Еврейский вариант ч. 1

Еврейский вариант
1996-2002гг.

С возникновением права управлять автотранспортным средством неминуемо появляется рьяное желание приобрести и сам автомобиль.

Вот в руках маленький кусочек юридического пластика с фотографией.
Вот этот небольшой по размеру источник возникновения права с закругленными краями, перекочевывает в специально приобретенный бумажник, где имеются разноформатные отсеки для хранения других документов на машину.

Теперь нужно само четырехколесное средство передвижения.
Взять бы его где-нибудь, да так, чтобы потом не было мучительно больно и досадно. Что б все было так, как надо, а не так, как обычно бывает...

Опыта в автоделе в ту, уже теперь далекую, пору у меня было крайне мало, да и копилка опыта житейского лишь начинала пополняться. Да и то, в основном путем набивания шишек.

До момента получения прав я катался с кем-нибудь из друзей, готовых выступить в роли автоинструктора. Первые неуверенные попытки выполнить простейшие действия за рулем начинались на Каменном острове. После тренировок мой друг Серега уступал водительское место своего оранжевого Москвича 2140, пересаживаясь в кресло пассажира. Он подсказывал, что нужно делать и, к моему удивлению, мы ехали.

– Когда будешь трогаться, не забудь проверить поворотник и посмотреть в зеркало заднего вида, – подсказывал Сергей, – потом врубай вторую, а на сорока пяти переходи на третью, – учительствовал мой друг.

– Дальше не гони. Деревянный театр объезжай правее, слева кирпич! Помни правило – помеха справа. На перекрестке, у Дуба Петра, остановись и всех пропускай, смотри на встречных и пропускай тех, кто едет со стороны моста через Крестовку, – продолжал учить меня Серега.

Возле здания художественной школы, бывшего особняка княгини Кугушевой, я останавливался, уступая водительское место владельцу автомобиля.

 31 декабря 1996 года, в ГАИ на шоссе Революции, мной де-факто были получены долгожданные права. Тогда и возник один простецкий житейский вопрос, уже упомянутый в самом начале: где и у кого купить автотранспортное средство, ведь все подержанные машины 90-х – это «кот в мешке».

И вот передо мной газеты «Из рук в руки» и Реклама «Шанс», записная книжка, ручка, старый дисковый телефон.

 Как сказал кто-то из мудрых, кажется, древнеримский философ Сенека Младший: «Если не знаешь сам, то спроси». Стараясь придерживаться мудрых постулатов, я решил, что когда сам чего-то не знаешь, лучше спросить у тех, кто знает.

У тебя машину, случайно, никто не продает? – спрашивал я у знакомого художника и фарцовщика со стажем Андрея Сухорукова.

– Узнаю, вроде вертелись тут двое прибандиченных, – припоминал Андрей. – Жигули шестерку отобрали у кого-то за долги, хотели продать по доверке. Но там, сам понимаешь, дело мутное, хотя шестерка, как говорят, в идеальном состоянии: цвет белый, магнитола, диски, фаркоп, тонировка. По цене не спрашивал. Немного попозже найду телефон, перезвоню им на Дельту.

– Понял, спасибо, – отвечал я, пытаясь представить ситуацию с отобранной у кого-то шестеркой. И нужна ли мне такая, отобранная у кого-то, машина?

– Вадим, у тебя может кто из своих машину продает? Ну так, чтобы знать, кто владелец и историю? – задавал я свой вопрос Вадиму Александрову,в прошлом велогонщику и отличному мастеру по ремонту велосипедов, который с пару месяцев трудился в ГАИ Петроградского района

– Разговор не телефонный... А так, нет хороших машин. Либо угнанные, либо после капиталки движка, либо перебитые, – отвечал Вадим, – Потом при встрече кое-что тебе расскажу. Обалдеешь.

Вообще-то, если без криминала, то один знакомый, в прошлом сотрудник розыска, хотел продать свою тачку. У него Москвич 41 как новый, такой большой современный. Ну, который закругленный, помнишь? Давно на улице Ленина во дворе стоит. Скоро ржаветь начнет.

– Ладно, узнай, что к чему.

– Хорошо. Позвоню если что.

– Первая машина должна быть простой. Условно говоря – поездил и выбросил или поставил как велосипед. Ищи какой-нибудь недорогой вариант, – наставлял меня Михаил Михайлович Колесов, старый приятель отца. Тебе б такую машинку надо найти, чтобы зимой в гараже стояла, а летом на ней только до дачи катались. Бывают такие варианты – профессорские.

