Ландер как единая неделимая муза коалы

     Еропка - мужик маленький, но свое понимание имеет, знает, что Азия - она бестолковая, что немец русского завсегда обманет, что большевики с комиссарами, что на хлеб цена и на овес цена, а разговаривать с сартами он научился сам, вне зависимости от предыдущего опыта, и составляющего основу тайного знания сути вещей. Вот откуда, к примеру, насельнику Богучар Еропке и знать - то было об Азиях и немцах ? Со слов, из обрывочных мифов и смутных легенд, баял же вот солдат об одной ноге на базаре, что жуткая ересь жидовствующих в Новугороде давно уже разоблачена и признана экстремизмом, по телевизору и в рунете, опять же, сама  Витухновская чегой - то тоже там, так и формируется понимание, формуется железным бетоном иллюзорной фактичности, давая носителю разума все возможности существовать далее.
    - Хорошой часы ! - орал в сморщенное ухо смуглого до черноты сарта Еропка, тряся перед носом покупателя сломанными часами. - Немецкай ! Из мериканского золоту.
    Он сразу догадался, что язык надо коверкать, так дикому сарту, чурке бешеной, проще будет приобщиться к высокоразвитой цивилизации Севера, этим варварам откуда знать, скажем, об Италии какой ? Глянь вон на карту : сапог сапогом, а все я - ста да я - ста. Похвальба дело нехитрое, Еропка сам может так возвыситься умственно, что тошно станет не только сартам, мужики из вагона и те выкинут за борт.
    - Тащи его, ребя, - скомканными голосами сипели мужики, хватая Еропку за руки - ноги, будто раки сталкиваясь друг с другом лбами в вагонной задушливой тьме, - волосья ему рви.
    Кто - то страшный, вовсе невидимый и от того еще более кошмарный, большой и потный, дернул визжащего Еропку за волосы, а колченогий старичок, всю дорогу молча лежавший на мешках в углу вагона, укусил богучара за ухо.
    - Жуй ухи ему ! - бесновался Набольший вагона, глухо стуча лаптями у раздвинутой двери. - Зубы круши !
    - Бросай, - подвывала вагонная публика, раскачивая на вытянутых руках судорожно бьющееся тело Еропки, - швыряй.
    Они толкнули дверь, звонко вошедшую в пазы. Уселись, не зажигая жировок и сальников, на мешках и тихо запели.
    - Горит и кружится планета ...
    - Глохни, - взмолилась ортчека с крыши вагона, ведя непреклонное наблюдение за мешочниками, трогательно складывая свои руки на кожаной груди иудобольшевицкого патриота, чьей патрией был весь мир, а муэрте интереснее нести другим, почему - то считая свое бытие вечным.
    - Ой, бля, - охал Еропка, восставая у насыпи темнеющим среди ночи силуэтом, - чуть не ухойдакали. Сволочи ! - крикнул он, грозя кулаком удаляющимся красным огням последней бронеплатформы, прицепленной к эшелону на сортировочной Саратова.
    - Эва ! - раздался весело - изумленный крик. Через миг Еропку уже крутили и вертели какие - то руки, а хриплый дядя рычал, пиная богучарца под вздох сапогом : - Под зебры ему ! Под зебры.
    - Волоки к отаманцу, - приказал кто - то с коня, ожигая вьющихся вокруг брыкающегося Еропки плетью.
    Развиднелось по степи. Несмелый рассвет розово высунул любопытный нос из - за горизонта, освещая Еропке творимую картину. Его уложили на подводу растрепанные люди, живописно полураздетые в нарядные лохмотья, а приказавший с коня оказался босым матросом с примотанными колючей проволокой к грязным щиколоткам серебряными шпорами. За его перетянутой ремнями широкой спиной сидел, обняв матроса руками, невысокий латыш в собольей шубе на голое тело и в смешном котелке набекрень. " Бандиты ! " - ворохнулся Еропка, закрывая глаза.
     - Товарищ Краузе !
     Еропка открыл глаза. К подводе, яря жеребца, подлетел чахоточного вида юноша в сером пиджаке. Осмотрел мужика и, выразительно изломив красивую бровь, велел бросить того в овраг.
     - Ё...й в рот ! - ругался Еропка, выпрастываясь из оврага. - И это революция ? Кидать человека через хер и всю дорогу - это революция ? Мать вашу так.
     Еропка ошибался лишь в одном : это действительно была революция, но революция русская. А это поясняет все и даже чуть больше.