Глава 22. Заполярье. Судьбы. М. А. Назарова

     В 1978 году в геофизической экспедиции, где я трудилась, мне было предложено ехать в поле с маленьким сынишкой, который рос очень болезненным и слабым ребёнком. Я слишком дорожила своим сыном и не желала подвергать его здоровье риску, уезжая в таёжную глушь, где практически не было никакой медицинской службы. И написала заявление на увольнение, ещё не совсем представляя, где и когда найду новую работу.
     Геологических организаций в Ухте было много и геологи, имеющие опыт работы, были востребованы. За годы трудовой деятельности у меня появились приятели и знакомые в каждой экспедиции. Но мне хотелось найти спокойную работу, где не обязательными были бы выезды в командировки и полевые партии. Такая «тихая гавань» могла осуществиться только в научных учреждениях. Мне стало известно, что геолог срочно требуется в отдел мерзлотоведения научно-исследовательского и проектного института «Печорнипинефть» в группу дешифрирования аэро- и космоснимков. Вначале я отнеслась к предложению поработать в этой группе с некоторым недоумением, не совсем представляя, чем может заниматься в таком коллективе геолог, трудившийся в геологоразведке по поискам нефти и газа. Но, пообщавшись с руководителем группы Владимиром Игоревичем Алексеевым, поняла, что опытно-методические исследования с использованием материалов дистанционных съемок проводятся в нефтепоисковых и инженерно-геокриологических целях. При интерпретации элементов ландшафта, выявленных в процессе детального дешифрирования, необходимо сопоставление полученных результатов с геолого-геофизической информацией. Геолог должен тщательно изучить  геологические сведения предыдущих изысканий в районе работ и участвовать в истолковании вновь полученных материалов. Интересно стало узнать, что это за вид
исследований, посмотреть на «вдрызг» засекреченные тогда материалы и понять, имеют ли в самом деле столь дистанционные методы практическое применение при поисках месторождений нефти и газа. Сразу скажу, что отработав в этой опытно-методической группе четыре года, больших перспектив в связи с дистанционными исследованиями для нашего региона я не разглядела: подтверждение выявленных локальных объектов со структурами осадочного чехла (возможными ловушками углеводородов) имело место лишь на отдельных площадях.
     Но я нисколько не пожалела, что попала в этот коллектив, познакомилась с новыми людьми и, самое главное, нашла новых друзей, с которыми осталась дружна на многие десятилетия.
     С Майей Александровной Назаровой я была ранее в добрых, приятельских отношениях, а совместная работа в НИИ нас сблизила, и общение с ней заняло важное место в моей жизни.
     Майю нельзя было назвать красавицей, но она была очень привлекательной и женственной. Лицо славянского типа, немного скуластое. Большие серые глаза, даже сквозь стёкла очков они были необыкновенно лучистыми и очень выразительными. Светлая шатенка, волосы вьющиеся и всегда безупречно красиво уложены. Высокого роста, стройная подтянутая. Всегда безукоризненно, с большим вкусом одета, тона её одежды гармонично сочетались с её обликом. Умея шить и вязать, она сама изготовляла для себя красивые наряды. У неё был свой, особый стиль в манерах, поведении, одежде. Всё это вместе, плюс душевные качества, обширный кругозор, эрудиция, начитанность, понимание музыки, живописи притягивали к ней любознательных людей. Она пользовалась успехом у мужчин, имела поклонников, в неё влюблялись, её благосклонности домогались многие. Она тоже иногда влюблялась, у неё были романы с мужчинами. В мужчинах она ценила не внешнюю привлекательность, а духовное родство и благородство. За редким исключением поклонники уступали ей по уровню интеллекта и кругозора.
     Майя Назарова была на 17 лет старше меня. Она родилась, жила и училась в Москве. Девичья фамилия довольно распространённая — Матвеева. Отец, инженер на автомобильном заводе в 1930-ые годы был репрессирован и сослан в лагерь на Колыму, где погиб. В годы ВОВ в подростковом возрасте Майя работала на военном заводе, подавала деревянные ящики для упаковки снарядов.
