Твой. Без цензуры... Глава 24

— Негр, go go! — Гордеев тщетно пытался прогнать прочь какого-то чернокожего мужчину в белом халате, которого застал в неурочный час в коридоре больницы.

— Nigger? Whom you called nigger?
— возмутился американец развязному поведению «светилы».

— Зря ты его негром назвал, Сань.

Привлеченный конфликтом, Вадим Куратов остановился понаблюдать за попыткой коллеги установить «контакт» с иностранцем американского происхождения.

С детства воспитываемый одной матерью, (отец рано бросил семью), маленький Сашка всегда был задиристым пареньком, не упуская ни одной возможности пощеголять своей дерзостью уже в такие годы.

— А кто он? — указал Гордеев на чернокожего.

— Афроамериканец, — ответил ему Куратов.

— А в чем разница?

— Ниггер, Саш, — это для них ругательство обидное, понимаешь? — аккуратно пояснил ему приятель, оттягивая его за рукав.

Где-то в трущобах Чикаго им обоим наваляли бы уже за такое обращение к чернокожим. Хорошо, что Джеймс плохо понимал по-русски, лишь что-то протестующие промычав в ответ на гордеевский выпад.

— Чего тебе надо? — вновь вспомнив о существовании Уитсона, повернулся к нему «светило». — В Африку захотел?

Чикагский хирург ответил ему что-то по-английски, но мужчина все равно ничего не понял. Напротив, слова американца показались ему оскорбительными.

— Да ты на себя посмотри! — выругался «светило». — Черный как сволочь… Ты «Мойдодыра» читал?

Куратов был готов провалиться сквозь землю от стыда за неадекватное поведение друга. На его счастью, что Гордеев выбрал медицину, а не работу в американском посольстве.

— Александр Николаевич, ну, что вы в самом деле! — заступилась за чикагского хирурга Тертель. — Джеймса Уитсона не узнали?

Куратов с сочувствующим видом подмигнул старшей медсестре. «Прозрев» после её замечания и только тогда осознав, что он натворил, наговорив лишнего американскому коллеге, Гордеев досадливо почесал затылок, с недоумением уставившись на Джеймса.

Извиняться перед иностранцем он, разумеется, не собирался, но каким-то образом ему все же надо было вернуть к себе расположение заграничного гостя, чтобы о его соратниках не думали как о грубых варварах. Джеймс болтовни его не понял, но агрессивные нотки в интонациях русского хирурга все же уловил. Но решившись первым сделать шаг к «примирению», чернокожий задал «светиле» вполне конкретный вопрос, обращаясь к нему, правда, опять на английском, в котором сам Гордеев был, увы, «ни бу, ни му, ни кукареку», несмотря на данное накануне Ковалец обещание, что с иностранным коллегой они поймут друг друга без слов. 

— Do you speak English?

— «Не дую», знаете, далеко «не дую«… — сказал хирург, у которого с иностранными языками всегда было плохо.

Заложив руки в карманы халата, Гордеев с интересом изучал иностранца, впервые в жизни наблюдая на столь близком от себя расстоянии темнокожего американца.

— What is it? Who is this? — вопрошал Джеймс, воодушевившись напускным спокойствием этого мужчины.

— Кхм… кхм… Это ещё что за «ху из ис»! — возмутился «светило», услышав в его выражении что-то ругательное. — Простите, но в моем присутствии я порекомендовал бы вам воздержаться от употребления нецензурщины! Перед вами находится не санитар какой-нибудь с тремя классами образования, а первоклассный хирург не только этого города, но и возможно всей страны!

Что касательно похвалы самого себя, то тут Гордеев никогда не скромничал, не особо придерживаясь полумер. И прекрасно зная, что этот факт не будут проверять, расхваливая свои качества перед доверчивым иностранцем, не скупился на эпитеты, характеризовавших его как талантливого человека, когда кто-то другой на его месте постеснялся бы заявлять о себе в подобном тоне перед малоизвестными людьми.   

— Сan you speak English as well as I? — вопрошал его Джеймс, не покидая надежды найти общий язык с русским коллегой. 

— Сейчас я скручу вас в бараний рог, то будет вам и «ам», и «ай»! — процедил Гордеев, начав понемногу забываться.