– Профессорский вариант! – бурно отреагировал Серега, когда мы стояли возле его москвича после тренировки. Ну какой же профессор дешево то продаст!? Да и к тому же, если действительно профессорский, так такие варианты уходят еще на стадии попадания объявления в «Рекламу Шанс» или из «Рук в руки». Там сразу же местные прикормленные профи выкупают все на корню. По объявлениям, что выходят, нужно сразу с первым же выпуском ехать и смотреть. А лучше все газеты скупать и сразу обзвон начинать,- резюмировал Серега.

– Понимаешь, – продолжал Серега. Он всегда так начинал, чувствуя свое превосходство и осознание того, что в вопросе разбирается гораздо лучше.

– Понимаешь, тебе нужен не профессорский, а еврейский вариант. Самый что ни на есть сионистский, махровый, а лучше даже если будет самый настоящий жидо-массонский вариантище.

– Это как? 

– А это когда тачка приличная, ну может чуток где-то поцарапанная, но по цене недорогая. Понимаешь, на которой ты отъездишь годик другой без капиталки движка, без серьезного ремонта и потом продашь за те же самые деньги, а то и дороже. Вот это и есть еврейский вариант.

– А где ж такой найти? – снова несколько растеряно уточнил я.

– Вопрос, конечно, непростой, – продолжал рассуждать Серега, почесывая затылок. Это, понимаешь, почти как девушку нормальную найти. Кажется, что их много, а нормальных блин нет, одни дуры,- завершал свою глубокую мысль Серега.

В общем, я решил, что сначала нужно разобраться со своей толстой записной книжкой. Обзвонить знакомых, всех достойных людей, а уже потом приниматься за поиски еврейского варианта через рекламу «Шанс» и «Из рук в руки».

Вечером неожиданно позвонил брат: «Я по поводу машины тебе звоню. Виделся с Борисом Моисеичем. Он сказал, что свою старую кофейную копейку продает. Говорит, никому не продаст пока ты не посмотришь»

Борис Моисеич Зильберштейн слыл влиятельным новым русским. Владел предприятиями общественного питания, аптеками, фабрикой по производству замороженных продуктов, различного рода недвижимостью, в том числе баскетбольным клубом. С ним я познакомился через брата, который вместе с Зильберштейном играл в любительской ветеранской баскетбольной команде. Своего рода, клуб любителей баскетбола, но не для всех. Процентов на 50 коллектив баскетболистов состоял из евреев. В те времена стало модно подчеркивать принадлежность к «особому» народу – находить корешки всяческие и так далее.

Евреи держались, казалось бы, вместе, но в их иерархии прослеживалось четкое разделение на бедных евреев «работяг» (честных советских евреев,
                евреев среднего звена (приближенных к приближенным)
                и евреев «новых русских» (влиятельных и приближенных к самым верхним эшелонам).
Остальные участники баскетбольного коллектива были по большей части русскими.

 К числу верхнего эшелона еврейской иерархии относился «новый русский» – Зильберштейн. Было у него несколько престижных машин, однако в основном он передвигался на бронированном джипе Чироки малинового цвета. При этом в гараже с давних пор стояла старая копейка, которую Борис Моисеевич мечтал выгодно продать. Да-да, именно выгодно, ибо что-либо не выгодное было Борису Моисеевичу малоинтересно.

Будучи владельцем различных видов бизнеса, а также человеком со связями, про себя он любил говорить, в зависимости от ситуации, примерно так: «Я до мозга костей советский человек, старый коммунист, но, правда, с коммерческой жилкой и разветвленными связями».

 В иных ситуациях он несколько менял ракурс представления о себе:
 «Можно, конечно, назвать меня новым русским, хотя на самом деле я всего лишь простой наивный еврей, да еще и стареющий» – говорил он.

 Когда требовалось несколько нагнать жути на собеседника и повысить градус пафосности, Борис Моисеевич извлекал следующую смысловую конструкцию: «Со всеми я стараюсь быть в ровных отношениях. Сам иногда не пойму, как мне это удается? Приходится со всеми ладить. С Володей Кумариным я знаком кажется с 1986 года… Нет, вру, с чуть раньше. С Артуром Кжижевичем у нас небольшое кафе в центре. У Шабтая Калмановича я купил колбасный завод на паях с Левой Рафаловичем, Боря Березовский не считает зазорным иногда прислушаться к моим советам.... за советы ведь я денег не беру», и так далее.

