Мы новый мир построим. 4 часть

4 ЧАСТЬ.

1 глава.

Клавз извлек из кучи опилок шестилетнего ребенка, девочку. Поставил перед собой, отряхнул, снял с ушей стружки.
– Как тебя зовут?
– Мария.
– Маша. Вот что, Маша. Тебе следует вымыться. И… ты знаешь, что такое вши?
– Нет, эчеленце.
– Это то, что копошится у тебя в волосах. Это крайне неприлично. Ты сейчас поднимешься на третий этаж виллы и найдешь там ванную комнату. Ты знаешь, что такое ванная комната?
– Да, эчеленце.
– Так вот, в шкафчике ты найдешь бутылочку с названием «Дуст». И посыплешь этим «Дустом» свою голову. Только не вздумай его вдохнуть! Ты все поняла?
– Да, эчеленце.
– Не следует после каждого ответа вставлять вежливое обращение. Ты знатная девочка и тебе это не к лицу. Опекун обеспечил тебя одеждой?
– Чем… эчеленце?
– Платья, обувь, прочее?
– Да, кажется… эчеленце.
– Ты жутко упрямый ребенок, между прочим. Надень после санобработки свежее платье.

Крис стоял и жмурился: его глаза слезились от беззвучного смеха. Рамалий смотрел с удивлением:
– Чего он там делает?
Верхушка высокого пирамидального тополя колыхалась. Потом оттуда с треском выпала огромная ветка и хлопнулась наземь.
– Ветки режет, надо полагать, – ответил Дентр.
Они стояли на крыльце виллы и дышали воздухом. В это время из листвы вывалилось тело Каскиной подопечной. Оно упруго приземлилось на ноги, поправило нож в руке и по гладкому стволу соседнего тополя вскарабкалось наверх, сквозь непролазную чащу сучьев и листвы.
– Деловой ребенок, – заметил рядом стоящий предковый.
– Да пусть себе. Но он же убьется!
– Ну что ты! Космический гомо – обезьяна.
– Это, надо полагать, мать так воспитала, – с одобрением добавил Дентр.
– Куда Коренелия-то делась? – спросил предковый.
Дентр вздохнул:
– Инопланетянин, я не знаю. Она достала откуда-то девочку и уединилась с ней в доме. Я не вмешивался. Сам знаешь, при шизофрении деградация идет быстро. Кто знает, куда она делась?
– Так это не ее дочь?
– Нет, конечно. Как она могла бы родить?

Крис встал и направился к компьютеру в углу зала. Включил экран. На нем возникло бледное, изможденное лицо с тяжелым взглядом мутных глаз неопределенного цвета и тонкими бескровными губами. Крису этот тип был знаком, но не лично: некто Онуфрий, знаменитый математик. Говорили, что Онуфрия за его временную прослойку на болоте во время войны приговорили к каторге и он пятьдесят лет провел в катакомбах, где местные космические добывают золото для нужд гравитационного компьютера. После выхода на свободу он наплодил в резервации кучу детей, так как считался гением и мадам рассчитывали хоть что-то путное родить на фоне всеобщего оскудения. Кроме того, ходили слухи, что он гетеросексуален и зачинать ему вообще запрещено всеми законами. Мать Корнелии, той самой, которая добыла себе дитя неизвестно где, была его дочерью.
– Привет, – Крис коротко поклонился.
– Что мой правнук делает у вас на побережье?
– Пауков лопает.
– Вы что, его не кормите?
– Каска пичкает овсянкой и сметаной.
– Зачем он вам нужен?
Крис молчал, смущенно глядя на экран.
– Военный, что ли?
Крис засмущался еще больше.
Онуфрий за своим экраном откинулся и вздохнул:
– И ты рассчитываешь, он отобьет тебя от Ктесса?! Ну и времена настали!
Космический гомо внезапно смягчился. Он что-то понял:
– Ладно, оставляйте, раз нужен.
Потом добавил деловым тоном:
– Сметану ему нельзя. И овсянку, кстати, тоже. Нужна гречка и молоко. И томатный сок. И никаких консервов, особенно рыбных. А пауков пусть ест, это он знает, что делает, – Онуфрий отключился.

