Мы новый мир построим. 8 часть

8 ЧАСТЬ.

1 глава.

Акула-молот кружила по отмели и била хвостом. Начальник стоял, глядя в воду таким странным взглядом, что иноплеменникам невольно показалось – он сходит с ума. Кровь ручьями стекала с изорванного предплечья, но гомо не торопился уходить. Наконец он встряхнулся и, шатаясь, отправился прочь.
– Это что же, он с охранником не поладил? – удивился Дентр.
– Нет, это из Атлантики кто-то… – неохотно ответил Рамалий.
– Пещеру внизу охраняют? – спросил Тин.
– Ну да. Эти же и охраняют.
Потом, помолчав:
– Они не все согласны с новым диппредставительством. Приплывают из океана и нападают. Но, в любом случае, в саму пещеру соваться не рекомендую.
– Почему ты решил, что я собираюсь?

Новое диппредставительство по ночам перестреливалось с главным галактическим, а днем начальник являлся на территорию новенького. Это было смехотворно, но подобные отношения наводили на мысль. Сколько раз уже Ктесс, разбив и захватив вражеского полководца, убеждался в том, что тот просто-напросто влюблен в него. Конец таких особей был страшен: лодка за первым сектором. Ктесс не увозил несчастного к себе в платиновый замок, а убивал его на месте. Все равно, кто это был: шумер, волк, гомо, галактический паук или люканец. Кар рассказывал, ошметки побежденного врага потом приходилось шлангом смывать со стенок лодки вместе с кровью.
По диппредставительству ползли странные слухи, что новенький, мол, по ночам бродит по коридорам платинового замка, а однажды даже заглянул в камеру смертников, всю заросшую паутиной. Он отловил с десяток пауков, но в гравитационном отсеке они от него сбежали и уже начали там оплетать паутиной проводку.
– Зачем он это делает?
Ктесс пожал плечами:
– Является с ответным визитом.
– А пауки ему зачем?
– Мало ли. Может, понравились.
Однажды вечером, когда Ктесса уже не было в зале, Кар проговорился, что начальник застал новенького спящим в коридоре у его дверей.
– Это как? – не понял Фот.
– Умаялся и заснул.
– А Ктесс?
– Посмотрел-посмотрел и прикрыл дверь.
В пещеру обычно Ктесс новое начальство первого сектора никогда не вызывал. Это было понятно: там гравитационный компьютер. Он предпочитал вызывать с суши, с виллы, где компьютер незащищен и где собеседника можно застрелить гравитацией. Того, что его пристрелят, новенький, конечно, не боялся, но на связь выходил неохотно и, бывало, очень грубил. Ктесс армейские шутки выносил с трудом. Плохое воспитание – бич божий.
– Ты сидишь передо мной раненый, гомо, и это уже не в первый раз.
– Я не ранен, я недавно родил, – угрюмо отпарировал новенький.
Ктесс откинулся в своем кресле, брови у него поползли вверх:
– Поздравляю! И кого тебе бог послал: сына, дочь?
– Выкидыш.
– Ты бы лучше подлечился как следует, вместо того, чтоб утверждать, что ты мотался по космосу на сносях.
– Тебе не стоит этим заниматься, – веско добавил Ктесс.
– У тебя есть потомство, – завистливо заметил гомо.
– Я – другое дело. Я самец.
– Ей что же, наплевать, что ты массовый убийца?
– Она на это не смотрит.
– А на что она смотрит? – с нескрываемым интересом спросил 7-7-1.
– Ну-у… на все остальное.
– Таковы издержки профессии, – добродушно объяснил Ктесс. – Самец военный плодится недуром, а самка предпочитает оставаться в стороне, чтоб не нарожать убийц и насильников. Впрочем, вы тоже все разные…

2 глава.

Зону радиации очистили полностью и предложили предковым ее заселить. Но одичавший на территории гомо не желал возвращаться в свою исконную область. «Это резервация, – говорили предковые, – а тут, значит, будут жить ведьмаки и шумеры». На самом деле, так оно и было, но на территории, подведомственной новому диппредставительству, было многое запрещено, например, выращивать скот на мясо. Коров, свиней, коз объявили разумными существами и покушаться на их жизнь значило то же, что покушаться на жизнь гомо. За прежней же чертой радиации можно было делать, что душе угодно, хоть заниматься каннибализмом. С одной поправкой: за жизнь предкового на новом месте теперь отвечала его мадам, а не он сам.
Начальник решил, что предковому особо себя ущемлять не придется. За жилье и питание ведь всегда отвечала самка. Только за научные исследования и военные подвиги отчитывался самец. Но воевать и предаваться научным изысканиям гомо больше ни к чему. Предковый постепенно снимался с места и уходил, а ведьмаки, гуманоиды и шумеры вздыхали с облегчением.
– Мадам! Не извольте беспокоиться! – втолковывал начальник пожилой самке в платочке и цветастой юбке. Мадам была скрючена годами, но бойка на язык. «Кушать, кушать, что мои внуки там будут кушать?»
– Что захотите! – начальник говорил, и при этом кланялся старорежимным военным поклоном. Иноплеменники на крыльце виллы смотрели со смехом: кушать-то можно что угодно, а вот попробует пусть он, сын или муж, покуситься теперь на нее или сказать ей что-нибудь из прежнего словесного арсенала! Начальник предупредил: при малейшей жалобе самки резервация превратится в концлагерь. Газовую печь обустроить недолго. Но предковый все равно снимался с места и уходил.

– Клавз, меня попросили передать тебе…
Клавз поднял голову и внимательно посмотрел на говорившего.
– Да, так вот. Меня уполномочили…
Теперь уже все сидящие за столом смотрели на Кассия.
– Ты ведь не собираешься служить внизу?
– Нет, не собираюсь, – насмешливо отвечал Клавз и опустил голову в свое чтиво.
– Тогда тебе взамен счетчика начальника дипломатического представительства предлагают корону.
– Чего? – вытаращил глаза Рамалий.
– Ты станешь нашим монархом.
Клавз молчал.
– Ну, как?
– Я согласен.
– Чушь какая! – возмутился Дентр.
– В самом деле, непонятно. Какой из него монарх? – согласился Тин. Крис молчал и ехидно улыбался.
– Просим! – вдруг воскликнул один из предковых.
– Долгих лет, счастливого царствования!
– Будь справедлив, будь милостив!
– Правь с умом, слушай мудрых советов!
Инопланетяне выглядели совершенно ошалевшими от этих возгласов.
– Ну, в конце концов, это не наше дело, – вздохнул Дентр, – мы тут чужие.
– Да он же все камни из короны вытащит и съест! – продолжал протестовать Рамалий.
– И вот еще что, Клавз, – невозмутимо продолжил Кассий, – меня попросили выяснить у тебя, какого цвета ты хотел бы венец и какие камни?
– Ну надо же! – воскликнул Крис, он почти смеялся.
– Платиновый. Или из белого золота. А камни либо белые, либо зеленые.
– Прекрасный вкус! – одобрил Дентр.
– Нет, это ни в какие рамки не лезет, – Тин захлопнул папку и вышел из зала.

3 глава.

Каждый вечер без пятнадцати шесть новое правительство пускало по всем трубам и водопроводам керосин. Население предупреждали, чтоб были осторожней с огнем. Делалось это в целях профилактики холеры, но предковые шутили, мол, лучше бы спирт. Марк тоже не понимал. Ведь керосин – слабое средство, да и противно.
– Нельзя пускать по трубам наркотик, – втолковывал начальник. – Мы так все население споим.
В лесу за виллой бил родник, очень холодный и чистый. На лесную зону профилактика не распространялась, и Цинна мылась здесь регулярно в свое удовольствие. На этот раз, стоило ей сунуть голову под струю, как из лесу вышли двое самцов предкового вида. Одного она знала – Руфий – уполномоченный от резервации. Цинна посмотрела на них и продолжила намыливать голову предковым шампунем.
– Мы по поводу устава… – начал Руфий.
Цинна фыркнула:
– Сейчас.
– Плохое место для купания, – заметил второй.
– Здесь нет керосина.
– Так ведь вода ледяная!
– Мы арктические.
Цинна закутала голову полотенцем и выпрямилась.
– Ты прямо так, не стесняешься? – кивнув на ее мокрое тело произнес Руфий.
– Чего мне тебя стесняться, иноплеменник, – угрюмо возразила Цинна. – Что у меня, третья рука из жопы растет?
Она натянула через голову тунику:
– Пойдем!
В лесу шуршали опавшие листья и было тихо. Говорили, правда, что кое-где слышали птиц. Может, кто и слышал. Птица в наше время не меньшая редкость, чем бабочка.
– Я по поводу резервации.
– Да?
– Вот тут у меня список, – Руфий протянул листок, – тех из наших, кто согласился отчитываться за прошедший год. Все самки, – веско добавил он.
Цинна пробежала его глазами.
– Не надо. Никто ни за что не поверит этим дамам. Придется еще сначала выяснить, может, они пытаные.
– Как можно!
– Все можно. Ты здесь давно?
– Да. То есть, я постоянно тут нахожусь, при наших.
– Вот пусть и отчитываются перед тобой. А ты уже – перед новым начальством, кто бы там ни был.
– У тебя разумная форма черепа, – объяснила начальница. – Бог тебя знает, конечно, разумен ты на самом деле или нет, но ты не отказываешься работать, вот и работай.