— Is this hospital? Where is room of number… number… number… — запнулся чернокожий, пытаясь почетче сформулировать свою мысль, чтобы коллега понял его без лишних слов.

 — …Hамбе… Намбе… Нам бы в номер уже! — закончил за него Гордеев, будучи далек от понимания менталитета американца как расстояние от Марса до Луны. — Вернее вам бы, а мне надо на занятия…

Не теряя времени, мужчина попытался в двух словах объяснить темнокожему коллеге «общеполитическую» ситуацию местного хирургического центра, куда тот приехал немного попрактиковаться.
 
— Ху ис он дьюти тудей? Ай эм он дьюти тудэй! — продемонстрировал Гордеев свои способности в английском, только сейчас обнаружив, что зря он затевал все эти переговоры с иностранным коллегой, не в состоянии и двух слов связать без такой-то «матери». — Невер дай. Ферштейн? Окей. Яволь. Си ю… Оревуар.

На этом источник познаний иностранных языков «светилы» исчерпался. У Куратова чуть глаза на лоб не полезли от изречений лучшего друга.

Откланявшись с чувством подобно актеру, исполнившего на сцене свою важную, но далеко не самую последнюю роль, Гордеев гордо выпрямился, и одарив друга серьёзным взглядом на прощание, зачикилял прочь, оставляя того с американцем наедине. Как будто Куратов был тоже хирургом и мог что-то объяснить Джеймсу по этой тематике, раз самому «светиле» было не до него.

Последний держал путь в операционную. Кто-то же должен был сегодня, в конце концов, показать практикантам как проводится операция на живом человеке, а не на муляже, как это зачастую происходит в первый раз! 

«Ну, все что знал, рассказал…» — успокаивал себя мысленно «светило», надеясь, что правильно объяснил Джеймсу дорогу.

Да уж, с приездом этого гостя его жизнь тоже закрутилась. Что ни день, то новые «приключения»… Мало ему несмышленых студентов, так ещё иностранец этот свалился ему на голову как снег… Пусть и не совсем белый. Просто цирк на колесах, ей-богу,  а не хирургический центр! Возмущениям самовлюбленного хирурга сегодня не было предела.

***

— Это очередной прикол или вы действительно допускаете нас к операции?

Узнав о данной новости, Новиков весьма скептически отнесся к инициативе куратора завести их в операционную, где их всех ждала работа, никоим образом не связанная с посиделками у ложа больных или теоретическими занятиями в учебке.

— Вы не угадали, доктор Новиков, — кивнул хирург, останавливаясь у двери операционной. — В этот раз я действительно предоставляю вам уникальный шанс — провести настоящую операцию, но под моим тщательным присмотром. Сегодня привезли больную Пермякову с подозрением на аппендицит, в связи с чем я предлагаю вырезать его без лишних обследований, которые только навредят правильной трактовке её диагноза.

— А как же больной Митяш? — переспросил Фролов.

— Митяшем на следующей неделе займется Степанюга, — сказал Гордеев, как-то зловеще усмехаясь от одного упоминания фамилии своего коллеги, которому давно хотел насолить.

Да, для Сенечки этот казус станет очередным «сюрпризом». Последний так любил сталкиваться с тяжелыми случаями, что теперь у него появилась наконец возможность продемонстрировать свои способности наяву. Тряхнуть, так сказать, стариной!

Ничего не скажешь, Гордеев был любителем «подсобить» своему близкому, даже если тот в подобной «помощи» не сильно нуждался.

— Но нам ещё никогда не приходилось оперировать живых людей! — возразила Маша Капустина, меньше всего надеясь на то, что Гордеев вообще допустить её до операции.

— Считайте, что этот день настал, — молвил он, не зная уже, как от них отделаться. — Заодно проверю вашу подготовку к практической стороне дела. С первого раза, конечно, мало что получается, (да и со второго — не вся инициатива оборачивается успехом; Семен Аркадьевич может подтвердить), но к десятому пациенту, я надеюсь, совесть у вас все же проснется, и вы таки начнете спасать людей, а не просто их гробить, добавляя работы конторам ритуальных услуг.