Раб Каски, бородатый дюжий Эфиоп, выгребает грязь из крокодильника, при этом перегоняя метлой крокодилов из одного угла бассейна в другой. Мария сидит на закраине и внимательно наблюдает. Через два дня Эфиоп утром застает картину: ребенок шести лет тяжелой метлой выгребает из бассейна грязь, а крокодилы сгрудились в кучу.
– Ну-ка! Вылезай оттуда!
Мария выходит, кладет метлу.
– Тебя сожрут, а меня туда сунут, – Эфиоп берет в руки метлу.
– Они разве будут тебя кушать?
– Нет, не будут.
– И меня не будут.
– Это почему?
– Потому что я их не боюсь.
– Вот оно что? Ну, тогда иди, работай.
Эфиоп какое-то время наблюдает.
– В углах особенно тщательно надо. Если не получается метлой, выгребай вот этим, – передает совок с заостренными углами.

2 глава.

Как ни был умен Каска – он был неразумен. А значит, он мог жить только по тем законам и исполнять те требования, которые предписывались окружающими. И в этом случае Дентр перестарался. Он плохо понимал предковых, а в их космическом потомстве не разбирался совсем. Он сказал Каске, что ему следует взять на воспитание ребенка, которого Цит, по своему обыкновению, украл из дому и бросил на побережье. И, кроме того, этот ребенок знатный.
Каска при одном взгляде на подопечную, пришел в ужас.
– Да это же космический гомо! И не местный, а из пещерного комплекса.
– Ну и что?
– Но ведь у них нет знати. И, кроме того, ты утверждаешь, что это дочь покойного Цинны. Этого просто не может быть.
Цинна был экстерьерным ведьмаком, хотя и, по стечению обстоятельств, вполне разумным. Он женился на матери девочки, чтоб дать ей имя, так как она не могла жить среди своих. Больную мадам опекал Дентр, пока она не пропала где-то в родном лесу, а ребенок, неизвестно откуда взявшийся, не оказался на руках у Каски.
– Каск, какая разница? Роду Цинны всего от силы тысяча лет. И уж ведьмак-то в любом случае не знатный. А дите из чистокровных космических принадлежит к вселенской цивилизации, ты это понимаешь? Он нам сгодится, воспитай его. Чтоб он все умел, чтоб ориентировался в вашей предковой жизни.
– Пусть будет так. Но возьми у нее кровь на анализ и подтверди, что это – дочь Цинны. Иначе я от местных не смогу ее уберечь. Они ценят и понимают только прямое родство. Кроме того – деньги. Инопланетянин, сколько бы ты тут не околачивался, а в этой нашей местной особенности ничего толком не понял. Состояние. Цинна оставил вдове огромное состояние. И что ж, всем теперь будет владеть подкидыш?
– Хорошо. В чем проблема? Я сделаю тест.

Вид наследницы состояния Цинны оставлял желать лучшего. Возможно, вшей в волосах уже и не было, но одета она была так, как самая забитая рабыня не одела бы своего ребенка. Кое-кто в зале посмотрел с удивлением: зачем это Каска купил на работорговом рынке девчонку? Ведь он всю жизнь предпочитал мальчиков.
– Мария Цинна? – строго спросил Дентр. Он сидел в самом дальнем углу стола, рядом с опекуном и выглядел уставшим старым предковым. Маша заметила только, что глаза его – не предковые. Инопланетянин, но как он дошел до такого подобия? Эволюция, что ли?
– Да, я.
– Вот что. У тебя надо будет сейчас взять кровь на анализ.
– Не хочу! – руки шестилетней твари внезапно сжались в кулаки, а глаза приобрели нехорошее выражение. – Буду драться!
Теперь все за столом смотрели с ужасом: что такое?
Сидящий рядом со старым иноплеменником молодой зеленоглазый поднял голову:
– Зачем драться, инопланетянин? Ты знаешь, как сделать забор крови?
Мария кивнула.
– Сделай, – зеленоглазый указал на компьютерный стол, на котором лежали жгут, иглы и пробирки.
Странное дело: молодая девица продемонстрировала не только знание, но и опыт. Перетянула руку, вошла в вену и наполнила пробирку. Это что ж? Их теперь сызмальства к героину приучают?
Мария протянула пробирку через стол. Инопланетянин кивнул:
– Поставь туда.

