Мы новый мир построим. 3 часть

3 ЧАСТЬ

1 глава.

Клавз замкнулся в себе. После кастрации он стал не просто странным, он стал другой личностью. Привычки его остались прежними, но сам он изменился даже внешне: высох, поблек, так что предковые очень часто озирались на него. Однажды предковый выдал инопланетянам, когда Клавза не было в зале:
– А он у вас часом не того, не мертвый?
Все знали, что Каска использует закерогенизированных покойников для охраны территории. Эти типы были естественного происхождения: бывшие аотерцы, которые после трансплантации постепенно перешли в неживое состояние и, часто, даже не догадывались, что мертвы.
Тут главное понять: сердце не бьется, пульса нет, а жив. «Я мыслю, значит я существую». Каска собрал этих мыслителей вокруг виллы, по ночам они ее охраняли, а днем прятались в гравитационной яме, оставшейся возле дома после нападения на планету. Но что касается Клавза, то он был, безусловно, жив и одержим страстями.

Трудно сказать, что, конкретно, явилось тут основой: нищета в детстве, юношеская травма или глубокая патология, но Клавз до дрожи душевной любил богатство. При том, что общество не просто разорялось, оно теряло самую основу существования. На планете наступала смена геологических эпох, начиналась эра членистоногих. Предковым и их потомству просто становилось нечего есть.
При этом ценностей в прежнем смысле этого слова в домах гомо было много. В самых грязных богом забытых деревнях чумазые пацаны на улице блестели золотыми браслетами скифского происхождения, добытыми из разрушенных древних музеев. В доме среднего арцианского плебея можно было увидеть аметистовую вазу или подлинную античную статую. Но что касается драгоценных камней, то они по-прежнему чего-то стоили. Поэтому Клавз сосредоточился на них. Он любил большие цветные бриллианты безупречной огранки. И, что самое странное, он в самом деле ухитрялся как-то где-то их доставать.
Сначала Тин взял круто. Он несколько раз наведывался в дом Клавза с обыском, а его самого за каждый найденный бриллиант подвергал многочасовой пытке. Но Клавз был непоколебим. Воли в нем оказалось намного больше, чем в среднем работнике шумерского военного диппредставительства. Оно и понятно, ведь по космическим меркам Клавз был дикарь. В конце концов все свелось к излюбленной теме: купи-продай. Тину был нужен полководец на время военных действий, а Клавзу нужен бриллиант. Клавз называл цвет, размер и форму огранки. Конечно, таких алмазов на планете и быть не может, но…

Начальница пятого сектора, шумерка Мерис, смотрела с нескрываемым изумлением.
– Ты хочешь сказать, что купишь у меня камень из короны за гравитацию?!
– Да. И подбери именно зеленый, травяного оттенка, то есть… такого, как зеленое растение.
– Ты что же, там, на планете в первом секторе, окончательно разложился? – произнесла она с искренней жалостью.
– Нет. Я в порядке. Просто у меня тут дикари.
– Ну и что? Им нужны инопланетные бриллианты?
– Это гуманоид-иллюзионист. Мне нужны его услуги кое в чем, а он соглашается работать только за драгоценности.
– Ах… – Мерис начала понимать, – вот что!
Мерис отдала камень из древней короны за номинальную цену: тонну гравитации, которую Тин украл у своей собственной бывшей начальницы через гравитационный компьютер.

Коллектив Тина, собранный с великим трудом и тщанием, был неуправляем. Как еще могло быть? Чтоб шумер сидел за столом рядом с люканцем, такого не услышишь даже в самых смелых космических сказках. А Крис с Клавзом вообще не ставили пришельцев ни во что: это наш мир. Вообще Клавз и Крис любили друг друга. Оба неполноценные, оба одаренные и не имеющие ничего в этом мире, кроме самих себя.
Во время войны Клавз, как раньше Клавдия, продолжал снабжать шумера керогеном для его подводных мероприятий. Ему, Клавзу, ни разу не пришло в голову, что если Крис в самом деле где-то художничает, то почему этих художеств никто никогда не видел? Потом во время войны Клавз ночью у костра в лагере разговорился с молодым шумером-ополченцем, почти мальчиком. Где Крис держит свои скульптуры?
– Не под водой, нет, – недавно покинувший личиночный возраст шумер помотал головой. – У него целая планета в пятом секторе на границе с третьим, в мусорной зоне. Там он их и держит.
– Но как он переправляет их туда?
– А при помощи оотек.
Клавз испугался. И наотрез отказал шумеру в помощи на этот раз. А потом дошли сведения, что шумеры из третьего сектора нашли Крисову студию. Об этом сообщил Тин.
– Наши обнаружили в мусорной зоне целый астероид с порнографией. Шумеры из третьего хотели его грохнуть, но шумеры из пятого не дали. Сказали, что это шедевры и переправили в музей.
Тин, очевидно, ничего не знал, даже не догадывался. Когда перед очередной войной с предковыми Крис просил Клавза помочь ему по-прежнему, Клавз отказал. Но потом передумал. Он решил предать шумера.

2 глава.

Под обрывом шумело море. Жидкий кероген кипел и плавился в огне, чадный дым поднимался к небу. Шумеры сидели вокруг большого костра, сгорбленные, почти злые. Огонь нужен был им не для того, чтоб погреться, а чтоб Клавз издалека их увидел и сразу нашел. Но было уже ясно, что драгоценный Клавз не прибудет.
– Подождем еще немного? – голос Криса стал просительным, хотя он прекрасно знал, что никого ни о чем просить не следует. И уж ему-то во всяком случае можно говорить с соплеменниками только тоном приказа.
Шумеры молчали. Они работали почти целый месяц, выгребая асфальт из подземных пещер. Эта обязательная плата за Крисовы услуги всегда унижала их, но на этот раз они еще и трудились зря. На другое утро они лопатами побросали весь добытый кероген обратно в море. Конечно, оставлять его на берегу нельзя, ведь вокруг инопланетяне. Расправившись с керогеном, они взялись за своего начальника.
Они изнасиловали Криса все вместе, сколько их было, и, полумертвого, привязали к торчащему из скалы старому обгоревшему стволу дерева. Потом выплеснули на него ведро керогена, самого жидкого, который оставался в яме.
– Твое последнее слово!
Крис только глубоко вздохнул и откинул голову. Как мог более гордо.
– Стойте! – один, самый старший из мальчиков, выступил вперед и заградительным жестом выставил руку.
– Ну спалим мы его сейчас, и что? Где мы потом еще найдем такого? И, кроме того, – Тин. Он нам этого не простит.
Шумеры постояли немного, подумали. Потом отвязали Криса и так, облитого неприличной жижей, оставили одного на мысу.

