Фаны 1974. Часть 6

На фото: Местный колорит.
Фото автора дневника.

28.07.1974 Воскресенье.
 
Утром, спускаясь к реке, я увидела на футбольном поле знакомую голубую
рубашку и синие брюки. Мой славненький "черноглазик" лежал ничком, положив
лицо на руки, и спал. Я присела перед ним на корточки.
- Доброе утро, соня. Как ты себя чувствуешь?
Он поднял голову, и посмотрел на меня невыспавшимися глазами.
- Сейчас ничего. Вчера пришёл ночью, налил себе простокваши, поел, стало
легче. Отец спросил: "Где ты был?"
- На свадьбе, - говорю.
- А сейчас что ты сказал своему отцу?
- Сказал, что умываться пошёл.
Я улыбнулась.
- А я думала: ты не придёшь.

И мы отправились на своё любовное место искать мой каблук. Солнышко
поднялось уже высоко, на небе ни облачка. По дороге мы выпили пива, очень
хотелось пить.

Нури мне рассказывал о своих гастролях. В Ленинграде был, в Киеве, Пскове,
Каунасе. Рассказывал, как в Каунасе их приняли за иранцев.

Я смотрела на оживлённое эмоциональное лицо Нури, пленяющие глаза,
выразительные жесты - он безумно восхищал меня.

А как он играл Хлестакова в "Ревизоре": с городничим разговаривал, просил
денег взаймы, доказывал, что у него нет денег ни гроша, вывернул карманы,
и ... в зрительный зал посыпались рубли металлические. От неожиданности
он воскликнул: "Ой, это не мои!". А руководитель после спектакля похвалил
его за то, что не растерялся, мол.

Я с удовольствием слушала Нури, он был великолепен!

Место мы нашли. Нури обнаружил камень, на котором покоилась вчера моя
голова, а я, увидев свой каблук, радостно подбежала к Нури:
- Вот он, злосчастный!
- Попробуем теперь починить, - сказал Нури, усаживаясь на камушек
и насвистывая свою мелодию.

Он всегда насвистывал мелодии, или напевал, или же играл пальцами на своём
колене, на моей груди - всё равно где.

Я любовно смотрела на него, пока он возился с моим босоножком, и мне
показалось, что он очень быстро его починил.
- Всё в порядке, - сказал он, улыбаясь, протягивая мне туфлю.
- Спасибо тебе, - сказала я и легонечко поцеловала его в щёчку.
- Наташ, пойдем куда-нибудь, подальше от дороги.
- Пошли.

Речка здесь делилась на несколько рукавов. Перейдя одну речку мы оказались
на островке. Почему-то таджики не очень любят солнышко, оно им просто
надоело. Вот и Нури устроился в тени под деревом. Я ему постелила полотенце,
на которое он лёг, не раздеваясь.

А я сняла кеды и халат, оставшись в своем зелёном купальнике и отправилась
посмотреть местность. Перейдя несколько небольших ручейков, я подошла к
основному руслу горной реки.

Быстрое течение, вода прозрачная, камушки мои любимые. Я присела на один
из них, подставила лицо солнышку. Хорошо было бы здесь позагорать, но Нури,
наверное, спать хочет.

Я поднялась и потихонечку пошла назад, к нему. Перед последним рукавом
речки я остановилась, не хотелось всплеском воды будить его. Несколько
минут я смотрела на Нури, и под моим гипнотическим взглядом он поднял
голову и обернулся, встретившись с моим взглядом. Я подошла к нему.
- Нури, там такие чудесные камушки, - сказала я, указав на дальнюю речку.
- Если тебе хочется туда, пойдём туда, - сказал он, поднимаясь и собирая шмотки.

Природа и уединение всегда располагают к любви. Нури устроился на камушке
напротив меня, его лицо было совсем близко, в его глазах отражалось солнце,
небо, горная речка и я.

Не выдержав, я наклонилась и тихонечко взяла его губы своими губами.
Он обнял меня, целуя, расстегнул лиф от купальника.
- Вчера ты в другом купальнике была, да?
- Да, в другом.
- Сними это, пусть загорают, - сказал он, сбрасывая лиф.
- Пусть, - сказала я, прижимаясь к его французскому шиньону на груди.
Он стиснул меня в обьятиях, по телу его пробежала дрожь.
- Нури, солнышко, не дрожи так, -  я боялась, что с ним снова случится вчерашнее.
- Ну я же тачик, - прошептал он.