Предковые с неудовольствием наблюдают, как чумазый ребенок, девочка, огромной метлой и неподъемной лопатой выгребает вонючую грязь из крокодильника. Пять жирных крокодилов сгрудились в углу и шипят на несчастную рабыню угрожающе. Так ведь эти-то крокодилы привыкли питаться человечиной! Что же такое Каска делает? Но обратиться к ребенку не смеют.
Дело не в том, что крокодилы вот-вот нападут, а в том, что с такою лопатой и здоровый мужик не управится.
– Это Эфиоп тебя попросил вместо него поработать? – робко спрашивает один из предковых, сидящий на закраине крокодильника.
– Угу. То есть – нет.
– Нет?
– Он не просил. Он пьет, понимаете? Чистить и некому. А крокодилу плавать в такой воде нельзя, крокодил – животное нежное.
– Ты рабыня?
– Да. То есть – нет. Я не знаю, иноплеменник.
– Не знаешь, рабыня ты или нет?
– Не разбираюсь в этом.
– А почему я тебе иноплеменник? Ты гречанка?
– Не-ет. Я космический гомо.
– Космический?
– Пришелец.
– Пришелец?
– Мои предки из пятого сектора.
– Какого такого пятого сектора?
– Там, – она указала головой куда-то в небо на запад.
– Это… это среди звезд, что ли?
– Трудно сказать, – дите продолжает скоблить гранитное дно бассейна. – Говорят, там сейчас звезд нету.
Собеседование становится увлекательным. Второй предковый тоже задает вопрос:
– Почему их там нет?
– Там, говорят, предковый звездолет в космический объект въехал. Ну и взорвалось. Черным-черно там теперь, хоть глаз выколи.
– А звездолет-то откуда?
– Кто знает?
– Но не от нас?
– Вас тогда еще в природе не было.
– А вы были?
– Мы были.
– Сколько же времени прошло?
– Четыреста миллионов лет.
– Фью-у! И вы с тех пор тут?
– Угу.
– Ну, не пришельцы, значит. Уже местные.
– Нет.
– Нет?
– Это не мой дом.
Девочка откинула калитку в углу крокодильника, и рептилии одна за другой принялись выползать наружу. Предковый поджал ноги.
– Это зачем?
– Пусть побегают. А я пока свежую воду залью.
В это время матерый старый самец застыл в проходе, выпучив глаза. Девица хлопает его метлой по морде:
– Вылазь! Хватит шипеть!

3 глава.

Вид береговой черты, песок, жухлая трава вызывали приступ тоски. И если б молодому гомо не было возможности вернуться домой! Хоть сейчас. Знакомая акула-молот, самка, кружила у берега, всем своим видом давая понять, что, мол, довезу. Да и пешком дойти можно. Мария слышала от матери, что это их континент, и где бы космический гомо ни оказался, перед соплеменниками у него не будет оправдания, что он потерялся и не смог найти дорогу.
В том-то и дело. Здесь свобода. А там – учеба, труд, принуждение. Приемная мать была уверена, что Марии предстоит будущее, и не в чем-нибудь, а в искусстве.
– Рисуй, дочь моя, ты станешь великим скульптором!
Это значит – всю жизнь пытаться изобразить на бумаге загребанный гипсовый куб? Какой из нее скульптор? И, кроме того, смерть приемной матери на ее совести, и за это соплеменники не простят.
В том, что Корнелии нет в живых, Мария не сомневалась. Что она сделала? Превратилась опять в нейтрино и застряла либо в бочке с застывшим цементом, либо в дереве в лесу. Ей следовало вернуться сразу, на другой же день после того, как сумасшедший инопланетянин привез ее сюда. Но вместо этого она отыскала во дворе дровяной сарай и залезла в кучу старых опилок. Спать! Досыта, сколько хочешь, просыпаться и опять засыпать. Во сне снятся материны рукописи по высшей математике и мать требует, чтоб она отыскала потерянную производную. Почему-то производная обычно находилась под табуреткой на кухне, где рабыня Лит варила суп из добытых Марией в подвале крыс.
Пусть Литопсис как-нибудь теперь сама. Ведь ей все равно лишь год оставался на этом свете, в семь лет мать отвела бы Марию в диппредставительство, а потом – в школу. Родить сама кормилица конечно не сможет, ну и бог с ней! Умирать, что ли, из-за этого? Мария чувствовала, что ее жизнь, жизнь маленького гомо, тоже имеет ценность. У паразитки предковой совести нет. Совсем. Ее и накормят, и выходят, и помогут разродится в очередной раз после пьянки и секса с управляющим. А она возьмет ребенка – и утопит его в ручье. Надоело!
Но, как бы ни оправдывала она себя, она знала, что это такое и как это называется. Предательство.