Крис по-прежнему был весел и приветлив, по отношению к Клавзу вежлив и внимателен. Но Клавз почувствовал угрозу. На дне шумерских глаз таилось что-то тяжелое, грязное, мерзкое.
Клавз сидел перед своим компьютером и лениво щелкал кнопками. Читать с экрана он не любил, он больше смотрел древние фильмы. Ему нравилось это искусство, утраченное предковыми навсегда. Насколько он знал, нигде во вселенной больше не снимают фильмы. У инопланетян есть драматургия, но они играют на сцене, в театрах вроде тех, что были у местных раньше.
Клавз решил посмотреть «Собачье сердце», экранизацию Булгакова. Фильм, правда, запрещен в ойкумене, Цит запретил, но для него, для Клавза, запретов не существует.
Экран погас и на нем воцарилась темнота. Потом возник Крис.
– Ты сейчас сделаешь то, что я тебе велю.
Клавз смотрел не отрываясь, как загипнотизированный.
– А…?
– Иначе я застрелю тебя через компьютер. Ты понял меня? Я не шучу!
– Вообрази себе крокодила.
– К… крокодила?
– Да. Изобрази на экране.
Клавз с перепугу забыл все, что он знал о рептилиях. Он непроизвольно нарисовал то, что первое пришло в голову: детская игрушка, старая, как мир, толстый, улыбающийся зубастой пастью крокодил, которого он окрасил в блестящий черный цвет.
– Так. А теперь акупунктурой засунь его в себя.
– Крис, я…
– Делай!
Клавз покорно пододвинул к экрану свое тяжелое в свинцовой раме зеркало. Собрал данные и отправил крокодила себе в мозг. Но он в чем-то ошибся. Крокодил дернулся у Клавза в мозгу и – на полу вместо Клавза задергался толстый черный нелепый крокодил.
Клавз очнулся. Шумер участливо склонился над ним.
– Что… что произошло?
– А ничего. Просто мы беседовали и ты вдруг отключился.
– Но… как ты попал сюда?
– Твой раб меня впустил. Я сказал, что ты меня ждешь.
Клавз смотрел тревожно и вопросительно. Он что-то помнил, но что?
– Ты напрасно держишь в доме так много рабов, Клавз. Они ведь следят и запоминают все, а это небезопасно.
– У меня рабов столько, сколько мне надо, – угрюмо отпарировал Клавз, вставая с пола.

Долго в сенате и в городе ходили странные слухи. Говорили, Клавз на заседаниях иногда отключается. Глядь – а вместо него на скамье лежит черный крокодил. Таращит бессмысленные глаза и шипит алой зубастой пастью.

3 глава.

Заместитель Ктесса терпеть не мог привычку начальника воевать на досуге, между большими войнами, с кем-нибудь менее значительным и со стороны незаметным.  Например, с крысами. Ктесс то и дело нырял в соседний коллапс, чтоб потревожить там крысиное царство. Но теперь начальник пристрастился к планете радиогравитационных из первого сектора. Это, конечно, подведомственная территория, с одной стороны. А с другой стороны – рядом люканцы. Начальнику наплевать, что о нем думают, а Кару – нет. Он не любит сплетен.
Причина, по которой Ктесс собирал ополчение и вызывал предковых на битву, оставалась прежней – поймать Цита. Но всем давно уже стало ясно, что это лишь предлог. Сумасшедший паук с каждым столетием войн становился все слабее и безопасней. Нет, этот мир влек его к себе совсем по другой причине.
Ктесс находил тут и пищу для ума, и пищу для души. Как-то он обнаружил здесь, во дворе старого деревянного дома чудесную статую. Она изображала умирающего от ран, привязанного к стволу дерева гомо. Скульптура, покрытая коркой грязи, темно-коричневая от времени, была великолепна. Ктесс постучал дверным молотком. На стук вышел хозяин, в засаленном халате, в очках.
– Инопланетянин, а что это у тебя там за статуя возле клумбы?
– Это Микеланджело Буонарроти, – хозяин смотрел со страхом, его пожилое морщинистое лицо покрылось испариной. – «Умирающий пленник».
Потом осмелел:
– Между прочим – это подлинник.
– Если я предложу тебе за нее камень?
– Камень?
Ктесс носил с собой в мешочке за поясом алмазы из второго сектора. Он знал, что блеск бриллианта всегда действует на предкового убедительно. Но на этот раз предковый заартачился:
– Пойми иноплеменник, это – подлинник!
– Так чего ты хочешь?
– Я хочу, чтоб мне вернули место в сенате.
– Ты патриций?
– Мой прапрадед был патрицием. Негодяй Клавз выгнал его из сената.

Про негодяя Клавза Ктесс уже слышал, и не раз, но ему ни разу не довелось столкнуться с ним на войне. Командовал либо Дентр, беглый люканец, либо сам Тин. Говорили, впрочем, что этот Клавз не просто гениальный полководец, но чистокровный гуманоид-иллюзионист.
Последнему слуху Ктесс не верил. Он знал о местных гуманоидах-иллюзионистах все. Или почти все. Он организовал раскопки в песчаной зоне возле древних городов предковых. Собрал для этой цели специально добровольцев из второго и третьего сектора, кроме того, привлек палеонтологов-обезьян. Старая облезлая самка гомо из третьего сектора, знаменитый на весь мир палеонтолог, заверила его, что у местных иллюзионистов самцов не было и быть не могло.
– Это тупиковые гуманоиды-иллюзионисты, – сказала она. – Конечно, за такое преступление, какое было совершено здесь, к ответственности привлечь стоит, но с точки зрения галактической эволюции эти заживо погребенные самки никакого значения не имеют.
Интерес к этой живности, к гуманоиду-иллюзионисту, у Ктесса был почти болезненный. И вызывал нарекания. Потому что вообще интересоваться им не положено. Гуманоид-иллюзионист – представитель бога во вселенной. Во многих мирах он является объектом культа. Но Ктессу если чего надо – то вынь да положь. Во время раскопок он в самом деле нашел в песке еще не полностью сгнившую самку, подающую признаки жизни, и привез ее к себе в отсек. Все бы ничего, но она сбежала. И найти ее не представлялось возможным: платиновое сооружение диппредставительства изобиловало ответвлениями, потайными ходами, древними раздвижными заслонками и настоящими пещерами, в которых со дня начала работы помещения никто никогда не бывал.

