Шел король по лесу
1
Король устал.
Хотелось насовсем в Тибет или на рыбалку. Чтобы сидеть на почерневших мостках, опустив босые ноги в прохладную речку, забрасывать в ее мутные воды какую-нибудь старую удочку и думать, что вот можно же не думать. О работе, унылой жене, гибкой талии новой подруги, всей этой чертовщине с кредитами, подагре, намечающейся лысине и Алике. О нем – особенно.
Король поморщился.
Да, не такого ждешь от школьного друга.
Король был настоящим. Фамилия такая. Не Королев, не Короленко, - а вот прямо так, емко и коротко, от истоков: Король, Вячеслав Сергеевич. Через полгода пятьдесят пять. Две пятерки, пять да пять – как пишут в пошлых поздравительных открытках. А вообще-то во многом – твердая тройка. Но кто кому теперь ставит оценки, да и есть ли в них смысл? Вот Алик всегда был отличником, и что с того.
Король резко нажал на старт, машина отозвалась тут же, с готовностью хлопотливой бабушки, рвущейся на защиту румяного внучка от подлых старшеклассников. Лужи, покоренные скоростью, рассыпались брызгами справа и слева в победной латинской литере.
А все же она хороша.
Молодая, молчаливая. Неожиданно горячая внутри. Как первый глоток старого коньяку: обжигает, перехватывает дух, потом растекается тягучим теплом во все отдаленные от гортани места. В самый первый их раз он был готов отозваться сразу, как юноша румяный, но с юношеством и горячностью было давно покончено. Однако что-то похожее проступило тогда внезапно в памяти.
2.
Он шёл по кромке воды, не спуская собаку с поводка. Загорелый, продубленный ветром, широко, чуть враскачку шагал по песку, как бы убеждаясь в твердости опоры. Нонна обогнала его, крепкая, ладная бегунья в коротких чёрных обтягивающих шортах и сером топе, оголяющем пупок. Увлечённая, сосредоточенная на деле: раз-два, раз-два.
Король смотрел на этот удаляющийся знак бесконечности ниже ее спины: раз-два, раз-два, и думал о том, что он старый, как бивень мамонта, заскорузлый в своих многолетних мужицких обязательствах. Вспомнил резко о давно удаленных из ежедневников романтических своих желаниях. Дело делать надо, не пацан. А тут это: раз-два.
Король сглотнул: горло пересохло. Собака дёрнулась в сторону, вернув его внимание в настоящее.
Поравнялись. Нонна, глядя на горизонт, уже старательно приседала, сложив руки шалашиком на груди, стопы параллельно. Раз-два, раз-два. Ягодицы сами себя ядрами не сделают. Король прошёл мимо, опустив глаза, будто высматривая что-то под ногами.
Нонна подступала к своему ягодному женскому сроку, пугалась его отчаянно, дрессировала тело, при любой возможности тревожно вглядывалась в своё отражение в витринах, зеркале лифта и даже тени на песке. Потому что с детства помнила, что ягода эта - бзника. Так мама говорила. Кто эту ягоду видел, кто ел? Да никто! Смердящая, противная, небось, не для еды вообще. «Бабий век недолог», - вторила бабушка. «Но это там у вас, дорогие мои родовые женщины, - про себя спорила Нонна, - потому что спорта не было у вас. Да и много чего ещё не было...Вдох-выдох.. А у нас - двадцать первый век. Ботекс, лазерное омоложение интимной сферы, тренинги женской силы, отпускания обид, ликбез насчет нарциссов-абьюзеров и созависимости. Не говоря о татуаже, кедах с платьями, легальных услугах мужа на час и детях из пробирки. Да какая разница. Главное - все всем довольны».
Король дошёл до конца пляжа. Берег перегораживали камни, дальше можно было идти только по воде. Но по воде не хотелось, и он коротко свистнул собаке, пристегнул поводок и пошёл обратно.
Спортивная девушка уже не приседала, сидела на бревне и рисовала что-то палочкой на песке.
- Красиво, - неожиданно вслух сказал Король.
- Ой..- смутилась Нонна, - это просто так.
Король замедлил шаг. Что-то творилось с ним, будто что-то забытое совершенно естественно вернулось в своё русло.
- Можно? - он сел рядом. Отстегнул поводок: - Мойва, гулять!
- Мойва? - усмехнулась Нонна.
- Мойва. Дочкины выдумки.
- Ааа.. - разочарованно протянула Нонна. Дочка, значит. - Дочка? А жена?