Достав из кармана журнал, Гордеев заново пересчитал студентов. Отсутствовал только главвраческий сынок, чье отсутствие его не сильно расстроило. После того как «доктор Глобов» дал понять, насколько скучные ему лекции, «светило» поспешил освободить будущего «профессора» и от «принудительного» присутствия на операциях.

— Сейчас я назову по фамилии тех, кто пойдет со мной в «разведку».

Выстроившись у двери операционной, студенты шестой группы никак не могли дождаться своего «звездного часа» — приступить к практике под руководством самого «светилы» отечественной хирургии.

— Итак, со мной идут, — Гордеев принялся зачитывать вслух фамилии практикантов, внимательно всматриваясь в каждую из них. — Новиков, Чехова и… Рудаковский. Остальных попрошу разойтись по своим больным. А что касается доктора Глобова… — Тут мужчина о чем-то задумался. — Раз ему стало неинтересно на моих занятиях, стало быть, ничему новому научить я его не смогу. Парень, по всей видимости, уже состоялся как специалист, поэтому в дальнейшем ему придется оперировать уже под присмотром своего отца. — С минуту помолчав, Гордеев добавил назидательным тоном: — Иногда студентам кажется, что они знают гораздо больше руководителя практики. Такое случается. В начале учебы. Но у доктора Глобова в плане переоценки собственных возможностей мне видится такой запущенный случай, что назидательное слово, боюсь, там уже вряд ли поможет. Корона к голове парня приросла так, что её уже не сбить ни перфоратором, ни чем-то ещё… Студент забывает, что «светило» отечественной медицины, (коим как раз и является руководитель его практики), может быть только один, а посему продолжает позволять себе подобные вещи, которые не пройдут для него бесследно на зачете. И за свою безалаберность он будет обязательно наказан.

— А почему из всех девушек на операции будет присутствовать только одна Чехова? — осведомилась Шостко, заподозрив неладное. — Как же остальные?

— Понимаете, если одна из вас потеряет самообладание, грохнувшись в обморок в самый ответственный момент, я, быть может, ещё смогу оказать ей первую медицинскую помощь, — Гордеев попытался как можно доходчивей объяснить студентке свою позицию. — Организовать «рот в рот» и прочие «эротические» процедуры… Но когда на пол упадут сразу четыре девушки, то доктора Гордеева может на всех не хватить… — И чтобы хоть как-то отвлечь самого себя от неприятных мыслей, мужчина снова повернулся к Новикову: — Проведете сегодня мастер-класс для своих несмышленых одногруппников. Покажете им вместе с Чеховой, как надо работать в экстремальных условиях. Справитесь?

Рудольф молча кивнул. Ему — и не справиться?… Он не имел права подвести своего наставника.

— Тогда постарайтесь переплюнуть все мои ожидания, — поставил его перед фактом Гордеев. — Судьба пациентки зависит от вас и только от вас, а мои указания ничем не помогут. Так что если больная во время операции впадет в кому, откачивать её придется тоже вам. Самим! От меня же подсказок и чудес не ждите.

— Но как мы…

— Если не хватит собственных знаний, доктор Новиков, тогда вспоминайте, как действовали в подобных ситуациях в медицинских сериалах. 

Парень вздохнул. Таких подсказок от куратора он точно не ожидал. Мать, та ещё любительница сериалов, вполне могла ему такое посоветовать, но чтобы Гордеев… И это он был не в курсе, что очень скоро те же самые операции будет проводить искусственный интеллект, без всякого вмешательства человека.

— Ведь если вы не сможете элементарно вырезать у человека аппендицит, — вторил «светило», — тогда на что вы вообще способны, как будущие хирурги?

— А как же я, Александр Николаевич? — внезапно отозвался Смертин, увидев несправедливость в том, что на этот раз его тоже обошли вниманием.

— Тебя мы на операцию не берем, — пояснил ему «светило», удивленный его вопросу. — С такой фамилией ты нам точно притянешь беду. Кстати, как там поживают твои больные — Волохов и Анкушев? В последнее время о них что-то ни слуху, ни духу. Я даже начинаю слегка волноваться… Не отправил ли ты их случайно на тот свет, беря пример с доктора Глобова?!

