Сотницыно вотчина князей Одоевских. Часть 3

Последним из рода Одоевских владел селом Сотницыно (Зименка, Зименок) князь Юрий Юрьевич Одоевский (1672-1722).
По переписи (ревизским сказкам 1678 года) за князем Никитой Ивановичем Одоевским числилось 271 двор (крестьянский и бобыльский), а за его сыном внуком князем Юрием Михайловичем Одоевским – 6 крестьянских дворов. За ним также было несколько дворов в сельце Булушеве (Болшево).
Согласно ревизской сказке 1710 года, в селе Сотницыно было две церкви: Церковь Рождества Пресвятой Богородицы и Церковь Чудотворца Николая, которые возглавлял поп Иван Прохоров (38 лет). Вместе с ним служили дьячки Фёдор Петров сын Попов и Василий Фёдоров сын Попов. Ранее, в 1678 г., в каждой церкви был свой поп: Фёдор Андреев м Пётр Матвеев, дьякон Василий Миронов. 
В вотчине стольника князя Юрия Юрьевича Одоевского проживали: Пётр Подколяев (староста), Ялфим Куркин (выборной), Яков Оносов (приказчик) (48 лет), Герасим Долгошеин (скотник) (50 лет), Мирон Цыбков (20 лет), Кирила Немчинов (16 лет) и Андрей Ковалев (60 лет) - кобальные люди конюхов, Аким Ильин (мельник) (40 лет), Михайла Мартынов ( 25 лет);  крестьяне: Терентий Телегин, Горяинов, Михайла и Кузьма Алёшины, Василий Митрофанов сын Сумин (30 лет) - послан в лопатники в Санкт Питербух (Санкт-Петербург), Дмитрий Степанов сын Дедюлин (57 лет) - послан в лопатники в Санкт Питербух, Алексей Абызов, Фрол Аристов (60 лет), Григорий Хомутов (60 лет), Иван Марков (27 лет), Фёдор, Фома и Борис Лучниковы, Гаврила Степанов сын Спиглазов (100 лет), Степан Королев (30 лет), Дмитрий Бровкин (70 лет), Петр Ратмонов, Федот Клюев (60 лет), Константин Бычков (70 лет),  Дмитрий Попугаев (17 лет), Максим Косаусов (15 лет), Филип Косырев, Яков Шеболин (50 лет) - послан в лопатники в Санкт Питербух, Осип Болабин (75 лет), Дмитрий Ермолов (90 лет), Марко Колинин (70 лет), Иван Обызов (40 лет), Киселёв, Фаустов, Макей Филипов сын Кузнецов (50 лет), Остафей Шаров (70 лет), Герасим и Ермолай Орефьевы, Василий Варонин, Прокофий Вахнин, Захар Калистратов сын Сорокин (70 лет), Федосей Поколяев, Тимофей Балабмн, Иван Гарынин, Иван Забродин, Илья Карпов, Лаврентий, Филип и Пимен Сафроновы, Емельян Лебедев, Звягин, Никифор Охтин,  Огуреев, Осип Спирин, Борис Давыдов, Артамонов, Давыдов, Коншин, Голубчиков, Семен Лапин, Агей Казин, Савелий Кривоносов. Имеется отметка о том, что из села бежали крестьяне: в 1706 году  - Сумин, Раманов, Куркин, Томахин, Гладышев; в 1707 году – Бровкин, Лучников, Шиняев, Вахнин, Обызовы, Поколяевы, Варонин, Титаев, Елунин, Горбунов, Сорокин, Беляев, Сколдин, Бычков, Козины, Солововы, Охтин, Шиняев, Рылин, Медведев, Серёгин, Лапин, Худяков, Сумин, Козанцов, Колинин, Новиков, Красновполов, Бровкин, Рыбаков. Отмечены также отписные выморочные крестьяне, крестьян, оставшиеся после смерти помещика, который не имел наследников: Логунов, Вахнин, Спиглазов, Мишутин, Козин, Соловов, Киселев, Сорокин, Марков, Сумин, Казин, Попугаев, Лучниковы, Балабин, Спирин, Оносов, Куркин, Касоусов, Кулигин, Дружинин, Лебедев, Лапин, Любимов, Тарасов, Владимиров, Окунев, Косырев, Акинин, Харламов.
В это время в селе сохранялись несколько дворов помещиков Башкиных, потомков Сотницы (Микиты Башкина), должность которого трансформировалась в название села Сотницыно.