     После окончания московского вуза, уехала на Север, в далёкую Воркуту. Там познакомилась со своим будущим мужем, прошедшим Великую Отечественную, Владимиром Яковлевичем Назаровым. Это была большая любовь, которая, несмотря на сложности их взаимоотношений, сохранилась в душе Майи на всю жизнь. Она работала геоморфологом, а Владимир — геодезистом. В 1954-м году у них родился сын Андрей. В начале 1960-ых семья переехала в Ухту. Здесь супруги расстались. И Владимир, и Майя были сильными, яркими личностями, имели независимые, неуступчивые характеры. Таким людям при возникновении разногласий сложно найти компромисс. Майя была интересной женщиной, её окружали поклонники, муж постоянно ревновал. Она не была покладистой, остро реагировала на несправедливые обвинения мужа, возникали ссоры и обиды. И в конце концов появилась другая, в противоположность Майе, — спокойная, тихая, всегда соглашающаяся, с которой было спокойно и просто…
     Разрыв был тяжёлым и мучительным. В этот период Майя прошла настоящую школу выдержки, терпения, умения владеть собой и держать себя в руках. Она осталась собой, — не опустилась до мелких ссор, разборов и склок…
     Несколько лет Майя жила одна, но она не хотела быть одинокой, брошенной. И появился мужчина Павел. Не любимый, но вполне приличный. Когда женщине за сорок — выбор довольно ограничен. Встретится ли кто-нибудь более достойный, сказать сложно. И Майя сделала решительный шаг — связала с ним свою судьбу. Второму мужу по интеллекту было очень далеко до Майи. Он старался не отстать от жены, самообразовывался, читал вслед за Майей художественную литературу и даже имел своё мнение о прочитанном. Но ему не дано было тонкое понимание художественного слова, увлечённость образом, героем. Майя могла месяцами жить под впечатлением от прочитанного, вновь и вновь возвращаться к поразившим её воображение деталям и событиям. Павел был более практичен, менее эмоционален, в его восприятии было больше рационального, чем чувственного…
    Майя научила меня выдержке и умению справиться с собой. У меня был тогда кратковременный роман с одним из наших сотрудников. Мужчина был умным и опытным, умел завлечь женщину, заинтриговать, а потом отстранялся и наблюдал за её реакцией. Он был своего рода экспериментатором, любителем лёгких побед, знатоком женских слабостей, уверенным в том, что ни одна женщина не устоит перед его достоинствами.
     Конечно, я делилась с подругой своими переживаниями, никак не могла понять, почему ещё вчера он был влюблён, забрасывал цветами и подарками, а сегодня вдруг проходит мимо и не замечает меня. 
     Слушая мои взволнованные речи, Майя цитировала слова Пушкина из монолога Евгения Онегина:
                Полюбите вы снова: но...
                Учитесь властвовать собою;
                Не всякий вас, как я, поймет;
                К беде неопытность ведет…
     - Если ты научишься справляться со своими чувствами, не выплёскивать наружу эмоции, сдерживать себя, - говорила мне Майя, - ты почувствуешь свою силу и никогда не будешь игрушкой в чьих-либо руках. Ощущение победы над собой приносит человеку огромное удовлетворение и возвышает его в собственных глазах…
     С помощью подруги я смогла не только справиться с собственными чувствами, но и, включив рассудок, посмотреть на ситуацию как бы со стороны, понять сущность этого человека и вычеркнуть его из своей жизни...
     Впоследствии я не раз убеждалась в правдивости слов Майи...
     Натура Майи была настолько родственная моей, что, узнав её поближе, я поразилась — оказывается в жизни можно встретить своего двойника, который родился и вырос за тысячи километров от меня. Сходство наших двух душ было поразительно. Мы любили одних и тех же поэтов, нам нравились одни и те же произведения художественной литературы, одни и те же песни, романсы. Она была такая же эмоциональная, взрывная, бескомпромиссная, как и я.