Группа иноплеменников стояла возле береговой линии и мирно беседовала. Со стороны сектора 3-3-5 приближались двое, издалека было видно, что один из них – самка: волосы висели чуть ли не до пят. Кроме того, она была голой. Тин, брезгливо поморщившись, отвернулся, а Рамалий уставился, как громом пораженный.
Второй был начальник. Увидев инопланетян, они остановились, видимо, прощаясь. У голой дамы на поясе висела текила, начальник, слава богу, был одет. Дама притянула к себе начальницу, сладко поцеловала ее в губы и ушла по берегу в сторону песчаного мыса. Начальница продолжала стоять, глядя в воду. Потом зашла поглубже и нырнула – на службу.
– Ну и ну! – осуждающе произнес Рамалий.
– И что? – Дентр смеялся.
– Так это ж гомо из четвертого сектора.
– Немытая, нечесаная, но так, на вид – ничего, – констатировал Аррунт.
– Мерзость какая! – сплюнул Тин.

Крис сидел и вздыхал. Тин смотрел на него иронически. Он постепенно выздоравливал и все вокруг вызывало в нем спокойную насмешку.
– А ты что же, не думал, что этим кончится? – не выдержал он.
– Думал… я их предупреждал.
Дентр тоже смеялся, но Рамалий, как всегда, был серьезен:
– Они просили у начальника самку. Ну… он и сделал им самку.
То есть, отловил пару личинок и стимулировал их к развитию. Но эти мадам пришлись черным шумерам не по вкусу: сухие, большеглазые, молчаливые. Похожи на каких-то стрекоз. Шумерское общество поразила депрессия. «Это что же, мы от таких будем размножаться?» А потом началось. Белые шумерки ведь служат в полиции рядом с черными самцами. Двое не поладили и подрались. Самец убил в драке мадам и, ничтоже сумняшеся, нырнул с нею в городскую канализацию и там оплодотворил. Это так и осталось бы единичным случаем, если бы не личинки. Среди шумеров прошел слух, что они вполне жизнеспособны!
Теперь, бросив вызов мадам и победив ее, шумер нес ее не к берегу моря, а именно туда, на то самое место возле коллектора на городской улице.
– Не переживай, Крис. На то воля божья. Это ведь начало шумерской цивилизации, – успокаивал Дентр.
– Новый вид шумеров, – глумливо констатировал Тин, – канализационный шумер.

4 глава.

Марку было поручено показать корону Клавзу. Где начальник ее взял, оставалось невыясненным, но Марк знал, что в последнее время Цинна много пьет, а по пьяни летает в своей лодке в пятый сектор. Марк не ошибался: это была именно шумерская корона, выполненная с ювелирным качеством.
– Он сказал – сойдет.
– И все? А… как отреагировал?
– Глаза не зажглись.
Цинна вздохнула.
– Начальник… ты где ее взял? – робко спросил Марк.
– Украл. В шумерском музее.
– Господи!
– Ну и что? У них она просто лежит пылится, а нам нужна.
В свой следующий выходной 7-7-1 загрузил в лодку метиловый спирт и отправился отдыхать – в степь на берег Енисея, на свое излюбленное место. Он пил, но не мог отвязаться от мысли: не нравится, не нравится корона, не будет носить! Он плюнул, сел в лодку и полетел в пятый сектор.
Шумерский музей располагался под открытым небом и его никто не охранял. Что же, значит до сих пор никто ничего не спер? Тут лежали редкие камни и артефакты. После того, как отсюда унесли корону с белыми брильянтами, никто не побеспокоился. В то же время было видно, что пропажу заметили: на месте исчезнувшего обруча лежал другой, видимо, принесенный из хранилища. Ну – кради не хочу!
Новый обруч гомо не понравился, и тот, что лежал рядом – тоже. А вот этот, вот это да! Ярко-красные алмазы. Клавз, правда, просил зеленые. Может, взять сразу две? Но Цинна решила не жадничать. Она отыскала на прежнем месте корону из платины с крупными травяно-зелеными алмазами, которую приметила еще в прошлый раз, повертела ее в руках, села в лодку и отчалила. Она даже не догадывалась, что из соседнего помещения за нею внимательно наблюдают.

– Это он, ваш новенький.
– Почему ж вы его не задержали?
– Мы шумеры. Если животному нужна корона – шумеру не жалко.
Мерис помолчала.
– Если б он украл только одну. Но зачем ему две?
У Ктесса в голове внезапно возникла мысль, очень неприятная.
– Возможно, он просто дурно воспитан.
Мерис отключилась, а Ктесс соединился с виллой на планете новеньких. К компьютеру подошел Дентр.
– Ты знаешь, что ваше начальство мотается в пятый сектор?
– Ну и что?
– А то, что он может оттуда просто-напросто не вернуться.
– Наш-то? Вернется!
– Скажи, он у вас клептоман?
– Не замечали.
– А драгоценности любит?
– Да… вроде бы нет.
– Зачем он спер у Мерис сразу две древние короны из музея?
– Две?!
Дентр опустил голову и поморщился:
– Тут такое дело… Ну, в общем, Клавза собираются короновать.
Ктесс откинулся в кресле и лицо его налилось кровью:
– Передай Клавзу, если он позволит нахлобучить себе корону на голову… только помыслит об этом – пусть знает – будет править грешными душами в аду!
Экран погас, и Дентр повернулся в зал. Крис сидел и смеялся, а Тин был мрачен, как последний день обреченной цивилизации.
– Зачем тебе две короны, Клавз?
– Мне и одной не нужно.
– Но ведь ты не отказался?
– Нет. А зачем отказываться?
Потом, помолчав, важно добавил:
– Начальник сказал, что я прямо там, на коронации смогу выбрать.
Крис покатился со смеху, а Рамалий тяжело вздохнул.

5 глава.

Предковые заметили странное выражение на лицах иноплеменников: Рамалий и Крис смотрели удивленно, Аррунт ошарашенно помотал головой, а Тин и Дентр выглядели рассерженными. Глаза всех присутствующих обратились к Кассию, так как они знали, что инопланетяне им ничего не объяснят.
– Синего света стало больше, – недовольно пробурчал Кассий. – Я не знаю, почему.
– Это наше начальство поссорилось с соседями, – попытался разъяснить Рамалий. – С нашими, то есть.
– С люканцами? Ну и что?
– Они изменили спектр Соса, – со вздохом произнес Крис. – Звезда люканцев посинела.
– И что теперь? – с опаской оглянулся на окна один из предковых.
Никто ему не ответил.
– Он давно пил? – обернулся к Рамалию Дентр.
– Две недели назад.
– И до чего допился?
– До паучьих танцев, до чего же еще.
Имелось в виду, что, дойдя до кондиции, начальник исполняет «танец паука», голый, вымазавшись весь с ног до головы черными и желтыми полосами. Он, было дело, исполнил этот танец перед крысами во втором секторе, когда они расчищали место для музея. С тех пор и пошла фраза «допиться до паучьих танцев». Но на службе он не был пьян. И даже не сильно поссорился с соседкой. Просто она смотрела насмешливо: не посмеешь! И Цинна принялась спрашивать звезды, с которыми у нее был договор о контакте:
– Нужны мы? Люканцы?
В конце концов звезда люканцев вспыхнула и из ярко-желтой стала синей, а гравитационный компьютер Люка вышел из строя.

Инопланетяне продолжали посещать планету. Причем норовили сесть в таких местах, куда нормальный землянин не сунулся бы. До местной полиции дошли слухи, что шумеры отловили какого-то бедолагу в тайге, убили его и съели. После пиршества они заболели и, все по очереди, померли. Начальник требовал ясности.
– По бинарной номенклатуре: кого, конкретно, вы там сожрали?
Но Марк молчал. Либо не знал, либо чего-то боялся.

Иноплеменник сидел и непонимающим взглядом смотрел на всех. Что за зверинец, правда? И гомо, и гуманоиды, и шумеры, и даже люканцы! А стены зала? Кому это позволено вот так, в открытую, заниматься исследованиями, отрицающими существование бога? Чье, вообще, это жилище? И что это за гомо? Сидят рядом с керогеновым мертвецом, неразумные, что ли?
Начальник вошел и прежде всего налил себе заварки из чайника. Он был бледен, с бескровными губами и тяжелым взглядом. Но с его приходом обстановка в зале как-то сама собой расслабилась, и пришелец уже благосклонней посматривал на окружающих его самцов.
– Ты откуда, инопланетянин?
– Из второго сектора.
– Ну да, конечно…
Начальник помолчал, отхлебнул из чашки и спросил:
– Инопланетянин, а почему вы сразу ко мне не явились, а полетели жаловаться высшему начальству?
– По поводу чего?
– По поводу комет.
– Каких комет?
– Вы не из-за комет?
– Нет.
– А из-за чего же?
– Мы хотим купить у вас гравитацию.
Начальник еще раз хлебнул:
– Я вот сейчас допью, и мы пойдем поговорим.
Потом, посидев и понемногу приходя в себя от чифиря:
– Инопланетянин, запомни сам и передай всем, кому можешь: здесь приземляться нельзя, а сюда являться – тем более. Ты видишь, кто тут? Здесь пока нет цивилизации. Съедят – и костей не оставят. Для вас есть сектор 3-3-5, он обозначен на карте. А сюда является только наш главный, он их не боится, потому что хорошо их знает.
Цинна вымыла чашку и убрала в шкаф:
– Пойдем.
Внизу они говорили на межгалактическом, потом голоса исчезли. Через какое-то время снова послышался голос начальника:
– Я не знаю, где он их взял. Если из-за четвертой временной прослойки – ладно, а если они чьи-нибудь?
– А он сам что говорит?
– Говорит, не помню. Но это можно поверить, он после пьянки в самом деле ни хера не помнит.
– Я его знавал когда-то, в прежние времена.
– Вряд ли он с тех пор сильно изменился.
– Симпатичный малый.
– Он простой, бесхитростный.
– А Октопус работает?
– Только если ему это самому выгодно. Но он много для нас сделал в самом начале.
– Сбежит.
– Нет. Он теперь крепко привязан. Он влюблен.
– О! И кто она?
– Береговая акула.
– Сложный выбор.
Молчание.
– Странный ты инопланетянин. Ты биолог по образованию?
– Нет. У меня нет образования, только начальное.
– Мать дала?
– Да.
– А она кто была по профессии?
– Математик.
Молчание.
– Морские гомо из первого сектора спиральной галактики. Странные вы инопланетяне.
– Пришельцы.
– Вокруг полно пришельцев. Ты думаешь, если ты перелетел из одной галактики в другую, ты сильно изменился?
Потом:
– Ну, будь здоров, инопланетянин!
– Ты тоже. Не забудь про сектор приземления.
– Не забуду.