В общем, для каждой ситуации была у Зильберштейна отдельная заготовка. А ситуаций возникало множество.

Порой в подробностях он делился хитросплетениями всевозможных коммерческих споров, где ему, с его опять же слов, доводилось выступать исключительно в роли примиряющей стороны.

– Я ведь, так сказать, представитель советского цеха, многих и многое помню. Времена нынче лихие, ребят новых множество появилось, а уживаться мирно не каждый умеет. Вот раньше в городе "Фека",  да "Барон" были... А сейчас кого только нет, – разъяснял Зильберштейн. 

Деньги Борис Моисеевич раздавал охотно, но понемногу. Всегда брал расписку, где фигурировали подписи двух свидетелей, как правило, Саши Шапиро и Валеры Петрова. В случае неспособности должника вовремя исполнить обязательство по своевременному возврату долга, Борис Моисеевич напоминал, что долг так или иначе все равно отдать придется. Делал он это театрально, в присутствии многочисленных зрителей. Складывалось такое ощущение, что нравился ему сам сеанс этой игры. Иногда, в процессе спектакля, он хватался за сердце и чуть ли не падал в обморок.

Между тем, я, в силу своей молодости, не придавал значения многим экстравагантным пассажам, искренне полагая, что со мной не может произойти казусных ситуаций.

В долг я не брал, дел никаких на тот момент не имел. Простой спортсмен, студент. Что с меня взять? То, что хочу купить машину так, то ж купить и не весть за какие деньги.
 В общем информация о продаже копейки пришлась как раз в пору. Однако, я наивно расценивал, что Борис Моисеич действительно желает продать копейку именно мне. Прежде, чем вручить ключи для просмотра машины, Борис Моисеич, с присущим ему обаянием, пригласил меня на тренировку баскетбольной команды, где при всем честном народе, явно эпатируя публику  сказал следующее:

 «Дорогой мой, Артем. Как же я тебя уважаю. Я долгие годы знаю твоего отца и твоего брата. Тебя ценю, как выдающегося спортсмена и самого честного человека из всех, которых я когда-либо знал. Поэтому возьми ключи от моего гаража, от моей машины. Вот все документы. Тебе я доверяю больше, чем самому себе! Поезжай в гараж, посмотри машину и считай, что она твоя. Если, конечно, она тебе понравится. А не понравиться она тебе просто не может, поскольку лучше машины за эти деньги ты не найдешь. Вот ключи. Вот документы. Машина в идеальном состоянии». 

Доверие, которое было оказано Борисом Моисеевичем Зильберштейном чуть не ослабило мою бдительность. Признаться, оказался слегка ошеломлен столь высокими словами, произнесенными в мою честь. Да еще и прилюдно, в присутствии уважаемых людей. В эти слова даже хотелось искренне поверить.

– Тысяча девятьсот долларов! Это вполне нормальная цена за копейку 79 года, если она в идеальном состоянии, – сказал мне Серега, – Давай завтра поедем смотреть, загоним на эстакаду, – продолжал он. – Да, я с собой возьму Леху, ну помнишь, Леху – бывшего спецназовца. Он слесарь и хорошо шарит в кузовах.

Гаражи находились где-то на Охте. На входе в КАС нас приветливо встретил сторож-охранник и чуть ли не кланяясь сказал:

– А, к Борис Моисеичу, машину смотреть. Конечно, конечно. Пожалуйста проходите.

Открыли гараж. Машина вся блестит. Вылизана. В хромированных дисках отражаемся, как в зеркалах. На задней полочке чинно лежит милицейская фуражка. Тут Серега говорит:

– Много видел я вылизанных машин. Обычно слишком вылизанные оказывались с какими-то подвохами. Ну да ладно давай смотреть.

Завели. Загнали на эстакаду.

– По кузову все нормально, – говорит Леха. – Есть одна дырка по днищу, но не криминально, заварю в два счета. Так, с виду, самый настоящий еврейский вариант в лучшем виде. Ходим вокруг машины. Но смотрю, Серега задумался и что-то его смущает. Что-то гложет опытного пройдоху. Спрашиваю у него: «Ну что берем тачку?»