     Мы могли часами читать друг другу понравившиеся стихи. Особенно нравилась женская поэзия: Марины Цветаевой и Анны Ахматовой. Поэтические сборники любимых поэтов тогда трудно было встретить на книжных полках магазинов или «поймать» в библиотеках. Но мы с Майей находили поэзию любимых авторов в журналах, газетных публикациях, в частных библиотеках у знакомых. Особенно потрясла нас поэзия и трагическая судьба Марины Цветаевой. Мы ознакомились с прозой Марины Ивановны и её дочери Ариадны Эфрон, а также со статьями Анны Саакянц, Виктории Швейцер, Павла Антокольского, повествующими о её творческом и жизненном пути.
     Помимо женской поэзии мы читали также Александра Блока, Максимилиана Волошина, Бориса Пастернака, Константина Симонова; конечно, Пушкина и Лермонтова, других поэтов. Произведения многих авторов я открывала для себя впервые; иногда уже знакомые строки наполнялись вдруг новым содержанием, таинственным смыслом. Так бывает, когда вчитываешься в каждое слово и начинаешь раскрывать нечто новое в знакомых строчках…
     Мы обменивались прочитанными книгами и впечатлениями о произведениях. Кратко остановлюсь лишь на некоторых из них, особо запомнившихся.
     В «Самиздате» мы прочли роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго», который тогда показался мне оригинальным и талантливым произведением. Со временем я отнеслась к роману более критично. Позже, при повторном прочтении показалось, что изложенные события времён революции и гражданской войны носят несколько сумбурный характер. Переплетение судеб множественных героев романа затрудняет его восприятие. Хотя не вызывает сомнение, что этот сложный период характерен всем тем, о чём рассказано в произведении: сменой старых жизненных привычек, смятением в душах людей, необходимостью нравственного выбора, предчувствием катастрофы, разочарованиями и т. п. Несомненным достоинством произведения Пастернака выступает приведённая в нём поэзия.
     Роман колумбийского писателя Габриэля Маркеса «Сто лет одиночества» показался нам интересным, хотя читать его довольно сложно. Неведомый для славянского понимания мир Латинской Америки привлекает необычностью; произведение воспринимается как трагедия человечества в целом, отражённая в едином присущем каждому человеку свойстве одиночества и безысходности. При изложении перипетий многочисленных героев семи поколений одной семьи, сочетаются мифические и реальные картины. Роман интересен, не зря он заслужил успех читателей многих стран и издан миллионными тиражами.
     Роман Ирвинга Стоуна «Муки и радости» буквально потряс и Майю, и меня. Судьба Микеланджело, трагедии и взлёты гения, его жизненный путь и поиски, одержимость в искусстве, отрешённость от земных радостей, муки творчества, — всё это вызывает преклонение и восхищение…
     Нами был прочитан ещё один роман Ирвинга Стоуна о жизненном пути художника Ван Гога «Жажда жизни». Трагическая судьба этого гения повергает в шок, и возникает мысль: не слишком ли высока цена гениальности и расплата за поиски собственного метода в искусстве?
     Книгу Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» мы единодушно восприняли без особого восторга. Все наши знакомые восхищались этим произведением. Майя высказала мысль, что наше мнение о романе идёт не только от непонимания, а, вероятно, также — из-за духа противоречия с общепринятым суждением…
     И я, и Майя выписывали много художественных журналов: «Новый мир», «Иностранную литературу», «Неву», «Знамя» и другие. Прочитывали все новинки: Юрия Бондарева, Виктора Астафьева, Валентина Распутина, Василия Быкова, Чингиза Айтматова и других отечественных, а также зарубежных авторов. Представить в этом небольшом очерке даже краткое описание прочитанных произведений не представляется возможным... 
     У моей подруги был сильный, красивый голос, сопрано, и безукоризненный музыкальный слух. В кругу друзей она пела романсы и замечательные песни послевоенных лет, песни моего детства. Её исполнение отличалось большим чувством, душевным подъёмом. Иногда во время пения в некоторых куплетах её голос обрывался от душевного волнения, в глазах появлялись слёзы. Её песня иной раз потрясала до глубины души…
     Майя, как и я, любила русские романсы. Особенно восхищала её высокая музыкальная культура Елены Образцовой, которую она считала непревзойдённым на то время мастером исполнения романса.