Владение стольника князя Юрия Юрьевича Одоевского в Шацком уезде в 1700 г. было не одним из крупных, а самым крупным: 288 дворов (1296 душ м.п.). Под Москвой у него также было несколько крупных имений. По духов¬но¬му заве¬ща¬нию князя Васи¬лия Федоровича Одо¬ев¬ско¬го, князь Юрий Юрьевич с бра¬тья¬ми, кня¬зья¬ми Миха¬и¬лом, Васи¬ли¬ем и Алек¬се¬ем Юрье¬ви¬ча¬ми, полу¬чи¬ли под¬мос¬ков¬ные име¬ния пер¬во¬го, при чем на долю князя Юрия Юрье¬ви¬ча доста¬лось село Вос¬кре¬сен¬ское (Васи¬ле¬во), Московского уезда, которое он в 1706 году про¬дал его Федо¬ру Матвеевичу Апрак¬си¬ну…
Сказать, что жизнь князя Юрия Одоевского была сложно вроде бы нельзя. Но это только – на первый взгляд. На самом деле, на его жизнь выпало столько трагических событий, что до него, за 100 летний период нахождения Одоевских у власти в России, не досталось ни одному из родственников.
Его деда, стольника Михаила Никитича Одоевского (1618 г. -1653 г.), считал своим другом сам царь Алексей Михайлович (1629 г. - 1676 г.). После смерти Михаила Никитича в 1653 г., от «огненной» болезни, царь отправил его отцу князю Никите Ивановичу Одоевскому, который приходился царю родственником по линии супруги, письмо, из которого можно заключить, что князь Михаил Никитич был очень близок к царю. В письме царь пишет о том, что любил беседовать с Михаилом Никитичем, часто бывал у него в доме, постоянно виделся с ним и был очень к нему расположен, просил не плакать Никиту Ивановича, обещал взять все погребальные расходы на себя: «Нельзя, что не поскорбеть и не прослезиться, и прослезиться надобно – да в меру, чтобы Бога наипаче не прогневать… на взносъ и на все погребальныя я послалъ, сколько богъ изволилъ… Потомъ, аще Богъ изволитъ, и мы тебя не покинемъ». Князь Ники¬та Ива¬но¬вич Одо¬ев¬ский 22 января1671 года, на сва¬дьбе царя Алек¬сея Михай¬ло¬ви¬ча с Ната¬льей Кирил¬лов¬ной Нарышкиной, матерью будущего императора России, был поса¬же¬ным отцом, а его жена кня¬ги¬ня Евдо¬кия Федо¬ров¬на – поса¬же¬ной мате¬рью со сто¬ро¬ны жени¬ха.
Отец Юрия Юрьевича - Юрий Михайлович Одоевский (около 1650 г. - 6 декабря 1685 г.). В 1660 году он упоминается в чине столь¬ни¬ка, участ¬во¬вал в при¬е¬ме Гру¬зин¬ско¬го Царе¬ви¬ча Нико¬лая Дави¬до¬ви¬ча, за обе¬дом «смот¬рел в боль¬шой стол».  В 1668 году Юрий Михайлович был пожа¬ло¬ван в ком¬нат¬ные столь¬ни¬ки и до 1673 года был при дво¬ре. По сво-е¬му чину он был очень бли¬зок к царю и почти все вре¬мя про¬во¬дил при царе Алек¬сее Михай¬ло¬ви¬че. 22 января 1671 года он участ¬во¬вал в царском свадебном поезде. В 1673 году князь Ю. М. Одо¬ев¬ский был назна¬чен судьей в Суд¬но-Вла¬ди¬мир¬ский при¬каз; в мар¬те 1674 года был отправ¬лен, вме¬сте со сво¬им дедом, кня¬зем Ники¬той Ива¬но¬ви¬чем Одо¬ев¬ским, на переговоры с поль¬ски¬ми комис¬са¬ра¬ми в Андру¬со¬во. После смер¬ти царя Алек¬сея Михай¬ло-ви¬ча, 8 июня 1676 года, князь Юрий Михай¬ло¬вич был пожа¬ло¬ван новым царём, Фёдором Алексеевичем, в бояре. В этот же день спаль¬ни¬ком стал князь И.Г. Кура¬кин, жена¬тый на внуч¬ке бояри¬на кн. Н.И. Одо¬ев¬ско¬го – Федо¬сье Алек¬се¬евне. 5 фев¬ра¬ля 1678 г. боярин князь Ю.М. Одо¬ев¬ский вме¬сте с дву¬мя сыно¬вья¬ми выехал из Моск¬вы на вое¬вод¬ство в Нов¬го¬род. Мона¬хи Успен¬ско¬го Тих¬вин¬ско¬го мона¬сты¬ря под¬нес¬ли бояри¬ну кня¬зю Ю.