6 глава.

Фот сидел за своей установкой и непроизвольно почесывал шею. Окружающих это раздражало, и они постоянно на него оглядывались.
– Что с тобой? – наконец спросил Ктесс. – Ты обжегся, что ли?
– Прошу прощения. Нет.
Он помолчал немного:
– Я, собственно, не знаю, что произошло. Решил наведаться в камеру смертников, посмотреть на наших паутинщиков, может, что-нибудь придумаю. Ну, и собрал это со стены.
– Что?
– Мелкие членистоногие. Паукообразные, очень редкие, я не знаю, откуда они. Мазь против них плохо помогает.
– А в гравитационном отсеке в проводке полно каких-то странных насекомых, – отозвался со своего места один из пауков.
– Это тараканы, – компетентно выступил Тер.
– И те, и другие водятся на планете новенького, – заметил Ктесс.
– Это что же? Это он нам хамит? – спросил со своего места Мет.
– Вряд ли. Ему не к лицу.
– Он их привез в качестве эскорта, – отозвался Фэр. – Только он ошибся. Та особа, которая ночью порхает по коридорам, не его, а из соседней вселенной.
– Какая особа? – Кар повернулся в зал.
– Шумерка-бабочка.

7-7-1 не ошибся, он знал, что зеленая бабочка не его. Эти шумеры селятся на береговом склоне под водой возле островов в Атлантике. Пришельцы, у них совсем другой рисунок крыльев, не такой, как у местных. Молодая самка ночью залетела к нему в сарай и крыльями выразила желание: «Хочу домой». Скорее всего, сбежала из-под коронации, так бывает. Отвезти ее в соседнюю вселенную он не мог, так как не знал, где они там живут, поэтому отвез в дипломатическое представительство, а вместе с нею тараканов и чесоточных зудней. Не в качестве эскорта. Начальник думал, что, если его континент сгорит во время войны, хотя бы членистоногие останутся живы.

Начальник лежал на жесткой траве под открытым небом. Тучи неслись по нему, было холодно. Холод и ветер – это то, к чему вышедшие из морской бездны предки начальника привыкали миллионами лет. Они прошли в этом мире четыре стадии развития – восемь последовательных биологических видов – и вполне могли бы считаться местными. Если бы все равно не оставались пришельцами…
Цинна почувствовала на своем лице прикосновение лапок насекомого. Что такое? Ведь уже октябрь. Кто ползает по лицу? Цинна приподнялась, и белая полупрозрачная бабочка упала в траву. Довольно большая – с ладонь. Она расправила крылья и мелко-мелко затрепыхала ими. Цинна плохо знала язык шумеров-насекомых. Они, вообще-то, прекрасно владеют звукоподражанием, но этот экземпляр говорить не хотел. Он перестал дрожать и снова сел ей на щеку. Потом вспорхнул и исчез – в инвертированное пространство.
Цинна поняла только, что это не единственный. Они где-то есть, а чего хотят – неясно. Любой другой иноплеменник на ее месте пришел бы в ужас, обнаружив в своем мире белую бабочку. Ими матери пугают детей. Они – одни из самых могущественных инопланетян в космосе, а живут постоянно в третьем секторе, рядом с тамошними гуманоидными шумерами и очень часто скандалят друг с другом.
Цинна размышляла: они не могут не знать, что скоро война. Что собираются делать, улетят или останутся? А, если останутся, может, помогут?

7 глава.

– Цинна, у тебя совесть есть?
– А зачем они тебе, Каск? Ну зачем тебе сейчас столько денег?
– Вместо того, чтоб меня донимать, ты лучше отбей руку у Котовского и снеси в ломбард.
– Они мне не поверят, – угрюмо пробурчала Цинна. – Не поверят, что это платина. В лучшем случае решат, что это свинец.
– Вот что. Я выдам тебе все твое наследство и делай с ним, что хочешь.
– Это сколько?
– Четыре миллиона.
– Зачем мне столько? Что я на них, памятник Александру Македонскому закажу?
Один из предковых в глубине зала громко хмыкнул. Ктесса за столом не было, и предковые чувствовали себя свободно. Их почему-то в этот день набилось не меньше десяти гомо.
– Мне надо всего двести тысяч. Ведьмаки за меньшую сумму работать не согласятся.
Каска на экране исчез и вслед за ним возникла красавица-люканка.
– Рэм, давай сделаем это.
– Я тебе уже все сказала.
– Ну как я это сделаю?
– Не мои проблемы. Хочу Кута. В психушку.
Экран погас, и начальник вызвал Ктесса.
– А, новенький! – весело произнес Ктесс. – Мое почтение! Что скажешь?
– Ктесс, чего ты хочешь за то, чтобы уладить мой скандал с соседями?
– А что ты можешь мне предложить?
– Что пожелаешь.
– Не нужно унижаться, иноплеменник. Милосердия тебе не будет. Ни потомству твоему, ни соседям твоим.
Экран погас. Потом возникла недовольная физиономия Марка.
– Где Цит?
– Понятия не имею.
– Но он хоть во что одет?
– Голый.
– Как голый?!
Помолчав:
– Марк, здесь будет очень плохо в ближайшее время.
– Сколько?
– Недели две. Подберите ему что-нибудь.
– Подберем.
Экран погас, а Цинна принялась хлопать ладонью по принтеру, чтоб он выдал чек. Получив чек, она вытащила из-под стеллажа залезшего туда кролика.
– Маленький! Пойдем отсюда, – она звучно чмокнула зайца в макушку.

Начальник лежал на траве, задрав ноги на закраину крокодильника и миловался с кроликом. Заметив толпу приближающихся предковых, он сел и прислонился спиной к крокодильнику, продолжая тискать зайца. Тот, видимо, был счастлив и кряхтел. Породистый декоративный кролик, бежевый с вихром шелковистых волос между ушами. Все на вилле знали, что на территорию его принес Рамалий, но никто не понимал – зачем.
– Ты издеваешься над ним, что ли? – однажды не выдержал один из предковых.
Рамалий смолчал. Но Дентру он признался, что кролик – отряженный от конгрегации млекопитающих. Волки и кролики хотят, чтоб у них было отдельное диппредставительство.
– Ну, так он, значит, говорить умеет?
– Умеет.
– А почему не скажет?
– Так велено. Надо, чтоб начальник расчувствовался и сам им это предложил.
Начальник расчувствовался. До того, что запил и в понедельник не явился на службу. А потом исчез с планеты вместе с кроликом.
В пещере работал паук-химик из четвертого сектора. Никто официально его правопреемником не признавал, но как-то так само собой вышло, что он занял место между начальником и Мадам.
– Боюсь, что он чужой, – со вздохом сказал начальник, когда паука в пещере не было. – Слишком много знает. Откуда? Скорее всего – он беглый из третьего сектора.
– Мой, – твердо заявила Мадам.
– Ну, твой, так твой. Тебе решать.
На самом деле мысль, что правопреемник в конце концов нашелся, была просто обалденно, как радостна. Гора упала с плеч. Мой или не мой – какая разница? Цинна надеялась, что Мадам сумеет удержать возле себя всех троих самцов и еще четвертого – черную шумерскую личинку, которая, кстати, оказалась самкой.

Море было почти черным, хотя космический объект стоял в зените. Сама звезда, неяркая, потому что далекая, была белого цвета. Дул порывистый ветер, волны захлестывали дамбу дипломатического представительства морских гомо в пятом секторе. Цинна прижимала к груди дрожащего кролика, при этом дрожала сама. Не от холода, ее трясло от дикого волнения: по дамбе шли двое в космических костюмах.
Начальник, самец, подошел ближе и спросил, что ей нужно.
– В моем мире скоро война… я, скорее всего, погибну. Мы все погибнем. Я хочу… я хочу отдать вам свою любовь. Вот, – она протянула кролика, у которого мелко-мелко дрожали лапки.
Морской гомо улыбнулся и взял подарок на руки:
– О! Какой редкий зверь! Грызун зайцеобразный. Я буду его любить.
Гомо расстегнул на груди морской костюм, сунул за пазуху зайца, еще раз улыбнулся и отправился вместе с напарником по дамбе вдаль. Цинна смотрела им вслед – с души свалилась огромная снежная лавина.

8 глава.