Ктесс любил попустительствовать. Он придерживался древнего правила: поступай с другими так, как ты хочешь, чтоб они поступали с тобой. Он развлекался на территории чужой цивилизации, но при этом закрывал глаза на то, как эта цивилизация развлекается на его подведомственной территории. Радиогравитационные оборзели. Они бегали голыми по родному лесу, открыли в резервации два официальных борделя и узаконили запрещенные в галактике наркотики, среди прочих – соланин, вещь для космического гомо немыслимая, поскольку он обостряет психические заболевания. Но если кому-то приспичило бредить на ходу – пожалуйста. Конец света еще не наступил, а придет или нет – одному богу известно.
Но на этот раз Ктесс рассердился не на шутку. Собрав ополчение, он развлекался, наблюдая, как предковые и их космическое потомство воюют друг с другом. Эти предковые выросли среди войны и сформировались для войны, ни для чего мирного, достойного, хорошего они не приспособлены. Они даже говорит, мол, война – это и есть мир. На самом деле не мир, а помойка. Но Ктесс любил копаться в отбросах. По мусорке можно многое понять, гораздо больше, чем знакомясь с возвышенным и нетленным. Все бы хорошо, но в рядах противника он заметил особей, которых тут быть не должно.
Самки с алебастровой кожей, золотисто-рыжими волосами и глазами ярко-синего цвета. Такой фигуры и черт лица нет даже у шумеров. У Ктесс отвисла челюсть: экстерьерные ведьмаки! Он осторожно спросил предкового, а вот эти, все поголовно на вороных конях с копьем – они откуда?
– А это наши лесные нам своего потомства подбросили.
– Лесные?
– Ну наши, космические.
– И… как они?
– Да ничего. Хороши собой, конечно, но…
– Но?
– Да тупые они, инопланетянин. Несамостоятельные.
Конечно. Ведь экстерьерный ведьмак неразумен. Значит, Ата, старая стерва, вывела часть своих в резервацию именно поэтому, чтоб убрать незаконное потомство прочь из цивилизации. Но если местный доразмножался до ведьмаков, то он не имеет права тут жить. Он пришелец, и пусть убирается в свой пятый сектор.
Но, прежде чем поднимать скандал, надо добыть парочку доказательств. Ктесс покинул армию и улетел в космос, прихватив заместителя. Вернулся он со своим ополчением: пауками и гуманоидами. Такого количества инопланетян предковые никогда не видели. Они испугались и спросили, что ему надо. Ктесс потребовал, чтоб ему выдали заложников из числа «новых» родов.
Предковый прекрасно знал, что это будут вовсе не заложники, а подопытные, и домой они не вернутся. Арцианцы предоставили выходцам из леса дома в центре города, виллы на побережье и самые древние из давно вымерших имен. Все потому, что среди этих космических нет-нет, да и появится разумный. А он уже свой и очень талантлив, и имеет космические познания. Например, некий Цинна. Вот это был военачальник! И его сын тоже ничего. Короче, предковому стало своего подарка из лесу жаль, тем более, что и начальница резервации, Мария, когда отпускала ведьмаков в Арций, предупредила: пользуйтесь, но храни вас бог допустить, чтоб один из наших попал в руки галактического начальства. И предковый Ктессу отказал.

Ктесс почувствовал, что имеет дело с чем-то недаровым. Начальник предковых умел ими управлять. У Ктесса погибли несколько гуманоидов, тела пришлось отправить домой. Сами гомо под началом Ктесса чего-то боялись. Он пытался доискаться, чего, конкретно? Предковый шепотом ответил:
– Там командует Клавз!
Потом Ктесс попал в окружение и с трудом из него выбрался, потеряв еще несколько соплеменников и почти всех пауков. Это было неслыханно. Ктесс отправил оставшихся инопланетян с глаз долой, попросив при этом, чтоб они о случившемся не очень распространялись. А сам остался с заместителем и вернулся в Арций.
Ктесс собрал новое ополчение и снова напал на этого Клавза. Действие происходило на краю южного континента, там, где обычно предковые решают свои споры. Командовал Кар. Он загнал Клавза в юго-западный угол, где через пролив начинается собственно земля предковых. Клавз ночью переправил остатки своей армии на соседний полуостров, который у предковых называется «Иберия». Ктесс приказал построить понтонный мост и переправляться тоже.
– Не стоит этого делать, инопланетянин, – убеждал Ктесса предковый. – Клавз там, в Испании, как рыба в воде. Не поймаем, только людей потеряем.
Армия переправлялась и переводила своих коней. Ктессу и Кару тоже предложили сесть на лошадь. Но инопланетяне брезгливо отказались.
Наступала осень. Там, среди гор и долин, дул холодный сухой ветер, от которого предковые кутались в домотканые шерстяные плащи. На инопланетянах же были только синтетические туники до колен с текилой на поясе. Предковые смотрели на них с жалостью и на ночь снабдили их толстыми шерстяными одеялами.

Ктессу стало тоскливо. Он не помнил еще такого странного, нездешнего, иного мира. Шелестящие жухлой травой ветра, они говорили о том, что этот мир рассчитан надолго, он очнется от спячки и снова зазеленеет – и так из года в год, из века в век. В его собственном мире за травой ухаживают, поливают ее, пичкают гормонами, а тут предковые выгуливают на жалких остатках прошлогодней травы этих самых коней – он сам видел. И этот Клавз…
Кар застонал во сне и отбросил колючее страшное одеяло. Ктесс тихо прошептал: «Спи!», встал и включил портативный компьютер. Ктесс искал связаться со ставкой противника. Кажется, ему это удалось. На экране возникло сухое, большеносое лицо с красивыми карими глазами. Эти глаза сияли с экрана, как звезды.
– Мадам! – непроизвольно прошептал Ктесс.
– Во-первых, я не мадам. А во-вторых: с кем имею честь?
Ктесс рассердился.
– Со мной. Я начальник галактического диппредставительства. Имей в виду, несчастный, я шуток не люблю. Проиграл – сдавайся.

4 глава.

Иберия надоела так, что Ктесс казнил провинившихся в обрушении бокового вала лагеря. Раньше он никогда этими лагерями не интересовался и на предковых не покушался. Начальник продолжал упорно ставить свою палатку подальше от преториума и по ночам грелся возле горячего тела своего любовника. А Клавз ускользал, как вода из рук. Прошло уже четыре месяца, наступала зима. Из диппредставительства пришел запрос: «Не будет ли? И другие дела не ждут». Тогда Ктесс, скрепя сердце, вызвал лодку с орбиты и отчалил.
Предковые ждали его через год, но он не явился. Не прилетел и на следующий. Гомо ежились и вжимали голову в плечи, когда смотрели на Клавза. Он внушал им мистический ужас, тем более, что в самом деле ходили слухи, мол, не Клавз это. Клавз, но не прежний…
Потом Ктесс явился на планету прямо в преторианский зал. Предковые были ошарашены: никогда такого не было. Ктесс объявил сразу, чего он хочет. Ему нужны пара лесных ведьмаков, самец и самка, и прямо сейчас. Это требование – не блажь, ему надо добыть компромат на местных, чтоб выдворить их вон из этого мира.
– А вы останетесь. Вы будете полными хозяевами.
Предковые попросили подождать.
– Нечего ждать. Решайте сейчас, инопланетяне.
– Но… Нет. Не можем мы от наших отречься, – робко произнес один из предковых.
– Нет, инопланетянин, привыкли мы к ним, они наши.
Ктесс понял, что нахрапом взять не удалось. Тогда он вернулся к своему излюбленному методу: набрал армию и напал. Но на этот раз никаких ведьмаков на стороне противника не было. И вообще было похоже, что предковые их куда-то надежно спрятали. Ну что поделаешь: нужны, значит – нужны.
Клавза Ктесс тоже не видел. С ним воевал Дентр. Успешно, как всегда. Потом Ктесс вызвал иноплеменников на переговоры.
На встречу пришли шумер и Дентр. Шумера Ктесс уже несколько раз видел и отметил про себя, что у этого дикаря исключительная внешность. Но что было удивительно: робко прячась за спину шумера, стояла самка гуманоида-иллюзиониста, высохшая, тщедушная, с яркими карими глазами. «Это он!» – сердце Ктесса подпрыгнуло и забилось.
Переговоры зашли в тупик. Дентр мямлил что-то о вине люканцев перед радиогравитационными и что он сам не может решить этот вопрос, и что ведьмаков сейчас вообще в наличии нет, космические их всех забрали из города и вряд ли вернут. Конечно, соседу-люканцу подставлять своих неохота, это понятно, но Ктесс вдруг заметил, что Дентр ему подмигивает, указывая на стоящего чуть в стороне Клавза. Ктесс понял и обрадовался. Он принял все условия и быстро после этого улетел.