     Я любила проводить в её уютном доме выходные дни. Вместе с подругой мы часто слушали пластинки известных вокальных исполнителей: Галины Каревой, Тамары Синявской, Бориса Штоколова, Сергея Лемешева, Валерия Агафонова и других вокалистов. Это были великолепные, чарующие часы приобщения к великому и прекрасному искусству.
     В далёкий северный город приезжали с выступлениями известные пианисты, победители международных конкурсов и давали бесплатные концерты классической музыки в концертном зале музыкальной школы. Афиши, извещающие об этих концертах, были развешены по всему городу. Мы с Майей не пропускали ни одного вечера классической музыки. Фредерик Шопен, Людвиг ван Бетховен, Ференц Лист, Сергей Рахманинов, Пётр Чайковский — далеко не полный перечень репертуаров пианистов…
     С большим удовольствием мы посещали кинотеатры, просматривали великолепные фильмы того периода, которые до сих пор воспринимаются как шедевры. Блестящая игра артистов, незабываемые психологические портреты, интересные сюжетные находки. «Зеркало», «Служебный роман», «Вокзал для двоих», «Любовь и голуби», «Влюблён по собственному желанию», «Покровские ворота», «Мужики», «Агония» и многие другие фильмы советского кинематографа, наверное, будут всегда привлекать зрителя, впечатлять и оставлять что-то доброе и светлое в его душе.
     К сожалению, теперь таких фильмов нет. Ушла из нашей жизни доброта и кинематограф отражает ныне изменения, пришедшие в нашу действительность, или слепо подражает далеко не лучшим западным образцам. Криминал, убийства, садизм, разврат, корысть, алчность и прочие подобные явления заняли прочное место и в жизни, и на экране. 
     На службе Майя Александровна была добросовестным, трудолюбивым, исполнительным, тщательным работником; дома — аккуратной хозяйкой, в её квартире всё сияло чистотой и порядком.
     Вспоминается совместная встреча Нового 1980-го года в семье Майи. Большая, красивая ёлка, украшенная многочисленными игрушками, шарами, мигающая разноцветными огоньками. Мы с Майей приготовили великолепный стол, разнообразные закуски и блюда. Но особенно хороши были пироги — шедевр кулинарного искусства подруги. Пироги с рыбой, картофелем, брусникой таяли во рту. Мы сидели у телевизора, смотрели культовый телефильм «С лёгким паром», великолепную советскую сказку о новогоднем чуде. Хотя сюжет фильма был вымышленным, но всё, что совершалось на экране вполне могло происходить в нашей реальной жизни.
     После встречи Нового года, боя курантов, поднятых фужеров с шампанским, посыпался шквал звонков по телефону. Нас поздравляли друзья Майи из Москвы, Ленинграда, Воркуты, Ухты.
     Мой сынишка Дима уснул в соседней комнате, Павел тоже задремал, а мы с подругой отправились в центр города и окунулись в праздничную новогоднюю стихию. Сложно описать словами всенародное ликование, азарт, беспечность, восторг огромной людской массы. Мы плясали, пели, веселились с незнакомыми людьми и ощущали единение с ними, они казались родными и близкими. Встречали знакомых сослуживцев с экспедиций города и с «Печонипинефти», все были на подъёме и приглашали нас в гости продолжить новогоднее празднество…
     К утру мы покинули площадь утомлённые и довольные. Я подумала тогда, что в нашей жизни всё-таки очень много положительного, и мы умеем всему этому радоваться, умеем быть счастливыми. Что мы, в общем-то, — свободны и независимы, и имеем возможность строить свою жизнь по собственным планам. Оставшись одна, без мужа, благодаря своей профессии, я способна обеспечить всем необходимым себя и ребёнка и жить достойно, ни в чём не нуждаясь…
     Общение с Майей — это был, пожалуй, самый интересный период в моей жизни. У нас с подругой никогда не было никаких разногласий, и это казалось удивительным, если учесть похожесть наших характеров: неуступчивость, непокладистость, стремление к справедливости, бескомпромиссность. Но, видимо, все эти черты вступают в силу и проявляются в виде конфликтов тогда, когда люди по разному смотрят на окружающее или имеют различные мнения по каким либо темам или жизненным явлениям. У нас же было полное совпадение взглядов. Оставалось — родство душ, общение на высоком духовном уровне, одинаковое видение всего, что происходит вокруг.