Вилла мирно спала, в зале постепенно становилось темно. Руфий, который не умел читать в сумерках, стеснялся попросить, чтоб инопланетяне включили свет. Кроме того, сидевший с ним рядом странный мертвый вызывал в нем массу вопросов. Это был гомо, несомненно, но откуда? Разве в ойкумене есть такие? А если он не местный, разве мог он явиться сюда уже дохлым? Значит, его убили уже здесь, и мало того, что убили, еще и закерогенизировали. Скандал!
Кроме него и Кассия гомо в зале больше не было. Инопланетяне все в сборе, а Аррунт явился как на парад: в белой шелковой тунике и с огромными бриллиантовыми серьгами в ушах. Руфий поморщился: никогда местные самцы такого себе не позволяли. Занимались гомосексуализмом, конечно, но не афишировали. Инопланетяне – бесстыдники.
В это время в дверь вошел Ктесс в сопровождении заместителя и двоих пауков: Рета и Тела. Их местные давно знают. А вот эти кто? Гуманоиды, вроде. Один смуглый, мускулистый, высокий ростом, а другой как божий херувим: нежная кожа, голубые глаза, белокурые волосы.
Кассий машинально схватился за плакетку и запер бронированную дверь: все! Милости просим в консервную банку. Но инопланетяне на это никак не отреагировали. Внизу, в сарае у начальника, хлопнула дверь и раздались голоса. Кар уселся рядом с Ктессом и прямо возле мертвого неизвестного происхождения. Он повелительно произнес:
– Клавз! Включи-ка прослушивание. Кто это там, внизу?
Клавз неохотно подчинился и послышался явственно голос начальника:
– Ну, так что ж. Тебе приспичило, значит, если явился ночью. Ничего, послезавтра высплюсь.
– Послезавтра выходной? – голос говорившего был молод и звонок.
– Угу.
– Гай Роберт, ты заметил: они каждый вечер наваливают там стволов поперек тропинки, чтоб ты не пролез.
– Я их не боюсь.
– Боюсь, они тебя тоже.
– Зачем же загораживают?
– Ты им надоел. Ты, по их мнению, непонятно кто. Появляешься из ниоткуда и уходишь в никуда.
– Я всего лишь гомо-зеркальщик.
– А они всего лишь мертвые. Кстати, они верующие.
– Да ну?
– Ну да.
Воцарилось долгое молчание.
– Шумер с Аррунтом тебя тогда видели, когда ты инсценировал свою смерть.
Молчание.
– Ты их напугал до смерти. Всех. Они теперь думают, что я тут внизу общаюсь с космическим объектом. Они поймут, что к чему, и отловят тебя. Плохо тебе будет.
– Я к тому, что ты зря сюда мотаешься.
– Я тебе надоел?
– Нисколько. Ты интересный малый. У тебя есть мозги и читаешь много. Но ты тут сгинешь, и совершенно зря. Лучше бы занялся чем-нибудь.
– Вы, космические, все такие?
– Какие?
– Утилитаристы.
– Угу. Ты, кстати, тоже космический.
– А уборкой среди ночи заниматься зачем?
– Потому что ты меня разбудил. Не сидеть же зря, – слышится звук отжимаемой тряпки и звон ведра.
– Дом стоит не на земле, – с убеждением произносит начальник, – а на самке!
– Кто там сейчас? – Гай Роберт кивает на блестящие при свете звезд окна виллы.
– Никого. Только Клавз.
– И что он там делает?
– Читает, наверно.
– Цинна, а правда, что он твой правопреемник?
– Уже нет.
– Почему?
Цинна пожимает плечами:
– Сначала согласился, потом на службу не явился.
– Ну… другого найдешь.
– Не в том дело. Сколько угодно можно найти.
– Он тебе нравится?
– Не в том дело. Клавз талантливый. Он в ихней военной организации как бриллиант.
– Они все военные.
– Ну и что? Мне не военный нужен, мне нужен начальник.
Молчит.
– Отказался, сволочь! Ну что теперь будешь делать?
Опять молчит.
– Я б подождала. Меня Ктессов заместитель достал. Говорит, мой правопреемник у них в диппредставительстве превращался в крокодила.
– У них?
– Они его скопировали. Прежде чем выпустить обратно на родину. А Клавз, он… он дикарь. Он их обманул: не скопировался, а половину им оставил, половину – себе.
– Половину себе?
Цинна кивает:
– Половину себя – себе. Но нельзя, чтоб обо мне говорили, что мой правопреемник – крокодил!
– Этот заместитель тамошний – заноза.
– Говорят, он очень хорош собой.
– Не заметила. Что в нем хорошего? Он знаешь на кого похож? На комического актера. Сложное лицо, высокоодаренное. Рыцарь печального облика. Бедный Йорик, – Цинна сплевывает. – Как можно говорить начальнику, что его правопреемник – крокодил?
Помолчав:
– Теперь Ктесс уверен, что Клавз – магнитная копия. Он потому и утвердил его в правопреемниках.
– А он не копия?
– Не-ет! Клавз-то? Клавз – всегда подлинник.
Долгое молчание.
– Цинн, а правду говорят, что люканцы скоро взорвутся?
– С чего бы это?
– Ну, у них звезда, говорят, посинела.
– Посинела, но не взорвутся.
– Ты с тамошней начальницей не дружишь?
– Нет. Она допилась уже до маразма, а по-прежнему служит.
– Это она пьяна была, что ли?..
– Наверняка. И я тоже.
Молчание.
– Это потому, Гай Роберт, что одиночного пьянства для взрыва сверхновой недостаточно. Нужно коллективное. Но они все равно не взорвутся.
Помолчав:
– Они уже не меньше десяти взрывов этого самого Соса пережили. И ничего – живут.
– А почему он взрывается?
– Они ему не нравятся.
– Звезде?
– Ну да. Своей звезде надо нравиться.
– А мы нашей звезде нравимся?
– Вы – да.
– Почему?
– Вы местные. Солнышко вас взрастило, вскормило, на путь истинный наставило.
– А вас, значит, оно не любит?
– Я не знаю, Гай Роберт. Пришельцу тяжело в чужом мире. Любят его или не любят – вопрос десятый. И без того много проблем.
– Цинн, а те двое пауков, один из них зеленоглазый такой…
– Которых ты отловил?
– Я этого не говорил…
– Ну, так что ж… Я все равно знаю, что ты.
Помолчав:
 – Я не должна была их отпускать.
– Чего же отпустила?
– Жалко стало. Я Рэм вызвала из ее диппредставительства.
– Начальницу?
– Угу. Примчалась на всех парах. Тут вот, возле крокодильника. Стоят, понимаешь, хороши собой оба. Особенно тот, белокожий: как статуя из музея.
– Они тебе вряд ли за это благодарны.
– Нет, конечно. Ктесс их винит в предательстве.
– Ну и отдала бы.
– Ни фига! Чтоб эта Рэм их слопала? На нее самою без слез не взглянешь.
– Почему ты думаешь, что она собиралась их съесть?
– Дикий народ – дети звезд!
Долгое молчание.
– Гай Роберт, ты заметь, я тебя не спрашиваю, как ты это сделал. Но мне интересно знать: зачем?
– А ты уверена?
– Абсолютно. Ты здесь отирался на склоне и даже не пытался подойти ко мне, поздороваться, хотя мы с тобой давно знакомы…
– А ты почему не подошла?
– А зачем?
– Ну, узнать, как здоровье.
– Мне и так видно. Так зачем?
Молчание.
– Ладно. Возникает подозрение… ну, бог с ним. Я не понимаю, честное слово, на что ты, при случае, рассчитываешь.
– Ты за меня вступишься.
– Не сумею. Они злы на тебя.
– И Ктесс?
– Ну, Ктесс! Ктессу никакого дела нет до таких, как мы с тобой.
– Мелкие твари?
– Недавнорожденные.
– Он потомство не любит?
– А кто его любит? Кроме того – мы не его потомство.
Молчание.
– Цинн, а вот эта, что тут в цементе сидит…
– Ты ее видел?
– Видал разок.
– Это моя мать.
– Родная?!
– Нет. Приемная.
– А родная?
– Я ее не видела ни разу. Живет, работает где-то.
– У вас, в пещерном комплексе?
– Угу.
– Почему она тебя сама не растила?
– Она меня родила на заказ.
– Это чтобы…
– Ну да. Продала приемной матери за спирт. Та начинала деградировать, ей ребенок был нужен.
– Чтоб за ней следить?
– Угу.
– Так это – работорговля.
– Угу.
– У вас что же, и рабы есть?
– У нас все есть. Только то, что у вас официально закреплено законом, у нас проделывается тайком и обычно обозначается подходящим к случаю эвфемизмом.
– И проституция есть?
– И проституция и рабовладение, и тюрьма и психушка, и еще много такого, о чем вы, по чистоте своей и помыслить не можете, – Цинна вздыхает, – поелику вы дети невинные по сравнению с нами.
– А вы кто ж?
– А мы ежики.
– Кто-кто?
– Поэма есть такая.
– Чьего сочинения?
– Не знаю. Наша, лесная поэма, – садится на ступеньку лестницы, ведущей в овраг, рядом с Гаем Робертом:
Ежик вопит на весь лес:
Меня дискриминируют!
А другой ежик его спрашивает:
– Ты зачем лягушку в банку посадил?
Это дискриминация
Или это твой прадедушка
Цианистый калий кушать не хочет?
– Еще!
– Там полно похабени, Гай Роберт.
– Все равно прочти.
– Ежиха под кустом родила гусеницу.
Ежики забегали по лесу:
– Какая плохая бабочка,
Где живет такая бабочка?
Ежик ежику говорит:
– Это не та бабочка,
Которая на соседнем дереве живет,
Это та, которую коллекционер облизывал,
Прежде чем на иголку посадить.

Самая скверная тварь в лесу –
Это биолог. Он не любит ежика,
Он его спрашивает:
– Почему у тебя иголки зеленые?
Ты покрасился
Или это твоя мать
Переспала с кактусом?