Дентр вызвал Ктесса по компьютеру. Люканец давно принял на себя переговоры с Ктессом, потому что Тин боялся. Ктесс запросто мог застрелить гравитацией. Но Ктесс уважал смелость. Люканец, опозоренный, беглый из плена, все равно внушал почтение. И, таким образом, командование преступной группировкой по традиции перешло к Дентру, Тин отодвинулся на второй план.
Ктесс откинулся в кресле. Массивный череп с глубокими залысинами и карие обезьяньи глаза, которые внушают ужас населению галактики. Все знают, что он крут и недобр и очень, очень похотлив. Но Дентр давно привык чувствовать себя лишь наполовину живым. Наркомания. А чего может бояться наркоман, кроме как абстиненции?
– Ну?
– Выдаю тебе гуманоида-иллюзиониста.
Глаза Ктесса сверкнули и он осклабился.
– И еще, начальник. Твой окаянный паук копирует тут симбиотического…
– Мне какое дело?
– Посмотри.
– Зачем?
– Мне надо. Не моим, в лично мне.
– Хорошо, люканец. Ты знаешь, как ты мне угодил. А я не люблю оставаться в долгу.

Дверь шлюза в космос раздвинулась и в зал вступила странная пара. Все обернулись и на лицах ктессовой команды выразилось недоумение. Молодой служащий робко спросил:
– Ктесс, а они откуда?
– Из первого сектора.
– Не из четвертого?
– Нет.
Оба были одеты по самой строгой арцианской моде: белые шерстяные туники и гордо задрапированные тоги с широкой пурпурной каймой натуральной краски. Сенаторы. Патриции. Они стояли и смотрели вокруг без страха, как достойные представители возрожденной древнеримской культуры.
Ктесс не стал скрывать своей радости.
– Приветствую тебя, инопланетянин! – заявил он дружелюбно, обращаясь к Клавзу. Потом Кар пересел в соседнее кресло, и все в ряду передвинулись. – Садись сюда, рядом со мной.
Клавз осторожно, как будто платиновый пол диппредставительства мог замарать полы его туники, прошел на указанное место. Каска остался стоять.
Фэр обернулся:
– А этого куда?
– Пусть Тел с Ретом посмотрят.
– На предмет чего? – недовольно спросил Тел. Он ненавидел биохимию, которой был вынужден заниматься регулярно по долгу службы. Потом, спокойно:
– Ктесс, это неразумный. Неужели ты не видишь?
– Трудно сказать, Тел. Кто знает?
– Ладно.
Все в паучьем ряду тоже передвинулись и Каска сел между Телом и Ретом.
– Чрезвычайно интересно, – заметил со своего места Теф. – Ктесс, ты говоришь, это симбиотический?
– Дентр так говорит.
– Люканец? Так значит, это потомок млекопитающего и неразумного гомо?
– И что?
– Странно. Какие необычные у них неразумные в таком случае. Обрати внимание на его лоб, на скулы. Это исключительно интеллигентная внешность. Можно сказать – череп мыслителя.
– И что?
– Да если у них такие были неразумны, я удивляюсь, почему люканцы вообще оставили там жизнь?
– А потому, что там ее очень много. Кому не нужна биомасса, Теф? Ну и что? Да гомо какой угодно может быть. Череп мыслителя! А в этом черепе хоть что-то есть?
– Инопланетянин, – вежливо, почти ласково, спросил Каску Теф, – а у тебя на родине какая-нибудь профессия была?
– Да. Я психиатр.
– Ну надо же! – отозвался со своего места Мет, которому собеседование надоело. – Это как раз та профессия, которая среди разумных нарасхват. Кому ж ее и предоставить, как не безмозглому?
– Вряд ли он безмозглый, – решил Фот. – Скорее – очень умен. Это начало цивилизации симбиотических, Теф.
– Инопланетянин, а у тебя там потомство осталось?
– Нет. Мой биологический вид вымер, – спокойно, с достоинством ответил Каска.

5 глава.

Первый день плена остался в памяти у Каски как исключительно благопристойный. Им предоставили работу за компьютером, расспрашивали вежливо. Кошмар начался потом, когда Рет с Телом ввели Каску к себе в комнату.
– Ну и что? Пойдем в биоотсек?
– Еще чего! – Тел раздраженно вытянулся на койке и расправил затекшие за день сидения члены.
Рет понял. Он выкатил откуда-то из боковой двери странную аппаратуру. Каска стоял посреди комнаты и ничего не понимал: две металлические трубки, привинченные к поддону на колесах.
– Нечего удивляться, милый. Это для неразумных. Скидывай шмотки!
Каска принялся распутывать свою дорогую, выбеленную по древнему рецепту тогу.
– Зачем это? – Тел смотрел брезгливо и зло.
– Я древнего рода.
– Какого еще древнего рода? Твои предки были гравитационными волками! Чтоб вам обрести род, надо было тысяч восемь на свете прожить. Ты ведь копия?
– Ну да.
– Ну и становись сюда.
Каска подошел и Рет с наслаждением прикрутил его руки и ноги к столбам.
Это продолжалось всю ночь. Каска слышал, что инопланетяне сексуальны, как дикие звери, и их потенция неистощима. Его трахал сзади Рет, пока не устал. Рет улегся и заснул, со своего ложа поднялся Тел и продолжил. Каска терпел. В него кончали раз десять, но он не терял сознания. Его отвели в подсобку и усадили в кресло, наподобие гинекологического, и тут шлангом, засунутым в задний проход, ввели в него какую-то жижу, от которой в кишках образовался твердый, жесткий ком. Его заставили его из себя выдавить.
– Это чтоб ты не помер от нашей спермы, – благосклонно объяснил Рет.
Каску отвязали и поставили на ноги, но он упал без сознания.
Когда очнулся, то лежал на полу в комнате, голый, в чем мать родила. Рет копался в платиновом шкафу в углу.
– Одевай вот это.
Каска со стоном поднялся и надел на себя синтетический белый балахон с блестящими черными пуговицами, типа халата.
Когда его привели обратно в зал, Клавза там не было. Его привел Ктесс чуть позже, и он был одет в такой же точно белый халат, похожий на те, что выдают больным в психушке. Видимо, это был костюм пленника.