- И жена. Как у всех, - почти будничным голосом сказал Король
- Почему у всех? У меня вот нет жены, - она поднялась и одернула шорты, потом почти машинально стёрла рифленой подошвой нарисованные палочкой снежинки. Она всегда рисовала снежинки, с самого детства. Нравилось смотреть, как мрачный крест превращается во что-то волшебное и праздничное.
- Значит, вы верны традиционным ценностям, как говорится, - он тоже поднялся.- Давайте познакомимся?
- Зачем? - Нонна прищурилась: знаем мы эти знакомства.
- Просто так. Я Король. Фамилия, - пояснил Король, заметив быстрое привычное удивление на лице спортсменки.
- Повезло. А я Нонна. В честь Мордюковой бабушка назвала. Знаете Мордюкову? Которая зятю в лоб дала?
- Знаю, - усмехнулся Король. - И вы можете так? Зятю?
- Не пробовала.. Но все впереди. Мне пора, - Нонна повернулась спиной, готовая бежать.
- Подождите, Нонна, а как я вас найду? - Король подался вперёд, протянул даже руку, чтобы ухватить ее за локоть.
- Что за глупости, господин Король, - через плечо, уже на бегу ответила Нонна и помахала рукой, не оглядываясь.
Собака пришла и стала тереться носом о ладонь. Гладь, мол, и на меня посмотри, чего творишь-то, ополоумел? На берегу знакомишься с молодухами.
- Знаю, знаю.. Нашло, - Король прокашлялся и все той же неспешной походкой, проверяя, твёрдо ли под ногами, двинулся вдоль кромки моря.
3.
Зеркало в ванной запотело: Нонна любила долго стоять под горячей водой, вдыхать водяной пар, сложные, хоть и химические мыльные запахи, любила растирать пену по своему гладкому крепкому телу. Руки скользили по нетронутому растяжками, почти девичьему на вид, животу, рисуя двумя руками синхронные круги от пупка вниз, получалось такое сердечко, как из лепестков роз на постелях в турецких отелях. Неужели из этого странного романа что-то могло бы получиться? Берег, собака, его походка в раскачку и неожиданное острое чувство сожаления при его словах о жене. Новая встреча, разговор, прямой взгляд не по возрасту синих глаз, усталых, но живых. Неужели сейчас, в эти за сорок,она отнесётся всерьёз к случайному роману и рискнёт сесть в этот последний паровоз без точного маршрута?
Внутренняя Мордюкова внезапно вмешалась, уперев кулачки в намыленные бока:
- Да, а что? Как захочу - так и будет!
Нонна вспомнила, как он упорно две недели подряд приходил на берег в одно и то же время, ждал. Она изменила было маршрут, бегала по верхнему парку, едва заметив знакомую чёрную кепку, сверху казавшуюся смешной кляксой, и лабрадора на длинном поводке, нетерпеливо дергала ртом и ускорялась.
Но однажды таки решила, что это смешно, что угрозы никакой нет, и вообще - с чего бы это ей прятаться. Подумаешь, ещё один, искатель свежего источника жизненных сил ...
Проснулась она в тот день рано, хотя выходной, отчеты сданы, до конца квартала можно жить. Голуби переговаривались за открытыми окнами, море шумело, как при легком шторме, пахло свежестью и отчаянием. Сон был плохой. «Леди, - сказал ей на английском почему-то английский же врач и сделал сочувственное профессионально-сдержанное лицо, - Увы. Мы бессильны».
Она растерянно огляделась по сторонам: вот слева Майка, столетняя подружка, прячет глаза, вот справа брат, сосредоточенно ищет что-то в телефоне. Захотелось засмеяться и сказать что-то в стиле «Камон, парень, хватит шутить, не смешно..» Но напряжение спрессовывало воздух и не оставляло шанса: молнией по веткам сосудов в голове вспыхнуло знание: все. Это все, я знаю.
- Приснится же... - сама себе сказала Нонна, вытянулась на кровати, потёрла глаза тыльной стороной ладони и поплелась на кухню, подергивая плечами, как бы сбрасывая остатки сонного морока.
Потом включила чайник, выпила утреннюю порцию нутриентов, пошла в ванную, умылась, хлопнула дверцами душевой кабины, и даже рассказала сон льющейся из большой лейки воде. Ничего не помогало, тело оставалось бесчувственным и тяжелым. Оставалось только одно - бежать.