Ежик застрял у ежика во чреве.
Их принесли в медпункт,
Думают: что делать?
А ежик и говорит:
– Вообще-то я ежиха!
Это меня оплодотворитель по пьяни
С любовником перепутал.

Ежик ежику говорит:
– Наши лягушки
На соседнем континенте
Совсем мозгами и телом усохли,
Придется их в ящерицах утвердить.

Ежиха сидит рядом с коброй
За компьютером,
Великий Инопланетянин говорит:
– Мадам, ну нельзя же так!
А она отвечает:
– Я с гантелью в боку
Теперь только змей рожаю.

Великий Инопланетянин
Говорит ежику:
– Что-то ты слишком колючий стал!
А ежик ему отвечает:
– Это я текилы убитых врагов
В спину понатыкал,
А на самом деле я давно лысый.
– А лягушки – это имеются в виду люканцы?
– Угу.
– Вы им родня?
– Нет. Мы родня одного из их предков.
– По симбиозу?
– Угу.
– Ну, значит, и не родня вовсе!
– Моя приемная мать до меня пыталась от Дентра зачать.
– Родила?!
– Родила, только неполноценного.
– Она что ж, была его любовницей?
– Угу.
– А почему они вообще тебя тут оставили?
– Не знаю. Знаю только, что старший люканец был какое-то время уверен, что я его дочь.
– ?!
– Он так на меня смотрел! Потомство. Последняя степень самцовой брезгливости.
– А когда понял, что ты не его?
– Когда понял, уже поздно было: инопланетяне мне счетчик на руку навесили.
– Слушай, Цинна, а вот та дама, которая летает и крякает…
– Ты ее видел?
– Нет. Брат рассказывал. Она сумасшедшая?
– Нет.
– А чего крякает?
Цинна пожимает плечами.
– Свои разве не боятся ее тут оставлять?
– Боятся. Тетис, она властная, так же, как и ее сын, кстати.
Помолчав:
– Они не сумасшедшие, Гай Роберт, они партийные.
– Коммунисты?
– Нет. Партия по переброске генетики.
– Это чтоб потомство было?
– Угу. Лицо общества.
– Все равно полоумные. Сынок, говорят, как спятит, так навезет тараканов в чужую галактику.
– Он не полоумный, он – мыльник.
Гай Роберт захлебывается смехом:
– Кто-кто?
– Наркомания такая. Как накушается мыла, так крышу сносит.
– А маман чего кушает?
– Маман амфиклек.
– Это что за вещество? Шампунь?
– Она хочет увидеть черного крокодила в соседней вселенной.
– Жуть. Зачем ей черный крокодил?
Цинна опять пожимает плечами.
– Я ее разок свозила туда в своей лодке.
– Ну и… видели?
– Видели.
– Мы с ней пробили временную прослойку. Они, люканцы, не умеют…
– Топорный метод?
– Нет. Просто гомо может себе позволить, люканцы – нет. Моя лодка – самоуправляемая.
– Биоробот?
– Угу. Такие лодки запрещены в цивилизации.
– Поймать могут?
– Да нет. Им до этого дела нет.
– Кому?
– Межцивилизационной полиции. Тетис сначала нервничала, мол, как получится. Потом успокоилась и сориентировалась. Уверенно повела меня на выжженную взрывом планету. Там еще остался свет от космического объекта. Белый такой, призрачный. Ну, он и вылез из скалы.
– Кто?
– Призрак. Призрак погибшего при взрыве. Черный крокодил. Огромный, зубастый, глаза горят. На меня не обратил внимания, а на Тетис зарычал. Как дракон. Потом ушел обратно в скалу.
– Жуть! Ей понравилось?
– По-моему – да. Мне Рамалий сказал, что маман довольна и предложил в свою очередь мне экскурсию.
– Куда?
– На Люк. Он, каждый раз, как я оказываю услугу его матери, оказывает услугу мне.
– Вежливый мальчик!
– Вежливый и почтительный.
– Они вообще считают духовные радости самым дорогим удовольствием в мире. Особенно радость получения новой информации.
– Информация стоит дорого?
– Очень. Я на чернотелок работала в космосе, а за это мне Рез с Кетом устраивали экскурсии по моей родной планете.
– А ты у них за спиной моталась по космосу?
– Это мое дело. Без них интересней.
– Зануды?
– Да нет. Просто они не все покажут.
– Что ж они тебе показали?
– Наши грехи продемонстрировали, помойку в Южном океане. Заодно и города этого морского шумера.
– И что ты о них думаешь?
– Ничего не думаю.
– Правда ли, что это – порнографическое искусство?
– Чушь.
– А что ж это?
– Своеобразный склад генетики. Любой специалист по культуре скажет, что это для отвода глаз. Он генетикой на дне занимался.
– Биолог?
– Нет, партиец.
Гай Роберт хохочет.
– Зря смеешься. Он, пока тут жил, заразил загалактических шумеров нашей генетикой.
– То есть? Местной?
– Угу.
– И что с нами теперь будет?
– Ничего не будет. За десять бед – один ответ.
– Это, ты имеешь в виду – война?
– Угу.
Гай Роберт зябко ежится и смотрит исподлобья.
– Не переживай, Гай Роберт, я вас отобью.
Гай Роберт какое-то время молчит, потом робко спрашивает:
– Ктесс-то сюда мотается, прощается с ними, что ли? – кивает на окна виллы.
– Угу.
– Его Дентр интересует?
– Вряд ли. Тот допился уже до маразма, с ним опасно дело иметь.
– А кто, морской шумер?
– Не знаю.
Садится снова на ступеньку:
– Тин теперь постоянно там и сидит перед ним раненый.
– Нельзя?
– Это неприлично.
– А кто его?..
– Кто-то на дне. Мои полицейские его армию перегнали за ночь с одного полюса на другой.
– Зачем?
– Спроси их. Он на меня думал.
– И Ктесс теперь хочет его достать?
– Это трудно.
– Почему?
– Потому что он заходит туда, как в клетку с тиграми: там двое люканцев, гомо-акульник и шумер.
– Чего же рискует?
– Не знаю, Гай Роберт. Может, полюбоваться напоследок. Ктесс коллекционер. Это как с бабочкой: красивое насекомое, залезло в консервную банку и собирается там подохнуть.
– Кстати, бабочки опять есть. И птицы.
Какое-то время молчат.
– Цинн, я слышал, даже соловьи есть?
– Соловьев слышал?
– Нет, что они есть.
– Это не одно и то же.
– А наши предковые зачем-то сняли все петли в начальных школах.
– Проверяют нас на прочность.
– Но вы же не стали никого преследовать…
– Нет.
– Почему?
– Потому что эти петли принадлежат всем и каждому. Кому-то они понадобились – вот он их и спер.
– Очень смешно! Петли из чистого золота!
– Ну, может, он собирается статую из них отлить.
– Гай Роберт, ты пойми – в этом мире теперь все твое. Бери что хочешь, и делай, что тебе надо.
– Но законы-то вы не отменили?
– Нет. Но ты можешь нарушить любой закон, если сумеешь доказать, что твое преступление против этого закона может быть возведено в общий закон для всех.
– Абсурд! Кто так живет?
– Лесные гуманоиды из третьего сектора.
– Обезьянки?
– Гордость вселенной!
Читает по памяти:
– Лесной гуманоид
Всегда отважен,
Лесной гуманоид
Всегда справедлив:
Если ты болен –
Скажи обезьянке,
Будешь здоров ты
И будешь счастлив!