Каска не сильно доставал. Мыться, чистить зубы, ухаживать за телом – хочешь, делай, не хочешь – и так сойдет. Но когда Марии стукнуло семь лет, он отправил ее в общеобразовательную школу в соседнем городе. И тут начались трудности.
Предковые дети напоминали недоразвитых. Они в семь лет только учились писать и читать. Нужно было запоминать тексты из букваря в то время, как Мария читала Генриха Манна на немецком. Как-то на уроке она спросила учителя арифметики, почему два плюс два – четыре? Где здесь разложение в функциональный ряд? Потому, что если этого не сделать, то и сумма останется бездоказательной. Учитель с выпученными глазами прибежал к опекуну.
– Это же девочка! Женщине не положено… и вообще, если у вас ребенок – вундеркинд, то и воспитывайте его дома.
Каска успокоил предкового, сказав, что Мария – знатная девочка, ей просто нужна адаптация в среде соплеменников, потому что мать была со странностями и любила изоляцию. Учитель кивал и кланялся: он боялся Каски.
Но настоящая катастрофа разразилась на первой неделе изучения географии. Мария принесла на урок контурную карту, аккуратно расписанную и раскрашенную, на которой белые медведи селились рядом с пингвинами, а слоны – с ленивцами и макраухениями. Весь класс валялся от хохота, но учительница осталась серьезной.
– Что такое, вообще, макраухения? – спросила она.
– Это… это вымершее животное.
– Но я просила нарисовать то, что живет сейчас.
– А разве сейчас пингвины есть?
Учительница села за свой стол со вздохом:
– Этого никто не знает, дитя. Мы не можем выйти за черту радиации и узнать, что там есть, а чего нет.
И именно в этот момент Марии многое стало ясно. Несчастные! Конечно, они не знают. Они заперты здесь, в этой ойкумене на берегу древнего моря, «Средиземного», как они говорят. Ни нырнуть под воду и дышать там, как космический гомо, они не могут, ни выйти в космос, ни заглянуть за черту радиации. А между тем – они подлинные наследники этого мира, они тут родились и имеют право…

Мария поселилась в сарае в овраге, хотя Каска предоставил ей прекрасную теплую и светлую комнату на втором этаже виллы. Но увидев, что в сарае все чисто и прибрано и даже есть печка, которую ребенок отыскал на складе и сам починил, опекун смирился. Он сказал только, что, если она схватит воспаление легких и умрет, он не в ответе.
– Какое воспаление легких?
– Болезнь такая.
– Мы этим не болеем. Мы живем за полярным кругом, Каск. Я тут на побережье скорее от солнечного удара скончаюсь.

Потом однажды, холодной и снежной зимой, Мария, выйдя утром из сарая, увидела свою мать. Корнелия сидела на закраине крокодильника. Мария села тоже, на другой стороне и долго смотрела. Странно. Мать казалась неживой, как будто ее из чего-то слепили. Мария подошла и дотронулась. Пластилин. Холодный и скользкий, плотный от мороза. Это чья-то шутка?
Мария ушла к себе и легла. Было воскресенье, и она весь день провела, лежа на старом диване возле дощатой стены сарая. Выл ветер, в печурке томились дрова. Время от времени она откладывала книгу и принималась размышлять. Эту пластилиновую Корнелию конечно уберут, но что, если…
Вечером пластилиновой статуи уже не было. Прошла неделя – и она возникла снова. Мария убедилась к тому же, что никто из обитателей виллы ее не видел. Никто, только она. Значит – это компьютерный параноид. Значит мать результатом всех своих опытов и исследований получила под конец компьютерный параноид. Но, позвольте! Возможно, она к этому и стремилась?

4 глава.