Нонна сдернула с сушилки постиранные с вечера спортивный чёрный лиф, майку, достала из комода длинные штаны и носки, ловко, не глядя, сунула ноги в кроссовки, завязала шнурки. Наушники, телефон, ключи, пачка салфеток - и вперёд. А то сиди тут, с ума сходи от таких видений...
Она бежала, он шёл навстречу, все тот же он в своей чёрной кепке. Где-то у того же места, что и в первый раз, они должны были пересечься, как поезда из школьной задачи, идущие навстречу друг другу. Не пересеклись, поравнялись на несколько секунд, опустив глаза,и каждый двинулся дальше своей дорогой.
Море шумело, заглушало ритмичные звуки в наушниках. Тело, верное подтянутое тело, уже успело унять это мутную ночную тоску и вернуть себе беззаботную радость. «Бегу, живая, как хорошо,- думала Нонна, уворачиваясь от волн, атакующих берег. - И что придумала? Просто человек с собакой гуляет, все, как обычно».
И тут на песке, в нескольких метрах от воды, как раз за бревном, сидя на котором она рисовала тогда снежинки, показались крупно написанные цифры. Телефонный номер: восемь, девятьсот пятьдесят два...
Не очень понимая, зачем, почти не останавливая бега, она достала телефон из наплечного чехла, сделала два снимка и пробежала ещё полсотни метров.
Смутная тревога опять зашевелилась в душе, солнце, как по ее команде, сейчас же спряталось за тучами, усилился ветер. Нонна остановилась и, поразмыслив, побежала обратно: «Ладно, сегодня просто странный день, вечером в зал пойду». Фигура мужчины в кепке ещё была видна впереди, но догонять - ни к чему. Не сейчас.
4.
В тот день дежурство было беспокойное.
В восемь неожиданно позвонила жена:
- Славик, не знаю, как сказать, просто ужас какой-то.. ты только не волнуйся, не волнуйся, - голос жены не звучал привычной бескровной усталой нотой, наоборот, захлёбывался каким-то истерическим потоком.
- Что случилось? Кто-то умер? - он ответил привычно, бодро-иронично. Именно в этом тоне он и общался с женой последние лет десять: не обижая, скрывая раздражение.
- Алик умер. Томка вот позвонила! Умер прямо дома, на этой своей беговой дорожке!
Вот так - просто. От инфаркта к инсульту и обратно, как отец шутил..
- Але, Але! Славик, слышишь? Не молчи!
- Слышу, слышу.. я здесь. Перезвоню, надо идти..Не волнуйся, утром поговорим.
Примерно через час, а точнее - через сорок три минуты- после всех неотложных звонков и бесчувственных разговоров (лирика - потом, сейчас - дело), открытой зачем-то бутылки XO Король вышел из здания больницы, перешёл дорогу и вошёл в маленький магазин с идиотским названием «А вдруг?».Спросил сигарет. Очереди не было, он выбрал пачку с вечным верблюдом на голубом фоне и агиткой «Курение убивает», дешёвую зажигалку. А вот Алик не курил, вообще не курил...
Знойное марево дня наконец-то смилостивилось и ушло на отдых. В небе застыла баба с коромыслом. Сколько лет несёт свою ношу, и ничего не делается ей.. А вот Алик..
Впервые Король заметил ее, бабу эту, поздним сентябрьским вечером. Не шел домой, до последнего оставался во дворе, пока бабушка не пригрозила нажаловаться отцу. Ждал маму. А мама уехала за клюквой. И вот уже почти ночь, а мамы нет. А клюква на топком болоте растёт, и вдруг..
Мама вернулась с ведром ягод кровавого цвета, сухих и горьких. Не земляника.
Обняла. Пожурила: что, мол, опять придумал? Спи спокойно, видишь, тетенька с коромыслом вышла уже. А тебе в школу рано, спи.. И подоткнула одеяло справа и слева.
В носу защипало: воспоминания всегда ярче реальности.
Король потянулся за новой сигаретой, затянулся и закашлялся. Раньше вкус был другим, и страшилок этих на пачках не было.
Баба с коромыслом невозмутимо шла по воду. Зачем ей столько воды, спрашивается?
5.
Алик шепелявил. Король грассировал. Пара - загляденье. В обиду друг друга не давали, да и не было особых обид. Класс был дружный, Алик щедро всем давал списывать математику, а Король знал французский и хорошо играл в шахматы, увлекался биологией, пользовался авторитетом товарищей, как написала ему в выпускной характеристике химичка-классная. Французский- из-за бабушки, а шахматы - просто само вышло, школьный кружок. К этому интеллигентскому набору отец добавил бокс, нечего из парня нюню делать, кому это надо, очкарика из него растить хотите, фрау теща?