М. Одо¬ев¬ско¬му «от веряж¬ско¬го дела 20 руб¬лев да детем дво¬им под¬не¬се¬на круш¬ка, да голо¬ва саха¬ру, все дано рубль. Види¬мо, вое¬во¬да взял с собой стар¬ших сыно¬вей кня¬зя Миха¬и¬ла Боль¬шо¬го и кня¬зя Миха¬и¬ла Мень¬шо¬го. Кня¬зь Ю.М. Одо¬ев¬ский не играл пер¬во¬сте¬пен¬ной роли при мос-ков¬ском дворе, поскольку тяжело болел и мало всту¬пал¬ся в дела. Челобитчики о нём писали царю: «боярин в при¬ка¬зе не быва¬ет и ко вла¬ды¬ке на бла¬го¬сло¬ве¬ние не ходит, а на дво¬ре нико¬и¬ми мера¬ми побить челом немоч¬но, пото¬му что боярин немо¬щен, а дела вся¬кие дела¬ют дья¬ки» («в началь¬ни¬ках прав¬ды не ста¬ло, дья¬ки все заве¬да¬ют, а до бояри¬на дой¬ти немоч¬но»; «боярин в при¬каз не быва¬ет, а дья¬ки что захо¬тят, то и дела¬ют». (Архив СПбИИ, ф. 181, оп. 1, д. 2806, л. 92, 93). Для лече¬ния бояри¬на из Моск¬вы был «наско¬ро» послан цар-ский док¬тор Л. Блю¬мен¬трост. По воз¬вра¬ще¬нии в Моск¬ву князь Ю.М. Одо¬ев¬ский про¬дол¬жал полу¬чать лекар¬ства из цар¬ской апте¬ки «для ево болез¬ней» и в 1678 году отправ¬лен пер¬вым вое¬во¬дой в Нов¬го¬род, где вое¬вод¬ство¬вал до 1680 года. Князь Ю.М. Одо¬ев¬ский был назна-чен в Рас¬прав¬ную пала¬ту 21 декаб¬ря 1680 г., но уже 8 авгу¬ста 1681 г. выве¬ден из ее соста¬ва «для болез¬ни». В 1682 году участ¬во¬вал в собо¬ре, собран¬ном для обсуж¬де¬ния вопро¬са об уни¬что¬же¬нии мест¬ни¬че¬ства. На именины царя Фёдора Алексеевича 8 июня 1676 года князь Юрий Михайлович Одоевский был пожалован в бояре.  Умер князь Ю.М. Одоевский в 1685 году.
Мать Юрия Юрьевича - Анастасия Фёдоровна Хворостинина (1650-1707), дочь боярина Юрия Фёдоровича Хворостинина (1618-1655), который с 1640 года в зва¬нии столь¬ни¬ка и затем околь¬ни¬че¬го, зани¬мал раз¬ные при¬двор¬ные долж¬но¬сти (чаще все¬го «вина наря¬жал при госу¬да¬ре¬вом сто¬ле»), поль¬зу¬ясь осо¬бым рас¬по¬ло¬же¬ни¬ем царя. В июле 1646 года был послан в Псков, Изборск, Гдов и Опоч¬ку при¬во¬дить всех к при¬ся¬ге в вер¬но¬сти царю Алек¬сею Михай¬ло¬ви¬чу. В 1647 году был назна¬чен вое¬во¬дой в Тулу, где нёс служ¬бу по защи¬те от крым¬ских набе¬гов. 16 янва¬ря 1648 года его вызвали в Моск¬ву, для участ¬ия в чине бра¬ко¬со¬че¬та¬ния царя Алек¬сея Михай¬ло¬ви¬ча с Мари¬ей Мило¬слав¬ской. В цар¬ские име-ни¬ны, 17 мар¬та 1651 года, он был пожа¬ло¬ван в околь¬ни¬чие, а в апре¬ле того же года пред-став¬лял царю поль¬ских послов. 9 мая 1651 г. Юрий Фёдорович был назначен пер¬вым вое-во¬дой в Туле, для наблю¬де¬ния за крым¬скою ордой. Про¬быв там 1 год, был снова вызван в Моск¬ву и остав¬лен при цар¬ском дво¬ре. Юрий Фёдорович поль¬зо¬вал¬ся осо¬бым рас¬по¬ло¬же-ни¬ем царя:  его часто при¬гла¬ша¬лся к госу¬да¬ре¬во¬му сто¬лу, а, когда был объ¬яв¬лен поход про-тив поль¬ско¬го коро¬ля в 1654 году, его назна¬чи¬ли вое¬во¬дой в пере¬до¬вом пол¬ку. В 1654—1655 годах, в войне с поля¬ка¬ми, Юрий Фёдорович про¬явил даро¬ва¬ния пол¬ко¬вод¬ца - взял при¬сту¬пом Минск; при¬ни¬мал дея¬тель¬ное уча¬стие в ряде побед над поля¬ка¬ми и литов¬ца¬ми, пред¬во¬ди¬тель¬ству¬е¬мы¬ми Рад¬зи¬вил¬лом и Гон¬сев¬ским. Вер¬нув¬шись после взя¬тия Виль¬ны в Моск¬ву, Юрий Хво¬ро¬сти¬нин, пожа¬ло¬ван¬ный в бояре и облас¬кан¬ный царем, но тяже¬ло боль¬ной, поки¬нул служ¬бу, постриг¬ся в мона¬ше¬ство с име¬нем Фео¬до¬сий, и спу¬стя год, умер. Похо¬ро¬нен в Тро¬и¬це-Сер¬ги¬е¬вой лавре.