Молодежь смотрела с жалостью. Издеваются над гуманоидом-иллюзионистом! Сам Клавз, судя по всему, был больше всего озабочен судьбой своего напарника. Иногда, когда весь ряд углублялся в работу, он оборачивался и смотрел на Каску. В его взгляде читались любовь и боль. В самом деле, как бы Ктесс мог похвастаться, что он любит кого-то? Властный, жесткий, до чертиков сексуальный, разве он знает, что такое любовь?
По галактике и окрестным мирам ходили сплетни, что, якобы, бывает, молодой люканец, паук или гомо влюбятся в самого начальника. И принимаются добиваться высоких должностей и рангов, чтоб воевать с Ктессом. Лупят и лупят по окрестным мирам, чтоб только ему досадить, а потом, когда силы иссякнут – руки на клавиатуру. Ктесс никогда не отказывал, это все знают. Только, забрав провинившегося из родного диппредставительства, он никогда домой его не привозил. Кар как-то обмолвился, что ему потом приходится смывать кровь и ошметки плоти со стен их общей лодки. Это в обиходе носит наименование – лодка за первым сектором. Там он сводит счеты с влюбленными в него героями космоса.
В данном случае все было не так. По всему видно, что Ктесс испытывает к пленному глубокое уважение. Так, что окружающим становилось даже завидно. Жизнь отсека шла своим чередом. Двое недавнорожденных пауков, протеже Тела и Рета, похитили из дому молодую люканку, дочь крупного военного, и привезли ее в отсек.
Молодую даму усадили в центральное кресло. Ктесс буквально встал перед нею на одно колено, и долго говорил с нею на непонятном землянам языке. Все было так интеллигентно и по-рыцарски! Инопланетянка исключительно хороша собой, сильна, здорова. Как вообще она позволила себя похитить?
Дама просидела между молодыми пауками неделю, занимаясь чем-то за компьютером. Потом среди рабочего дня один из пауков встал, достал из шкафа текилу и, подойдя к пленной сзади, заколол ее ударом текилы под лопатку. Никто не обратил внимания, а у Клавза закружилась голова и поплыли круги перед глазами. Ктесс заботливо просунул руку ему под халат и помассировал сердце.
Мертвая оставалась на своем месте почти целый день. Крови не было. Вечером двое пауков вытянули из стенки бак с серной кислотой, швырнули тело в него, закрыли крышкой и задвинули обратно.

– Не спится, иноплеменник? – Ктесс сидел за своей персональной установкой в комнате.
– Нет.
– А что тревожит?
– Почему… почему они убили ее?
– Побаловались – и хватит.
– Но… она так красива!
– Люканка? Обычная.
Ктесс начал понимать:
– Она им не самка, инопланетянин. Она враг и дочь врага. Почему, ты думаешь, она позволила вытащить себя из дому?
– Ради секса?
Ктесс кивнул.
– Ее мать очень известна. Избаловала свое потомство, что поделаешь, высокопоставленные, они такие. Но знать об этом никому не следует, понимаешь? Исчезла – и все.

Клавз вздрогнул и открыл глаза. Иноплеменник лежал, подперев голову рукой, и смотрел на него. В его глазах читались злоба и презрение.
– Ты… почему ты так смотришь?
– Любуюсь.
Клавз вздохнул. Он сам много раз дома вот так просыпался, но не понимал, что происходит. Ясно же, что хозяин не просто чем-то недоволен, он зол. Клавз почувствовал приближение неведомой, но страшной опасности. Хотя… возможно, он инопланетянину просто надоел?
В этот день Ктесс не повел его в зал, вместо этого они спустились по спирали коридора вниз. Ктесс открыл раздвижные двери. Это был морг: тела, закерогенизированные и разлагающиеся, лежали на платиновых столах. Мет возился возле одного из тел и препарировал. Он пропустил Ктесса и Клавза вперед.
Светил тусклый голубоватый свет и все выглядело так, как будто это не инопланетный отсек, а отделение Дантова ада. Клавз вскрикнул и застонал: на одном из столов лежал Каска.
– Ты обманул меня, инопланетянин, – жестко сказал Ктесс. – Ты – мертвый. Зачем ты лег со мной в постель?
– Но я… я…
– Ложись сюда, рядом.
Клавз покорно лег на платиновый стол.
– А теперь спи. Мертвому положено спать, а не бродить среди живых.

6 глава.

Население галактики не любило Ктесса. И гордилось им. Только он, великий галактический начальник, мог уберечь дураков от ядерного взрыва, добрых от паразитизма со стороны несчастных, а воинственных от полного уничтожения соседями. И так как другого такого начальника не сыскать, то все и мирились с многочисленными очень неприятными качествами Ктесса. Как известно, наши недостатки вытекают из наших достоинств и даже в самом высокоразвитом обществе индивид не может на практике развить свои способности, не удовлетворив потребности. Ну, или хотя бы часть из них.
Про Ктесса ходили слухи, что он спит с дикарями, мертвыми и сумасшедшими. Пусть его. Главное, что он сам до сих пор не помер, не спятил и не одичал. Тем не менее, общество потешалось, а Ктесс болезненно воспринимал подобные анекдоты, именно потому, что большинство из них было правдой. Вот и теперь, когда выяснилось, что иноплеменник, с которым он проводил время в течение двух с половиной месяцев, мертв, его гневу и злобе не было предела.
Главный удар в этом случае принимали на себя недавнорожденные, ополченцы. Постоянные работники отсека могли дать отпор, а могли и послать дальше. Молодежь в этот день работала в зале, старшие – тоже. Ктесс сидел, откинувшись в кресле, и не смотрел на включенный экран. Его глаза пылали, а лицо покрылось страшными багровыми пятнами. Заместитель, Кар, смотрел с опаской. Все ждали взрыва, но Ктесс спросил спокойно, почти вежливо:
– Почему вы сразу не доложили мне об этом?
– Побоялись, – ответил один из молодых, соотечественник начальника, гуманоид со второй административной планеты.
– В самом деле, Ктесс, – заступился Фот, – разве это они виноваты?
– Но вы видели, что там лежит труп животного?
– И я видел, – откликнулся Мет, проводивший в керогеновом морге большую часть внерабочего времени. – Я решил, что так и должно быть.
– Но… но это очень плохо! – Теф, который терпеть не мог помех в галактическом компьютере, забеспокоился.
– Значит, – Мет откинулся в своем кресле, – этот тип, которого мы все приняли за неразумного, вполне разумен?
– Не просто разумен, – сурово, тяжело отозвался Фот. – Он владеет техникой высокоразвитого симбиотического. Это была цивилизация, Ктесс. Там, у них на побережье, сформировалась цивилизация симбиотических, причем – полуморских. Этот психиатр, значит, цивилизованный иноплеменник. Так что ж они с ним сделали?
– Выебли его, – угрюмо со своего места отозвался Тел.
– И все?
– Возможно, этого было вполне достаточно, – со вздохом произнес Теф. – Где теперь он? В какой временной прослойке? Тем более, если это копия, что вполне вероятно.
Потом добавил:
– Компьютер-то хоть не сбоит?
– Нет. Какой бы он ни был умный да высокоорганизованный, в компьютер залезть ему слабо, – Мет обернулся к начальнику: – Когда тебе надоест, а?