     Было ещё одно увлечение, которое нас сближало. Мы обе любили природу, северную тайгу, много раз совершали вместе вылазки за город, в дальние и ближние леса. Весной — полюбоваться на оживающую природу, нежную зелень листвы, скромную неброскость и трогательность первых цветов. Любимым временем года была осень. Задумчивая, щемящая грусть увядающей природы и её невероятная щедрость, одаривавшая сочными ягодами и обилием грибов. Майя бережно относилась ко всему, что нас окружало: деревьям кустам травам. Она никогда не вырывала грибы с корнем, как это делают некоторые грибники: всегда аккуратно срезала гриб ножом чтобы не повредить грибницу. Чернику и бруснику она всегда собирала только руками, хотя такой сбор был гораздо менее продуктивен, чем специальным приспособлением — комбайном. Она оставляла комбайн дома, чтобы не возникало соблазна его использовать: ведь при таком сборе страдают листья и кусты. Лес, и всё, что в нём произрастает, она воспринимала, как живое. Она жалела даже рвать цветы, опасаясь причинить боль растению…
     В походах по лесам Коми края я познакомилась с воркутинскими друзьями Майи, семьёй Бориса Игнатьевича Тарбаева, его женой Лидией Александровной Анищенко. Майя была дружна с этой семьёй ещё с юности, жили по соседству в Воркуте. Борис Игнатьевич — ветеран геологии, исследователь Большеземельской тундры: Республики Коми, Ямало-Ненецкого национального округа. Довольно известный писатель, автор книг о природе Севера, о геологах, охотниках, путешественниках. Лидия Александровна заведовала лабораторией нефти и газа в Ухтинской тематической экспедиции (УТЭ), изучала свойства углеводородов. Друзья Майи стали моим друзьями, они на всю жизнь остались для меня близкими людьми. Возможно, я ещё напишу об этих удивительных людях.
     Ещё одним большим другом Майи была Мария Самойловна Калецкая, человек удивительной и трагической судьбы. Их долгие годы связывали доверительные, душевные отношения. Майя была дружна также с Артемием Дмитриевичем, внучатым племянником Н.Н. Миклухо-Маклая, известного исследователя Новой Гвинеи. В 1950-е годы они все вместе работали в воркутинской геолого-съёмочной партии. Мария Самойловна была на 24 года старше Майи, Артемий Дмитриевич — на 22. Артемий Дмитриевич в 1960-е годы переехал из Воркуты в Ухту, а позже — из Ухты в Ленинград, а Мария Самойловна — из Воркуты в Москву.  Продолжали трудиться, она — в Институте географии АН СССР, он — во Всесоюзном научно-исследовательском Геологическом институте (ВСЕГЕИ). С Артемием Дмитриевичем я знакома не была. Видела на защитах отчетов Научно-технического совета Ухтинского территориального геологического управления (УТГУ), и однажды, вместе с Майей встретили его в Ухте. Но я много слышала о нём  от своих друзей, и это позволяет составить представление о его личности.
     Хочется рассказать об этих удивительных людях, светлых и чистых, прошедших через тяжелейшие испытания, но сохранивших человечность, порядочность и высокую нравственность. Это были первоклассные специалисты, увлечённые, преданные своему делу. Периодически я узнавала о них что-либо новое от общих друзей и знакомых; все их знавшие сохранили о них добрую память. Многое об их судьбах можно узнать также из интернета...

     В 1982 году Майя вышла на пенсию и уехала из Ухты в Москву, где у неё была квартира. Но наше общение продолжалось ещё три года: мы писали друг другу тёплые письма и встречались в Москве в периоды моих отпусков, проводили время в походах по интересным экскурсиям, музеям, посещали театры и художественные выставки...
     Она ушла из жизни скоропостижно: в возрасте 56 лет...

                Продолжение : http://proza.ru/2024/03/04/1372