У Юрия Юрьевича Одоевского было пять братьев: Михаил Большой (ок.1670 - ум.1743 г.), Михаил Меньшой (1671), Василий (1673-1752), Фёдор (ум. после 1686 г.), Алексей (1686 - 1730 г.) и три сестры: Мария (1671), Анна (ок.1676-после 1754) и Евдокия (1675-1729). Младший из братьев, Алексей, родился уже после смерти отца, в 1686 году, и в 1695 году стал самым молодым спальником Петра I.
Никита Иванович Одоевский считал Юрия своим любимым правнуком. Кня¬жич пере¬шел жить на двор сво¬е¬го пра¬де¬душ¬ки в свя¬зи с отъ¬ез¬дом отца на вое¬вод¬ство в Нов¬го-род в 1678 г. Прадед дал ему хорошее домашнее образование, а в 1687 году Юрий стал слушателем Славяно-греко-латинской академии.
Судьбы семейства Одоевских в конце XVII века были тесно связаны с судьбой Василия Васильевича Голицына, который активно стал продвигаться по службе после воцарения Фёдора Алексеевича в 1676 году. Ему сразу была пожалована боярская должность и было поручено заниматься вопросами Малороссии. Следует отметить, что Василий Голицын успешно решил поставленные задачи. При его непосредственном участии в 1681 году был заключен Бахчисарайский мир.  После возвращения в Москву Василий Голицын возглавил Владимирский судный приказ, довольно тесно сблизился с сестрой царя царевной Софьей и её родней Милославскими. Тогда же он стал главой комиссии, которая заведовала реформами в армии, что в немалой степени способствовало усилению российского войска, чему ярким доказательством служат будущие победы Петра I. В результате Стрелецкого восстания, вспыхнувшего после смерти царя Фёдора Алексеевича в 1682 году, к власти пришла царевна Софья, которая стала соправительницей при малолетних братьях Иване и Петре Алексеевичах. Василий Голицын был назначен главой посольского приказа и стал фактически управлять внешней политикой Русского царства.
Во вре¬мя пере¬во¬ро¬та 27 апре¬ля 1682 г. Ники¬та Ива¬но¬вич, с сыном Яко¬вом и бра¬том Васи¬ли¬ем Ива¬но¬ви¬чем, по-види¬мо¬му, под¬дер¬жи¬ва¬ли на пре¬стол кан¬ди¬да¬ту¬ру царе¬ви¬ча Пет¬ра Алек¬се¬е¬ви¬ча, но уже в кон¬це мая, в усло¬ви¬ях народ¬но¬го вос¬ста¬ния в Москве, они всту¬пи¬ли в согла¬ше¬ние с кня¬зем В. В. Голи¬цы¬ным и под¬дер¬жа¬ли пра¬ви¬тель¬ни¬цу царев¬ну Софью Алек¬се¬ев¬ну. В пери¬од ее нахож¬де¬ния у вла¬сти вли¬я¬ние кня¬зей Одо¬ев¬ских было очень вели¬ко, так как чле¬ны их фами¬лии вхо¬ди¬ли в состав адми¬ни¬стра¬ции как пра¬ви¬тель-ни¬цы, так и Пет¬ра I. В при¬двор¬ных груп¬пи¬ро¬вках после смер¬ти Федо¬ра Алек¬се¬е¬ви¬ча кня-зья Одо¬ев¬ские при¬дер¬жи¬ва¬лись уже про¬ве¬рен¬ной линии пове¬де¬ния. В первую оче¬редь они стре¬ми¬лись удер¬жать¬ся в цар¬ской ком¬на¬те. На чет¬вер¬тый день ново¬го цар¬ство¬ва¬ния в спаль¬ни¬ки царя Пет¬ра были пожа¬ло¬ва¬ны трое кня¬зей Одо¬ев¬ских, детей бояри¬на кня¬зя Юрия Михай¬ло¬ви¬ча: князь Юрий, князь Миха¬ил и князь Васи¬лий (РГАДА, ф. 210, Боярские списки, № 21, л. 15 об.; Соловьев, История России с древнейших времен, кн. VII, с. 315.).
Князья Одоевские не могли оставаться в стороне, наблюдая стремительное возвышение Василия Голицына. Было решено организовать с ним родство. Для этого, 13-летнего Юрия Юрьевича женили на дочери Голицына – Ирине, которая была на один года старше своего жениха. Свадьбу сыграли 13 февраля 1685 года. Надо сказать, что бракосочетание в таком возрасте было в то время исключением. Действовало Соборное уложение 1649 года, в создании которого большую роль сыграл сам Никита Иванович Одоевский. Согласно Соборному уложению, подтвердившему постановление существовавшего до него Стоглава, брачный возраст был установлен: для мужчин - 15 лет, для женщин - 12 лет. Об обстоятельствах, вынудивших Одоевских и Голицына сделать исключение из правил и пойти на заключение брака Юрия Юрьевича и Ирины Васильевны в столь раннем возрасте, история умалчивает. Мы можем только догадываться. Учитывая, что этот брак оказался бездетным, можно предположить возможную неудачную беременность невесты в раннем возрасте…
От рано умершей Феодосии Долгоруковой у Василия Голицына детей не было. В браке с дочерью боярина Ивана Стрешнева – Евдокией у него было шесть детей: две дочери Ирина и Евдокия и четыре сына: Алексей (1665—1740), Петр, Иван и Михаил.