Мет, морской гуманоид, представитель военной расы Ктессовых соплеменников, пользовался не просто уважением, а настоящей любовью в коллективе. Почему – трудно сказать. Он был замкнут и недоступен, и про него вообще мало кто что знал. Знали только, что обществу живых он предпочитает компанию мертвой крысы, им самим оживленной. А еще он горький пьяница, хотя почему он пьет, тоже было мало понятно.
Мет обладал способностями, которые вызывают в окружающих либо откровенный ужас, либо поклонение. Но все знали, что по натуре Мет прост и добр, и многого от жизни не требует. Главное, чего ему надо, это общество крысы и метиловый спирт. И чтобы Ктесс не посылал его командовать ополчением: Мет был признанным военачальником, но войны не любил.
В отсеке случалось пару раз, Мет выходил из себя и творил такое, за что сотрудникам потом приходилось расплачиваться. Так, душу одного из своих пленных соплеменников он однажды загнал в центральное пыточное кресло. Кресло принималось время от времени общаться от скуки с сидящими в зале, и это далеко не всем нравилось. В другой раз душа замученного Метом мертвого морского из керогенового морга залезла в платиновую стенку коридора, и так и не вышла оттуда. Говорящая стена стала одной из достопримечательностей Ктессова диппредставительства.
Свойства такого рода, очень редкие и мало востребованные, закрепили за Метом наименование «духоправец». По гражданской же профессии он был психиатр, специалист по сумасшедшим, то есть, спятившим по жизни, а не психически больным. Наследственными психами и наркоманами в отсеке занимался паук Фэр.
Когда Мет, проведя неделю, не выходя, в керогеновом морге, явился утром в зал, все обернулись и продолжали смотреть, хотя Мет спокойно включив компьютер, принялся работать, ни слова ни говоря.
– Может, все-таки поделишься? – обиженно вопросил Тел.
– Поделюсь. Ты халтурщик, Тел. Тебя следует привлечь к ответственности за то, что ты сделал.
Все молчали.
– Это очень сложный тип, и обращаться с ним подобным образом нельзя. Да, он неразумен. И, тем не менее, имеет душу. Душу животного, того самого, шакала. Она разумна и ушла.
– Куда ушла? – хриплым голосом спросил Ктесс.
– В четвертую временную прослойку. Это опасно, Ктесс. Это та самая прослойка, которые жители первого сектора используют, если им надо. Я его оживил, но лишь частично. За ним надо следить. Очень, очень следить.
Потом, помолчав:
– Гуманоид-иллюзионист мертв давно, но его душа на месте. Самое главное: кто-то над ним подшутил, либо он сам сотворил над собой такое. Я имею в виду крокодила, о котором ты рассказывал.
Все насторожились.
– Ну да. Он так и сказал, рядом со мной в постели лежит крокодил. Причем такой, которых в природе не бывает. А чего вы хотите? Не позволяйте начальству спать с кем попало!
– Но… крокодил…
– Это необратимо, Ктесс. Он был уже мертв, когда над ним подшутили. И он очень опасен. Он влюблен в этого типа, симбиотического, и он будет за него мстить. Так что в нашем морге им не место. В серную кислоту – и конец. Я тебе настоятельно рекомендую это, начальник. Сам знаешь, как у тебя выходит: сначала балуешься, а потом не справляешься.

7 глава.

Клавз кричал и выл, хватаясь за рукав Ктессовой туники. Он просил его не убивать. Кар, стоящий рядом в коридоре, резонно заметил:
– Иноплеменник, но ведь ты уже мертв.
Коридор выходил в небольшую, плохо освещенную и дурно пахнущую овальную залу, посередине которой стоял чан с серной кислотой. Мертв – не мертв, что вообще означает быть мертвым? Ктесс внезапно смягчился:
– Хорошо. Но, инопланетянин, оставить тебя здесь я не могу. И вернуть на родину – тоже. Тебя придется скопировать, ты знаешь, что это такое?
Клавз кивнул. Кар предостерегающе заметил:
– Ктесс…
Но Ктесс не слушал. Он повел Клавза по главному коридору вверх, в отдел копирования, и положил под аппарат. Хотя Кар присутствовал и все контролировал, у Ктесса, как всегда, получилось черт знает что.
Во-первых, Ктессу нужны были два Клавза. Одного он собирался оставить у себя как трофей, несмотря на то, что Кар усиленно протестовал. Тот, которого он оставил, был молодой мертвый гуманоид-иллюзионист, со значительным лицом и прекрасным телом, полностью сохранившимся и желтоватым, как положено. Второй вышел почерневшим и щуплым, почти высохшим и крайне непривлекательным. Ктесс был уверен, что окаянный крокодил, которого он однажды обнаружил у себя в постели после ночи упоительного секса с пленником, остался в животе у того Клавза, которого он собирался вернуть арцианскому обществу. Он не учел, что Клавз, хотя и дикарь, все-таки гуманоид-иллюзионист.
Вообще, вышвырнуть обратно на родину – это акт последнего пренебрежения к пленному. Но там, куда его собирались вернуть, о космической военной этике имели смутное понятие, и Клавз был несказанно рад. Он присутствовал при утоплении «оригинала» в серной кислоте. Судя по всему, «оригинал» тоже хотел жить, то есть существовать. Зрелище было отвратное: Мет с Фотом схватили сопротивляющегося Клавза за ноги и за руки и буквально затолкали в чан. Теперешнему Клавзу было все равно. Он знал, что избавился от своего проклятия, от крокодила. И не только от него. Еще и от страсти к Каске, от страха перед Крисом, от любви к драгоценным камням. Хотя последнего ему было жаль. Это был неказистый, но обновленный и готовый к борьбе за существование Клавз.
Ктесс с Каром привезли их обоих, Клавза и Каску на южный континент за черту радиации и просто вытолкали из лодки. Ктесс не знал, что его ждет.
Население диппредставительства жаловалось на то, что ночью по коридорам кто-то бегает. Мет решил, что это его крыса выходит ночью из верхнего отсека погулять, и не придал этому значения. Но однажды он засиделся за своим компьютером в керогеновом морге допоздна и в коридоре столкнулся с чем-то ошеломительным: черное тело пронеслось мимо него по коридору, шаркая когтями по платине. Мет понял. Он прошел наверх, в отсек фиксации, где под стеклянными колпаками спали вечным сном Ктессовы трофеи: полководцы, ученые, политические деятели прошлого. Клавз лежал на своем месте, голый и с закрытыми глазами. Но было видно, что он встает. По его совсем недавно закрывшимся векам, по еще не утратившим последней дрожи пальцам. Значит, крокодил тут, и этот Клавз – настоящий, а вовсе не копия, и он только что выпустил своего крокодила побегать по коридору. Ну что поделаешь, ведь это же Ктесс!
Сам Клавз не знал, что он тоже не освободился от Ктесса, а точнее, стал от него полностью зависим.