Нури мне очень нравился во всём: в манере обращения, во внешности,
решительно во всём, но когда он возбуждался, у меня пропадало всякое желание
быть с ним близкой. Может это оттого, что он мне признался в своём неведении?
Может быть. В нём не было нежности в обращении с женщиной.

Мне вспоминался "Желтоклювый", как он с нежной жадностью едва касался
меня, как любимого и желанного существа, а Лёвочка, со своими упоительно -
божественными поцелуями!

А у Нури не было ко мне ничего, кроме этого вот инстинктивного влечения
к женщине, да и то он как-то опошлял.

Как это было несовместимо с его талантами! Когда мы разговаривали на
обычные темы, спокойные - всё было прекрасно, но как только он пытался
утолить свой пыл, в наших действиях возникал холодок. Но мы в общем - то
остались друзьями, не будем же мы ссориться из-за этого.

К обеду мы возвратились на турбазу. На озере расстались, выпив ещё по
бутылке пива.

Прийдя на турбазу, я не нашла в палатке Лили. Где же она может быть?
Поблизости бродил наш знакомый агроном. Я его спросила, не знает ли он,
где Лиля?
- Почему Ваша подруга такая злая? Я пришёл к ней сегодня, а она на меня ужасно
раскричалась, и куда-то убежала. Сердитая такая она.
- Надоели вы ей все тут.
- А я и не собирался с ней знакомиться. Я с Вами хотел.
- Господи! И мне вы все тоже надоели.

Очевидно, она на речке. Я не ошиблась. Ещё издали я увидела Лилю и Юсуфа.
Юсуф сидел на корточках на камушке, задумавшись, прямо как Пушкин Александр
Сергеевич. Лиля увидела меня, улыбнулась.
- Ну, как дела?
Я со счастливой рожицей подняла босоножки, продемонстрировав полный
порядок.
- А тебя Назар искал. Где, - говорит, Наташа?
- Да? А вы ему что сказали?
- Юсуф сказал, что ты на озеро пошла.
- Правильно, Юсуфчик, спасибо.
Юсуф сдержанно улыбнулся.

Вечером явились все наши местные знакомые. Насреддин и Нури принесли пиво.
Мы ели дыню, играли в волейбол, фотографировались. Нури меня очень удачно
увековечил на камушке в красном купальнике. Единственный диапозитив, и я,
увы, его должна ему послать на память, как обещала.

Назар, видя как мне весело в окружении ребят, переплыл на ту сторону и ушёл,
даже не попрощавшись. При виде уходящего по скале угрюмого чёрта, у меня
жалобно ёкнуло сердце, но потом отошло. В конце концов, всё это ерунда.

Приглашал нас к себе в гости Насреддин, но мы отказались на сей раз.
Нури в этот вечер снова пригласили на свадьбу, а у нас с Лилей опять была
беспокойная ночка. Турбазовские приятели не дали спать совсем, часов
до 3-х мы от них отмахивались, даже писать не хочется, чтоб не надоели
в воспоминаниях.

29.07.1974 Понедельник.

В этот день всё у нас было в последний раз. С утра прощались с озером. Погода
неважная выдалась, облачность, солнышко выглядывало и снова скрывалось.
На озере никого почти не было, только отдыхающие с турбазы, да у ребят был
праздник Нептуна, и вокруг нас бегали размалёванные под индейцев мальчишки,
да девочки-русалки с венками из травы. Нептун приехал ко всей этой братии на
моторной лодке от лодочной станции.

Со мной выразил желание познакомиться один интеллигентного вида
душанбинец, но мы заспешили на турбазу. Мы себя неважно чувствовали
обе в этот день, видно от недосыпания и перепоев. И кадры наши все куда-то
сегодня разбежались.

Весь день жду Нури, как бога - ведь даже адрес свой ему не успела дать.
Неужели я его больше не увижу?

После обеда сидели на речке. Появился Назар. Я помахала ему рукой.
- Где ты пропадаешь?, -  спросила его Лиля.
- Наташка ведь сказала мне, что я надоел ей, сижу около неё целыми днями.
Вот я и решил заняться дома делами.

Я не могла сдержать улыбки. Наивность, бескорыстие и отсутствие ревности
делали его натуру доброй, отзывчивой, желанной. Лиля сняла тюбетейку с его
головы, налила в неё воды и вылила ему за шиворот. Он терпел все наши шутки,
смеялся вместе с нами.