Василий Голицын отличался проевропейскими взглядами. Он свободно говорил по-латыни и по-польски. В его обширном московском доме, который иноземцы считали одним из великолепнейших в Европе, все было устроено на европейский лад: в больших залах простенки между окнами были заставлены большими зеркалами, по стенам висели картины, портреты русских и иноземных государей и немецкие географические карты в золоченых рамах; на потолках нарисована была планетная система; множество часов и термометр художественной работы довершали убранство комнат. У Голицына была значительная и разнообразная библиотека из рукописных и печатных книг на русском, польском и немецком языках: здесь между грамматиками польского и латинского языков стояли киевский летописец, немецкая геометрия, Алкоран в переводе с польского, четыре рукописи о строении комедий, рукопись Юрия Сербенина (Крижанича). Дом Голицына был местом встречи для образованных иностранцев, попадавших в Москву, и в гостеприимстве к ним хозяин шел дальше других московских любителей иноземного, принимал даже иезуитов, с которыми те не могли мириться. Разумеется, такой человек мог стоять только на стороне преобразовательного движения - и именно в латинском, западноевропейском направлении.
Прежде всего, Голицын искал сближения с западными государствами для сдерживания турецкой экспансии. В связи с этим он временно отказался от борьбы за выход к Балтийскому морю, подтвердив в 1683 году договор, заключенный ранее со шведами. Через три года, в 1686 году посольство Голицына заключило Вечный мир с Речью Посполитой, юридически завершивший русско-польскую войну, длившуюся с 1654 года. С этого времени Киев, ранее относившийся к Речи Посполитой, стал принадлежать России. Союз с Речью Посполитой обязывал Россию начать военные действия против Османской империи. В связи с этим началась очередная русско-турецкая война, в рамках которой русскими войсками в 1687 и 1689 годах были предприняты Крымские походы, которые считались неудачными. Пётр I позже считал их неудачу проявлением бездарности Василия Голицына, который лично возглавлял войска. Действительно, с точки зрения тактики, оба похода не были успешными. Но на результаты походов можно посмотреть и с точки зрения стратегической задачи, согласно которой, русским войскам надо было просто продемонстрировать перед своим союзником - Речью Посполитой, готовность к решению общих задач в борьбе с Османской империей. Тыл полякам, воевавшим в то время со Швецией, русская армия прикрыла. С этой задачей Василий Голицын успешно справился.
Во время правления царевны Софии Алексеевны Василий Голицын стал не просто руководящей фигурой во внешней политике страны, но и самым влиятельным чиновником в государстве, фактически являясь главой правительства. Приверженность царевне едва ни стоила ему жизни. Только, исключительный прозорливый ум помог ему в 1689 году проявить Василию Голицыну выдержку, не встать на сторону противников Петра, который считал его врагом всех Нарышкиных. Исключительно, заступничество двоюродного брата Бориса Алексеевича – ближайшего сподвижника Петра, смогло сохранить жизнь Василию Васильевичу. После проведения следствия, в сентябре 1690 года Василий Голицын был лишён боярства и всего имущества, но не княжеского достоинства[, и сослан с семьёй в Еренский городок. В 1691 году семью Голицыных решено было отправить в Пустозерский острог. Отправившись из Архангельска на кораблях, Голицыны зимовали на Мезени в Кузнецкой слободе, где встретили семью протопопа Аввакума. Весной 1692 года был получен новый указ: «Не велели их в Пустозерский острог посылать, а велели им до своего великих государей указу быть в Кевроле» (на Пинеге). Последним местом ссылки Голицыных был Пинежский Волок, где Василий Васильевич умер в 1714 году.
Легко можно представить состояние отчаяния дочери Ирины, которая к тому времени будучи женой Юрия Одоевского, не просто лишилась возможности хоть иногда видеть своих родных, но еще тяжелее переживала свалившееся на неё бремя бесчестия. В конце концов, перенесенный ею нервный срыв привел к ранней смерти Ирины Васильевны на 38 году жизни - 9 апреля 1709 года. Семье было разрешено вернуться из ссылки лишь после смерти Василия Голицына, в 1714 году.
Юрий Юрьевич Одоевский (1672-1722) был не просто ровесником Петра Алексеевича Романова, ставшего первым российским императором Петром Первым, но и входил в ближайшее окружение будущего царя.
