущество в главном,
     Он – веселый, живой человек».

    «Взять, пожалуй, хоть эту шараду!..
    И Светланка смеялась до слез
    Дом терпимости. Поп толстозадый.
    Ведь умора! Причем тут скабрёз?!»

   «Ну, а этот… «Пехота, матросы…
    А сегодня… Так просто - в бреду!
    Нет, пусть папа теперь и не просит.
    Больше в дом этот я не войду!»

    Ах, еврейская легкая шутка!
    Так забавна, корысти в ней нет…
    Ай, не будьте занудой мне жуткой,
    Как зеленый тот, глупый кадет.

               II

    Первый снег заметет и заляжет
    Хорошо еще в сентябре
    Ночь кромешная шали развяжет
    И завесит подолом наш грех.

    По сугробам бредет доходяга,
    Под ногами покрышки скрипят.
    Сзади штрек в мерзлоту уходящий,
    А окрест – малолетки шипят.

    Зэк занюханный что-то надыбал,
    Снег расчистил, а веточку – в рот.
    И побрел. Не спеша, как на дыбу.
   «Эй, обиженный! Старый урод!»

    Голоса малолеток звенели,
    Достигая заоблачных сфер.
    А покрышки все так же скрипели.
   «Эй, Укроп Помидорыч! Ка-эр!»

    Брел и думал: «Дурацкая кличка!
    Алексеем рожден и крещен.
    Помидорыч? Вот тут – закавычка…»
   «Стой, босота! Закурым, чы шо?»

    Недоросток из хлипких, но дерзкий.
    Свиснет – кодла на части порвет.
    Но поморщился. Запах-то мерзкий!
    Так поносит, кровавит и рвет…

    «Тьфу, вонище! Вали на помойку!»
    «А в пеллагре какой-то и плюс…»
    Стиснул горло, чтоб сдуру не ойкнуть:
    «Но, признаться, и свой… Adversus1

    И бесцветным тускнеющим взором
    Прошерстил бытия инвентарь:
    Малолетки, колючка, предзонник,
    Вышки, шахта, больничка, фонарь –

    Метастазы распятой России…
    Подкосили, повышибли дух!
    А за сопкой кого-то гасили –
    Музыкальный, пока еще, слух.

    Малолетки, как стая взвинтились,
    Окружили кого-то гурьбой.
    Матерились, ногами месили…
    Словом, ринулись в классовый бой.

    Ах, несчастный колымский волчонок,
    Запросивший с пеленок дымка.
    С виду – маленький, жалкий ребенок.
    Только мать не дала молока…

    Ни при чем! Но змеиное семя
    Прорастет, окрапивит страну.
    Незнакомое, юное племя…
    Не приветствую, но… Антер  ну?

    Ни кола, ни  двора – безнадега!
    Но для счастья змееныш рожден.
    Окрылен, говорлив и без Бога.
   (Тот, что в церкви вторично сражен)

    Но и эти загонщики тоже…
    Обломаются строить свой рай
    Им бы только наращивать рожи.
    Не удержатся. Будет им – край.

    Понаедут заморские гости,
    Обещая мошной потрясти –
    Упадут на четыре на кости,
    Завиляют на новый мотив.

    Жить «прилично» - синоним богато.
    Разночтений с прогрессом тут нет.
    Быть братаном покруче, чем братом.
    Маркет это и есть – Божий свет.

    Ломанется держава этапом.
    Как гулящую мать защитить?
    Под плетями двуличных сатрапов
    Предстоит вам, родимые, жить.

    Харкнул кровью и смутным сознаньем
    Вдруг представил – в снегу помидор.
    Он был пухленьким в детстве, румяным.
    Ненавидел тот овощ с тех пор…

    «Ах, какие румъянии штётски!» -
    Щебетала старушка Мюло,
    Гувернантка. Но прозвищем хлестким
    Улюлюкало детство и жгло.

    Сел. Утерся снежком. Рассмеялся:
    «Холод – все, что осталось из нег…
    Но каким же горячим казался
    Первый, на душу павший тот снег!

    Бил навылет!.. А, впрочем, неважно –
    Ни кузины, ни жизни той нет.»
    На Дону он сражался отважно,
    Но не выпал счастливый билет.

    Рухнул в снег. И безззубые десны
    Не дотерли ольшаника лист.
    И ни стона, ни горечи слезной –
    Только выдох: «Где ж тот?.. Реалист.»       


    Adversus  –  обратная сторона