– Взять, конечно, можно, но что-то уж больно она вся блестит... Что-то здесь не так, но пока не пойму, что конкретно, – опять твердит Серега. – Вот интересно, почему обороты у движка такие высокие? Вроде прогрелась уже, а обороты высокие, – задумчиво произносит Сергей. – Дай-ка я двигатель повнимательнее погляжу. Открывай капот и нажми-ка газку.

Я поддал газу. Серега выдернул шланг патрубок. Из двигателя повалил черный как сажа дым.

– Глуши движок, – машет рукой Серега.

– Что там? – спрашиваю я.

– Движку жить осталось километров 500 не больше. Стуканет скоро. Нужна капиталка полная. А это примерно 600-700 долларов, и то при условии если все нормально пойдет. Получается 1900 машина плюс еще 700, равно- 2600 долларов на выходе. Так что звони Борису Моисеевичу, проси, чтобы скидку тебе сделал. А затем вези в капиталку, адрес скажу, – закончил свою мысль Серега.

Написал на пейджер Борису Моисеевичу, чтобы перезвонил. Перезванивает:

– Обижаешь, – говорит, –не может двигатель дымить! Да как же так, ты мне про какую-то скидку говорить смеешь! Я же тебе, как другу машину предложил, а ты обижаешь да еще и предъявляешь! Ведь знаешь, что у меня больное сердце.

И даже как-то не по себе стало. Вроде бы и не должен и не обязан был ничего покупать. Предложение, как говориться, офертой не является и обязанности приобретения не влечет, но нюансик какой-то с осадочком на душе остался. Как мог обидеть человека, доверившего мне больше, чем самому себе? Да еще предъявить изъяны и потребовать скидку. Вот ведь какой я негодяй.

А ведь говорила мне когда-то бабушка: "Не связывайся ты с евреями. Умные они слишком. Обманут. Даже не поймешь где"

Ну да ладно. Потом оказалось, что кроме баскетбола, Моисеич являлся страстным любителем хоккея, ну там Слава (Вячеслав) Фетисов, Павел Буре. Хотел побывать на матче НХЛ с участием Буре. Билет за океан стоил ровно эквивалент стоимости ржавеющей в гараже копейки, вот и была она вылизана и выставлена на продажу. Я был просто первым подходящим на роль идиота. Потом он, конечно, нашел покупателя, но не сразу.

 Отечественного еврейского варианта в ту пору мне найти не довелось, попадался один криминальный автохлам. Нормальные машины разлетались словно горячие пирожки возле метро.

В результате первой моей машиной оказалась БМВ 325i, приобретенная за 2700 долларов у дочери одного ювелира. Машина зверь, но с запчастями полная беда, а сервис если и есть, то такой стоимости, что копейка просто бесплатный детский конструктор.

 Однажды я решил испытать максимальную скорость моего БМВ. Дело было поздним вечером на военной бетонке, в лесу между Борисовой Гривой и Токсовским шоссе.
 Тогда бетонные плиты были не так разбиты, как годами позже, и до 170 км/час автомобиль добрался незаметно. На скорости 200 стало страшновато, машину начало трясти. На 230 она срослась с дорогой и прилипла к бетонному полотну, как вкопанная. Шла ровно и уверенно, словно готовясь к взлету. На этом я решил остановился. Днем позже заехал в гаражи к знакомому мастеру в Лахте.
 
Он говорит:
-Интересно, а как ты ездишь? У тебя же тяга к рулевой рейке изолентой примотана. Как не оторвалась до сих пор – не знаю. Менять давно все пора. Убиться можно. Ты смотри... только быстро не гоняй. А то лепешку вырезать из груды металла будем.

Чтобы отыскать запчасти для БМВ, приходилось лазать по авто разборкам. Если на Кантемировской не находилась нужная деталь, я ехал на Маршала Казакова, оттуда на Энергетиков.

 Как-то раз заехал в гости к Владимиру Александровичу Дружкову.
Дружков в те годы руководил легендарным  гребным клубом "Энергия" на Крестовском острове.

-Старик... Ты это правильно сделал, что заехал,-сказал Дружков.- У меня на территории один мастер самоделкин гараж арендует. Так он к твоему БМВ любую запчасть сам сделает. Ненужную деталь уберет, а нужную поставит. Зовут Алексей. Ты ему только платить немного не забывай. И... поллитра хорошего приноси. Увидишь старик, дело пойдет.