Клавз открыл дверь своего дома и услышал на втором этаже истошный визг.
– Он вернулся! Вернулся!
Пока его не было, рабы разбежались, полностью разграбив дом. Остались только две служанки, которые зажили тут жизнью господ, поедая деликатесы и смакуя Клавзово знаменитое на весь Арций вино. Хотя в ойкумене очень развито было рабовладение, сам аппарат подавления и слежки не работал. В соседнем городе невольник мог выдать себя за свободного и даже купить на украденные у хозяина деньги дом.
Клавз не пошел ни в сенат, ни на форум, а вызвал по компьютеру своих и попросил собраться на вилле у Каски.
В доме Каски все было по-прежнему. Здесь тоже было много рабов, но за ними следили: Каска держал на службе мертвых. Цит страшно расстроился, когда Дентр выдал его любимцев Ктессу, и теперь он не отходил от Каски, глядя на него с беспредельным обожанием. Клавза же он обнял в дверях и долго не отпускал.
Дентр встретил его совершенно спокойно. По его виду было понятно, что начинать жаловаться и возмущаться бесполезно: скромный, замкнутый Дентр при случае очень хорошо мог показать местному, что тот ему не ровня, а рядом с ним всего лишь животное.
Люканец по виду Клавза ничего не заметил, и это было странно: Ктесс не мог просто отправить гуманоида-иллюзиониста обратно. Магнитная ли копия это? Долгое время спустя Дентр убедился, что дикарь обманул начальника и целый и невредимый вернулся домой.
Сначала Клавз наслаждался свободой. Он зажил прежней жизнью и даже несколько раз воевал. Но он стал замечать, что периодически перестает себя контролировать. Ему совсем не хотелось идти туда-то и делать то-то и то-то. Он обратился к Каске. Может, шизофрения?
– Нет. Ты просто включи компьютер и спроси, что ему надо.
Клавз так и сделал. Оказалось, Ктессу просто захотелось на него посмотреть.
Теперь, когда начиналось такое, Клавз уходил из дома в дикую глушь, в соседний с городом болотистый лес и боролся там с собой. А потом придумал другой метод: он снова начал собирать бриллианты. Только теперь не затем, чтоб складывать в отделанную золотом костяную шкатулку и время от времени любоваться на них. Теперь Клавз стал их глотать. Проглотив камень, он чувствовал себя легче. Главное помнить, какая ценность у тебя внутри и вовремя обрести ее обратно. Правда, Клавз бывало и забывал.

8 глава.

Ктесс ушел в отпуск, который проводил всегда в доме своей приемной матери на второй административной планете. Его команда тоже разбрелась по домам, пока в отсеке хозяйничал Лут, начальник диппредставительства пауков. За это время про планету в первом секторе почти забыли.
Начальник после отпуска выглядел хмурым и постаревшим. Сослуживцы знали, что Ктесс отдыхать не любит, и даже свое свободное время отдает обществу: он оплодотворяет самок. Что поделаешь, великий полководец котируется. Сами мадам, правда, от Ктессовых детей в восторге никогда не были и ни одного гения ему на свет произвести еще не удалось, если верить статистике.
Про первый сектор так никто и не вспомнил. Прошла еще целая тысяча лет. Люканцы по-прежнему скандалили с пауками, чернотелки с шумерами, а на диких гомо из четвертого сектора жаловался весь цивилизованный мир.
– Мадам, но что ж я сделаю?! – бия себя в грудь вопрошал Ктесс. – Они дикари!
– Таких дикарей, – шипела от злости начальница шумеров третьего сектора, – в лесу за яйца вешают.
Ктесс гордился, что на его подведомственной территории много жизни. Притом, что галактика старая, и вокруг везде жизнь вымирает. Но у него все три сектора населены. Не каждая планета, конечно, и далеко не все есть, но все же… Только второй сектор галактики зиял пустотой: здесь вращались вокруг звезд вымершие миры. Когда-то и тут было много, но увы, предки Ктесса, долетев до нашей галактики, полностью выкосили весь второй сектор, а потом застряли на границе третьего. Это было давно, и никто, конечно, начальнику в вину прегрешения предков не ставил, но он сам ужасно стеснялся, когда речь заходила об этом.
– Ктесс, помнишь планету в системе желтого карлика в соседях у люканцев?
– Ну да, конечно, как я мог забыть? Не мир, а палеонтологический музей.
– Да, но мы с тобой довольно много намотались туда во время прежней службы.
– Что ты хочешь сказать, Кар?
– Там остался твой паук. Кроме того, беглый из плена люканец так и не вернулся домой, ты знаешь?
– Бедный Дентр! Он, поди, совсем разложился.
– Ничуть. Живет и благоденствует. А вот резервация местных космических, которую они организовали еще при тебе, те да, те сильно подразложились. Помнишь сеть из временной прослойки, которую они организовали во время войны?
– ?
– Люканцы утверждают, что у них на границе территории теперь кто-то балуется. Лепит компьютерные параноиды. Ведь это нельзя так оставлять, с нас спросят.
Компьютерный параноид – общее условное наименование для разнообразных по характеру явлений. Бывает, инопланетяне торжественно откроют памятник всеми чтимому соплеменнику. Статуя, как статуя, ничего такого в ней нет… А потом начнут замечать, что вытянутая вперед указующая рука за одну ночь вдруг опустится вниз и станет вождь стоять руки по швам. Осмотрят, может отбили и приклеили? Нет, бронза – она и есть бронза, как ее отобьешь? Нет ни швов, ни приплава. Потом опять. Стоит статуя и указывает вдаль, как будто ничего и не было. Через какое-то время – снова. В таком случае памятник сносят, а место оцепляют. Кто-то, значит, заразил эту область паранормальным.
Бывает и еще хуже. Целый пещерный комплекс или лес периодически прорастает странными грибами или растениями. Они относятся к определенным видам, все про них известно, но… Они после спороношения дают не растения, а иноплеменников. Древних пришельцев, которые давно вымерли на территории. Это так называемые проходящие через биосферу. Планеты, где это произошло, полностью эвакуируют, а местность выжигают. Бывает, даже изолируют этот мир от цивилизации химической прослойкой.