Народу на речке много было, понаехало туристов. Я всё ехидничала:
- Назар, посмотри, сколько девочек понаехало новых, симпатичные,
беленькие. Вот я уеду, разрешаю тебе заводить новенькую.
- Я в следующем году в Смоленск поеду и тебя заберу с собой.
- Что ты, Назар, - смеётся  Лиля, - её не отпустят, у Наташи знаешь
какой строгий начальник!

Мы с Лилькой начали обсуждать планы на будущее и решили в следующем
году пойти по Памиро-Алаю с Таней.
- Как, вы приедете в следующем году сюда? - спросил Назар.
Я кивнула
- Может быть.
- Тогда мне не надо в Смоленск ехать, -  сказал он с такой серьёзностью
и рассудительностью, что мы снова засмеялись с Лилей.
Ой, ну Назар! Сдохнешь.
Обменялись с ним адресами "До востребования".

У них почему-то модно давать адреса на почту, а не домой. Он мне обещал
писать каждый день. Назар сидел напротив и смотрел на меня. Стоило мне
закрыть глаза и подставить лицо солнышку, он обливал меня холодной водой.

Откинувшись назад, я смеялась. Был момент, когда у меня спустилась бретелька
на лифе. Назар сразу же осторожно её поправил, говоря: "Соскочит у тебя совсем".
- Пусть загорает, тебе жалко что ли, - смеясь, возмущалась я.

Вдруг я услышала тарахтение мотоцикла. Точно, это Ахмед. Может он видел
Нури? Я вскочила и рванулась к нему: "Ахмед!" Вспомнив вдруг о Назаре,
остановилась и обернулась к нему.
- Ты придёшь сегодня вечером? - в последний раз спросил он (до этого всё
смехом мы разговаривали. Он мне - "твоя придёт?"  Я ему: "Нет, моя не придет")
- Нет, Назар, - тихо ответила я, тревожно глядя в сторону Ахмеда.
- Ну ладно, иди. Счастливо тебе долететь.
- Спасибо, Назар.
Так мы с ним и простились.

Почти всегда у меня выходит не совсем всё ладненько.
- Где Нури? - накинулась я на Ахмеда.
- Домой пошёл.
- Как домой? Он придёт сюда?
- Наверное. Он тебе нужен?
- Да, очень. Я ведь завтра уезжаю. Ахмед, увидишь его, лапочка, скажи, чтоб
пришёл на речку, хорошо?
- Ладно, скажу.

В последний раз мы сегодня поужинали в турбазовской столовой. После ужина
решили помыться перед отьездом. В душевой нагрели воды с помощью
кипятильника.  Народу не было никого, и мы проблаженствовали добрый час.

Вышли из душа - уже стемнело. У палатки Лиля распустила свои длинные
волосы и начала их расчесывать. Я сидела на камушке и курила "Нефертити".
- Наташ, неужели ты пойдёшь на берег? - спросила Лиля.
- Да, - вздохнув, ответила я и, улыбнувшись, добавила:
- Лиль, я уже так привыкла, что вечером мне надо идти на берег, пожалуй
я дома изведусь без берега.
- Ладно уж, иди, в последний раз всё же, только поскорее возвращайся:
нам надо выспаться.
- Если Нури нет на речке, я быстро прибегу, -  и меня словно ветром унесло за
ворота турбазы.

Не успела я спуститься к реке, как увидела идущего навстречу мне Юсуфа.
- Юсуф, здравствуй. Где Нури?
- Сейчас я его найду. Мы с ним сегодня целый день красили и белили дома
двери, окна, возили доски.
Ну, хороши! Я весь день панически разыскиваю Нури, а он себе спокойненько
красит двери, возит доски какие-то. Ему не до меня вовсе.

Юсуф попросил меня позвать Лилю.
- Сейчас, Юсуф, я схожу за ней.
И, собираясь привести Лилю, я вдруг увидела на берегу моего красавца
с какой-то девицей.  Меня словно пригвоздили к месту. Вот они поднялись с
камушков и, увидев меня, Нури направился ко мне.
- Наташ, мне сказали: ты искала меня?
- Да, - вымолвила я.
- Я хотел девушку послать на турбазу, чтоб она тебя отыскала.