Мария привыкла видеть вокруг дома предковых, которые прибывали на виллу в подводных лодках. Эти лодки потом стояли под береговым склоном среди зарослей ламинарии и отбросов. Берег весь зарос резиной, железом и пластиком. Предковый ведет себя неэкологично, мать не раз об этом говорила. У них возле резервации склон чистый, там ютятся шумерские личинки и плавают акулы. Есть даже кораллы, Мария сама видела.
Когда прибывает лодка, предковый, обычно одетый в парадный костюм, тунику и тогу, аккуратно по сходням ступает на берег, стараясь не замочить одежду, а потом убирает лодку под обрыв. Поэтому Мария не обратила внимания на показавшуюся из воды лодку. Но – странно! Металлической лесенки из нее не вылезло, вместо этого отвинтился люк и оттуда выглянула голова огромного насекомого. Да это ж космическая лодка! Надо бежать, но Мария застыла, глядя округлившимися от ужаса глазами на пришельцев.
Огромный черный жук вылез и шлепнулся у берега в кучу плавника и водорослей. За ним показался второй. Они оба чинно прошествовали по берегу на нижних (задних) конечностях, напоминая каких-то гротескных человечков.
– Привет, – произнес один из них на чистом арцианском.
– Не откажешься поговорить? – спросил другой.
Мария молчала.
– У вас ведь водятся насекомые?
– Ну… есть.
Потом она осмелела:
– Их осталось мало. У нас смена геологических эпох… тут.
– Во как! И кто ж это определил?
– Чего?
– Что смена?
– Мы не маленькие. Сами и определяем.
– И продолжаете тут жить?
– А где ж еще?
– Ты вот что скажи, у вас перепончатокрылые есть?
– Пчелы?
– Осы.
– Я видела парочку. Прошлым летом.
– И они одомашненные?
– Ну что ты! Кто станет ос одомашнивать, инопланетянин? Зачем?
– А в космосе одомашнивают.
– Зачем?
– Вредительство. Это космические осы, у них есть и компьютер, и лодки, и наука, и искусство, но они одомашненные, понимаешь?
– Нет.
– Действуют автоматически. Их одомашнили с целью нападать на соседний мир. На нас, на чернотелок.
– Вот как! И кто это сделал?
– Кочующие по космосу. Они одомашнили их в незапамятные времена, еще когда жили во втором секторе, ты ведь слышала об этом?
Мария кивнула.
– Потом кочующие переселились на границу третьего сектора, а осы – на границу четвертого, к нам. И продолжают нам пакостить. Кочующим это уже не нужно, но они отказываются уничтожать своих ос. Мол, это исторические осы, это наследие цивилизации и прочее.
– Кто так говорит?
– А начальник диппредставительства.
– Ну, он культурный, значит.
– Он кочующий по космосу. И чернотелка ему – кровный враг. Культурный! А чернотелка не культурный? У нас при нападении ос на планету гибнут и ученые, и художники, и общественные деятели.
– Почему?
– Ополчение. Каждый должен сражаться и защищать мадам.
– Это… это тех самок, которые вынашивают личинок?
– Именно.
– Ну, а я тут при чем?
– Полетели с нами?
– Куда?
– В космос. Возьмешь на себя руководство военной операцией.
– Я?!
– Ты.
Мария молчала.
– Если операция пройдет успешно, мы вернем тебя домой.
– А если нет?
– Тогда некого будет возвращать.
Это было логично. Осы слопают – и все. Мария должна была этим двоим ушлым жукам отказать, она знала, что так следует поступить по всем нормам природы и общества. Но побережье надоело до смерти. Тупые предковые, их тупое потомство в школе, не с кем поговорить, некому рассказать… про то, что мать каждую ночь вылезает из цементного бордюра крокодильника – и смотри на нее. А потом исчезает. Кто поверит?
– Хорошо.

5 глава.

Мать так много и с упоением говорила о космосе. Она буквально бредила космосом, и знала о нем исключительные вещи. Но Марии чаще всего просто хотелось спать. Во сне ей снились всегда сугубо земные вещи: беспорядок на первом этаже дома, где мать металась в приступе болезни, еда, которую где-то надо достать для Лит, иначе та умрет с голоду с младенцем во чреве, негодяй управляющий, с его рыжей бородкой и гадкой усмешкой.
– Что ты понимаешь? – говаривал он. – Вот вырастешь, и сама во всем разберешься.
– И что, я тоже буду убивать своих детей?
– Упаси бог! Но ведь согласись, она не зачинала бы их, если б ей самой не хотелось?
Аргумент неопровержимый, но от этого не легче. И вообще, мало ли кому чего хочется! Существуют законы…

Космос оказался нестерпимо скучным. Жуки сидели у экранов и следили за полетом, а Мария вжалась в пластиковую обивку лодки с другой стороны по диагонали и размышляла о том, что она сделала. Домой она не вернется, конечно. Но ведь это неправильно? Разве можно вот так взять и отдать свою жизнь неизвестно кому и неизвестно зачем? С другой стороны, кому до нее дело?
Мать говорила о боге, о том, что за жизнь надо нести ответственность. Хотя более безответственного существа, чем маман, Мария не встречала. И вообще, она заметила, если кто-то верующий, он нисколько не меньше пакостит и грешит, чем тот, кому до бога нет никакого дела.