Что их притянуло друг к другу - сказать сложнее. Соседство, внешняя непохожесть и настоящее сходство в одном: чувстве юмора, то есть страсть к анекдотам и розыгрышам.
По части девчонок тоже парно выступили: женились на одноклассницах.
Томка была яркой, громкой, бестолковой и очень доброй. Алику нравилась ее рано проявившаяся фигура, все эти выпуклости. Ну, и привычка заливисто хохотать по любому поводу. А Нина, которую выбрал Король, была тихой. Как позже выяснилось - бесцветной и бескрылой. Но преданной и надёжной. Симпатизировала ему с четвёртого класса, а когда в седьмом он заболел ангиной, катались с ребятами на плотах ранней весной, а он упал в виду - принесла ему пакет мороженой клюквы.
- Вот. Для морса. Осенью с мамой собирали, не магазинная, не подумай.
Сунула пакет в его растерянные руки и ушла, дверь закрыла.
Бабушка вышла из кухни, спросила, что такое тут и почему он не лежит в постели, а шлёндрает, как будто это у Пушкина вчера была такая бешеная температура, что скорую вызвали.
- А это что?
- Клюква, - Король отдал ей пакет и поплёлся в свою комнату.
И вот - велодорожка. Куда катится мир?
6.
- Извините, это Король?
- Да, я. Слушаю.
- Вы мне оставили номер. На песке. Так же?
- Да. Оставил. Здравствуйте.
- Я не вовремя?
- Ну.. Я на поминках, водку пью.
- Ого...
- Ага. А вы где, гражданка Мордюкова?
- Я ... дома. А что?
- Адрес диктуйте. Сейчас приеду. Времени мало, вы понимаете, мало времени у нас.
- Понимаю. Наверное. Летняя , три. Потом позвоните, я встречу, там у нас закрытый двор и шлагбаум.
- Ждите.
Король вернулся в кафе. Склонился к жене:
- Я поеду, вызывают, - вообще-то врать он терпеть не мог, но тут вроде бы и не было вранья.
- Да куда ты, в таком состоянии? - встрепенулась Нина, схватила мужа за руку.
- Я поехал. Потом. Томку не бросай. Позвоню, - он резко остановил ее попытку встать, положил свою тяжёлую руку ей на плечо и вышел, тщательнее обычного проверяя ресторанную твердь под ногами, стареющий мужчина с небольшой лысиной на макушке, многоопытный в борьбе за жизни, в прошлом - военврач, из флотских. Мужчина, только что похоронивший главного своего друга и направляющийся корабельной походкой к новой женщине, совершенно не понимая, зачем.
7.
- Том, что делать?
- Снимать штаны, ты же знаешь, - Томкин голос звучал успокаивающе - ядовито. - Не ты первая. Тоже мне герой, люблю - не люблю. Климакс! Ты знаешь, что у мужиков климакс хуже нашего? Чего молчишь?
- Что делать, Том? - монотонно повторила Нина, пытаясь подцепить скользкий гриб на вилку. Вспомнила вдруг, как эти самые опята всего-то пару месяцев назад они собирали вдвоём со Славиком, как хорошо было в лесу, сухо и тихо, как приятно было идти старыми резиновыми подошвами по еловым иголкам и знать, что вечер будет посвящен их всегдашней совместной молчаливой возне с банками.- Нет сил жить.
- Ну, приплыли! Давай теперь уксус пить, что ли? - Томкин голос звучал слишком оптимистично для вдовы.
- Уксус не хочу. Невкусно, - гриб на белоснежной тарелке совершил очередной бросок к другому краю.
- Вот и я о том же. Пройдёт, - Томка обняла Нину за плечи, погладила своей крупной ладошкой с безупречным маникюром и вечным сапфиром на безымянном. - Перебесится, жди. Куда ему после стольких лет, сама подумай. Ты ж для него - как часть тела, и как он без ноги, допустим? Терпи, подруга, терпи.
- Том, не выдержу я. Не смогу, - Нина опустила голову на свои ладони, как роденовский мыслитель, вытерла слёзы пальцами.
- Сможешь, Нин, сможешь. Я же смогла- и ты сможешь, - Томка встала из-за стола и подошла к холодильнику. Губы в нитку, взгляд упрямый. Открыла сразу обе дверцы и уверенно достала тяжёлую бутылку, выбрав ее из трёх:
- Розовое или белое? Не пойму, чего хочется.