Лесной гуманоид
Судьбы достоин,
Лесной гуманоид
Трудолюбив.
Если не знаешь,
Как построить –
Скажи обезьянке,
Она просветит!
– В космосе много поэзии?
– Есть.
– И скульптура есть?
– И скульптура, и живопись, и драматургия.
– Мы всегда думали, что инопланетяне одной наукой занимаются, а искусство им ни к чему.
– Так и есть.
– А откуда ж оно у них?
– Оно древнее. Сверхновые взрываются, жизнь заново возникает, постигает мир заново, открывает законы природы.
– Тоже заново?
– Угу. А искусство остается. Переходит, так сказать, по наследству.
– И кто им занимается?
– Все.
– Все?
– Нет такого инопланетянина, который бы не занимался искусством. Но его искусство ничего не значит для другого инопланетянина.
– Есть такое искусство, которое имеет значение для всех?
– Есть. Я вот думаю, наш Бетховен вполне сгодился бы для этой роли.
Гай Роберт смеется.
– И Микеланджело, и Есенин.
Гай Роберт захлебывается смехом.
– Зря смеешься, Гай Роберт, наш язык теперь котируется как межцивилизационный.
– Ну, язык – это еще не Бетховен.
Долго молчат.
– Я знаю одну планету в четвертом секторе, там родственники Ктесса живут…
– Гуманоиды?
– Нет, гомо-акульники. У них весь мир – одно большое море, и там, под грунтом, есть пустоты.
– Пещеры?
– Да. Так вот, в одной из этих пещер древний художник создал изумительные барельефы.
– На какую тему?
– На тему акульего секса.
– Это, как самец-гомо акулу оплодотворяет?
– Угу.
– Ну и ну! Порнография, значит.
– Нет. Подлинное искусство.
– Это, значит, кто-то из местных…
– Вряд ли. Гомо-акульники симбиотические, у них абстрактное искусство. Кроме того, если б это был кто-то из местных, они бы эту пещеру нашли.
– А они не знают?
– Нет.
– А ты как ее нашла?
– Случайно. После ссоры с Кутом моталась по четвертому сектору, искала убежище.
– Это… чтоб дезертировать?
– Угу.
– Я вот теперь думаю, война кончится, передам должность правопреемнику – и туда.
– С голоду помирать?
– У меня там склад таблеток и спирта.
Гай Роберт смеется.
– Спиртяшки, правда, надо еще подвезти.
– Это проблема?
– Межцивилизационная полиция за этим следит. Осторожно надо делать, так, раз в полгода, и понемножку.
Гай Роберт продолжает смеяться.
– Буду пить, размышлять и смотреть на шедевры…
– Неужели нас бросишь?
– А вы что, маленькие?
– Полководцев разве за дезертирство не судят?
– Полководцев?
Помолчав:
– А кому судить? Если полководец сдернет, то, естественно, и вся армия – тоже.
Гай Роберт, вздохнув:
– Нехорошо!
Долго молчат. Потом, Гай Роберт, робко:
– Цинн, ты правда собираешься Клавза короновать?
Цинна, снова берясь за тряпку и яростно оттирая порог:
– Да.
– Зачем?
– Для монархии, зачем же еще?
– А ты не… ты не планируешь ему просто отомстить?
– Клавзу-то? Нет. Кому-кому, а ему отомстить у меня не получится. Если б даже и хотелось…
– Ну… ты вон сколько платины навезла из космоса, и…
– И что?
– У тебя камней, что ли, не нашлось бы? Зачем было себя позорить, красть корону в чужом музее?
– Я сперла ее у врагов.
– Тем паче.
– Я не себя позорю, Гай Роберт, а свою профессию.
– Зачем?
– А вот за тем самым. Чтоб знали и потомству передали: полководец врагов украл артефакт из нашего музея.
Молчит, отжимая тряпку. Потом:
– Это мое личное убеждение, Гай Роберт, но моя профессия ничем не выше и не лучше проституции. Она так же стара, так же всем нужна и вызывает такую же брезгливость.
– Ну… проституция, это, конечно, низко…
– А война – это абсолютный нуль. Да, кстати, и душевные качества военачальников и проституток – очень схожи.
– Какие это?
– Доброта, например. Помнишь, как у Ницше: милосердие – добродетель публичных девок?
– И… военачальник должен быть добр?
– Иначе не получится.
– Слушай, а вот Ктесс…
– Ну и что?
– Он стал бы красть?
– Нет, что ты. Он профессией гордится. И очень не любит тех, кто ее позорит.
– Таких как ты?
– Нет, не думаю. Я не бог весть что. У него на его веку бывали субъекты определенного типа. Большие таланты. Лупит и лупит вокруг, никакого сладу нет, силы кончились – и все: лапы на клавиатуру.
– А ты? Если тебе предложат?
– Сдаться, что ли? Нет, Гай Роберт, я не сдамся. Как, ты подумай? Здесь растут мои тополя, летают мои пчелы, плавают мои акулы, прыгают мои кролики. Я, если проиграю – то погибну… вместе со всеми.
Помолчав:
– Жизнь прошла в поту и крови… Я думала… обойдется. Но нет. Оно пришло на порог.
– Что?
– Возмездие.
Долго сидит молчит, тиская в руках мокрую тряпку. Потом встает, уходит к себе в сарай, является снова с подобранными под кожаную повязку волосами и со счетчиком на руке.
– Хорошо поговорили, Гай Роберт, но мне на службу пора.
– Можно с тобой?
– Куда это?
– На берег?
– Пошли.
Долгая тишина, потом с побережья доносится звучная прекрасная песня:
– За окнами шумит метель,
Роняя белых пчел,
Друзья, запенив хмельный эль,
Поставят грог на стол…
Мет стоит возле начинающего светлеть окна и внимательно слушает. Потом:
– Красивый голос!
Рет (он сидит за столом возле Клавза, напротив Аррунта и Тела):
– Фальшивит.
– Ты разве знаешь эту мелодию?
– Догадываюсь. На инструменте он правильно играет, а для вокала слуха не хватает.
– И на инструменте неправильно играет, – Кар кивает на Руфия: – это не его инструмент, а вот ихний.
Кассий поднимает голову от своего чтива:
– А если, например, в музыкальную школу отдать?
Кар, вежливо:
– Ну да. Им там слух выправляют за клавишным инструментом.
Кассий опять опускает голову. Ктесс, прокашлявшись:
– Инопланетяне, а вот там прозвучала поэзия… поэмы эти, про гуманоидов, про ежиков… чьи они?
Рамалий:
– Мы первый раз слышим.
Ктесс:
– Похабный ежик! А ей, родительнице, голову уже снесли?
Рамалий:
– Не собираются.
Ктесс:
– Какие смелые ежики! А ящерицы что думают?
Рамалий:
– Ничего не думают.
Ктесс:
– Совсем мозгами усохли?
Рамалий пожимает плечами: мол, что поделаешь!
Ктесс:
– Нет, честное слово! Ничего не поймешь, а вот так послушаешь-послушаешь и начинаешь понимать, почему у меня крысы за одну ночь из одной галактики в другую перелетели.
Кассий:
– Поэм наслушались?
Ктесс вздыхает. Мет, обращаясь к Дентру:
– Люканец, а ты это как же ей, инопланетянке, ребенка сделал?
Дентр:
– Развратная была ежиха!
Молчание. Мет долго с интересом и жалостью смотрит на Аррунта:
– Гомо-акульник, а ты как тут оказался?
– Мать родила на побережье.
– И она что же, в космосе тебя так… – Мет стучит себе указательным пальцем по лбу.
– Не-ет. Это я потом. В плену спятил.
– Ты пленник? Чей?
– Их, – кивает на шумеров.
– И… они вот настолько тебя развратили?!
Крис, поднимает голову от чтива:
– Он уже был развратен.
– Но… почему ты его не убьешь?
– Мне с ним интересно. Он умный. Есть, о чем поговорить.
Мет:
– Нет, Ктесс, ты посмотри на них! Это, значит, наше нынешнее лицо общества?
Ктесс, кивает:
– Партия по переброске генетики: пьяница, развратник и мыльник!
Тел, кивает на Тина:
– Ты еще одного забыл!
Ктесс:
– Не-ет! Этот – нет. Он не партийный. Хотя… Тин, ты мне скажи, ты какая бабочка? Та, которая на соседнем дереве сидит или та, которую коллекционер облизывал, прежде чем на иголку посадить?
Тин, угрюмо:
– Я белая бабочка.
Ктесс:
– Не-ет! Ты – зеленая бабочка! Сколько ж ты их там уёб?
Рамалий:
– Двадцать тысяч.
Тел с Ретом хохочут, Мет:
– Это что, точная цифра? Ничего страшного, можно было и больше.
Ктесс:
– Тин, а в самом деле, что ты сидишь тут, как красивое насекомое, которое в банку залезло? Чего ты туда залез? Давай к нам: и иголка найдется, и крылья расправим!
Тин молчит. Ктесс:
– Инопланетяне, а ваш начальник только в поэзии выход темпераменту находит?
Рамалий:
– Не только.
– А кого предпочитает? Самцов, самок?
– Самок.
– Какой развратный ежик! А она, соплеменница, что думает?..
– Это не соплеменница.
– А кто ж?
– Гомо из четвертого сектора.
Фот (он стоит в углу зала, прислонясь к стене):
– Лысая?!
– Одичавшая.
Мет, Тел и Рет хохочут, Дентр, поднимая голову:
– Красивая дама!
Крис:
– Да, хороша собой.
Тин:
– С немытыми волосами до пояса.
Аррунт:
– Дело вкуса.
Мет уже долго с интересом наблюдает таракана, выползшего на край стола. Кивает на него:
– Это из диппредставительства?
Рамалий:
– Нет, из соседнего города. Они интересуются насчет фоссилизации. Они ведь в любом случае выживут.
Таракан, шевеля усами, уползает под стол. Мет:
– Что-то понял.
Рамалий:
– Все понял.
Мет:
– Ну и ежики нынче пошли!
Помолчав, обращается к Фоту:
– Я одного не пойму, если у него свои бабочки есть, зачем ему еще белые?
Фот:
– С зелеными не договоришься. Зачем им.
Мет:
– Инопланетяне, а вы случайно не знаете, что они с моей самкой собираются делать?
Рамалий:
– Самца ей подберут. Для потомства. Свои-то негодные.
– А мои на что сгодятся?
– Они только самок собираются плодить.
– Зачем?
– В воспитательных целях.
Тел и Рет опять смеются, Мет вздыхает.
Ктесс:
– Инопланетяне, передайте ему, самому колючему ежику: я знаю, что он лысый! Вот, если он добудет мне компромат на партию по переброске генетики – то помилую.
Кассий, смотрит серьезно, кивает:
– Передам.
Ктесс:
– Что ж, инопланетяне, я, хоть и не шибко добрый, но профессией горжусь: может, что сказать мне хотите напоследок?
Все молчат. Ктесс, вздыхая:
– Ничего не поделаешь: смерть ежику!
Помолчав:
– И вам.
– Вот еще что: по поводу коронации. Что ж, дело святое. Просить пощады у мирового сообщества имеет право каждый. Не каждого пощадят. Кого угодно можно короновать: порядочную мадам, целомудренного самца, даже на акулу можно корону надеть. Но нахлобучить корону пятого сектора на голову магнитной копии – это не просьба о пощаде, это вызов! Выразите ему свое недовольство.
Кассий, поднимает голову, смотрит на Клавза:
– Просим!
Керогеновый мертвый, кивая:
– Правь с умом!
Руфий:
– Будь милостив! Будь справедлив!
Тин:
– Будь удачлив! Не отвергай мудрых советов!
Крис, поднимает голову, смотрит иронически:
– Сгодится!
Дентр, тоже насмешливо:
– Подойдет!
Рамалий, серьезно:
– Справится! Клавз, только не лопай камни из короны: пройдя через кишки, они станут негодные.
Ктесс:
– Что ж. Как говорится: глас народа – глас божий.
Поднимается с места, обращаясь к Кассию:
– Инопланетянин, ты меня выпустишь?
– Нет.
– Что значит – нет?!
– Одного не выпущу.
– Почему ты решил, что я собираюсь выйти один?
– Кто тебя знает, инопланетянин? На континенте война: волки с шумерами дерутся. Тебя съедят, а мне отвечать.
Молчит, глядя в плакетку. Потом, нажимая на кнопку и распахивая дверь:
– Подождите у бассейна, вам сопровождение выдадут.
Инопланетяне выходят, скучиваются у крокодильника. Ктесс с Каром садятся на закраину, остальные остаются стоять.
Фот, оглядываясь:
– Каков мир!
Мет:
– Страшный.
Фот:
– Трагический. Здесь, в первом секторе, смена эпох хорошо чувствуется.
Кар, небрежно:
– Конец эры позвоночных?
Ктесс:
– Тел, я тебе уже все сказал. Я тебя не обвиняю, нет…
Мет:
– А кто это был вообще?
Ктесс:
– Трудно сказать. Вряд ли кто-то живой.
Фот:
– Конечно. Они потому и жмутся друг к другу. Не из-за нас же?
Мет:
– Да, напуганы.
Ктессу:
– Ты думаешь – душа умершего?
Ктесс:
– Несомненно.
Тел:
– Но мы же все ясно слышали голос…
Ктесс:
– Ну и что? Это страшное место, Тел. Скольких тут убили, сожгли, запытали до смерти. Кто-то из тех, из прежних…
Кар:
– 7-7-1 говорит: гомо-зеркальщик.
Ктесс:
– Это он сам так себя позиционирует. Какой же зеркальщик? Нет. Мертвые зеркальщиков не боятся. Да и те тоже, – кивает на окна виллы. – Приходит ниоткуда, уходит в никуда… Да, так и есть…
В это время из инвертированного пространства возникают два волка: самка и самец. Волчица:
– Инопланетяне, вы все тут?
Ктесс:
– Все.
Волк, садится на задние лапы, неуверенно, обращаясь к самке:
– А кто знает?
Волчица, решительно:
– Не надо знать. Надо делать.
К пришельцам:
– Следуйте за нами.
Вся группа углубляется в лес за виллой, где в овраге, как всегда, стоит Ктессова лодка.