И дело пошло. Алексей нашел способ заменить детали, которые невозможно было отыскать даже на разборках. Установил специальный тумблер. Нажимаешь кнопку, закрывается заслонка, перекрывается подача топлива. Остатки горючего вырабатываются, и машина глохнет. Если кнопку тумблера не вернуть в нужное положение, машина не заведется.

 В общем, Алексей привел мой автомобиль в норму. Заменил рулевую рейку, бензонасос, все прохудившиеся резинки. Поменял инжектор и некоторые детали ходовой. Сделал то, что в гаражных сервисах сделать тогда не могли.
 
За работу брать оплату категорически отказывался. Застенчиво улыбался и повторял: "Ты же от шефа... Как же брать то с тебя"
Пришлось чуть ли не силой заставить принять нужную сумму.

Частенько с благодарностью вспоминал Алексея и установленный им тумблер. Несколько раз машину пытались угнать, но не смогли завести. Однажды вскрыли и с "мясом" выдрали штатную магнитолу Blaupunkt. Пришлось искать этот довольно редкий приемник  на разборках и заново устанавливать на место.   

В августе 1998 года стукнул кризис.
Рубль рухнул, а курс доллара наоборот ушел вверх.
За 2700 можно было купить почти две новых девятки.
В этот кризисный момент я задумался о продаже машины.
 
На выгодную продажу рассчитывать не приходилось. Подержанные иномарки уже никому были не нужны. В те времена говорили так: «Машина радует два раза: первый раз, когда ты ее покупаешь, второй раз, когда продаешь».
 
В общем, БМВ я продал молодому бизнесмену (нынче он депутат) в 2000 году за 750 долларов. И снова вспомнил о понятии- еврейский вариант.

У капитана дальнего плавания, старинного отцовского друга я купил девятку 1997 года выпуска за две тысячи американских рублей. Вот это и оказался самый, что ни на есть, еврейский вариант, о котором когда-то увещевал меня Серега. Когда я купил эту машину на ней было 250 000 километров пробега. Я легко добавил сверху еще 150 000 и потом за неделю с легкостью продал эту машину за те же 2000 долларов.
Когда продавал, чуть не прослезился. Шучу.

Если вспомнить, что только не происходило с этой девяткой: она кипела, из-за попадания масла в камеру сгорания дымила белым дымом, один раз на Тучковом мосту, во втором ряду, разорвало бачок охлаждающей жидкости. Раздался такой хлопок, что в транспортном потоке многие остановились, видимо подумав, что машину подорвали.

Зимой, так вообще отдельный сюжет: аккумулятор приходилось вынимать и носить с собой вместе с барсеткой и магнитолой. Наверное, было забавно наблюдать со стороны, как из машины вынимается аккумулятор, затем магнитола и заносятся в подъезд. В одной руке аккумулятор, в другой барсетка и магнитола. Машина прошла огонь, воду и медные трубы. Помню как по оперской работе моя девятка не останавливалась непрерывно почти двое суток. Иногда машина участвовала в погонях. Курсировала по городу без номеров, а иногда и сама являлась объектом преследования. Чинилась, ремонтировалась. Продолжала ездить дальше, несмотря ни на что. При этом, что вообще удивительно,внешне, выглядела как новая.

Последние полгода, оставляя девятку под окнами дома, я ее даже не запирал, забывал. Дверь захлопнул и пошел. Машина открыта, хочешь – угоняй. Но никто не угонял. Пару раз от усталости забывал в машине сумку с деньгами. Вспоминал, бежал под утро к машине. Двери не заперты, сумка на месте.

Машина- не культ, не объект товарного фетишизма.
 Эти истины я прочувствовал и понял благодаря приобретенному автомобильному опыту середины 90-х.
 Автомобиль, каким бы он ни был,- всего лишь кусок бездушного железа, иногда внезапно склонного превращаться в ржавый или искореженный металлолом. И вряд ли нужно делать из куска железа объект вожделенного культа.

 Машина – дело наживное.
 Сегодня ее нет, а завтра она есть, и наоборот. Вероятнее всего, мое мировоззрение на этот счет склонилось в пользу стабильного практицизма, расчетливости и надежности.
 
Нужна такая машина:повернул ключ – поехал, захотел продать – продал.

Хорошо, конечно, если еще и выгодно продал. Как в том самом еврейском варианте.

Артем Смирнов
kbstech.ru