Мало кто знал, что ни Мет, ни Кар на самом деле вовсе не они, а копии. Так положено в диппредставительстве – постоянного сотрудника копируют и отправляют в архив. Мета пришлось вынуть из архива после того, как он повесился у себя в комнате и вернуть его не было никакой возможности. Ктесс запретил пить, и Мет придерживался этого правила строго, поскольку он совершенно не представлял себе, до чего допился его оригинал и ему было страшновато. Но потом Мет вернулся победителем с большой войны в четвертом секторе и расслабился. Ктесс только вздыхал. Именно тогда Мет и сделал себе крысу. Это была старая черная крыса-самец неизвестного происхождения и возраста, которая пролежала в Спиральном морге не одну сотню миллионов лет. Вернуть ее –доказательство того, что новый Мет будет похлеще старого. Так или иначе, но крыса спасла его от эксцессов. Она была стара и мудра и много знала, побеседовать с нею – большое удовольствие, как уверял начальника Фэр.
– Ты уж не пьешь ли с ними? – осторожно спросил Ктесс.
– Нет, ну что ты!
В самом деле, прикладываться к спирту для врача-нарколога – это казус. Фэр просто по натуре был неравнодушен ко всему «этакому», хотя сам был личностью исключительно припаученной, что на языке землян приблизительно означает «обыденный» или «приземленный».
Кара пришлось достать из архива по совершенно другому поводу. Он окаменел на планете акул из четвертого сектора. Акулы эти, древние, как мир, давно не обитали в своем море. Они утратили самцов и жили в космосе, бороздя просторы вселенной в характерных каменных гравитационных лодках. Ктесс послал сотрудников выяснить, размножаются ли они там. Если нет, то планету следовало объявить вымершей. Ктесс просто-напросто хотел ее себе присвоить, а для каких целей, это вопрос. Море было пресным и очень-очень глубоким. Мет с Каром разбрелись по дну в разные стороны, а потом потеряли друг друга. Мет вернулся один, и он долгие годы спустя потом не мог избавится от подозрения со стороны окружающих, что он специально погубил паука, из ревности к начальнику. Но это было не так. Мет любил Кара.
Ктесс отправился туда один и долго искал, но не нашел. Доставать копию, когда не знаешь, жив сотрудник или нет, это очень опасно. Что делать, если прежний вернется? Но Ктессу нужен был заместитель. И он рискнул посадить рядом с собой копию. А чтобы быть уверенным, что поступил правильно, он время от времени наведывался на планету и пытался прежнего Кара найти.
Он наткнулся на него совершенно случайно. Просто сел отдохнуть рядом с каким-то позеленевшим от времени выступом дна, похожим на столб. Потом пригляделся. Столб очень напоминал статую. Ктесс поднялся и принялся текилой соскабливать водоросли. Лицо обнажилось, это было лицо его любовника и друга. Ктесс опять сел. Он был в растерянности. Такого он за всю свою долгую жизнь не встречал и никогда о таком не слышал. Что произошло?
Получалось, кто-то убил тут Кара, обратив его в камень, в настоящую горную породу. И он опять почему-то подумал на Мета…
Теперь Кар собирался лететь на планету радиогравитационных в первом секторе и требовал отпустить с собой Мета. Ктесс, скрепя сердце, согласился. Но он чувствовал, что ничего хорошего не выйдет. Так и случилось. Через неделю Мет привез Кара назад, находящегося в абсолютной прострации. Пустой, отсутствующий взгляд, устремленный куда-то… то ли в другой мир, то ли внутрь себя. Ктесс ругался и плевался, но он хоть знал, что надо делать. С Каром такое уже было, его следовало поместить в затемненный изолятор и оставить там одного, положив на пол скрипку со смычком.
Мет рассказал, что произошло. Прежде всего, гуманоид остался в восхищении от этого мира. Он утверждал, что таких красивых планет он в жизни своей не видел. Краски моря и неба и самого берега восхитительны! А какие там закаты!
Они бродили по границе резервации и пытались выяснить, что тут творится. Потом нашли какой-то заброшенный дом с лестницей на второй этаж. Они пытались подняться наверх, но рухнули с лестницы: ступени оказались гнилыми. Напоследок Кар предложил нырнуть и посмотреть, что делается под обрывом в море.
Море оказалось тоже очень красиво и обильно растительностью и живностью. И Мет только на минуту отвлекся, пытаясь понять, что за животное он видит, и потерял Кара.
– Честное слово, я чуть не умер! Правда, я нашел его быстро. Он был в том состоянии, как сейчас. Но что, конкретно, произошло, я не знаю.

9 глава.

Ктесс знал, почему заместитель боится морской бездны. Как-то Кар, после очередной отсидки в изоляторе, поделился с начальником, взяв с него клятву молчать. Мать Кара, очень известный биолог, была стара.  По словам паука, маман впала в маразм в незапамятные времена, но умела это скрывать. Мальчик рос возле матери до семи лет, как и положено. Он был приучен к компьютеру и послушен, но замкнут. Мать не сразу заметила, что он смертельно напуган и страдает неврозом. А когда поняла, то перепугалась сама. Такие эксцессы грозят паучихе тюрьмой, а ей на старости лет не хотелось. Поэтому она отвела ребенка в диппредставительство и дала ему характеристику, как особи, обладающей «прекрасным психическим здоровьем».
На самом деле психического здоровья у Кара уже тогда не было. Мать, сидя за компьютером, засыпала и поднималась к потолку в виде огромной медузы. Когда Кар увидел это в первый раз, он забился в угол комнаты и сидел, глядя как свинцово-серый глубоководный купол поблескивает в лучах экрана и перебирает щупальцами. Матери он тогда ничего не сказал. Не потому, что боялся, а потому, что испытывал к ней отвращение. Он не знал, что этим спас себе жизнь. Ведь паучиха могла и убить свое потомство, сославшись на то, что ребенок вышел гетеросексуальным. Правда, после этого ей запретили бы рожать.
Ктесс старался, чтоб Кар вообще в море нигде не нырял. Мало ли. Ведь в любом море, а тем более малоисследованном, можно встретить медузу. Почему Кар окаменел в море космических акул, так и осталось невыясненным. А почему он вернулся в прострации из моря на планете в первом секторе, об этом еще следовало спросить.
Но Ктесс на этот раз ждал долго. Прошло полгода. Это был обычный рабочий день, когда из изолятора вверх по платиновому коридору полилась скрипичная мелодия. Такой странной музыки никто из сотрудников никогда не слышал. Музыку самого Кара они знали, он был известным композитором, поэтому и подумали, что это новый период его творчества. Хотя, надо прямо сказать, никому не понравилось. Это было что-то нервное, неистовое, громоздкое и немного страшное.
Ктесс вздохнул и встал с места. Он вошел в изолятор и спросил, можно ли зажечь свет.
– Можно, конечно, – голос Кара был совершенно здоровым, но каким-то печальным.
– Это… это новая симфония?
– Нет. Это музыка предковых из первого сектора. Людвиг ван Бетховен.
– Вон оно что… а то я было подумал…
– Что я стал атеистом? А что ж! Вполне могло случиться.
– Что там произошло?
– Ты не поверишь.
– Постараюсь.
– Я стоял возле обрыва и пытался понять, могут тут быть шумерские личинки-многоножки или нет?
– Откуда им там взяться?
– Местность очень странная. Там ведь всегда обитали три вида предковых. Но был и четвертый, те, что у них ютятся в лесной зоне на полуострове, возле того места, где мы обычно садимся.
– Они предки гуманоидов.
– Да. Но теоретически…
Ктесс смотрел напряженно и ждал.
– Ну, и из-за камней выплыла древняя многожаберная акула. Я, видишь ли, сразу потерял ориентацию. Где я нахожусь? У них на планете таких акул давно нет.
– И все?
– Нет. Откуда-то сбоку вынырнула самка гомо. Мертвая, покрытая слизью и водорослями. Она подплыла к акуле, обхватила ее ногами и совокупилась с ней.
– Ты… ты уверен, что ты…
– Ктесс, ты меня знаешь. Я в жизни никогда не галлюцинировал, мне не свойственно.
– Ну, и дальнейшее я не помню. Как видно, старею, начальник.
Ктесс молчал. Он что-то такое слышал, еще тогда, когда баловался войной с местными предковыми. Они говорили про каких-то русалок. Что ж, это резервация до такого докатилась? Но чтоб начинать жаловаться, надо иметь доказательства.