Дай Лапу, друг...

Я в старой, я в седой, в глухой Бретани, Меж рыбаков, что скудны, как и я. Но им даётся рыба в океане, Лишь горечь брызг - морская часть моя...
"Забытый". Бальмонт

- Любушка, мы едем в Лапу, на "Яниса". Ты же знаешь, что для Витьки это ритуал, без которого у него ни строчки не проклюнется в ближайшем будущем. Слышу этот телефонный разговор моей мамы с Лидой, ее подругой, обаятельным человеком, весёлым и даже куражистым на свой манер и среди своих.
А свои для нее, - это пестрая литературная братия, которая тоже уважает этот народный, разухабистый и разгульный праздник - Лиго. Когда можно под шум волны, звон бокалов и кружек, дайн и частушек, гомон кружащих над головами чаек, и яркий и даже порой искрящийся стихами разговор поэтов о поэзии, - забыть все невзгоды этого исчезающего племени редких и таких разных людей, которые рискуют называть себя поэтами.
Среди рыбацкой деревни Лапмешциемс, которую Лида Жданова и Виктор Андреев, с давней поры облюбовавшие это место, ласково называют Лапой. - Кто будет? - спрашивает мама. Ну, конечно все Янисы, отшучивается Лидка. Улдис обещал быть, Бриедис, конечно Визма, обещала, но может и занята будет чем -нибудь поважнее, самой собой, например. Мазайс жидиньш, - не думаю что будет, ему не нравится местный колорит. - Вообщем, бери Юрку, и давай, ждем. Где ещё ты свои дайны вживую услышишь! Это было последним аргументом, после которого мама, которая вот уже который год готовившая как редактор отдела литературы народов СССР издательства "Художественная Литература" издание латышских дайн, не могла устоять. - Да ничего не нужно брать, - всё есть. У нас же гонорар получен, в твоей же конторе. Прозвучало убедительно, и на следующий день, 23 июня, мы едем в Лапу на празднования Яниса Купалы, или по-русски, дня Ивана Купалы, по - христиански - Иоанна Крестителя, ну а по народной, латышской традиции - Лиго.
Ligo zeltkari un ligo balbieri sai nakti. Ligo vindaris un bende, ligo. Ligo alkimikis gudris, ligo. Ligo pesteli un burvji, ligo, ligo 
Выдался настоящий, Зелёный день. В поезде полно народа и приходится ехать стоя. Обычно сдержанные на общение латыши, сегодня слегка навеселе, в предвкушении празднеств и гуляний в Юрмале. Из Майори уже едем на автобусе который петляет вдоль полосы дюн,  в приоткрытое окно врывается весёлый солёный морской ветерок, а над соснами проносятся горлопанящие чайки, которые начинают кружить над головой каждого, кто прибывает в рыбацкий посёлок в эти дни.
Они чувствуют этот особый праздник Лиго и конечно обилие даровой копчёной салаки. Вдруг автобус резко тормозит и сквозь приоткрытые окна слышится шумное и радостное многоголосье средь которого раздаются веселые слова - Li'go diena! Li'go diena! Это шумная толпа местных жителей выплеснулась на дорогу. Они поют песни и пританцовывают, протягивая приезжим, прямо в салон автобуса, кружки с пенным пивом и кусками тминного сыра. Такова традиция этих мест - встречать Янов день и всех гостей хлебосольно, чтобы и весь год был для рыбаков щедрым на улов и урожай, а значит и хорошее и доброе настроение в каждой рыбачьей хижине. Среди улыбающихся лиц мелькнули  мне знакомые, - это Витя и Лида, наши добрые друзья, поэты и путеводители по этому малознаемому миру тружеников моря. Они уже несколько лет как обосновались в этом дальнем рыбачьем посёлке, их все знают и любят, а мы их друзья. В этих местах, где живут люди тяжелого и опасного, морского труда, особо ценят дружбу и верность, без которых можно пропасть и в море, и на земле. Но сейчас - все веселы и радостны, и нет хмурых лиц . Тогда, я был далёк от более глубокого понимания этих людей, которые во все времена были особыми. Это теперь понимаю, что Христос выбрал именно рыбарей, чтобы сделать из своими первыми предвозвестниками, своими учениками. Теперь - то знаю, что истинно, как в Евангелии от Матфея 4:17-2.

Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы,
и говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков.
И они тотчас, оставив сети, последовали за Ним.
Оттуда, идя далее, увидел Он других двух братьев, Иакова Зеведеева и Иоанна, брата его, в лодке с Зеведеем, отцом их, починивающих сети свои, и призвал их.
И они тотчас, оставив лодку и отца своего, последовали за Ним...