Правду ли говорят эти прекрасные глаза? Придётся им поверить.
- А Юсуф побежал за тобой. Ты его разве не видел?
- Мы сегодня ремонтом занимались. Я уже давно обещал матери покрасить
окна, отпуск уже кончается. Мы думали, что вы уже уехали. Лиля сказала,
что вы уезжаете 29 июля утром.

Господи! Лилька!  Уже второй раз она лишает меня общества Нури.
- Улетаем мы завтра, Нури. А сегодня я с утра тебя ищу. Адрес я хотела тебе
свой оставить. Если ты будешь в  Москве, звони, заезжай, может быть я чем
нибудь смогу тебе помочь.

Мы присели на камушек, я достала блокнот и ручку, которые с утра ношу в
кармане халата и записала ему адрес. Он же мне адреса своего не дал, остался
адрес Юсуфа "до востребования".

Прибежал Юсуф.
- Адрес написала, да, Наташ?
- Да.
- Наташ, прошу тебя, сходи за Лилей.
- Да, сейчас, - я поднялась.
- И сама приходи.
- Мне прийти?  - спросила я, взглянув на Нури.
Он кивнул:
- Мы здесь будем ждать.
Уже совсем стемнело. Вдруг эта паразитка опять что-нибудь выкинет?

Подходя к палатке я вдруг услышала тихий  шёпот: "Наташа"
Кто это может быть? Я завернула за палатку. Ба, Ахмед!
Пробрался на турбазу, меня нашёл, прелесть, а не парень.
- Нури пришёл, Наташ!
- Спасибо Ахмед, я видела его. Всё в порядке.

Нырнув в палатку, я зашептала:
- Лилечка, умоляю, они нас ждут.
- Кто ещё?
- Нури и Юсуф. Ты же хотела им что-то сказать на прощанье.
- Я хочу увидеть Нури. Ладно, пошли.

В темноте мы еле разглядели две фигуры, сидящие на камушках у речки.
Я благодарила бога, что Назара хоть не было в этот вечер на берегу.
И нам удалось спокойно проститься с нашими кадрами.

 Я сидела напротив Нури на камушке и жадно смотрела на него.
Господи, как же мне запомнить эти глаза!
- Нури, подари мне на память свои глаза!
- У тебя останется фотография.
- Никакая фотография мне их не заменит.

Я взяла его руку в свои. Рука его очень нежная и аккуратная: ровненькие
чистенькие ноготки, заусенцев нет, всё подпилено, подстрижено. Ещё на
речке, где мы сидели после злополучной свадьбы на следующее утро
я спросила его: "Нури, ты пользуешься маникюрным набором?".
- Да, - ответил он.
- Молодец, - восхитилась я.

Сейчас я держала в своих руках его играющую, красивую руку, осторожно
поднесла её к губам и поцеловала, сказав: "Спасибо тебе."
Именно так поцеловала мне руку Света, когда я её провожала. Меня это в тот
раз очень тронуло.

Не знаю, понял ли Нури, что я поцеловала эту руку за те возвышенные чувства,
которые я испытала, имея счастье быть с ним знакомой, слышать его, видеть,
любоваться им.

Я преклонилась перед его талантом, перед его пленительным взором и душевной
добротой. Наверное, не понял он ничего, потому что опять позвал меня куда-то в
кусты, в темноту. Он не понимал, что же мне от него надо, если нет близости.

Может я не права в этом, мне самой непонятно. Я готова была служить ему,
служить всю жизнь, как раба, при других обстоятельствах я, возможно, и отдалась
бы ему.Но я не могла, не хотела.

Я взяла его лицо в свои ладони, приблизила своё, и осторожно прикоснулась
губами к его губам, потом ещё и ещё. Он податливо и робко отвечал на мои
поцелуи (вспомнилось, как Ахмед говорил мне: "Нури целоваться то не умеет,
пускай придёт ко мне, я его научу - (у Ахмеда была жена "тачичка", теперь
хочет жениться второй раз только на русской), вдруг тихо вскрикнул: "Ой, я
уже балдею!." Почти как в Ревизоре, только тихим и пьяным голосом.

Я знала, что это правда, потому, что ласкала его с любовью, очень нежно,
как бы извиняясь за невозможность близости с ним. Я должна сознаться, что
будь он хорош как мужчина, т.е. силен в поцелуях и ласке - все: я забыла бы всё,
отдалась ему вся, без остатка.