9 глава.

Местные жались в кучу, особенно предковые гомо, которые откровенно прятались за спины шумеров и ведьмаков. Предковых предупредили, что они могут взять с собой любое количество самок, но чтоб хоть одна присутствовала. Эти мадам беспрестанно крестились и прижимали углы платочков к губам, глядя выпученными глазами на висящих над площадью огромных акул и кальмаров:
– Свят, свят, свят!
Но уходить не торопились.
Пришлые инопланетяне стояли на другой стороне площади возле помоста, угрюмые и напряженные. Но прилетели все, кого пригласили и даже многие незваные: например, динозавры из четвертого сектора и какие-то коричневые крокодилы. Этих крокодилов, судя по всему, обитатели галактики видели впервые. Были лысые гомо – соседи, пауки, люканцы, шумеры… Новенький коронует правопреемника!
Клавз взошел на помост первый. Он был одет скромно: в белую тунику и коричневые сандалии. Зато накрасился и волосы подвил – местные это заметили. Он сел в роскошное дубовое кресло, специально для него приготовленное. Начальнику говорили, что не стоит – но он все равно обил кресло золотой парчой и пристроил на подлокотники пару крупных голубых алмазов.
– Лишнее, лишнее, начальник, – упрашивал Марк. – Ты еще помост парчой обей!
Но начальник так и сделал.
На сверкающий золотыми нитями помост взошла инопланетянка небесной красоты. В среде иноплеменников задвигались и зашептались:
– Она, она… сама… Мерис!
За нею поднялась начальница соседей – люканка Рэм и, следом за нею, сам начальник. Он нес в руках две скандальные и уже прославившиеся по всем секторам короны. Общество глубоко вздохнуло и выдохнуло. Начальник передал обе короны Мерис. Клавз встал с кресла и опустился на парчовую подушку. Мерис подошла к нему. Все выглядело так, как будто его сейчас не коронуют, а обезглавят. Шумерка прекрасной, словно выточенной из слоновой кости, рукой протянула корону с зелеными камнями, но Клавз отрицательно помотал головой и скромно указал на вторую, с белыми. Мерис передала вторую корону люканке и подняла сверкающий алмазами венец над головой Клавза:
– Сим венчаю тебя на веки вечные правителем этого мира! – и водрузила корону ему на голову.
Общество, шепчась и беседуя, начало расходиться. На помосте никого не было. Рэм тихонько, чтоб никто не заметил, попыталась вернуть зеленую корону шумерке. Мерис отказалась:
– Нет-нет. Ваш новенький рисковал и опозорил себя, украв этот венец. Он по праву принадлежит монарху его мира.
Так Клавз получил еще и вторую корону.

10 глава.

В Кирике, на месте клиники и лаборатории, где работали ведьмаки и Цинна, долго был пустырь. Клиника сгорела в одну ночь, а куда делись ведьмаки, никто не знал. Потом здесь устроили цветник и небольшой фонтан, а рядом – статую пионера из мрамора, с горном, под которой высекли десять библейских заповедей: «Не убий, не укради, не прелюбодействуй…» Жители крестились, проходя мимо.
Цинна вообще все меньше и меньше проводила времени среди предковых, а в городе, где училась, не была уже полгода, когда ее вызвали к «Статуе пионера» запиской, переданной полуистлевшим обитателем сектора 7-7-2. Мертвец уверял, что «предковая дама сама передала записку».
«Это что же за предковая дама, которая передает послание через покойника?» – думала Цинна, идя на место. Дама явилась, опоздав на полчаса. Она была полна, одета в протертый по бокам синтетический домашний халат и осенние ботинки на шнурках. Говорила с ошибками в арцианском, но было понятно, что она прекрасно знает, как сказать правильно. Поэтому спрашивать ее о должности, занимаемой в собственной цивилизации, начальник не стал.
– Сколько у вас договоров со звездами?
– У меня лично? Одиннадцать. Но, если меня возьмут, я могу пользоваться нашими общими.
– Что ж, помощь мне не помешает. Но, что касается вознаграждения… Вы ведь хотите войти в цивилизацию?
– Не то, чтобы… но… здесь везде космические. А они очень нас не любят. Особенно царь-батюшка. Он нас совсем изведет…
Цинна поняла, что речь идет о Клавзе.
– Что ж. Война будет долгой. Если не отобьемся, сами понимаете – говорить не о чем. А если отобьемся – милости просим ваше потомство на службу в диппредставительство. Разумеется, в этом случае вас никто не тронет.
Дама кивала и смотрела подобострастно глазами очень странными – водянистыми и, одновременно, глубокими. Цинна внезапно поняла, что они просто умело маскируются под предковых, а на самом деле от предков в них не осталось почти ничего. И эта подчеркнутая полнота, как у женщины из простонародья. Наверняка ей через аппарат накачали жиру в бока и живот. А приятно ли это? Наверняка нет.
– Послушайте, а что за тип сидит теперь там, в общем зале, закерогенизированный? Я, думаю, вы знаете, о ком я…
Самка закивала:
– Он не местный.
– Откуда?
– Из пятого сектора.
– Но он к вам прилетел?
– Нет-нет. К Клавзу.
– Что ему нужно от Клавза?
– А у них культ. Они узнали, что тут гуманоида-иллюзиониста обижают…
Ясно: культ гуманоида-иллюзиониста.
– Но… они что же, мертвого послали?
– Нет-нет, он был жив, как мы с тобой, Клавз его умертвил и закерогенизировал.
– Вот те на! Зачем?
– А он давно над нами, над гомо-зеркальщиками, упражняется. Чего-то ищет. Инопланетянин сам позволил – вот он и сотворил… а ведь нельзя.
– Бог с ним. Вы бы этого несчастного забрали к себе, а? Потом морские посмотрят, что можно сделать, чтоб в приличный вид его привести. Скоро война. Всех пришельцев, по возможности, надо выслать.

В пещере было сухо: воздух выкачали и стены просушили. Новая мадам сидела сбоку, возле Октопуса. Он сам настоял на этом:
– Не верю я ей. Начнет вредительствовать – я ее сразу придушу.
Но все было тихо: ночь близилась к концу, а шумеры из третьего сектора так и не напали. Небо на экране начало светлеть, и в это время заряд гравитации ударил по соседней звездной системе. Люканцы перехватили его – и больше ничего.
Перед этим Ктесс говорил с Рэм по компьютеру:
– Соглашайтесь на санацию – и вас не тронут. Мы только захватим континент новеньких, а вас оставим в покое.
Санация – это значит все население вырежут, оставят пару десятков на расплод. И Рэм отказалась.
– Что ж. Воля ваша, отбивайтесь. Только, Рэм, договорись с ним… насчет командования.
– Этого не нужно. Мы и так хорошо понимаем друг друга.
Рэм отключилась, а рядом сидящий Кар не преминул съязвить:
– Первый сектор – пьяное царство. Они хорошо понимают друг друга.
Следующая ночь началась с неслыханной по нынешним временам дерзости. Возле третьего сектора шумеров вспыхнула сверхновая: звезда зажглась в ночи и осветила соседние миры, галактики и туманности. И через пять минут по вселенскому времени в глаза Мерис, начальницы пятого сектора, брызнул свет второй взорвавшейся звезды, а еще через пять – послание получила Нут, командующая соседней галактикой. Первый сектор спиральной галактики, обиталище нищебродов и природой покалеченных, вызывал шумеров на битву.