Юрий Юрьевич, вместе с двумя братьями, стал спальником царя Петра в 1682 году. По описанию современника Петра Великого, Андрея Артамоновича Матвеева, из молодых спальников, стольников, стряпчих, комнатных и постельных истопников и прочих были в 1684 году набраны первые потешные солдаты. В дальнейшем потешные полки, созданные из придворных слуг и их детей для военных игр юного царя Петра I, были преобразованы в Преображенский и Семёновский полки.
Когда в 1689 году отношения Петра с сестрой Софьей накалились до предела, Юрий Одоевский принял сторону Петра и приехал к нему в Троицу, выступив против стрелецкого войска.
Разрядная документация позволяет проследить участие спальников в традиционных
придворных церемониях и в начале XVIII в. На свадьбе шута Филата Шанского в 1702 г. для сотни приглашенных московских чинов заимствовались образцы «платья» по обрядам царских свадеб с 1671 г. В числе «стольников комнатных, которым служить в десятках», были князь Ю.Ю. Трубецкой, князь Ю.Ю. Одоевский, И.М. Головин, Ф.С. Салтыков, князь М.Ф. Шаховской, князь А.Б. Голицын, князь Ф.Н.Урусов, назначены были «есть ставить». И.П. Вельяминов, Г.Н. Акинфов, И.Б. Яковлев, «за Иваном Бутурлиным» В.С. Нарбеков, «за патриаршими» Ф.М. Апраксин, «в свешниках» князь М.Ф. Барятинский и князь Г.Ф. Долгоруков, «в начальных» были С.А. Салтыков и И.А. Головин, отдельного приглашения удостоился князь-кесарь Ф.Ю. Ромодановский (РГАДА. Ф. 210. Оп. 9. Стб. 1098. Ч. 5. Л. 3, 6, 10, 58).
По сведениям 1700–1712 гг. за 78 спальниками числился 33971 двор. Крупнейшими владельцами были В.Ф. и И.Р. Стрешневы (1636 и 1377 дворов), кн. Ю.Ю. Одоевский (1622), кн. М.М. Голицын (1338). Нестяжателями выглядели кн. М.Л. Дулов (34), П.И. Яковлев (31) и А.Л. Пятой, ушедший в монастырь (РГАДА. Ф. 1451. Оп. 1. Д. 1. Л. 23–23 об.; Доклады и приговоры…, 1883, с. 100–102).
15.01.1693 г. князь Юрий Юрьевич Одоевский был пожалован в комнатные стольники.  С 1712 года он был женат на Анне Григорьевне, дочери боярина Годунова Григория Петровича и Марфы Афанасьевны Тургеневой.  По царскому указу 1712 г. князь Юрий Одоевский переселился из Москвы в Санкт-Петербург. Имел чин генерал-адьютанта. Первое официальное упоминание (не позже 25 марта (5 апреля) 1702 года) содержится в резолюции Петра I на докладе Б. П. Шереметева: «Толстому быть генерал-адъютантом или к иному делу годится». В Табели о рангах, учреждённой указом Петра I от 24 января 1722 года, генерал-адъютант состоял в 6-м классе (на одном уровне с сухопутным полковником и гвардейским майором), но в 1713 году оказался не у дел. Имел дом в Санкт-Петербурге к 1716 г.
Перед отъездом в Санкт-Петербург князь Юрий Одоевский перевел в Москву из своего сотницынского пометья священника Ивана Прохорова.  В книге «Утраченные святыни. Ильинка сквозь века» указывается: «В 1713 году в Успенской церкви «у Гостина двора» первый раз упоминается уже не придел Параскевы Пятницы, а придел свт. Николая, к которому «дана перехожая память Шацкого уезда с. Сотницына церкви Рождества Богородицы попу Ивану Прохорову… и у той ему предельной церкви служить из руги против договора гостя Семена Иванова сына Панкратьева51 по родителях его»52. По-видимому, этот придел был устроен также в 1696 году».
Реформы Петра I способствовали величию России, но тяжким бременем легли на всех подданных, в том числе и на помещиков. Население нищало, имения стремительно разорялись. Крестьяне бежали в леса, создавали банды, занимались разбоем.
Поддержанию удовлетворительного с такой точки зрения положения не могло не способствовать содержание в расположенных здесь вотчинах кн. Л. М. Черкасского, кн. Ю. Ю. Одоевского и А. П. Салтыкова отрядов домовых казаков. Они регулярно патрулировали окрестности «ради оберегания от воровских людей» и вели задержанных к приказчикам, в свою очередь «являвших» их в официальные «канцелярии».
В июне 1721 году в Муромском лесу разбойники разграбили перевозимую конвоем из Пензы в Петербург государственную казну в размере 24 тысяч рублей серебром и медью.
Банду возглавил Иван Игнатьев сын Щека (Щекан), который после побега из д. Рождествена в 1714 г. 5 лет ходил летом на стругах, зимовал в «разных городах и уездах и кормился работою своею», но подавшись вновь в вотчину кн. Ю. Ю. Одоевского, не нашел иного занятия, кроме «воровского». Среди участников банды упоминается С. Н. Солдатов из деревни Зименок.