Лодка села на песок в безводной пустыне. Небо было пыльным кубово-синим, а барханы оранжево-желтыми и мрачными, как первый день творения в материной Библии, когда еще не было ни травы, ни деревьев. Бог только-только отделил свет от тьмы, и, по-видимому, на этом застрял. Потом вдали показалось что-то движущееся. Оно двигалось плотным строем и скоро стало ясно, что это огромная, выстроенная в строгом порядке армия жуков. Их было не менее сотни тысяч!
Жуки приблизились и остановились. Спереди выполз старый облезлый жук, пыльный и некрасивый. Рез и Кет (так звали тех, кто спер Марию из дому), чинно подошли к нему на задних лапах. Марии не захотелось подходить, она села на песок и принялась разглядывать камушки. Жуки общались на языке космических насекомых, древнем, как мироздание. Мать знала этот язык, Мария его слышала, но она не поняла ни слова. Щебечущие и свистящие звуки были противны. Мать говорила, что у жуков есть поэзия. Какая чушь! Разве можно написать хоть одну стихотворную строчку на таком безобразном языке?
Старый жук подошел на задних лапах и представился:
– Кут.
– Я Маша, – ответила Мария, не вставая на ноги. – Чего делать-то?
– Скоро тут будут осы.
– И что?
– А вот посмотришь. Самое главное, если оса нападет – не отбивайся. Просто постарайся свернуть ей голову на спину.
– Ну да, конечно, я знаю, как убивать насекомых. Моя-то роль какая?
– Командуй.
– Это как?
– Отдавай приказ. Все тебе подчинятся моментально и беспрекословно.
Марии стало страшно. Значит – это не шутка.
– А… почему вы уверены, что у меня получится?
Жук опустился на песок, поджав под себя лапы, и очутился как бы сидящим на нижней части черного блестящего брюшка. Он произнес доверительно на безупречном арцианском:
– Я специально послал Реза и Кета найти командующего. Они никогда не ошибаются.
– А сами?
– Нет. Тут нужен гуманоид, у нас не хватает мозгов, чтоб справиться.
– Я не гуманоид.
– Какая разница? Гуманоидный тип развития. У нас, бывает, и люканцы командуют, и пауки. Правда, потом мы их убиваем.
– Очень приятно. Меня обещали вернуть.
– Разумеется. Я начальник диппредставительства чернотелок, своей честью тебя заверяю, что вернешься, нужно только выиграть.

6 глава.

Оказывается, у насекомых тоже есть честь. Впрочем, чему удивляться, если у них есть искусство? Вот откуда они так хорошо знают наш язык? Специально, что ли, учили? Мария вспомнила, мать рассказывала, что эти самые чернотелки грызли и убивали предковых во время санации, разрушали города, уничтожали научные центры. По заданию общества, конечно, но…
Лодки ос возникли из пространства, как все космические лодки, внезапно. Они были круглые и стандартные, как предковые говорят «летающие тарелки». Осы вылетали из них и падали вниз, на армию чернотелок. На каждого жука приходилось в среднем по две осы. Насекомые грызли и разрывали друг друга на части, летели головы и ноги, стоял скрежет ломаемого хитина. Чернотелки гибли, а осы уже начинали собираться в группы, чтоб лететь дальше, вглубь пустыни. Там поселение чернотелок и те самые «мадам».
– Лодки есть? – спросила Мария рядом стоящего чернотелку с оторванной лапой. Его, судя по всему, отрядили ее защищать, чтоб ее не сразу съели, а хотя бы удалось на деле распробовать, что у Реза с Кетом вышло на этот раз.
– Лодки?
– Ну да, лодки, космические.
– Здесь, в соседнем городе, наши лодки.
– Вызвать их все и грузиться в них.
Чернотелка не стал спорить. Он передал приказ.
Когда показались местные лодки, осы, видимо, опешили. Они такого не ожидали. Они сгрудились в одну кучу и смотрели, как жуки (точнее, их остатки) чинно садятся в лодки и покидают планету. Куда это? Когда они поняли, то сами быстрыми темпами вернулись в свои тарелки. Мадам, во всяком случае, были спасены.
Из лодки Реза и Кета Мария отдала приказ в космосе в бой не вступать, только отбиваться. Планета ос оказалась недалеко.
– Высаживаться возле главного центра.
Столица ос вызвала в гомо приступ болезненного восхищения. Арки и ажурные строения, фонтаны и изумительные статуи, вылепленные из чего-то лапами насекомых. И все же… Что-то в этом было. На что это похоже? На творения неразумных, болотных гомо. Мария видела в атласе матери фотографии городов древних эллинов, сделанные ее предками в незапамятные времена. Да, очень похоже.
– Тут наверняка есть центр по выращиванию личинок?
Рез кивнул.
– Нападем на него. И вызови с планеты подкрепление.
– Разумеется. Уже вызвал.
Рез был полководцем чернотелок, опытным и известным в галактике. Кет – всего лишь помощником, и, судя по всему, личностью сомнительной и ненадежной. По профессии – ученый-химик.
Нападение на личинок оказалось для ос как гром среди ясного неба. Они почти все погибли, защищая потомство. Марии пришлось наблюдать, с каким упоением жуки пожирают осиные куколки и их беспомощных червяков.
– Это вы налопаетесь и утратите подвижность, – заметила она. – Не надо. Только убивать.
Снаружи прибыла новая армия чернотелок. Эти принялись громить дома и учреждения ос. Кое-кто крушил и грыз челюстями воздушные статуи ос.
– Не надо! Не тратить силы зря. Мы летим дальше.
То же повторилось и в соседнем городе, и в следующем. Ос уничтожали вместе с личинками и летели дальше. Ошалевшие осы защищались плохо, у чернотелок потерь почти не было.
Судя по всему, чернотелки ждали, когда командующий отдаст приказ остановиться и лететь домой. Но Мария ничего не говорила, а рядом сидящие Рез и Кет не спрашивали. Такой дисциплинированной армии, такого беспрекословного подчинения не было еще ни у одного полководца в мире.
В последнем городе загрызли последнюю осу и убили последнюю личинку. В это время из восковой ячейки среди трупов личинок с оторванными головами и все еще извивающимися телами, вылезла молодая оса, по виду – самец. Он огляделся, почистил лапами глаза, взмыл в воздух и улетел. Чернотелки смотрели на Марию вопросительно.
– Пусть летит, – сказала она. – Значит, ему надо.