Мы же, в тот день, были подхвачены этими необычными для нас, городских жителей,
действами, и последовали за  всеми событиями этого необычного праздничного дня, и как оказалось, даже и ночи . Мы двинулись с нашими друзьями к их хижине у моря, чтобы остановиться там и скинуть поклажу, осмотреться и принять участие в событиях.
Я шёл немного впереди, а мама шла чуть поодаль, с Витей и Лидой, и они весело болтали о чём то своём из их литературной жизни. Такого радостного и необыкновенно счастливого лица своей мамы, я никогда ещё не видел, не видел и потом. Разве в моём раннем детстве, ещё один раз, на Новый год, когда она пела "Марiчку".
Не питайте, хлопці, чом я одинокий
Берегом так пізно мовчазний ходжу.
Там, на тому боці, загубив я спокій,
А туди дороги я не находжу...
 Да слышал потом из восторженного рассказа Лиды, что маму попросили однажды спеть в "Нацкомиссии", перед немецкими писателями, украинскую песню, она спела так, что по словам Лиды: - Застыла немчура с открытыми ртами и баварскими колбасками в них, перед чарующими звуками песни... Увы, не видел этого, а жалко, потому, что чаще вспоминаю её за пыльными и чужими рукописями, которая она правила, работая над ними и как корректор, и как редактор, и как тонкий ценитель русского литературного языка. Тот день, в Лапе, был одним из немногих, в который она была, как мне показалось - абсолютно счастлива.
Витя, взявший надо мной шефство, показывал мне рыбачий, морской антураж посёлка, когда мы проходили мимо всюду развешенных сетей с кухтылями и  ловдусами, мимо баркасов вытянутых, вместе с тяжёлыми якорями, далеко на берег. - Это, как пояснил Виктор, на всякий случай, если заштормит в праздник.
- Видишь, вот там, и он показал мне на берегу, в отдалении, - Шест с колесом от телеги, а вокруг него снопы, а рядом старые шины. Это место для костров и праздничного хоровода. - А колесо зачем? - Это солярный, солнечный, древний символ. Многие парни и девчата будут водить хороводы, прыгать через горящие шины, даже взявшись за руки, всю ночь. И ждать восхода солнца. Зачем?, - спросил я. Во первых, это удивительно красиво. Ты же будущий художник! Должен понимать это.- Ну, я ещё не решил кем буду. Будешь, будешь, а мы попросим сегодня об этом, да ты и сам попросить сможешь. Ведь ты будешь сегодня - Янисом! Хочешь?
Интересно. А, что нужно будет делать? Ничего, сидеть вот там, в дюнах. С особым венком на голове. Не спать, и смотреть на море. Ждать, когда взойдёт солнце. Главное, - ничего не упустить из своего внимания. Увидеть всю красоту этого мира. А, прыгают через огни, девчонки и парни, взявшись за руки, чтобы всю жизнь свою быть вместе. Так и будет, если они встретят вместе восход солнца.
Вот, что рассказал мне об этом празднике наш друг, историк, писатель и поэт, когда-то член рижского антифашистского подполья, боровшегося с айзсаргами,   Виктор Семёнович Андреев.
Обычно, он не был разговорчив, но не в тот раз.
Вечерело, море приутихло и как бы завороженно смотрело, как люди разожгли костры, которые то там, то тут вспыхивали по всему побережью Рижского залива.
Полились мелодии дайн и народных песен, которые подхватывали водившие хоровод, а наиболее ловкие и отчаянные девушки и парни из всех сил старались перепрыгнуть через костры на берегу. Я сидел в дюнах, укутанный в шерстяное пончо сотканное рыбачками, с пахучим венком на голове и всматривался в море, иногда придрёмывая. Видел как уходило солнце за горизонт и таял в водах его медовый с оттенками иван чая цвет, как потом морскую гладь накрыло воронье крыло.  Все звуки стихли, люди ушли спать, а последние тихие огни догоравших костров накрыла глубокая синева холодного моря. Заснул и я, укутавшись в теплую шерсть. Проснулся, когда подул на догорающие костры лёгкий бриз и стало слышно ровное дыхание просыпающегося моря. По нему побежали лёгкие волны. Весь горизонт озарился от восходящего, золотисто-розового солнца. Нового, Божьего дня. Было необычно тихо, никто ещё не знал, каким будет этот день, но проснувшиеся чайки уже начинали его славить, а я вдруг понял, чем буду заниматься в этой жизни.
Тут прерываю свои давние воспоминания. Васька скинул шумные нефритовые шары с буфета, и они покатились в разные стороны моих воспоминаний, говоря, что пора заниматься делами нового дня, налить коту воды и насыпать корм. Из радио разнеслись тревожные сведения с фронта о потерях...В голове звучали обрывки маминой песни, в которой оказалась вся её жизнь, да и наша тоже..." А туди дороги я не находжу". Но все меняют слова библейские  святого Серафима Саровского: -
Можно ли, видя солнце чувственными очами, не радоваться? Но сколько радостнее бывает, когда ум видит внутренним оком Солнце правды Христа. Тогда воистину радуется радостью ангельскою; о сем и апостол сказал: наше житiе на небесeхъ есть (Фил. 3, 20).