Смертин вежливо промолчал. По правде сказать, за это время пациенты успели ему так надоесть, что он уже пару суток не переступал порога их палаты, (особенно если речь заходила про воркутинского сидельца), но благодаря проявленному к его делам любопытству Гордеева, у него снова появился повод к ним заглянуть.

— И что же мне теперь делать? — спросил он, когда окончательно убедился, что на операцию его не возьмут.

— Покури пока… Только не в затяжку, — предложил ему Гордеев.

Услышав пожелание куратора, Смертин отправился прочь, когда внезапно о чем-то вспомнив, «светило» его снова остановил.

— На сегодня свободен, а послезавтра отвезешь Анкушева на рентген. Надо будет «просветить» ему мозги.

От такой терминологии у Новикова, подслушивающего их диалог, волосы становились дыбом. От гордеевской риторики за километр отдавало бульварщиной, которую не должен был использовать в своем обиходе столь выдающийся хирург. Хотя сколько он помнил со слов Толика, у этого Анкушева была проблема с ногой, а не с головой. И если что ему и надо было «просвечивать», то уж точно не голову.
И это ещё хорошо, что злоумышленники прицепили цепь именно к ноге этого бандита, а не к его причинному месту. Новиков боялся себе даже представить, что в таком случае пришлось бы «просвечивать» пациенту по указке столь бдительного куратора.

Странно, что этот человек вообще ведет у них практику, не особо владея медицинской терминологией. Его мать в подобных делах разбиралась куда больше Гордеева, правда, врачом почему-то так и не стала. Как и работящая лошадь, метившая на должность председателя колхоза.

На самом же деле на рентген следовало везти не Анкушева, а больную Березнякову, проглотившей накануне какой-то ключ. Анкушев в подобной процедуре не нуждался, но из-за всей этой катавасии, связанной с приездом Джеймса Уитсона, а потом внеплановой операции Пермяковой в голове у «светилы» все настолько перемешалось, что перестав уже и сам понимать, кого его студенты успели вылечить, а чье состояние их «лечение» только усугубило, он отдал Смертину именно такой приказ, что можно было спокойно принять за оговорку по Фрейду.

— Александр Николаевич, — внезапно отозвался Рудаковский, выбрав для своего обращения к куратору далеко не самый подходящий момент.

— Да? — повернулся к нему «светило».
 
— Извините, но я не могу присутствовать на операции.

— Это чавой-то?

Вовка до сих пор не мог прийти в себя после недавнего конфликта на занятиях, а тут ещё на операцию какую-то нужно было тащиться. Жизнь его к такому не готовила. Резкие метаморфозы в привычном русле его жизненного течения зачастую пугали, и он не мог так быстро к ним адаптироваться. 

— Я с детства крови боюсь, — признался Рудаковский, виновато опуская взгляд.

— Так какого ты вообще пошел в медицинский? — налетел на него возмущенный Гордеев.

— Родители заставили, — уклончиво ответил он, чтобы не говорить во всеуслышание, что это все из-за Чеховой, с которой он не хотел расставаться после окончания школы.

— Понятно. Но на этой операции ничего страшного с тобой не произойдет, — заверил студента Гордеев, саркастически при этом ухмыляясь: — За тебя все сделают Новиков с Чеховой и Фроловым… Ты только за скальпель подержишься и все.

— И все? — Вовка не мог поверить своим ушам.

— Вот когда я поставлю вам «неуд» за зачет, доктор Рудаковский, тогда и будет все, — заключил Гордеев, делая знак выбранным практикантам готовиться к операции.

— Ой, я кажется, бахилы забыл… — невольно вырвалось у Рудаковского, машинально хватаясь за голову и переводя свой наполненный ужасом взгляд на Валерию.

Бахилы он забыл, зато захватил вместо них колпак в стиле «веселого молочника», из-за которого Гордеев чуть однажды не выгнал его с занятий.

Чехова прекрасно понимала, что это значило. Вслух о таких вещах обычно не говорят, тем более при Гордееве, но Рудаковский слишком поздно спохватился, чтобы его выпад не остался незамеченным. Часть его фразы все же успела долететь до чуткого слуха куратора.