Следствие показало, что деньги, которые брались без счета и дележки - кому сколько, от 100 до 900 р., досталось в схваченных «мешках» - при первой возможности просто зарывались в землю, что наводит на мысль об изначальном понимании большинством «воров» невозможности потратить столь колоссальные для крестьянина суммы.
Потерпевшие говорили о 30-50 членах банды (из которых запомнили только И. И. Щеку), а нападавшие - что их было 18-20.. Причем путались они не потому, что хотели спасти оставшихся на свободе, а потому, что всех «товарищей своих» не знал даже атаман.
Кроме перечисленных (П. П. Баканов, М. А. Белененок, Е. Васильев, Т. В. и Я. В. Востриловы, С. Дмитриев, Ф. Иванов, С. П. Кондра, А. К. Копытиков, П. Павлов, П. И. Петух, Ф. Л. Седельников, M. Б. Сергеев, С. Н. Солдатов, М. Федоров, И. И. Щека) достоверно выявляются беглый рекрут Л. П. Шишлов и уроженцы д. Рогова К. А. Теплухин и Н. И. Кремляков.
О «малом противлении» хорошо вооруженных проводников практически равному (около 20 человек против дворянина с 14 солдатами, двумя выборными счетчиками и ямщиком) противнику речь зашла уже в конце 1724 г. - и вскоре сошла на нет.  Наверное, неудачливые караульные не были способны материально компенсировать «вины», сложения которых тогда просили из вотчины кн. А. М. Черкасского. Или их «нерадение» сочли отчасти оправданным тем, что Арзамасская провинциальная канцелярия выделила соседней провинции недостаточно подвод, побудив И. Б. Микулина для облегчения их «тягости» 10 из приданных ему солдат отослать домой. Как бы то ни было, бандиты одержали полную победу над правительственными силами и успешно ушли от «погонь» по «объявлениям» сперва вырвавшихся от них конвойных, а затем и самого И. Б. Микулина с командой. Они, развязав друг друга и московских купцов, вернулись к телегам и нашли под ними в «разбитой коробье» 3100 р. серебром и медью и еще 50 р. прогонных...
Пока найденное везли опять в Арзамас, воевода кн. М. М. Оболенский принимал его (16 июня) на хранение, допрашивал пострадавших и извещал нижегородского губернатора, в Муромской канцелярии судных и розыскных дел начиналось следствие, главное направление которому дала вторичная явка бежавшего оттуда 3 июня М. Б. Сергеева. «...Рецидивист по фамилии Сергеев Михайла». Борисов сын Сергеев - ключевая фигура в «Муромском деле». Именно его показания 19 июня - отправная точка «розыскных» процессов в разных инстанциях, очные ставки с ним - основание для их развертывания или закрытия, его свидетельство - решающее при расследовании группового побега из муромской тюрьмы 12 ноября 1721 г. и именно на него долее других «приличившихся» к разграблению казны замыкались все действия властей. Поэтому и его биография реконструируется достаточно полно, позволяя составить представление о личности, тем более любопытное, что М. Б. Сергеев являет собой живой пример к известному афоризму Петра I о тех, кто «вместо честного солдатского звания с охотой приемлют себе воровское имя». Бывший крестьянин вотчины кн. Ю. Ю. Одоевского, он был отдан в рекруты около 1711 г. и направлен в Астрахань, откуда послан «с пушками» в Азов. Там был пленен кубанцами и через 3 года бежал с 40 «товарищами». «Воевода» (точнее, обер-комендант) Астрахани М. И. Чириков приставил его к «птичьему двору». Ставший воеводой провинции (в первой половине 1719 г.) И. В. Кикин определил М. Б. Сергеева «быть при нем», а в 1720 г. «отпустил» в Москву. Но направлявшееся в Н. Новгород гребное судно затонуло недалеко от Макарьевской ярмарки вместе с «прохожим письмом». Достигнув «Макарья» пешком, он «сплыл» до Казани, после зимовки, в которой и был схвачен в Муромском уезде на пути, как утверждал на первом допросе, в Москву. При некоторой (характерной для периода) путанице в «летах» сообщенное им о себе выглядит правдоподобно за вычетом намерения служить дальше. Не успев к моменту поимки стать «злодеем», он все же не был и «жертвой». О себе как о беглом драгуне родом из с. Ростригино М. Б. Сергеев уже в 1720 г. говорил С. Рогачеву из д. Перенок и И. М. Яганову из д. Бежанова, с которыми ходил на стругах до Керчи. Слышал ли он от них о разбойных похождениях прежнего «знакомца» П. И. Петуха, ни у кого не спрашивали, но ясно, что он стремился конкретно в Муромский уезд и стремился так сильно, что сумел снять с себя стенную цепь и оставить тюрьму и город, но не его окрестности. Добравшись «водою» до