писательское

Как забавно она ломает и крошит хлеб, надо это запомнить, чтобы приписать женщине, которая появится в каком-нибудь рассказе – чтобы была живой, не бесцветной. Как смешно ведет себя этот мужчина в автобусе, всю дорогу говорит по мобильному: але, привет, ты от работы далеко отошел? Да ничего, ладно, ну бывай. И другому: алё, привет, ты уже на работе? У меня там кастрюля с едой. Так ты съешь, а то пропадет. На крышке кастрюли отбивная. Ну бывай, – и так громко, несколько раз, на весь автобус, охранник, наверное... где у меня был охранник? – надо куда-то вставить, нельзя, чтобы пропало. Как странно выражается этот парень, воображающий себя психологом: «Я фрустрирован», «Надо закрыть гештальт» – и так все время, очень смешно, пусть так говорит один из моих персонажей. А этот стоит, покачиваясь с носков на пятку. А эта во время разговора снимает и надевает на палец кольцо, непрерывно – снимает-надевает. Люди и детали. Их столько, что любого можно брать в персонажи. Собственно, они персонажи и есть. Сидишь, жадно слушаешь, жадно смотришь, коверкаешь действительность в угоду своим литературным вкусам.


Письменник – гусениця-шовкопряд, переробляє враження на низку слів. Щойно щось помітить чи відчує – одразу плете: ось так і так, підлегле-метафора. Нитки переплітаються постійно, більш нічим гусениця не займається. Потім хтось мацає шовк, киває схвально – годиться, загорніть. Або знизує плечима: не мій візерунок. Іноді пише у співавторстві з тим, хто всіх вигадує та редагує. Це вдалі записи, але навряд чи для самої гусениці. Тому сплітається рядок-рядок-рядок, тире-тире-тире, рядок-рядок-рядок. Співавтор іноді схвалює.

Вітаю зі Всесвітнім днем письменника всіх, хто хоч раз заробив на життя написанням слів.