7 глава.

Глаза Ктесса светились опасным зеленым светом, начальник же диппредставительства шерстистых гомо был по натуре робок. Поэтому он выложил все сразу. Нет, мол, больше твоих ос в природе. Совсем. Были – и нет.
– Подробности!
– Помилуй бог, Ктесс! Откуда ж я тебе их возьму? Ты слетай туда и сам убедись. А если уж с кого спрашивать подробности, так это с Кута.
Ктесс прекрасно знал, что Кут не станет ни оправдываться, ни объясняться. Он самый сильный военный в галактике. Нашел кого-то для операции. Ну, он всегда найдет. А что касается шерстистых, так даже по гнусной роже начальника понятно, как он доволен, что ос больше нет.
Ктесс задумчиво бродил среди пахнущих воском и медом осиных развалин. Шевелил ногой трупы личинок и взрослых ос, но молчал. Его сопровождали Кар с Метом и отряженные для осмотра лесные гуманоиды, обитатели третьего сектора. Эти всегда молчаливы и сдержанны, если высказываются, то по делу.
– Так вы говорите, девятилетний?
– Да. Мы его знаем.
– Откуда?
– Он жил с матерью на границе территории. В резервации. Его бабушка по матери покончила с собой.
– Удушилась?
– Сожгла себя на дровах.
– Гетеросексуальная?
– Угу. У радиогравитационных тогда поджилки тряслись от ужаса: они не знали, что она сделала. Ну, мы туда слетали разочка два, как раз и познакомились с этим.
– И чего он хочет? Чтоб я оторвал ему голову, как недобитой осе, или засунул в разоренное гнездо головой вниз, вместо личинки?
Потом, помолчав:
– Это же космические насекомые! Такая редкость сейчас! У Кута совести нет совсем. И никогда не было.
Между тем, он размышлял. Радиогравитационные никогда не отвечали ни за свой материк, ни за живность, которая по нему бегает. Не потому, что не могли, а потому что не хотели. Теперь у них на планете много новых цивилизаций, животные обретают постепенно цивилизованность и космические навыки. Между тем ни одно из них тоже не желает за себя отвечать. Дурной пример заразителен. Но им на планете нужно диппредставительство, хотя бы одно. Ктесс пытался назначить начальника, уже несколько раз. Однажды он уговорил надеть себе на хвост счетчик одну из тамошних акул, так называемую голубую акулу. Эта мадам исправно прослужила полгода, но потом счетчик локализовался. Он отвечал всегда из одного и того же места. Ктесс слетал туда и обнаружил счетчик начальника зарытым в ил под обрывом. Видимо, начался период размножения, и акула сочла, что мальки ей дороже службы.
Что, если попробовать одеть счетчик на руку этой особе, у которой, по-видимому, не все дома, но тем оно лучше? Ведь она, эта самка гомо, должна же понимать, что ей не жить после того, что она сделала?
– Вот что. Передайте этой юной мадам. Либо она является в диппредставительство и кладет голову на плаху, либо пусть берет на себя ответственность. Я назначаю ее начальником нового диппредставительства, независимого от радиогравитационных.
К его удивлению, обезьяны были очень довольны. Они оговорились только, что счетчик Ктесса тут не подойдет.
– Кут наверняка захочет еще поиспользовать эту мадам. Так пусть она его счетчик и носит, раз это их общая ответственность.
Ктесс подумал и согласился.