с. Павлово, купил кафтан и поехал к Клину, в Жайской Луке был замечен И. И. Щекой и пристал к его «ватаге». Готовый «стоять на дороге», он все-таки был, как сказали бы сейчас, шокирован, когда И. И. Щека и П. И. Петух закололи на лесном озере трех «своих» и взяли «их деньги». Как только лодка причалила к берегу, он «от них пошел», надеясь на поддержку пока еще «доброго» крестьянина К. Карпова, с которым «спознался» в клинском кабаке. Там же его и настигли - «с оружием в руках» - по сигналу целовальника В. Семенова, обратившего внимание на «неведомого человека», который на вино «много дает». Допросы и «пыточные речи» М. Б. Сергееваприводят к выводу, что он был сообразителен и наблюдателен. Отпираться сам и покрывать других не пытался, но решительно настаивал, что ушел из-под караула и зарылся в снег между пивными бочками в кабацком леднике «собою», без потачек охраны и целовальника. И хотя непосредством но по аресте сказал, что А. Т. Бурундук, с. Владимиров и Ф. Герасимов присвоили бывшие при нем деньги и знали, где лежит зарытое им «под пряслами», скоро признался, что сделал это «по сердцу», так как они ловили его дважды. Невиновность же в разбое десятков им самим оговоренных лиц доказывал всегда, ссылаясь па называние их понаслышке или использование их имен чужаками. Сломленный ли тяжелыми пытками и зрелищем страданий других людей, раскаявшийся ли или смирившийся со своей участью, но М. Б. Сергеев добровольно вернулся в тюрьму после побега с «товарищами». И больше, во всяком случае до марта 1723 г., когда был переведен в Н. Новгород, выйти на свободу уже не пытался(дела Арзамасской провинциальной канцелярии, Нижегородского надворного суда и Сената).
Сбор с Пензенской провинции за январскую треть 1721 г., который похитили разбойники, исчислялся в 23791 р. 13 алтын и 4 деньги (Ф. 419. On. 1. Ед. хр. 362. Л. 50 об). Осенью 1723 г. разбойники получили около 2 тыс. рублей за счет средств, следующих из Тульской провинции в петербургскую Городовую канцелярию. А в апреле 1735 г. шайка, разбившая таможни и кабаки на Вышенской пристани и в Сасово, получила около до 7 тыс. рублей (Ф. 248. Кн. 814. Л. 724; Кн. 7527. Л. Л. 307-307 об).
Принято считать, что причиной бегства и разбоев в петровскую эпоху было утяжеление повинностей и в первую очередь введение подушной подати и плохо организованных рекрутских наборов. Последнее подтверждается историей С. Н. Солдатова, принятого в Муроме комендантом П. Вердеревским и поставленного «на квартиру сам шестой». Оттуда рекруты вотчины кн. Ю. Ю. Одоевского, пожив «недель с двадцать», «сплыли в ботике до Нижнего» и расстались навсегда.
Документы о повседневных занятиях фиксируют за летними работами очень немногих крестьян, из которых «пахал хлеб» только один. Прочие заготавливали луб, лыко, лучины и мочало, были в найме «на стругах» в Н. Новгороде, в работниках и в гребле в своих и ближних поселениях, ходили на лодках и плотах продавать лес и перекупное зерно, ловили рыбу, сопровождали казенные или господские подводы.
Юрий Юрьевич, в отличие от Якова Никитича, не оправдал надежд своего великого прадеда – Никиты Ивановича Одоевского.
Он умер в 1722 году, в возрасте 50 лет, не оставив наследников. За год до смерти генерал адъютант князь Юрий Юрьевич Одоевский, тяжело болевший, решил расстаться с родовым наследством и заложил всё свое имущество вместе с крепостными: земли в Шацком уезде, в Ценском стане с. Алешни с пустошами и покосами подполковнику Никите Афанасьевичу Козлову (1683-1733), бригадиру, управляющему Ямской канцелярией. Соседнюю вотчину в том же Ценском и Подлесском (Подлесном) станах - с. Зименки с пустошами и покосами и со всеми крестьянами и бобылями он заложил братьям Чебышевым за 5 тыс. руб. В том же 1721 г. князь Юрий Юрьевич заложил родовое подмосковное имение Николо Урюпино князю  С.Г.  Долгорукому. Вероятно, Юрий закладывал все родовые вотчины, собирая деньги себе на поминовение в монастырях, перед настигшей его в 1722 г. смертью.
Кредиторы князя Юрия Юрьевича пожаловались на то, что он тайно выводит крестьян и лошадей из закладных земель в свои дмитровские вотчины. Из-за этого, в 1721 году на Юрия Юрьевича было возбуждено дело и из Шацкой провинциальной канцелярии в Сотницыно приехали приказчики, чтобы его имение переписывать и людей подсчитывать.
Так печально закончилась эпоха владения князьями Одоевскими своим имением в селе Сотницыно.