11 глава.

Цинна скоро убедилась, что лучше передать работу правопреемнику: паук лучше знал, откуда сейчас нападут. Это было странно, ведь на сектор напали шумеры и действовали сообща.
Зал отбивался, потом отдыхал. Мадам зеркальщица передавала запросы пауку, паук выбирал, кого использовать и, нажатием лапки на контактный экран посылал заряд на шумерскую территорию. Но, надо отдать им справедливость, шумеры пока отбивались и потерь у них не было.
– Хорошо работают, – почти подобострастно обратилась Цинна к морским, кивая на новенькую. Но они все трое промолчали.
– Я только одного не пойму. У меня бабочки контролируют их нападения, но ведь они ошибаются… может, негодные какие?
– Нет, – коротко ответил Плоурдостеус. Он в перерыве по своему обыкновению включил перед глазами вьющуюся спираль.
– Шумерами не они сами командуют, – соизволил пояснить Октопус. – Там командует паук.
– Что, паук-химик?!
– Нет, галактический паук. Ктессов заместитель.
– Вот оно что!
– Самый лучший специалист по шумерской войне, – бесцветно заявил со своего места паук.
– Ты правильно сделала, что посадила сюда паукообразное, – сдержанно похвалил Плоурдостеус.
– Хорошая букашка! – заявила Мадам акула. И с гордостью добавила: – Моя!
Днем Цинна и новенькая спали в углу, накрывшись ватными одеялами. Заряды приходили и днем, но начальница была уверена: их отобьют. На третью ночь начальник сменил паука и новенькую, оставив их в резерве, а сам напал на гравитационный отсек Мерис вместе с Мадам акулой. Акула есть акула: к четырем часам ночи коллапс, который использовали шумеры пятого сектора, взорвался. Он находился далеко в космосе, поэтому никто не пострадал, но дипломатическое представительство осталось без оружия. Третий сектор и соседняя галактика принялись дружно нападать, защищая собратьев.
Это длилось очень долго. Пара миров в родном секторе исчезла со звездной карты, а соседи в очередной раз получили по головам радиацией. Но они тоже, как могли, отбивались. Война продолжалась днем. В космосе шутят: «Если вечером на горизонте нет звезды – значит днем в небе дрались шумеры».
На четвертую ночь новенький напал на пятый сектор. Он делал запрос к очередной звезде:
– Нужны?
И космический объект отвечал:
– Нет
Ему вторил другой:
– Нет.
Третий:
– Нет.
Звезды посылали материю несчастному космическому объекту, жизнь на планетах которого никого не устраивала, – и он моментально взрывался. Пятый сектор покрылся жуткой сетью сверхновых. Шумеры третьего сектора и загалактические запросили мира для себя, ввиду того, что их соседи вот-вот погибнут. Начальник новеньких перестал колотить по звездам. Но что интересно: его удары аккуратно обошли одну область, именно северо-западную зону пятого сектора, где находилось несколько планет, населенных морскими гомо. Уже потом, много лет спустя, стало известно, что новенький передал начальству одного из этих миров какое-то животное с просьбой позаботиться о нем. Это млекопитающее, обессмерченное плазмидами и, кстати, прекрасно владеющее местным наречием, не раз демонстрировалось любопытным. Некий переходный экземпляр между насекомоядными и приматами. Их называют зайцеобразными. В пятом секторе возник культ, где поклонялись потомкам этого зайца от местной крольчихи, а сама пощаженная зона стала называться «Зоной священного зайца».

12 глава.

Мир, в котором прошли детство и юность, вызывал отторжение. Цинна чувствовала, что еще немного – и она задохнется от депрессии. Она брела по берегу моря возле Кирика и машинально вылавливала из воды пластиковые бутылки. «Вот, сколько мы чистили, чистили… и опять они плавают. А сколько мусора по-прежнему на свалке возле города? Кто его разгребет? И трава растет совсем плохо…». Не стоило забывать, конечно, что еще пять лет тому назад травы в этом месте совсем не было… «Нет, плохо, плохо… все зря».
– Начальник! Начальник! – вопил кто-то, торопясь и спотыкаясь по песку. Цинна подняла голову.
– Ваши велели передать. Опять напали. Да, напали, кажется – на континент.

Из пещеры опять откачали воду. Октопус ворчал тихо в углу:
– Ну, и для чего? Что, она в воде посидеть не может?
Он имел в виду гомо-зеркальщицу.
– Так все равно ж так положено? Во время войны воду убирают…
– Мало ли что где положено! Бардак в пещере! Кого только нет!
Лодок нападающих шумеры насчитали около двадцати. Более точную цифру назвать не сумели.
– Так не все ли равно, начальник? – оправдывался Марк. – Как пришли, так и уберутся, сколько было – столько и уйдут.
С последним замечанием можно было не согласиться. Главным образом потому, что лодки были шумерские, из пятого сектора.
– Мы их опозорили, Марк. Они будут драться, как звери. И, вполне возможно, что совсем отсюда не уйдут.
Днем шумерские лодки били по диппредставительству. Защита мертвых работала на совесть, что вызывало невольную гордость. Все-таки, удалось их воспитать. Но вечером один заряд пропустили, и он угодил в болото за виллой. Волна из ила, тростника и лягушек окатила дом весь, с крыши до цоколя, и любовно вымытые весною окна заляпало грязью.
Ночью десанту морских гуманоидов было приказано сняться с полигона и напасть на шумеров. Не пытаться их разгромить, а аккуратно загнать под гравитационную крышку.
– Что ты делаешь, начальник? Как ты будешь от них защищаться там? – недоумевал Марк.
Но к утру половина шумеров оказалась в ловушке, половина продолжала колесить по орбите.
– Черт! Да это хуже всего! Ну что за безрукие тупицы!
– Это неважно, – Плоурдостеус продолжал наслаждаться видом спирали. – Главное – кого удалось загнать. Если полководец остался снаружи – ты проиграл, начальник. А если он тут – то внешних надо выпроводить.
Ночью никто на диппредставительство не напал. Это было удивительно.
– Они, должно быть, знакомятся с местностью, – решил Октопус.
А на орбите шел жестокий бой: местные шумеры, дикари, дрались с пришлыми, воспитанными и обученными военными. И начальник сделал, что хотел с самого начала: закрыл гравитационную крышку наглухо.
– Все! Из нас получится общий суп.
– Сборный. У тебя совсем нет чувства юмора, я сколько раз тебе говорил.
– А у тебя есть? Выключи это, я тебя умоляю!
Но Плоурдостеус продолжал кайфовать перед экраном, в блаженстве помахивая в воздухе хвостом.
Вызов от инопланетян пришел на компьютер командующего, но командующий изображение не включил.
– Я не показываю себя, потому что я страшный. Что вы хотите?
– Я хотел бы поговорить с начальником.
– Сейчас я переведу вас к нему.
Цинна бродила по своей пещере из угла в угол: ей очень хотелось напиться. «Все ж допилась я таки до алкоголизма!» – думала она. Боль, страх, сожаление: жизнь заканчивается, а зачем она прожита? Засигналил компьютер. Она подошла, села, включила. На экране возникло благообразное лицо космического морской расы:
– Мое почтение!
– Мое тоже.
– Мы уже две недели у вас…
– Ну… и как вам тут нравится?
– Хотим домой. Каковы ваши условия?
– Никаких. Я сейчас открою крышку и летите с богом. Передавайте привет вашему начальнику.
– Одну минуту! Кто у вас там за главного?
– Мой правопреемник.
– Он кто?
– Паук. Паук-химик.
Экран погас.

13 глава.

Цинна по пути на виллу машинально отметила, что Тин очень похорошел за последнее время: синюшная бледность исчезла, глаза наполнились красками, руки больше не дергаются, как в нервном припадке. Выздоровел! Он сидел на закраине крокодильника, прислонившись к угловому украшению.
– Одну минуту!
Цинна резко обернулась.
– Ну?
– Я согласен взять счетчик начальника континента.
Она подошла вплотную:
– Знаешь, кто ты такой?
Тин увернулся от первого удара выпрямленной кистью руки, но второй угодил ему по свежезажившей ране. Он подпрыгнул (как принято у шумеров в драке) и отбросил гомо на закраину. Цинна скрючилась, перегнувшись пополам, а Тин стоял над нею и ждал.
– Сейчас. Принесу его. Только он раломан.
– Я соберу.
Она спустилась вниз и вернулась с обломками платинового браслета и большим зеленым камнем.
– Вот.
Тин взял отличительный знак своей новой должности и поклонился.

Цинна бродила по горному склону, с наслаждением подставляя лицо ветру. Она знала, что домой уже не вернется, но медлила. «Что меня держит, что меня держит… что…» Она села на обледенелый камень. Гималаи. Это самое место и самое время, чтоб проститься. «Я ведь не бегу, я ухожу, чтоб умереть…» И тем не менее это так напоминало начало жизни. Залезть в кучу опилок, чтоб выспаться, вместо того, чтоб вернуться и поискать мать. Наконец, без размышлений, машинально, она вызвала лодку, так же механически забралась в нее – пластиковая дверь биоробота захлопнулась.
«Это все еще первый сектор? Нет-нет. Скорее, скорее – прочь!» И лодка ушла из галактики.


               
               
                28 ноя. 23 г.