Но мною овладело сострадание к его слабости и рабское преклонение перед
его природными качествами. Умирая от его взгляда, я не могла млеть под его
руками. Нежелание с ним просто так расстаться мучило меня.
- Нури, как приедешь в Москву, позвони мне обязательно.
- А у вас можно принимать гости?
- Да. Я тебе выделю комнату. Будешь спать на мягкой софе. У меня софа дома -
мечта. Просыпаться не захочешь.
- А ты ко мне придёшь, - спросил он, и добавил, после отбоя? Я засмеялась.
- Наташа, а там, где ты живёшь, есть близко театр?
- Сходим в театр. Достану билеты, ты только заранее позвони мне.

С Назаром, конечно, проще. Отвезти его вон в Раздоры, - больше ему ничего
не надо. А Нури - рестораны, театры - это такая далекая от меня сфера,
к великому стыду.

Как он мне про Эрмитаж рассказывал! Ему близки эти работы, они понятны ему.
А я такая темнота! И одеться мне не во что, дубина я дубиной Нет, не надо мне
приглашать Нури к себе и позориться перед ним, я же совсем не москвичка.

Но сердце разрывалось на части, оно не хотело верить, что нам пора
расставаться навсегда. Оно не хотело понимать, что он мне недоступен,
и я ничему его не могу научить.

Почему -то мне было очень больно прощаться с ним, до такой степени больно,
что на следующий день, проводив Лилю на самолёт, и посмотрев, как она
вылетает, я ощутила вдруг такую смертельную тоску в сердце, что сдав вещи в
камеру хранения, уехала на турбазу.

Автобус на Варзоб был последний, и если бы не Ахмед со своим мотоциклом,
я бы и на свой самолёт могла опоздать. Он довёз меня до конечной остановки
троллейбуса, идущего в аэропорт. Я его поцеловала на прощанье.

Уже в аэропорту, ожидая самолета, я еле сдерживала разрывавшееся сердце.
Не знаю, кто услышал эти стоны - геолог или бог, который мне этого геолога
подбросил, но он отвлёк меня от мучительной боли разлуки и проводил меня
до самолёта.

И вот - я в салоне.

"...Крылья сложили палатки-
Их кончен полёт!
Крылья расправил
искатель разлук - самолёт.
И потихонечку пятится трап от крыла-
Вот уж действительно
Пропасть меж нами легла."

Да, ещё запись в записной книжке перед отлётом, как раз в тот момент, когда
геолог застал меня за этой писаниной.

...Ой, как грустно сидеть в аэропорту и ждать своего самолета. Особенно, когда
всех проводила и простилась с друзьями, милыми сердцу людьми, с которыми
так же необходимо расставаться, как и случайно встретиться. Расставаться
тяжело, невыносимо тяжело...

Человек очень странно устроен. Он всё время бежит за чем-то, бежит за тем,
что ему хочется в данный момент, а потом, достигнув этого, снова пускается
в поиски.

Порой убегает от своего счастья, покоя. И постоянно ему чего-то не хватает.
Мгновенье счастья! А бывает оно постоянное, это счастье? Тогда оно просто
надоедает. Или счастье не в самом счастье, а в поисках его?

Господи, как болит душа! Скорее бы, ох, скорее бы прилетал мой самолет!
Эта безысходная тоска! Хорошо, когда человека провожают и встречают.
А когда он вот так один уезжает, ждёт самолёта, так долго ждёт, мучительно
долго!

Я очень привыкла к ритму жизни на турбазе. И  вдруг - ничего нет! Остались
воспоминания и пустые надежды.

На этом записи кончаются, так как судьба послала мне провожающего, и очень
интересного собеседника.

Уже в самолёте я успокоилась, безмятежно дремала, и рассвет наступающего
дня я встретила уже под  Москвой! Сердце радостно забилось. Дома!
Получив вещи в аэропорту Домодедово, я угрохала последнюю десятку на такси.

Так чудесно было прокатиться по тихим утренним улицам родного города.
Москва спала ещё в утренней дымке, но ещё чуть-чуть - и город зашумит
неспокойной кипучей жизнью.

Таксист довёз меня до самого дома и спросил, почему я не послала мужу
телеграмму - он бы встретил. Я с улыбкой ответила, что хочу нагрянуть
неожиданно, с проверкой: вдруг у него любовница.