8 глава.

«Повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову сломить», – подумала Мария, наблюдая, как ее знакомые жуки вылезают из своей лодки. У нее с утра болела голова, она наглоталась таблеток, которые нашла у Каски в аптечке на втором этаже виллы и пропустила школу. Настроение было отвратное, к тому же в крокодильнике пропал один из крокодилов, самка. Эфиоп, раб Каски, искал ее по всему побережью, не нашел, и теперь ворчал, поливая в овраге грядки со своими пропитанными синтетикой помидорами.
Эти помидоры – притча во языцех. Есть их нельзя, Каска несколько раз предупреждал, мол, помрешь от расстройства кишечника. Но Эфиоп их регулярно высаживал каждую весну и тщательно за ними следил. Они вырастали на диво: крупные, сочные, янтарно-желтые и розовые.
Рез с Кетом подошли к сидящей на берегу Марии и поздоровались.
– Куда теперь? – спросила она хмуро. – На кого нападем? На крыс?
– Потом.
– Вот как! А вы уверены, что я вот так вот схвачусь и полечу с вами опять в космос?
– Ты ведь взрослый человек, инопланетянин. Ты понимаешь, что после того, что ты сделал, спокойной жизни тебе не светит?
– А кто меня соблазнил?
– А ты бы не соблазнялась.
Мария встала, стряхнула песок с платья и собралась уйти. Рез спокойно произнес:
– Подожди, сядь.
Мария подчинилась:
– Ну?
– Начальник нашего общего диппредставительства очень зол.
– Плевать.
– Нет. Он быстро тебя тут поймает, иноплеменник. И твое собственное диппредставительство не сможет тебя защитить. Да и не станет. За такое художество полагается топором по шее по всем законам. Но у Ктесса к тебе предложение. Раз ты засветилась – бери счетчик начальника диппредставительства.
– Но у нас есть диппредставительство. Целых два.
– Ктесса они не устраивают. Они локальны и за фауну на континенте не отвечают. А у вас очень много цивилизаций теперь. Прежние дикие животные обрели навыки общественного устройства. Волки, акулы, членистоногие. Потомство твоих предковых нуждается в диппредставительстве, есть даже шумеры. Ну, как? Попробуешь? Ведь туда-то ты всегда успеешь?
Получается – либо смерть, либо тяжелая обязанность. Но ведь Мария так и прожила свои девять лет жизни. Приходилось отвечать сначала за кормилицу, потом, когда мать начала деградировать – за нее. Теперь она в ответе за крокодилов, Эфиоп так и решил про себя, что это сугубо ее дело. Мария протянула руку:
– Давайте!
Кет снял с передней лапы наверченный на нее счетчик чернотелок. Он был из многранников черного алмаза, отражающих и разбивающих спектр, нанизанных на пластиковую нитку вроде резинки. Мария надела браслет на руку.
– Работает он так…
– Я разберусь.

Дентр изменился на глазах: лицо посерело и осунулось. Но он продолжал молча наблюдать, как вошедшая в зал Мария поливает цветы на окнах. Она развела целую оранжерею, предковые удивлялись: где, мол, в наше время можно достать такие цветы. Шумер же не врубался, в чем дело. Насколько он знал, этот космический гомо крайне непритязателен. Молодая девица, наученная матерью шить, сама шила себе туники из грубой ткани. Это был как бы космический костюм, но на взгляд окружающих он очень напоминал стандартную одежду рабов в ойкумене. А когда Каска однажды заставил подопечную надеть на шею цепочку с сапфиром, чтоб поучаствовать в большом приеме на вилле, девица прямо при всех выкинула его в окно. Хуже всего, что этот кулон угодил в крокодильник и один из обитателей его слопал.
Теперь на левой руке гомо красовался черный, по-видимому очень дорогой, браслет. Когда она вышла, Клавз заметил с одобрением:
– Взрослеет, слава богу. И вкус неплохой.
– Нет, – откликнулся со своего места Рамалий.
– Что – нет?
– Ты глуп, Клавз, вот что нет. Этот гомо никогда не станет носить украшения. В их обществе камни носят только проституированные.
– Тогда что у него на руке?
– Это? – Дентр вздохнул. – Это счетчик начальника дипломатического представительства.
И добавил:
– Помоги нам бог! Что же будет?
– Мы не уследили, – кивнул Рамалий. – Но ты не отчаивайся, старший. Может, оно и к лучшему.