— Вов, ну, что ты в самом деле… — Чехова покрутила пальцем у виска.

— Мне послышалось или вы, доктор Рудаковский, действительно что-то забыл? Повторите, пожалуйста, ещё раз то, что вы сказали пару секунд назад.

Как будто он сам не видел, что рассеянный студент притащился в операционную без бахил.

— Н-да, то есть нет… — замешкался Рудаковский, окончательно растерявшись под грозным взглядом "светилы".

— Так да или нет? — подойдя к нему поближе, Гордеев схватил практиканта за воротник.

— Да, — плачущим голосом объявил тот, не в первый раз пугаясь руководителя практики.

— ТАК КАКОГО ХРЕНА ТЫ МНЕ СРАЗУ НЕ СКАЗАЛ!!! — «светило» заорал так, что подскочив на месте, группа как по команде опустила вниз глаза, стыдясь безалаберности своего единомышленника. — У меня тяжелобольная в операционной лежит, а он без бахил тут разгуливает…

Посмотрев сначала на Рудаковского, потом на Гордеева, Чехова вновь вспомнила о предупреждении Тертель насчет привычки «светилы» поорать на кого-нибудь накануне операции. Правда, сейчас его поведение выходило за все рамки приличий.

Жаль, что под раздачу попал именно Рудаковский. Никто не давал права этому хирургу с таким остервенением нападать на их одногруппника из-за каких-то там бахил, но выступить против него не мог никто.

До смерти перепугавшись наезда куратора, Рудаковский не выдержал и заплакал. Соизволив его наконец после этого отпустить, Гордеев свирепо уставился на сбившихся в стаю практикантов, в двух словах охарактеризовав перед ними собственную позицию:

— Вы, наверное, хотите знать, почему ваш куратор целый день на вас орет? Я просто не хочу, чтобы бы подорвали мне репутацию, раздумывая во время операции о посторонних вещах.

Вовка снова всхлипнул. Гордеев резко повернулся к студенту.

— Рудаковский, ты все ещё здесь? — удивился «светило». — ПОШЕЛ НАХЕР.

И тут же превратившись в цель осуждающих взглядов группы, нашел оправдание своему поведению.

— Хочешь помочь мастеру — отойди и не мешай, — оттолкнув Рудаковского, он снова перевел взгляд на отобранных им только что практикантов.

И едва Вовка, сбрасывая с себя на ходу «обмундирование» хирурга, пропал в коридорах больницы, посмотрев на Новикова и Чехову, Гордеев сделал всеобщее объявление:

— Внимание, господа! Сегодня состоится «дуэль» между двумя начинающими хирургами!

Валерия как-то странно покосилась на куратора. Уж кто-кто, а она точно не ожидала от него подобного «сюрприза».

— Суть операции будет заключаться в следующем… — добавил он, сосредотачивая на ней свое внимание. — Я ничего не предпринимаю от слова совсем, а только подсказываю. Иногда. Все остальное вы делаете сами. Как вам такое предложение?

Судорожно сглотнув, Новиков едва заметно кивнул.

— По крайней мере, тот факт, что скальпель с зажимами вы точно не перепутаете, меня уже радует. За это я спокоен. И смотрите, — на всякий случай предупредил их «светило», — если лажанете — с профессией придется расстаться. И боюсь, навсегда. Второго шанса я вам не дам. 

Таким образом, получив первые распоряжения от своего куратора, практиканты направились в сторону операционной, и только одна Чехова, замешкавшись у входа в помещение, бросила на Гордеева взволнованный взгляд.

— Вы главное, расслабьтесь, и не переживайте о том, что подумают о вас остальные, — сказал он ей, указывая на одногруппников. — Вы же здесь не просто так, доктор Чехова?!

Валерия кивнула, но «знаменитому» хирургу её кивок показался неубедительным.

— Я хочу, чтобы вы сказали это вслух.

— Я здесь не просто так, — повторила она, бесстрашно посмотрев ему в глаза.

— Ну, раз так, тогда проходи! — украдкой подмигнув ей, Гордеев открыл перед ней двери операционной, предлагая первой зайти в помещение.

Глава 25

http://proza.ru/2024/03/05/825