- Ты? Ты о чем? - вскинула голову Нина, округлив глаза.
- О том. Все было - все прошло, - Томка вернулась к столу уселась на высокий табурет. - А сейчас, вообще-то, у меня горе, и это ты меня утешать должна, я же вдова теперь. У тебя хоть и неверный, но муж, а у меня кто? Костя за тридевять земель и кошка. Шампанское будешь? Розовое, смотри. Пузырьки - вот что нам надо сейчас, пузырьки счастья, будто Новый год..
- Не знаю. Не хочу.. но давай, да.. - Нина все ещё не пришла в себя от неожиданной новости.
- Вот то-то. А то - уксус..Из-за неверного мужика убиваться, а? - Тома мастерски вытащила пробку из бутылки, с еле заметным хлопком, потом снова поднялась: - Погоди, бокалы принесу.
- Это не я выдумала, а ты вообще-то..- ради справедливости сказала Нина.
- Ну, ладно.. я. Я вот думаю на Камчатку махнуть. А что - там красиво. И ехать долго. Давай со мной?
Маленькие пузыри стремительно помчались вверх, опережая друг друга.
«Наперегонки - наречие, пишется слитно, пузырёк - мужской род, второе склонение», - подумала Нина и взяла бокал за тонкую ножку.
8.
Нонна шла по берегу. Слёзы иссушенным старческим кулаком стояли в горле.
Ушёл? Пропал? Бросил?
- Ты насовсем? - вдруг спросила она куда-то вверх. И тут же подумала, что съехала окончательно, устыдилась этого своего вопрошания, вытерла слёзы, резко надела солнечные очки и посмотрела вниз. Огромный кусок янтаря лежал у самого носа ее левого кроссовка. Подняла, отряхнула от песка.. Рядом ещё, поменьше, и ещё.. Сами собой потекли слёзы, свежие, горькие, тихие, какие бывает только от настоящего горя. Из совершенно ясного неба пошёл дождь. На пару минут, начался и тут же закончился, только и успел, что забрызгать солнечные очки.
- Слышу...
Небо над морем между тем раздвинуло облака, отрыло арку к освещённому розовато-солнечному бесконечному бездонному будущему.
А маленькая безымянная тёплая рыбка вдруг робко кувыркнулась у неё в животе. Потом ещё раз, и ещё - смелее, игривее.
Нонна ахнула, положила ладони по обе стороны от пупка, застыла, прислушиваясь. Рыбка притихла. Тоже, наверное, прислушивалась.
- Рыбка моя, - сказала вслух Нонна взрослым голосом, низко, негромко. Мордюкова, выписавшая зятю в лоб, спряталась за спину ей же, но матери: комиссарше ли с тугой налитой грудью, бабе ли в вязаной кофте, с железными фиксами - неважно.
Непривычная нежность, смущая и входя в силу, залила, затопила душу. Глубинные ручейки влаги поднимаясь, сливались в один ошеломляющий поток истинного предназначения, который с болью наконец излился простыми слезами.
Где-то в небе началось исполнение упорядоченной в своей выверенной гармонии, местами простоватой, меланхоличной, но правдивой в финальной рецептуре света и тьмы скрипичной мелодии Альбинони. Точнее - в наушниках, конечно.
9.
Король резко нажал на старт, машина отозвалась тут же.
Выбор сделан. В конце, концов, жизнь одна, и большая ее часть сама собой как- то просвистела. Тысячи оголенных в самом интимном смущённых тел, тысячи точных прицельных движений вот этими некрасивыми руками с несоразмерными ногтями, тысячи дополнительных дежурств - что угодно, только чтобы не сидеть в этом склепе, не смотреть в глаза все понимающей собаке, десятки яростных, или вялых, как зайдёт, коротких спевок с медсёстрами в укромных уголках больничного лабиринта - хватит. Имеет же человек право провести оставшиеся дни в любви и счастье? Ну, да, без гарантий. И черт знает, чем это все может закончиться.. но выбор сделан, точка.
За победной радужной литерой из брызг внезапно возникло виденье: дед на телеге и лошадь, которая дёрнулась прямо на встречку.
Секунда - руль резко вправо.
Но ствол старого дуба, внезапно помолодевшего этой поздней весной, не сдвинулся, нет. Так и остался стоять на страже вековечного порядка, цепляясь своими длинными узловатыми неизбалованными корнями за обедневшую почву, питаясь ею где-то там, глубоко, где нет света.
Но есть жизнь.
2022
Свидетельство о публикации №224030400753